Запиши мой голос на кассету

А метель бьёт в лицо. Как она к вам жестока К вашим судьбам, и снам, И случайным прохожим. А метель бьёт в лицо, И стучит в чьи-то окна, И в чужие дома, И по стенам чужим. ©

На Москву давило тяжёлое, предрекающее дождь, небо. На душе у Разина было так же, иначе зачем бы он скурил очередную сигарету, а ведь «не курит». Андрей с нервной дрожью во всём теле теребил в руках связки ключей, а те и рады были позвякивать. Потом с грохотом отбросил на стол. Зачем держал? Просто боялся, что Юра опять уйдёт. В голове басами орало только одно: «Как посмел? С кем? С кем?!» Но Разин дал себе слово держать себя в руках. И держал даже когда Юрка грубо оттолкнул его, жуя жвачку и отправляясь в спальню. Но разговор был не закончен. Андрей уже выпил кофе, и минералку, и побродил по квартире, и даже заглянул к своему мальчику. А тот всё спал, уткнувшись лицом в подушку. Виднелась только чёрная макушка. И, испытывая прилив нежности и злости, Разин покорно прикрыл дверь и вернулся в гостиную. Продолжил ждать, хмурясь вместе с погодой за окном. Андрей потянулся к стопке журналов, ярко лежащих на столе, и стал их лениво перебирать. То читал, это тоже… А в голове только одни мысли: с кем и где был Шатунов после концерта? И догадывался, что у Кузнецова. У этого чёртового алкаша, пройдохи, сволочи… О, сколькими эпитетами Разин уже наградил бывшего коллегу. Если Андрей и ревновал к кому-то безумно в полном смысле этого слова, то к Сергею. Тот слишком глубоко проник в дерзкую душу парня, и знал его слишком давно и хорошо. Все остальные, включая визжащих фанаток, доставляли Разину не столько боли и неудобств, сколько болезненное знание об этом типе. О проклятом Кузнецове. Какие истории тот писал, в чём-то даже банально и открыто посвящая их Юрочке. Сколько он вложил чувств к нему, сочиняя свои самые классные хиты! Ублюдок… Захотелось пить. Андрей, нервно отбросив журналы, потянулся к стакану с остатками воды. Нет, ждать больше было нечего. Пятый час вечера. Шатунов шатался чёрт знает где до трёх ночи, и, ничего не объясняя, отверг, ушёл к себе. Вернее, к ним. В спальню. Это ненормально и вообще дико. Разин, и без того терзаемый ревностью, взлохматил свои и так не прилежно лежащие густые волосы и ринулся в сторону спальни. На нём была чуть вытянутая белая футболка и голубые выцветшие джинсы. Выглядел Андрей устало и измученно. Открыл дверь. Снова заглянул в комнату, окутанную полумраком. Но на этот раз уходить «просто так» ему не хотелось. Он вытрясет всю дурь из Юрки и узнает, чем этот наглец занимался ночью. Разбудит, и выяснит. Шатунов лежал уже по-другому, согнув ноги в коленях. Когда Андрей, царапая ногтями ладони, нервозно подошёл к кровати, на него выплеснулись два ярких голубых озерца. Это был его Юра. Юрочка. И он не спал. Сердце парня ёкнуло и заныло. Разин, как то часто бывало, пытался понять душевное состояние Юрчика. А тот лишь сонно потёр глаза и равнодушно стал рассматривать свои пальцы. С голой грудью, прикрытый одеялом лишь по пояс. Терзающий душу Андрея, которой, как считали многие, никогда не было. Но если он так безумно любит этого пацана, значит, она есть? — Проснулся? — и голос Разина звучал натужно, хрипло. Кашлянул. — И что? — Шатунов даже не думал поглядеть на Андрея. — Где был? Ты вернулся в три часа. Ты сказал, что будешь не позднее десяти, — тот с трудом сдерживался, чтобы не начать орать. — У Серёжи. Всё обрушилось. Разин замер и сглотнул. Хорошо, что Юра не видел этого позора. Он стоял перед пацаном и не мог унять чувств. Стыдно как. И жгуче больно, дико обидно. — Какого Серёжи? — Андрей медленно сел на край кровати, говоря уже тише, почти полушёпотом. В глазах отразилась вся гамма чувств. — У Кузи. Херово ему без нас. Попробуй вернуть его, а? Юра соизволил перевести голубые очи на возлюбленного. Тот снова ощутил удар. То ли сердца, то ли тока. В целом было больно. Банально больно. Юрка смотрел холодно и равнодушно. — Нет. Я уже объяснял, — снова хрипло ответил Разин и медленно подался вперёд, потёрся носом о нос Шатунова. — Чем занимались до трёх? «Этой пьяной дряни в моём коллективе никогда не будет. Ни за что», — почти визжало нутро. — Он меня всякой жратвой обкормил. Там ещё один его друг был. Попел немного, он показал, над чем работает. Музыка улёт. Слышь… Ну попробуй, а? Ну верни Кузю. Разин помнил, как эмоционально Шатунов воспринял «уход» Кузнецова. На самом деле, там не обошлось без Андрея, который давно привык пробивать стены лбом. Но Юрчику это знать было необязательно. — Нет. Он алкаш, и спаивает ребят, — Разин нежно обнял парня за талию, ощущая бархатистость обожаемой кожи. Хотел поцеловать Шатунова, но тот демонстративно отвернулся и уставился в стену. — Что опять с тобой? — Андрей коснулся губами ключицы, которое было как топлёное молоко. — Я скучаю по нему. Сердце скрутило от боли, через мясорубку пропустило. Разин натянуто улыбнулся. — А я не хочу, чтобы ты так делал. Уходил в ночь, возвращался под утро… — Что хочу, то и делаю, — пробубнил Юрка, глядя на голубые обои. Разин заметил чёрную прядь, прилипшую к виску любимого, и трепетно поцеловал её. — Да… вроде как да. Но и не всё. Ты должен помнить, что я несу за тебя ответственность. Родной. Слышишь? — Отстань. Не может даже Кузю вернуть. Не буду выступать сегодня, ясно? Сам играй и пой! Я в хоккей пойду гонять, — дерзко и чуть капризно выпалил Шатунов, неизменно глядя в стену. А Андрей уже покрывал поцелуями грудь парня, думая о том, что проклял бы весь мир, лишь бы забыть имя Сергея Кузнецова. И чтобы Шатунов его забыл. И чтобы Юрочка улыбнулся своей искристой улыбкой с этими озорными ямочками, которые не давали спокойно дышать.