Запиши мой голос на кассету

Современность. — Ч-что? Как? — с трудом произнёс поменявшийся в лице Шатунов. — Его только что увезли… Всё случилось во сне… Я позвоню тебе, когда будет решено с похоронами, — шмыгнула носом Елена. — Продиктуй мне номер карты, я… Я скину деньги на похороны… — Юре казалось, что всё происходит во сне. «Как же так, Кузя?! Как же так?!» — хаотично билось в мозгу. — Спасибо… Сейчас, подожди минутку, — послышались шаркающие шаги, потом какой-то грохот. Записав номер карты Елены, Юрий попрощался с ней. Чувствуя, как накатывает волна отчаяния, он поспешил сделать солидный перевод через приложение банка. Руки тряслись. Лишь оставшись наедине со своими мыслями, Шатунов понял весь ужас того, что случилось. Умер Кузнецов. Его наставник. Его друг. Человек, который первым увидел Юркин музыкальный талант и научил азам музыки. В последние годы они почти не общались, но в глубине души Шатунов почему-то думал, что это временно, что наступит срок, и они снова станут близки. Но обычно подобное никогда не сбывается. И в этот раз не сбылось. — «Дорогой Юрочка, в зале сидят три ваши самые ярые фанатки: Юля, Катя и Таня. Пожалуйста, пошли нам воздушный поцелуй, мы так долго этого ждали», — услышал Юра собственный голос. Оказалось, он не поставил на паузу видео с концертом. Сделав это, мужчина резко встал, дошёл до окна, открыл его, и жадно закурил, словно только сигарета могла спасти его от боли. В голове всплыло воспоминание. Кузнецов сидел в холодном актовом зале. За окном тихо падал снег. Детский дом потихоньку готовился к Новому Году. Тихо скрипнула дверь, и на пороге появился очень скромный черноволосый мальчик. Пряди на его макушке стояли торчком, сам он несмело переминался с ноги на ногу. — Юра, привет, — слабо улыбнулся ему Сергей. — Проходи. — Здрасьте, — Шатунов подошёл к сцене. Сидящий за роялем композитор улыбнулся чуть шире. — Угадаешь, какая нота? — и нажал на одну из клавиш. — «Си». — А эта? Снова короткий звук. — «Фа». — Хм. А если три? — «До», «Ми», «Ре». Кузнецов казался впечатлённым. — Не зря мне сказали, что у тебя отменный слух. Ты молодец, Юра. Шатунов слегка ухмыльнулся, глядя на мужчину исподлобья, как волчонок, знающий, что охотник может скрываться даже под самой доброжелательной личиной. Шаркнув ногой, он глубже засунул руки в карманы. — Споёшь? У меня есть небольшой отрывок песни. А я буду аккомпанировать, — Сергей взял белый листок и приподнял его вверх, улыбаясь своему новому ученику. — Ну, попробую… — Сюда иди. Поднимайся на сцену. Шатунов потёр нос рукавом свитера и запрыгнул на сцену. — Меня, кстати, Серёжа зовут, — Кузнецов протянул Юрке руку. Тот покосился на неё, но пожал. — А отчество? — шмыгнул носом — ведь недавно простыл. — Можно без отчества. В руках мальчика оказался листок. Думая о том, что скоро надо идти вырезать снежинки, которыми будут украшать оконные стёкла детдома, Юрка скользил взглядом по тексту песни. «Вечер холодной зимы. Вечер — и вновь вместе мы. Вечер, как мы тебя ждали, но ты Заметёшь до утра следы». Воспоминание уплыло, словно осенний дым. Шатунов стоял у окна, сигарета жгла пальцы. Кузнецов… Серёга… Кузя… Как же так? Мужчина не глядя бросил остаток сигареты в пепельницу и дал волю слезам, прижимая ладонь к лицу. ...Известие о смерти Сергея застало Разина в Москве. Сперва он хотел написать в своей социальной сети пост соболезнования, но потом решил повременить, и сделал перевод денежных средств для решения похоронных хлопот. В этот же день у него была встреча с телевизионщиками. Андрей и журналист сидели за круглым дубовым столом, сзади пленило красотой сочетание хрусталя, дорогой французской мебели из дуба, позолоты и стекла. Столовая была обставлена изысканно, со вкусом, который читался в каждом золотой вензеле, в каждой статуэтке на полке серванта, в каждом хрустальном бокале. — …как мэр, как краевой депутат, я привык работать с проблемами простых людей, которые нуждаются в помощи. Нужно делать своё дело до конца, быть в нём специалистом, а не пускать пыль в глаза, хоть большинство политиков и поспорят сейчас со мной, — властно вещал Разин. — Я всегда строил, созидал. Этим и должен заниматься настоящий мэр, депутат. При мне не было снесено ни метра жилья… — Как вы смогли найти способ сочетать работу в шоу-бизнесе и политическое русло? Это, наверное, сложно, — журналист с благоговением смотрел на главного афериста поздней Перестройки. — И там, и там организаторство и помощь обездоленным. — Вы любите помогать людям? — Я этим и занимаюсь всю свою жизнь, — самодовольно улыбнулся Разин. — Все эти неблагодарные звёзды, сукины дети, откуда они пошли? От меня. Басковы, Газмановы, и дальше, дальше. Когда я, будучи племянником Горбачёва, выбил себе дворец, все кинулись ко мне. Вот через мои руки и прошли все, кого сейчас любят и слушают. На моих глазах зарождалась группа «Любэ», и было это в моём ДК. Можете себе представить объём моего вклада в каждую из звездулек? Мужчина рассмеялся: — Да, вы необычайно талантливый комбинатор. — Вся эта наша эстрада ночевала в ночлежках, бродяжничала, перебивалась с хлеба на воду. И что было бы с ними, если бы не мой вклад? — сально улыбался Разин. — Спились бы ещё раньше. Все прошли через мои руки. — Вам очень помогала легенда, что вы племянник Горбачёва… — А как же. Всё решалось на уровне «Помогите, Андрей Александрович». И я помогал. Людям нужно помогать. Звонил, бывало, и по правительственной связи — говорил голосом любимого дяди, так сказать. — И схема всегда работала без перебоев? Наверное, вы всегда ходили по краю. — Не без этого. — А как в вас, вообще, зародился этот азарт, авантюризм? — восторженно вопрошал журналист. — Мне с раннего детства казалось, что надо брать от жизни всё — инстинкт выживания. Особенно крепко этому учит детский дом, — снисходительно ухмыльнулся Андрей прямо в камеру. — Немного перескакивая вперёд — насколько сильной для вас стала утрата Сергея Кузнецова? Ужасная весть… — Это утрата, — Разин задумчиво провёл пальцем по золотой десертной ложечке. — Этот человек написал все хиты «Ласкового мая», и мне жаль, что его судьба сложилась таким образом, но он сам выбрал свой путь, как и любой другой человек. — Поедете ли вы на его похороны в Оренбург? — Думаю, что да. Да. «И увижу там Юрочку», — с теплотой и болью в сердце подумал мужчина. — Слухи ли то, что говорят о ваших возможных судебных тяжбах с Юрием Шатуновым? — Время покажет, — по-лисьи ухмыльнулся Разин. — Сейчас многое зависит от его слов и действий. Сейчас вот все ругают Разина, а им бы вспомнить, где были они и где был я в восьмидесятых годах. Когда я снимался в «Утренней почте», у меня на подтанцовке был Боря Моисеев. Сергею Крылову дал путёвку в жизнь тоже я. Что же касается Юры… Сердце Андрея ёкнуло, но он бесстрастно и самодовольно продолжил. — …то он попал под дурное влияние, а ведь когда-то мы были самыми близкими людьми. Но я никогда не перестану повторять, что Юра и сейчас остаётся для меня самым близким человеком. Никакие суды этого не изменят. Мы всегда будем… вместе. Говоря это, Андрей с обливающимся кровью сердцем думал, что никогда не прекращал любить Юру, ни на одну секунду. И через столько лет любит, как в далёком в восемьдесят девятом. И будет любить. Всегда.

***

Разин бросился на девушку, та с визгом помчалась прочь. Шатунов расхохотался, так и оставшись сидеть на диване. Андрей и Лера сцепились прямо на лестничной площадке. Взбешённый парень забыл обо всём, начав избивать Кудрявцеву. Та тоже давала сдачу по мере сил, и царапалась. — Хватит запрещать Серёжке видеться со мной! — орала она. — Да пошла ты нахер! У меня в коллективе нет никаких романов! Это запрещено! — Ага, а что я щас видела?! Разин с силой ударил её по лицу. Видев, что Лера вот-вот может покатиться кубарем с лестницы, грубо сжал её запястье и дёрнул на себя. Прошипел в лицо: — Слушай ты, шлюха крашенная, если хоть одна живая душа узнает… Я тебя закрою, и всё твоё семейство, и с Ленюком ты больше никогда не встретишься. Поняла, блядь?! — Да не трогай меня! Мне больно! — орала Кудрявцева, пытаясь вырваться. Волосы закрывали её лицо. — Ты меня услышала?! — гаркнул Разин. — Да услышала, блять! Андрей оттолкнул девушку в сторону лифта. — Проследила же, дрянь… — с ненавистью пробормотал. — Просто ответь… Сергей с вами или в Москве? — Лера потрогала ссадину на лице и убрала волосы за спину, явно не особенно расстраиваясь из-за драки. — В Москве! Всё, вон пошла! — заорал Разин. Когда он подходил к квартире, Юрка выскочил из неё. — Всё, она ушла, — выдохнул Андрей. Он старался отдышаться, его грудь вздымалась, на лице виднелись царапины. — Ты ж не бил её? — скривился Шатунов, с малолетства считающий, что бить женщин, какими бы они ни были — это плохо. — Неважно. Она русского языка не понимает. — А ты вроде оратор крутой… Не? — сузил глаза Юрка. — Всё, хватит. Идём скорее, а то соседи выбегут, — Андрей мягко обнял Шатунова и завёл в квартиру. Ему было неспокойно. Он чувствовал, что чёртова Кудрявцева не отстанет. Вот угораздило же Ленюка связаться с этой пронырливой девкой! Никто другой не подвернулся?! — Ну и раскраска, — пробормотал Разин, стоя у зеркала в ванной и рассматривая следы стычки с Лерой. — А мне завтра с важными людьми встречаться. — Я завтра хочу с Серковым в океанариум сходить. Говорят, там круто, — подпирая плечом дверной косяк, Юра ковырял пальцем стену, задумчиво хмурясь. — Ну сходите, — Разин открыл аптечку и достал йод и вату. — Сучья баба… Только вы недолго. Чтобы к трём был дома. — Ага. Андрей? — Что? — парень принялся сосредоточенно обрабатывать царапины. — А если она кому-нибудь расскажет о нас? Ты говорил, это будет твой крах. — Не расскажет, — отчеканил Разин, ощущая приступ удушливой ненависть к Лере. — Почему уверен? — Потому что. Не забивай себе этим голову. Шатунов сильнее насупился и показал язык спине Разина. — Я всё вижу. — Поехали уже в гостиницу. Там торты и конфеты — мне на концерте подарили. Если их ещё не сожрали, — Юра оттолкнулся от дверного косяка и неожиданно обнял Андрея сзади. По телу Разина прошла сладостная дрожь. Его Юрочка, заласканный солнцем и пропахший морем и тёплым песком, в эти секунды очень его любил — Андрей чувствовал это. И был уверен, что сможет удержать Шатунова рядом с собой всю жизнь. Никто и ничто не сумеет их разлучить. Эта любовь глубже океана, шире Вселенной, над ней невластны города, расстояния, обидные слова и годы. Она вне времени и пространства. Она бесконечна.