Запиши мой голос на кассету

Современность. Оля поставила на стеклянный стол две большие тарелки со стейками и свежими овощами, затем села напротив Юры и улыбнулась ему своей фирменной, довольно приятной и обаятельной улыбкой. Шатунов чуть улыбнулся в ответ, задумчиво потёр пальцем подбородок и, ловко осмотрев стол, взялся за приборы. — Пахнет вкусно. — Надеюсь, тебе понравится степень прожарки, — посмеиваясь, Ольга тоже начала отрезать от стейка ломтик. Мясо выглядело аппетитно и пахло ничуть не хуже. Корочка слегка хрустела, придавая пикантность трапезе. Юра посматривал на возлюбленную, жуя свинину. Он думал о том, куда повезёт её в отпуск, который у Залесиной был не за горами. Певец сумел подстроить свой график так, чтобы провести некоторое время подальше от назойливых папарацци и фанатов. Это должно быть голубое нежное море с солнечным отблеском на глади, это должен быть горячий белый песок, и желательно чужая незнакомая речь. Где он, Шатунов, будет не легендарным певцом, а просто человеком. Мальта или Рио? Почему-то эти два варианта сразу возникли в голове мужчины, и теперь соперничали между собой. — Ну как? Нравится? В ярко-рыжих кудрях Оли засело солнце, льющееся в окно. Хотелось протянуть руку и коснуться его. Пряди, наверное, были горячими… Шатунов кивнул и с хитринкой улыбнулся, тем самым демонстрируя свои задорные ямочки: — Обалденно. Прожарено прям как я люблю. — За эти несколько месяцев я успела тебя немного изучить, — рассмеялась Залесина. Шатунов хрустнул огурцом, просто слушая тёплый смех. Вокруг было красиво: изящная и очень уютная гостиная в стиле прованс, с большим количеством яркого декора, разбивающего нежность французской бытности. Например, картина у окна, на которой запечатлено яркое, какое-то совсем сюрреалистичное дерево с цветами на ветках. В кармане джинсов Шатунова зашевелился смартфон. Тот отложил вилку, и, промокнув губы салфеткой, достал трубу. Номер высветился незнакомый, и Юрий по привычке замешкался. Если это не люди, с которыми он работает, то кто? Но звонок принял. О чём быстро пожалел. — Видел твоё новое интервью у Малахова. Очень мило, меня даже тронула твоя озлобленность, — раздался будто бы уязвлённый, но вместе с тем вполне размеренный голос. — А эти подстрекатели рядом… Не туда они тебя тянут, Юрка, не туда. Это был Разин. Человек, с которым Юра уже давно находился в публичной ссоре. Они то и дело обменивались колкостями в социальных сетях, а Андрей при случае охотно рассказывал журналистам о неблагодарности Шатунова: тем не помог, туда не поехал, да и своего благодетеля не ценит… А уж чего стоят «юридическая неграмотность» и «необразованность» Юрия, если верить Разину? Брюнет сморгнул, тупо глядя перед собой. Он впал в ступор, и не понимал, что делать: сбросить звонок или что-то ответить? Разин умел делать так, что у певца начинало знатно полыхать. Он боялся, что и сейчас бомбанёт. — Тебе чё надо? — чуть севшим голосом спросил Шатунов. — Юра, может, встретимся? Долго ещё будешь бегать от меня? — это звучало, как вызов. — Нет. — Ты ведёшь себя, как капризный ребёнок. — Хватит, — процедил сквозь зубы Шатунов, заставляя Ольгу замереть с вилкой в руке. Юрий порывисто встал и вышел из комнаты в коридор. Прикрыв за собой дверь, он нервно упёрся на вытянутую руку, приложив ладонь к стене. — Ты какого хера мне звонишь? — со злостью выпалил он. — Сколько, блять, можно? — Что именно? — Разин явно ухмыльнулся. «Доставать меня», — чуть было не сказал Шатунов. Несмотря на обычное спокойствие, он мог легко вспыхнуть, когда дело касалось Андрея. Как же тот достал Юру! Задавил и заглушил. И даже теперь лез в его жизнь, а ведь уже прошло столько времени с тех пор, как… — Можешь больше не звонить? Или это невыполнимая для тебя задача? — обрывисто спросил Юрий, чувствуя, что закипает всё сильнее. — Ты так и будешь обижаться? На что, позволь узнать? Шатунов хорошо знал эту ленивую интонацию с нотками снисходительности. Она знатно его бесила. А ещё знал, что Андрей пустит пыль в глаза совершенно любому, наболтает с три короба, и будет болтать, и болтать, и болтать, выворачивая факты наизнанку. Спорить с ним — самоубийство. — Разин, ты действительно думаешь, что я буду всё это обсуждать? — чуть ли не рыкнул Юра. Его ладонь, лежащая на стене, сжалась в кулак. — По телефону — нет. Но если мы встретимся… — А мы не встретимся. — Встретимся. Я тебя уверяю, — голос Разина звучал даже где-то нежно. Шатунов же резко почувствовал в этом угрозу. Андрей постоянно лез в его жизнь. Всеми правдами и неправдами. И мужчине совсем не хотелось думать, что за всем этим стояло. Не хотелось вспоминать, что тот давно выросший мальчишка с озорными голубыми глазами и лучистой улыбкой был влюблён в нагловатого и немного странного парня с железной хваткой. И звали того парня Андрей. Шатунов уже давно считал себя другим человеком, а то было давно. И неправда. — Не думаю, — Юра отошёл от стены, проведя свободной ладонью по влажному лбу. Он сам не заметил, как ему стало жарко от этого разговора. — А я знаю. — Ты ведь не в Москве? — Шатунов полез в карман джинсов за сигаретами, губами вытащил одну из пачки и зажал ими. — Это сюрприз, — рассмеялся Разин. — Пошёл ты… — пробормотал Юра, бросая пачку на столик у входной двери и доставая зажигалку. Она зажглась с третьего раза, оставив боль в пальце. — Юрочка, ты наговорил обо мне столько дерьма, но я не обижаюсь. Если тебе так хочется меня ругать — ругай. Только не надо делать вид, что мы чужие. Я скоро буду у тебя. Разин звучал властно и убедительно. — Только посмей… — музыкант чуть не захлебнулся дымом. — Какого хера тебе надо? Ты тут недавно хвалился тем, сколько имеешь домов и замков, машин и недвижимости. У тебя всё есть. Так вали! — Не всё. Сердце Шатунова сжалось. Он понял, что Разин имел в виду. Это заставило его пальцы задрожать от неприятия услышанного. Он молча сбросил звонок и сунул смартфон в карман. Нервно глядя в стену, Юра просто стоял в коридоре и курил. Солнце медленно ползло к горизонту.

***

— Ты будешь чай или кофе? — спросил Андрей, когда Шатунов появился на кухне. В одних только джинсах, ещё пока даже не застёгнутых. — Чай, — сонно ответил и зевнул. Разин жарил яичницу. Раскладывая завтрак в тарелки, он исподволь наблюдал за своим любимым. Тот уже жевал хлеб, стуча пальцами правой руки по столу. То почешет висок, то откинется на спинку стула… Непосредственный. Самый лучший. Самый красивый мальчик. Вернее, уже парень, но ещё сохранивший нотки уходящего детства. Сам же Разин был собран: волосы зачёсаны назад, лицо немного смурное и строгое, чёрная футболка с жёлтой эмблемой и голубые джинсы только из стирки. Внутри сидело гадкое чувство ревности, пожирая органы один за другим. Чёртов Кузя. Блядский Кузя. Хотелось его уничтожить. Задушить своими собственными руками. Как же Юрка был к нему привязан… Ещё с Оренбурга. И Андрей не собирался глушить в себе это чувство и жить дальше так, словно ничего не было. На кой чёрт Юрочка сидел у этой мрази полночи?! Не пыталась ли та соблазнить его?! — Давай есть, — сказал он, ставя на стол чашки с чаем. Ему больше нравился кофе, но сейчас не хотелось возиться с варкой. — Ты помнишь, что сегодня в шесть концерт? — глядя на то, как быстро уплетает жареное яйцо Юра, спросил Разин. Деловито глянул на часы. Было почти двенадцать. — Помню, — вздохнув, пробубнил Шатунов. Понять настроение юной звезды было не так просто. Иногда оно менялось стремительно. Сперва Разину казалось, что Юрочка не злится, а теперь ощущал, что слова про хоккей не были просто словами. Протянув руку, Андрей накрыл пальцами ладонь Шатунова, лежащую на столе. Когда вчера он покрывал поцелуями грудь любимого, посасывая и поглаживая языком его нежно-розовые соски, певец вроде как оттаял. Начал постанывать, вплёл пальцы в волосы Разина. А потом Андрей нахально приспустил с того бельё, и вобрал член в горячий рот. Сперва сосал только головку, постепенно беря всё больше. Покрасневший в щеках от ощущений Шатунов мотал головой и громко эротично стонал, крепче сжимая волосы любовника в пальцах. А потом одно обнажённое тело прижалось к другому. Они страстно целовались, с языками, проникающими как можно глубже. У Юры это получалось немного неловко, у Разина — хищно. Ему нравилось и подготавливать парня к сексу, мягко разрабатывая его отверстие. Это был особый ритуал, и Шатунов в такие моменты был под его полным контролем. Стонал, чуть прогибая спину, а анус то «заглатывал» его пальцы, то отпускал. Финалом негласного «примирения» было соитие, когда Андрей размеренно и осторожно трахал парня, лежащего на боку. Разин входил под таким углом, чтобы Юре было максимально приятно. Тот стонал, влажный, и желающий кончить. Шептал, тёрся лбом о подушку и жмурился, а звуки шлепков становились всё чаще и сильнее. Гладить любимого по животу в тот момент, когда семя заполняет кишечник — особое удовольствие для Андрея. Шатунов то сжимался, то разжимался, пока Разин накачивал его спермой, а тот уткнулся в его шею сбоку и, продолжая кончать в унисон с ним, позволил себе гортанный полудикий стон. — Я люблю тебя… — прошептал он, когда первые конвульсии оргазма растаяли. Они так и лежали на боку. Разин сзади, поглаживая Юру по животу и не вытаскивая из него член. — Люблю… — шепнул в ответ Шатунов, голубые глаза которого блестели, как топазы. Он был весь в своей сперме, внутри него было много спермы… Он был зажат между Андреем и стеной, и ему было хорошо. Он снова уснул. — Юра, я хочу, чтобы ты понял. Я ответствен за весь коллектив, и не могу допустить того, чтобы Кузнецов работал с подростками. Он спаивает их. Ты это понимаешь? — ревность буквально выплёскивалась наружу, Разин с трудом сдерживал её в поучительной интонации. — Да понял я, понял, — хмыкнул Шатунов, жуя яичницу и как-то по-хитрому прищурившись. Недобро. — И что ты там понял? У Андрея от ревности даже не было аппетита. — Что ты бесишься, что я с ним общаюсь. Ты ревнуешь к нему… Парень не ожидал такого удара в лоб. Потянулся за чашкой и сделал глоток. Ну не признаваться же в сводящей с ума ревности? Он считал себя более старшим, опытным и мудрым. Он не должен показать свою слабость. Но Шатунов явно всё понял. Этот его прищур говорил только об одном. Вспомнилось недавнее «Люблю» от Юрочки. И сердце Разина жадно колотило: «Только люби меня. Только люби…». — Посуду за собой мой, — ухмыльнулся Андрей, чуть женственно потирая губы. — Не буду! — Куда денешься. — Пойду в хоккей погоняю! Спасибо за жратву, — Юра, будто бы глумясь над парнем, положил вилку в пустую тарелку и вышел из кухни. Разин настиг его мгновенно, точно коршун. Развернул к себе, прижал спиной к стене и положил ладони по обе стороны от прекрасной головы. — Пошёл ты… — протянул Юра, впрочем, явно довольный. Улыбнулся и фыркнул. — Родной мой, хороший… — прошептал Разин, касаясь губами губ того, а голос звучал неверно, коварно. — Ты только мой. Никому никогда тебя не отдам. И Шатунов крепко обнял его, позволяя горячему языку ворваться в свой рот. Так они и стояли в полутёмном коридоре, и с громким влажным звуком целовались.