Приручите меня, мистер Чан

Год спустя

      Альфа уже третий час обходит периметр большого пространства со всякой детской атрибутикой. Консультанты и продавцы уже начали на него поглядывать косо, когда он отнекивался от их помощи, проходя между полок с вещами для новорождённых. Ему бы самому для начала определиться, что он хочет, а точнее, чтобы понравилось новоиспечённым родителям. К слову, о них.       Хёнджину и Феликсу удалось пополнить ряды «счастливых» родителей именно в ту ночь, когда у омеги была течка, которую он провёл вместе с двумя альфами. У них всё же получилось, и когда Чан об этом узнал, искренне порадовался сразу за двоих. Альфа всячески поддерживал и предлагал свою помощь на всём периоде беременности омеги, чтобы немного разгрузить отца семейства, который явно не был готов. Одно дело хотеть завести ребёнка, а другое столкнуться со всеми его вытекающими нюансами, такими как вечно раздражённый, голодный и похотливый омега, который нападает на тебя, как дикий кабан, после твоей работы.       Омега стал таким ненасытным во всех аспектах этого слова, поэтому без помощи второго альфы они бы явно не справились, и кто такой Чан, чтобы отказывать.       Их отношения, если это можно так назвать, стали абсолютно обоюдными и не несли под собой никакого денежной подоплёки, как обычно привык Чан. Со временем альфа начал осознавать, что чаще задумывается завязать со своей прямой деятельностью, потому что ему перестало это приносить былого удовольствия. Сейчас его ресурсом хорошего настроения были далеко не деньги, получаемые конкретным, достаточно лёгким, путём, а семейная пара, которая принимала его у себя как ещё одного члена их семьи и также заботилась о нём.       Феликс пёк любимые печенья Чана и вязал ему тёплые вещи в холодную погоду, а Хёнджин решал любые возникшие проблемы альфы, будь-то финансовые или ментальные. Он всегда терпеливо выслушивал, потом долго ласкал, так что Чан забывал на время о всех своих внутренних переживаниях и ему это нравилось. Но всему хорошему когда-то приходит конец.       По мере наступления родов, Хёнджин стал больше внимания уделять своему омеге, что было абсолютно понятно и обоснованно, но всё равно, где-то в глубине своей душонки, Чан чувствовал некую ревность. Ему хотелось большего, но он не мог этого требовать ни от одного из них. Было бы эгоистично перетягивать всё одеяло на одного себя, ведь он понимал, что они давно уже семья и пара, что считается неделимой. Они были одним целым, а Чан просто был.       Чан понимал, что так долго продолжаться не может, что он должен остепениться и найти себе подходящую пару, но это было не так-то просто сделать. В его понимании это было практически невозможно. Чан, не считая прошлой работы, в обычное время был человеком закрытым, не искал иные связи, которые бы просто у него были. Все его знакомые так или иначе приносили ему выгоду или имели только договорные отношения с ним. А сейчас и этого нет.       Альфа покончил с эскортом, по крайней мере на деле, но не у себя в голове. Как перестать видеть в людях лишь какую-либо пользу для себя и научиться отдавать что-то взамен, а не только брать с фальшивой улыбкой и игрой в любовь. Чан стоит у прилавка, держа в руках крохотные белые пинетки, и не понимает что в его жизни пошло не так. Сердце неумолимо сжалось, когда перед глазами вновь вырисовывалась картина счастливой семьи Хван.       Когда-нибудь Чан сможет ощутить это на себе, когда-нибудь Чан перестанет беспокоиться о своих финансах, об отношении к людям и к себе, и просто начнёт жить.       — Вы покупать будете? — спрашивает настороженно продавщица, когда альфа зависает в своих мыслях, уже стоя у кассы.       — Ах, да, конечно, — Чан протягивает детскую вещицу и просит её красиво упаковать, что тоже войдёт в стоимость товара. Сейчас, чтобы сделать приятно, зачастую приходится платить чем-то — это альфа уже усвоил, как урок.       Выйдя из магазина на хорошей ноте, он набирает уже знакомый номер и ждёт ответа, про себя считая гудки.       — Да, щеночек? Я слушаю тебя, — голос Хёнджина до сих пор трепетом отзывается у Чана где-то внизу живота и мурашками по коже. Ох уж это семейство Хван.       — Привет, Джинни, я соскучился, — мягко отвечает Чан, выпячивая нижнюю губу, как будто другой альфа мог увидеть его маленький каприз.       — Мы тоже, щеночек. Просто сейчас много дел появилось. Ребёнку всего пару месяцев, но он очень капризный. Феликс не высыпается, да и я тоже, — отвечает Хёнджин, а позади него слышится детский плач и тихое «ш-ш-ш-тише» омеги.       — Я могу приехать? Помочь? Ты же знаешь, что всегда можешь меня набрать, — произносит Чан с долькой надежды в голосе. В последнее время они немного дистанционировались от него. Понятно конечно почему, но всё же.       — Щёночек, ты уверен? Мы не в лучшем состоянии с Феликсом и будем менее активны… — начал было говорить Хёнджин.       — Да-да, я всё понимаю, но я хочу увидеться. И познакомиться наконец-то с малышом. Я купил небольшой подарок ему, — тараторит Чан быстро, чтобы всё успеть сказать, будто его гонят кнутом, а завтра и вовсе не наступит для него.       — Оу, как мило, щеночек. Сильно не траться, это не твоя забота.       — Знаю, но я так хотел. Я приеду? — переспрашивает Чан и нервно ожидает ответа, который задерживается на пару секунд, и после тяжёлого выдоха другой альфа отвечает ему согласием.

* * *

      Чан уже бывал в этом доме не раз. Он ассоциируется у него с душевным покоем и теплом, иногда сильным, горячим и обжигающим кожу. Альфа поправляет свой наряд. На нём простая белая футболка и джинсы, но отчего-то всё равно хочется всё правильно уложить, возможно из-за некоего нервного напряжения. Они не виделись пару месяцев, с тех пор как родился малыш. Феликс сам настоял на этом, потому что был не в лучшем состоянии и не хотел, чтобы его видели таким, кроме законного мужа, естественно.       На пороге его, как и всегда, встречает глава семьи — альфа Хван Хёнджин. На нём махровый тёплый халат цвета хаки, так как уже не май месяц, и пушистые тапочки с мордочками ламы, что умиляют, когда глядишь на них. Чан улыбается и проходит внутрь дома, а Хёнджин пытается улыбнуться в ответ, но эта улыбка получается больше вымученная, нежели лёгкая, как у первого альфы. Он проходит на кухню и ставит чайник.       — Как твои дела, Чанни? — спрашивает Хёнджин, готовя две кружки для свежего кофе. Его действия больше похожи на механические и вымеренные, никакой экспрессии и на него это совсем не похоже. Чан осторожно оглядывает его, думая чем помочь, но Хёнджин как на автомате совершает привычные действия и, кажется, не нуждается в этом.       — Неплохо. Я занялся своим небольшим делом, — отвечает альфа, устраиваясь поудобнее на диване.       — Да? Это каким же? — устало спрашивает Хёнджин. Чашки с горячим содержимым уже готовы, и он идёт к альфе, чтобы сесть на диван, ставя фарфор на невысокий столик рядом с ними.       — Производством собственных духов. У меня есть отложенные сбережения, пока я могу пробовать себя в чём-то новом почти что каждый день, и когда определюсь — начну новую главу своей жизни, — отвечает Чан с довольной улыбкой на лице.       — Да? — всё время переспрашивает Хёнджин, будто не расслышав с первого раза. — Это очень хорошо, щеночек. Главное, чтобы тебе это нравилось и доставляло удовольствие, как и прежде.       — Как прежде уже не будет, — зачем-то выпалил Чан, смотря альфе в глаза, а тот взял свою кружку и отпил горький чёрный напиток, причмокивая своими пухлыми губами от его температуры.       — Ты окончательно решил завязать с…? — недоговаривает Хёнджин, потому что они оба знают о чём идёт речь. Ещё одна удивительная способность Хвана — понимать Чана с полуслова.       Чан кивнул и тоже отпил из своей кружки, дальше ему не хотелось обсуждать эту тему, тем более с другим альфой, который стал ему близким человеком. Их гляделки прерывает скрип двери из детской и в проёме показывается Феликс, на руках которого закутанный в мягкое голубое одеяльце ребёнок.       — Чанни, привет, — произносит омега чуть тихо, видимо, чтобы не испугать уже немного дремлющего малыша.       Хёнджин улыбается им и подходит, чтобы поцеловать мужа в щёчку и перехватить младенца. Альфа так гармонично смотрится с ребёнком на руках, правильно держит и нежно прижимает к своей груди, от этой картины хочется непроизвольно улыбаться, и Чан это делает, широко расплываясь в улыбке.       — Вы не хотели сообщать пол ребёнка до последнего, но судя по цвету одеялка — мальчик? — делает вывод альфа.       Оба родителя радостно кивают.       — Хван Дохён, — произносит Хёнджин, смотря на сыночка с гордостью и в то же время с полной любовью в глазах. — Хочешь подержать его?       Чан теряется, но мгновенно кивает, чтобы не упустить такой возможности. Это очень волнительно. Он ещё никогда не держал в руках новорождённого малыша, ещё такого, который уже успел стать родным и любимым. Альфу переполняют разные чувства, когда к нему в руки попадает этот светлый комочек счастья и невинности. Чан внимательно слушает указания Феликса, как правильно держать ребёнка на руках, а потом омега уходит, сказав, что хотел бы немного прилечь и отдохнуть.       Альфа всё понимает. Было видно по омеге, как тот устал. Щёки впалые, лицо бледное. Казалось, Феликс ещё сильнее похудел с последней их встречи, но Хёнджин всегда убеждал его, что всё хорошо, и он обо всём позаботится. Это радовало Чана, но с другой стороны отталкивало, будто у другого альфы не было желания посвящать его в их семейные трудности. Чан считал себя не последним человеком, к которому могло обратиться за помощью семейство Хван.       — Ты хорошо справляешься, щенок, — подметил Хёнджин, когда Чан аккуратно подложил ладонь под голову малышу и начал его медленно покачивать. — Когда-нибудь и у тебя будут свои щенки, — добавил Хёнджин, а сердце Чана в пятки ушло. Что это? Страх? Но почему? В мыслях Чана много сомнений. Справиться ли он с этой ролью? Найдёт ли нужного человека? А что если Хёнджин так хочет поскорее от него избавиться?       Альфа немного напрягся в теле, и ребёнок это почувствовал. Слабый запах альфы начал распространяться сильнее и его иланг-иланг начал неприятно горчить. Малыш проснулся окончательно и завошкался, начав всхлипывать.       — Ох, ш-ш-ш тише, разбудишь мамочку, — прошептал Хёнджин и перехватил осторожно сына из рук другого альфы. Чан опустил глаза в пол, почувствовав себя виновато. Он относительно недавно перестал принимать блокаторы и совсем ещё не научился контролировать свой запах.       — Прости, — протянул Чан.       — Ничего, ничего, видимо ты перенервничал, такое бывает, — быстро ответил альфа и начал качать малыша, дабы его скорее успокоить. Им остаётся только ждать пока Дохён закроет свои глазки и снова заснёт.       Хёнджин качает его почти полчаса и наконец-то малыш засыпает. Он уносит его в комнату к Феликсу, а потом возвращается, плотно закрывая за собой дверь. Альфа плюхается на диван рядом с Чаном и трёт свои виски, томно постанывая.       — Хочешь послушать про будние дни новоиспечённого папаши? — задаёт вопрос Хёнджин, разворачиваясь всем корпусом к собеседнику. Он вытягивает одну руку и касается плеча Чана, легонько его массируя, почти лениво.       — Очень, — тихо отвечает Чан и льнёт ближе к телу напротив. Ему так сильно не хватало Хёнджина, его рук, прямого контакта кожи о кожу. Альфа любил телесный контакт. Он всегда говорил ему больше, чем человек скажет на самом деле.       Хёнджин начинает медленно рассказывать про хлопоты связанные с ребёнком, про самые первые дни после выписки из роддома, а Чан тянется к шее альфы и ведёт носом по его запаховой железе, задыхаясь ароматом миндаля. Обычно он горький, но сейчас запах ощущается сладким и спокойным.       Пока альфа продолжает вести разговор на тему первых месяцев жизни с ребёнком, Чан опускается на колени и ведёт руками по его телу, постепенно развязывая махровый халат.       — Щеночек, что ты пытаешься сделать? — спрашивает Хёнджин, отвлекаясь от своего рассказа, уже клюя понемногу носом.       — Очень скучал, альфа. Очень. Хочу твоего внимания, альфа, — приговаривает Чан, пытаясь высвободить Хёнджина из халата. Он отодвигает часть ткани в сторону и оголяет мягкие бёдра альфы, пытаясь потереться об них щекой и мурча при этом как кот.       — Чанни, давай не сегодня, — отнекивается Хёнджин и резко завязывает свой халат потуже. Он берёт Чана под локоть и тянет его, чтобы тот встал с колен и сел обратно на диван. — Я очень устал, — добавляет альфа.       — Я знаю. Просто хотел тебя расслабить, — продолжает Чан своим ласковым, почти игривым голоском.       — Не нужно, — отвечает сухо альфа.       — Ты так устаёшь из-за ребёнка, работы и домашних обязанностей, а ещё Феликс тоже нуждается в тебе. Я просто хочу помочь.       Хёнджин мотает головой.       — Всё в порядке, щенок. Мы ведь сами планировали с Феликсом завести ребёнка, помнишь? И не спрашивали об этом у тебя. Не хочу тебя обременять совсем ненужными тебе хлопотами.       — Но я…       — Чан, — осекает альфа, смотря твёрдо ему в глаза. — Ты и так нам очень помог. Я знаю. Но сейчас я действительно сильно устал и не настроен на то, чего бы ты хотел, прости.       — Нет, не извиняйся, — отвечает Чан. — Я всё понимаю.       Ничего он не понимает, от слова совсем, но есть в его голове мысли, которые никак не дают ему покоя. Они как тугие петли, с каждой новой накладываются на шею и душат сильнее предыдущих. Сомнения, страх, саморазрушение преследовали Чана очень давно и в один вечер просто нагнали. Он знает, что никогда не станет частью этой семьи, потому что она была создана до него и будет существовать после него. Ему лишь позволили на краткий промежуток времени почувствовать себя кем-то важным и значимым, чтобы Чан убедился в этом сам — что он может быть таким, но для кого-то ещё.       У Хёнджина и Феликса уже образовались крепкие узы, которые были укреплены последующими метками, браком и теперь уже совместным ребёнком. А у Чана так и никого не появилось за это время. Просто ему казалось, что этого будет достаточно — быть чьим-то дополнением и не брать главенствующую роль на себя, как альфы, но оказалось это не то, чего на самом деле хотел Чан.       Альфа снова потерялся в мыслях и не мог найти точного ответа на свои же вопросы. Их было много. И не все они сулили что-то хорошее. Он развернулся, чтобы посмотреть на Хёнджина и о чём-то спросить, но тот уже дремал на диване, тихо похрапывая. Чан мягко улыбнулся глядя на него и взял плед с краю дивана, чтобы накрыть им альфу. Он тихонько начал копошиться в своей сумке, достал оттуда свой подарок для малыша Дохёна и положил его на то место, где ранее сидел.       Оглядев ещё раз то место, которое мысленно называет своим домом, он ушёл, закрыв дверь за собой. Чан завёл свою машину, но не тронулся с места, понимая, что остался всё ещё не на шутку возбуждённым и неудовлетворённым. Кроме Хёнджина и Феликса, он уже давно ни с кем не вступал в тесный телесный контакт, а связь между семьёй Хван была у них давненько, во время второго триместра беременности омеги, когда токсикоз отошёл на задний план, а либидо Феликса было таким голодным и ненасытным, что омега тёк постоянно.       Тогда они брали его на всех поверхностях, на которых захочет сам омега, и в тех позах, которые комфортные лишь ему. Альфы окутывали его самой искренней заботой и поддержкой, чтобы Феликс чувствовал себя максимально любимым и удовлетворённым. Когда Хёнджин запаривался на работе, он звонил Чану, и тот тут же прибегал, точно щенок, чтобы оказать услугу своему хозяину. Чан был добрым, был отзывчивым, был нужным Хёнджину и его омеге и всегда был за это хорошо вознаграждён после.       Хёнджин делал всё, чего так жаждал альфа, ему было несложно и ему это тоже приносило удовольствие. Он видел как рассыпается Чан, когда чувствует чужую власть над собой. Как альфа хочет, чтобы всё внимание было приковано к нему одному, и Хёнджин понимал, что не может разорваться между двумя ему дорогими людьми.       Чан сжимал руль сильнее, когда представлял одну и ту же картину из раза в раз — жаждущий омега и желанный альфа. Его вены на руках вздулись, когда он с силой надавил на своё возбуждение в штанах, а глаза закатились до белков. Он очень хочет и хочет прямо сейчас. Чан вбивает адрес ближайшего клуба и направляется туда, чтобы скрасить свой одинокий вечер и выпустить своего альфу наружу.       Он доезжает до места за считанные минуты, и полчаса не проходит как он уже оказывается в центре танцпола, прижатый между разгорячёнными незнакомыми телами. Все слабо толкаются, веселятся и танцуют кто как может. Смешанные клубы — это те, в которые пускали и омег, и альф. Они были всегда местом скопления самых насыщенных и агрессивных запахов. Эти места могли быть опасны для тех, кто не мог держать своего внутреннего зверя под контролем, и Чан ни раз посещал их, когда ещё работал в сфере эскорта.       Альфа кружит между двумя, на вид и запах, симпатичными омегами и один из них, заметив Чана, кладёт свои руки на его плечи и в танце прижимается сильнее к нему. Омега смеётся весело, в глазах уже пьяный блеск, а запах его распускается по всей округе, что приводит его самого в дикий восторг. Видно, как он горит желанием, диким и необузданным желанием принадлежать хоть кому-то. Это настораживает Чана, а ещё точнее вызывает чувства некоего отвращения. Так ведь не должно быть, когда омега может позволить себе отдаться в руки практически незнакомому альфе?       — Может уже пойдём потрахаемся? — произносит заплетающимся языком омега и это окончательно даёт понять Чану, что он не хочет такого. Именно такого омегу, который готов так бездумно отдать себя. Это не похоже на то, что он чувствовал с Феликсом и Хёнджином, там была забота, там была любовь, а тут глупая и не просчитанная рисками похоть. Ему стало не по себе. Некомфортно и мерзко, как в теле, так и на душе.       Он осторожно оттолкнул омегу от себя, что душил его своим запахом и руками-лианами, которые уже начали обвивать его и трогать везде, где тому захочется. Чан не вышел из клуба, он сбежал из него, как от огня, который мог бы его сжечь дотла и не оставить ничего человеческого в нём. Сердце бешено стучало, было омерзительно от самого себя. В области груди образовалось жжение, а дышать становилось всё труднее. В глазах плыло и он задыхался от жары, хотя на улице был минус.       — Что со мной не так? — прошептал одними губами альфа. — Чёртовы остаточные эмоции. Я хотел быть сильным, но сейчас даже не чувствую землю под ногами.       Чан закусил губу больнее и до крови. В глазах стояли густые капли слёз и размывали ему обзор на происходящее вокруг. Виделись лишь мутные тени. Все парочками выходят из клуба и громко смеются, а ему хотелось кричать, разодрать всё горло, и бежать, не зная куда. Просто бежать, чтобы скрыться от этого мира. От этих фальшивых людей, что играют в любовь, но всё равно надеются на искренность, переводя весомые суммы компаньону на вечер. Альфа хотел исчезнуть, потому что более не хотел ощущать таких давящих на него чувств.       Он оказывается дома, даже не помня как добирался до него. Ноги его ватные, а голова пустая. Все эмоции выплеснулись наружу и окатили ударной волной, оставляя после себя лёгкие, едва колышущиеся, волны. Чан падает на подушку и в считанные секунды, прикрыв глаза, засыпает. Теперь можно расслабиться, хотя бы на пару часов, и успокоить свои берега.

* * *

      Ранее утро, а его уже будит резкий и громкий рингтон на телефоне. Мелодия не перестаёт играть, что-то отдалённо напоминающее рок композицию, пока Чан не возьмёт трубку и не ответит своим осипшим голосом, будто бухал всю ночь.       — Слушаю, — кратко произносит альфа.       — Здравствуйте, мистер Чан, — начал говорить бархатным голосом незнакомец в трубку, таким тягучим и сладким, как мёд. — Меня зовут Ян Чонин и у меня к вам есть предложение.       Чан полусонный, поднятый в такую рань, соображает долго. Он трёт глаза кулаками, всё ещё лёжа на кровати, и вытягивается, произвольно пуская стон на выдохе.       — Я хочу предложить вам встречу, — добавляет Чонин.       — Извините, но я больше не провожу их. Вам нужен другой человек. Можете обратиться в агентства, что специализируются на таком, — спокойно отвечает альфа.       Раньше его бесили такие звонки, когда он только прекратил свою деятельность, а потом понял, что они не закончатся в ближайшие годы так уж точно, а менять номер было муторно, так как к нему многое подвязано, и не только клиенты знали этот номер, но и просто старые знакомые.       — Нет, — голос Чонина становится твёрже. — Мне нужны именно вы, мистер Чан.       Какой упёртый, — думает про себя альфа. Чан невольно задумался кто с ним ведёт диалог — это альфа или всё-таки такой напористый омега? Стало на секундочку интересно. Альфа задумался, помалкивая в трубку.       — Хочу сказать, что встреча пройдёт весьма специфически, и я подробно осведомлён о вашей расположенности, — продолжает настаивать Чонин.       Альфа фыркает от наглости собеседника, считая, что тот всё выдумал, а сейчас просто хочет позабавиться с ним глупыми разговорами. Такие тоже звонили ему, редко за последнее время, но были. Они как правило назывались «дрочерами» и помечены в словаре альфы, как те, на кого не стоит тратить своё время. Такие просто развлекались, не неся под своими словами что-то серьёзное, а на деле все сдувались, как шарик.       — Я не думаю, что вы говорите правду, — спокойно отвечает Чан. Пока он окончательно не проснулся можно побыть чуточку добрым и снисходительным.       — А я думаю, что ты очень нуждаешься в этом. Так ведь, щенок? — спрашивает собеседник, и Чан сглатывает, напрягаясь всем телом.       Его тело рефлекторно пускает мурашки, когда уши слышат это короткое прозвище «щенок», что отзывается приятным возбуждением внизу живота. Чан хочет простонать в ответ, но сдерживает себя и свои порывы, хоть и с великим трудом. Альфа теперь точно взбодрился, когда на том конце трубки услышал довольную ухмылку. Это над ним так потешаются? Или что? Только один человек мог называть его так и никто другой кроме.              Чан немного раздражается, некое собственничество играет в нём и тяга принадлежать лишь одному, поэтому он не слишком сейчас задумывается о том, почему же незнакомец по имени Чонин назвал его именно так.       — Ты ещё тут, щенок? Я слышу каким неровным стало твоё дыхание, это ведь что-то значит для тебя. Даже не буду спрашивать, будучи уверенный в своей правоте, — хмыкнул Чонин. — Я жду тебя в эти выходные у себя. Ровно в шесть вечера. Не опаздывай. Не люблю непунктуальных. Адрес скину смской. До встречи, мистер Чан.       Чонин сбросил трубку, оставляя после разговора с ним странное послевкусие. Этот парень был точным в своих желаниях и знал чего хотел, что всегда притягивало Чана в людях. Этот ровный и твёрдый голос, который говорил так убедительно, что хотелось не просто верить, за ним хотелось следовать. Вот что ощутил тогда альфа, не осмелившись даже хоть как-то возразить.       Чан покраснел в ушах и щеках, когда понял, что проснулся с утренним стояком как подросток, впервые за долгое время, а это ещё было начало новой недели.       Через пару дней, когда время неумолимо приближалось к выходным, Чан задумался о своих истинных желаниях и потребностях. С одной стороны было полным безумием согласиться на предложение незнакомца, а с другой — альфа не мог выкинуть Чонина из своей головы, желая узнать его ближе. Так сильно он тронул самое глубинное, что у него было.

1.1.

      Чан едет по намеченному маршруту и понимает, что был тут рядом, всего в пяти кварталах от назначенного адреса. Его уши краснеют, когда он осознаёт, что поблизости находится знакомый дом семьи Хван, и лицо заливается алой краской при мысли, что его могут увидеть здесь. Они не обсуждали это, но альфа был мысленно предан только одной семье. Хёнджин вскользь всегда подшучивал над Чаном, говоря, что и он когда-то найдёт своего человека — одного и надолго, но альфа только мотал головой в знак своего несогласия.       Редко, но всё же иногда, он не разделял мнение доминирующего альфы и стоял на своём.       Альфа не был уверен, что когда-то найдёт своё.       Он подходит к кованому забору и останавливается у высокой калитки. Территория выглядит весьма внушительной: по всему периметру забор, аккуратно подстриженный газон, хоть и уже дело к осени идёт, и отдельный маленький домик около большого главного. Чан с интересом всё разглядывает, думая как можно было бы придать уюта этому открытому пространству и пока что не спешит звонить, но калитка сама по себе открывается, и он от неожиданности вздрагивает, бурча себе под нос от небольшого испуга.       Чан не успевает постучать в дверь, как ему тут же открывают. Перед ним стоит молодой мужчина. Альфа мог бы подумать, что он моложе даже его самого. Он красив, высок и ещё что успевает подметить Чан — это лёгкий морозный запах, исходящий от него, такой освежающий и вместе с тем сладкий манящий.       Парень оглядывает Чана с головы до ног, будто оценивает, и хмыкает, улыбаясь одним уголком губ.       — Вы не переоделись. Мне подождать? — спрашивает альфа, замечая, что парень одет в классический офисный костюм, который, к слову, ему очень идёт. На нём тёмно-серые брюки, укороченные к низу, что идеально сидят и выделяют те места, которые выглядят особенно сексуально, а это ягодицы. Такого же цвета пиджак, который придаёт его плечам ширину, наверное из-за подкладок в них. Под ним белая рубашка с тёмным графитовым галстуком, что туго завязан на шее.       Чан и не думал до сегодняшнего вечера, что у него есть кинк на официальную одежду, а может этому парню просто так чертовски шли костюмы и тугие галстуки. Альфа не мог оторвать своего взгляда от этого элегантного силуэта, пока тот не заговорил.       — Нет, — отвечает парень, проходя к центру своей гостиной. — Не буду тратить на это время. Возможно ты мне и вовсе ни на что не сгодишься.       Чан сглатывает подступивший ком в горле от такой прямой откровенности, которая его немного задевает, но вместе с тем внутри него закрадываются странные чувства, связанные с тем, чтобы быть пригодным для чего-то, быть использованным кем-то. От одних этих мыслей голова альфы туманится, а дыхание перестаёт быть ровным и глубоким. На секунду он даже потерялся в пространстве, резко уходя в свои мысли, прикрыв глаза.       — Как мне к вам обращаться? — задаёт ещё один вопрос Чан, приходя в себя, и идёт следом за хозяином дома. — Господин?       — Забудь о Господине, этот титул для слабаков. Я не собираюсь играть по правилам другого, — сухо произнёс парень. — Ты знаешь как меня зовут. Я уже представлялся.       — Чонин, — одними губами, беззвучно произносит Чан. Он кивает, и Чонин приглашает его сесть на диван рядом с ним.       Все его движения выглядят аккуратными и отточенными, будто он ни капли не волнуется, тогда как Чан уже трепещет изнутри. Дело в запахе этого парня… Чонина. Он резкий, как будто сносит тебя ударной волной, но вместе с тем нежно поглаживает своим остаточным сладким запахом и обволакивает всего тебя с головы до ног. Всё пространство вокруг заполняется лишь одни запахом — запахом хозяина.       — Я хочу обсудить с тобой то, как я вижу нашу встречу, а точнее сессию, — первым начинает Чонин, закидывая ногу на ногу, и смотрит на Чана с высоко поднятой головой.       — Сессию? — растерявшись, переспрашивает альфа.       — Именно. Разве за годы жизни в эскорте ты не участвовал в подобном? — изогнул бровь Чонин, хитро улыбаясь.       Он держался поодаль, но его запах всё равно не давал покоя Чану, забиваясь в носу. В последний год, с тех пор как альфа перестал принимать блокаторы, он мог находится в компании других альф или омег и его запах всегда заглушал остальные, чтобы ему было комфортно рядом с ними, но сейчас всё было совсем по-другому. Это его запах пытались вытеснить из общего пространства, заполнив всё более леденящей свежестью.       — Нет, никогда, — ответил Чан весь сжавшись. Он свёл бёдра вместе и выпрямился, как натянутая струна, чтобы ввести себя в некий контроль над своим телом, который постепенно от него ускользал. Его запах иланг-иланга стал насыщеннее, выдавая себя. Впервые альфа пожалел о том, что слез с блокаторов.       Чонин пристально смотрел на альфу своим прищуренным взглядом и двинулся ближе к нему, с интересом наблюдая за всеми его реакциями.       — Значит ты ещё совсем зелёный, щенок? — тише произнёс Чонин.       Ладонь с его колена опустилась на мягкую обивку дивана и легла непозволительно близко от бедра альфы, но никак не касалась его тела. В этот момент Чан ощутил непреодолимое желание потянутся вперёд, чтобы дотронутся до руки Чонина. Кончики его пальцев странно покалывали от желания прикоснуться. Он давно не получал тактильного контакта, который так был ему необходим.       Вся гостиная быстро заполнилась ароматом свежей мяты, что приятно щекотала нос, если начать вдыхать её полной грудью, как сделал Чан. Этот запах ослаблял и брал под контроль, будто обвивая тебя своими невидимыми нитями из ароматного шлейфа. Тело приковало к дивану тяжёлым грузом, а на глаза навернулась лёгкая пелена. Чан таял, когда с каждым новым вдохом понимал, что ему становится мало.       — Хорошо, очень хорошо, — пробормотал Чонин, замечая реакцию тела альфы на него. Чан извивался на диване и льнул ближе. Он планировал нечто такое, но всё равно был весьма удивлён. Настолько предугадать поведение альфы было как будто бы невозможным, ведь они знакомы пару минут, но Чонин знал кое-что большее о нём, чего, возможно, сам Чан в себе ещё не разгадал.       Пальцы Чана медленно потянулись к ладони Чонина, но парень быстро её убрал, не желая обмениваться тактильными нежностями. Он не был из тех, кто мог наслаждаться тесными связями, а лишь довольствовался удовлетворением своих ментальных потребностей.       — Думаю нам стоит обсудить меры допустимого, прежде чем мы начнём практику, — сухо произнёс Чонин, но в мыслях упивался состоянием альфы. Он видел перед собой человека заинтересованного, но вместе с тем того, кто пытается это скрыть в себе или как-то подавить, но зачем, если можно наслаждаться этим. Ох, Чонин бы ему с удовольствием показал как именно это можно сделать.              — Есть ли у тебя табу в сексе?       Чан выпрямился и растерянно покачал головой, дёргая плечами вверх вниз. Ему нужно было как-то вернуть контроль над собой, и он всячески старался оставаться более подвижным, но запах, который так настойчиво проникал в его лёгкие через нос, будто сковывал, заставляя полностью расслабиться и отдаться.       — Я не знаю, — ответил Чан, но потом немного поразмыслив добавил. — Я альфа, поэтому не готов быть снизу, и если вы хотели сегодня именно этого, то я, я… — затараторил он, понимая как глупо звучит, но ему нужно было точно убедиться кто перед ним, потому что Чан, по правде, не понял этого до сих пор.       Чонин удивлённо приподнял брови, хотел было сказать первое что придёт на ум, но в конечном итоге тихо рассмеялся и ответил более осмысленно.       — Ох, Чан, — впервые за весь вечер Чонин обратился к нему по имени. — Ты подумал, что я альфа? — хихикнул он ещё раз.       Его правда позабавила эта ситуация. Он вспомнил как в юношестве, когда они с братом ходили на вечеринки, его часто путали с альфой. Всё из-за его насыщенного запаха мяты, которая с лёгкостью подавляла все другие поблизости, а омеги как под гипнозом бегали за ним, от чего старший брат-альфа бесился не на шутку.       Чонин был омегой, и он принимал себя таким какой он есть, упиваясь своей некой властью и особенностью доминирующего запаха, который мог ввести даже в некий транс кого угодно. Поэтому с возрастом он перестал обращать внимание на комментарии посторонних людей, которые говорили что его запах какой-то резкий и холодящий, когда Чонин был в чём-то настойчив или зол, или наоборот говорили, что его запах слишком сладкий, почти приторный, когда Чонин был в приподнятом настроении.       Всем что-то да и не нравилось в юном доминирующем омеге и его аромате.       Сейчас же Чонин был полностью сконцентрирован на разговоре, и его запах должен был ощущаться как лёгкий освежающий мятный ветерок, но от чего-то Чан сидел напряжённый, постоянно пытался двигаться и елозить сидя на своей пятой точке, что немного раздражало Чонина. Неужели альфа так сильно восприимчив к запахам или к чьему-то конкретному, к запаху Чонина?       Омега ещё даже не прикладывал усилий, а альфу уже вело.       — Щенок, если не прекратишь дёргаться — мне придётся тебя связать, — твёрдо заявляет Чонин, от чего Чан тут же замирает, опустив глаза. — Кстати насчёт обездвиживание. Ты не против? Бондаж? Подвешивание? Шибари?       Альфа из всего сказанного понял только слово «связать», и то оно его немного настораживало.       Раньше, когда он был в эскорте, то не особо изощрялся в подобной тематике, предпочитая классический секс, как и те омеги, которые его заказывали. В основном это были омеги в течку, которые просто хотели, чтобы их имели и особо не придирались как именно. Но Чан всегда выполнял свою работу качественно и добросовестно, угождая любому желанию заказчика. Он был нежен, аккуратен, так как нельзя было оставлять следы на чужом теле, чаще всего замужнем. Всё это доходило до автоматизма и вскоре альфа вообще перестал получать какое-либо удовольствие, настроенный лишь на свою работу и одну единственную цель: «сделать всё, чтобы омега был доволен». Это отложилась на подкорке его головного мозга, как самоцель.       Но сейчас, когда он сидит перед омегой напротив и чувствует его пленительный мятный запах, которым хочется обложиться с ног до головы, альфа хочет получить удовольствие и для себя.       — Ах, я совсем забыл, щенок, что ты ещё новичок, — иронично вздохнул Чонин, — хотя ты не кажешься таким, — продолжил он, чувствуя как пряный запах иланг-иланга распространяется по комнате. Омега знал, что альфа заинтересован в чём-то подобном, всё его тело говорило за него, да и запах тоже, но сам Чан почему-то был скован в своих желаниях и проявлениях, что не нравилось Чонину от слова совсем.       — Я не против, — тут же быстро произнёс альфа, на секунду зажмурив глаза, когда отвечал. Было заметно, как его лицо начинает медленно, но верно краснеть вместе с его ушами.       Чонину понравилось это. Мило. Милый альфа, — подумал он про себя, хотя раньше все альфы в его глазах казались глупыми дикарями, которыми было легко манипулировать и управлять, но сейчас Чонин хотел другого. Омега был преисполнен желаниям показать альфе какое удовольствие ему может дать его собственное тело, с лёгкой руки его самого, естественно.       — Отлично, это то, что я хотел услышать, — бодро произнёс омега. — Я хотел бы попробовать ещё кое-что сегодня, к примеру, сенсорную депривацию. Это могут быть маски, кляпы, беруши или мумификация, но мы остановимся на чём-то одном. Поэтому… Чего бы ты хотел лишиться сегодня?       — Лишиться? — поднял голову Чан, задав вопрос.       — Хорошо, я перефразирую, — ответил омега. — Какое бы из чувств ты хотел бы усилить? Я могу заткнуть тебе уши, и ты не будешь слышать и тогда тебе останется лишь смотреть, но я не думаю, что нам обоим это понравится. Могу сделать тебя полностью недоступным и неподвижным, но это не то чего ты хочешь, я ведь знаю, — сверкнул хитрой улыбкой Чонин. — Тогда остаётся кляп или маска.       Пока альфа думал, омега пристально вглядывался в него. Сначала в губы Чана, подмечая, что одна из них выпирает больше другой, а после в его глаза, которые могли бы оказаться полностью слепы от непроницаемой чёрной маски, и это стало возбуждать его ещё сильнее. Их сессия превратилась бы в одну большую игру дразнилку, где альфа не видит и не двигается, а только слышит издаваемые омегой звуки и предвкушает, гадая о том, что делают, находясь рядом с ним.       Эта игра в гляделки могла бы перерасти во что-то большее, если бы Чонин медленно не встал с дивана, не дождавшись ответа альфы, приглашая его следовать за ним. Без слов, просто показав жестом одно единственное движение: расправленная ладонь вверх, четыре пальца подгибаются, так обычно просят домашнее животное подойти ближе, но отчего-то альфа тоже встаёт с дивана и как примагниченный следует за омегой.       — Тебе нужно в душ, — произнёс достаточно прямо Чонин и указал на дверь в конце коридора, по которому они шли.       — Да я как бы только с дома, — ответил Чан.       — Это не вопрос альфа, а пока что моё утверждение, — твёрже произнёс омега, держа прямую осанку. — Я буду ждать тебя в этой комнате. Ты должен прийти уже голым.       Чонин указал на дверь, которая точно была напротив ванной комнаты, и Чан послушно кивнул. Альфа никогда не думал о том, что чей-то голос может его настолько пленить. Размеренный тембр омеги и то, как уверенно он себя вёл, вместе с ним звуча, заставлял Чана слушаться и верить во всё, что ему скажут сделать.       Дверь за омегой закрылась, и Чан тоже ушёл готовится, хотя к чему он и сам не до конца осознавал. У него был дикий интерес к тому, что может ему предложить Чонин, но вместе с тем небольшой мандраж по телу каждый раз, когда омега начинал говорить своим властным тоном. Каждая нервная клетка пускала импульс по телу, как только в уши проникал этот голос. Он ему не просто нравился. Он заставлял его чувствовать то, чего Чан не ощущал ранее.       Стоя под душем, альфа не понимал ничего, кроме как своих чувств, которые вырывались наружу при одном лишь взгляде на омегу. Тело подводило его, чего раньше он в себе не замечал. Как только он закрывал глаза, перед ним выплывал образ омеги, вместе с его пленяющим и приказным тоном голоса. Возможно многим он показался бы грубым, но для Чана эта была услада для ушей и, видимо, для того, что ниже его паха, потому что член уже стоял по струнке смирно и истекал густой порцией предэякулята.

1.2.

      Чонин ослабил галстук, что туго был затянут на его шее, и в конечном итоге стянул его с себя, как что-то лишнее и сковывающее его. Омега не любил те чувства, которые не позволяли ему быть свободным и расслабленным, включая одежду, но должность управляющего отцовской компании вынуждала его соответствовать официальному и строгому виду.       Он обернулся, когда услышал скрип двери, и замер. Омега ожидал увидеть альфу голым, он ведь сам приказал ему прийти уже таким, но не учёл своей собственной реакции. Чан был великолепен, когда был обнажён, в этом уже убедился сам омега. По мускульной груди альфы стекали пару капель влаги, что собирались в изгибе пупка и дальше продолжали свой путь к паху. Омега невольно опустил взгляд вниз, сглатывая, когда увидел уже стоячий и крепкий член альфы. Чонин бывал во многих мировых галереях искусств, но такую прекрасную картину он ещё не наблюдал нигде.       Запах альфы теперь раскрылся в полную меру, выпуская сладкие ароматы вместе с очень теплыми ласкающими букетами цветочного оттенка иланг-иланга, который выдавал его небольшое волнение.       Как только Чонин вдохнул, впуская этот запах в свои лёгкие, былое спокойствие преобразовалось в уверенность, настойчивую уверенность завладеть лишь одним объектом в этой комнате. Чаном. Кадык дёрнулся, когда он сглотнул вязкую субстанцию, набравшуюся в горле из-за того же чересчур приторного запаха, но теперь он не раздражал, его хотелось поглотить всего.       Омега собрался с мыслями и громко, четче, произнёс.       — На колени, альфа.       Чан не слушая ничего кроме этого голоса, отдаваясь ему с головой, беспрекословно сделал то, что от него требовалось, и медленно опустился на колени. По спине пробежала мелкая дрожь, дорожкой выкладывая мурашки по телу, потому как с пола потянуло прохладой, но скоро альфе станет жарко, очень жарко, просто он ещё об этом не знает.       — Встань, альфа, — приказным тоном, ещё раз, произнёс Чонин. — Ко мне, ближе.       Все его слова звучали командным приказным тоном, что буквально плющило сознание Чана, превращая его мозг в кашу. Его тело не слушалось его самого, а только отзывалось на голос омеги, который явно был этому рад, потому как запах от него исходил сильный.       В комнате образовалась некая воздушная борьба между двумя настойчивыми запахами: приторным иланг-илангом, что пытался заполнить собой всё вокруг, но как только он начинал это делать, свежие нотки мяты его будто нейтрализовали, тем самым беря его под собственный контроль. Этой мятой был Чонин и он как никогда прежде хотел подчинить именно этого альфу себе.       — Послушный щенок. Мне нравится, — произнёс ровным тоном омега.       Что-то внутри Чана отозвалось на эту похвалу, и если бы у альфы был щенячий хвостик, он бы помахал им в ответ. Альфа расплылся в довольной улыбке, потому что угодил своему… господину? Где-то в глубине его подсознания уже всплывали подобные мысли, которые становились желанием называть кого-то именно так. Это бы означало, что Чан кому-то принадлежит, что о нём позаботятся, и его не оставят одного, а такой исход очень даже нравился альфе.       Он всю свою сознательную жизнь был один. Альфа справлялся со всеми своими проблемами в одиночку, искренне пытаясь найти поддержку хоть в ком-то, чтобы облегчить свой груз, но у него не получалось. Чан был закрытым человеком, который общался с многими, но не находил в них своего дома. Вот такой парадокс. Возможно ему мешал собственный страх в конечном итоге быть преданным кем-то, а возможно он боялся того, что его не примут таким какой он есть. Альфа, который хочет быть за кем-то надёжным и стабильным, что никак не клеится с его сутью вторичного пола. Никак не клеится с навязанными обществом правилами и устоями.       Ноги сами вели к Чонину, а взгляд метался от лица омеги до его тела в костюме и обратно.       — Тебе нравится то, что ты видишь? — спросил Чонин, едва ухмыляясь, но всё равно вёл себя стоически.       — Да, господ… Чонин, — заикнулся альфа.       По телу пробежали мурашки от прохлады, ведь он стоял абсолютно голым, когда как омега не снял с себя даже пиджак. Чану очень хотелось посмотреть, что скрывается под ним. Поток мыслей привёл его к тонкой талии, подтянутому торсу, аккуратному пупку и молочно-розовым твёрдым соскам, что приводило его в большее возбуждение. Его член дёрнулся, и альфа вместе с ним поджал ягодицы, наклоняясь чуть вперёд.       Чонин мельком ещё раз опустил свой взгляд, но долго не задерживался там. Золотое правило омеги: «Долго не смотреть на кого-то или что-то, иначе можно проникнуться этим». Омега не хотел углубляться. Он преследовал лишь одну цель — провести хороший вечер и не более.       — А теперь закрой глаза, — произнёс Чонин, и альфа послушно сделал то, о чем его просили. Омега зашёл за спину и выудил из своего кармана пиджака тёмную, непроницаемую маску. Он готовился. И он был просто уверен в том, что Чан ему не сможет отказать.       Альфа вздрогнул, когда его левое ухо опалили жарким дыханием и был готов услышать новый приказ, но его не последовало, только мягкий тон.       — Расслабься, — произнёс Чонин.       Омеге было важно доверие партнёра на сессии, чтобы добиться максимального получения удовольствия в процессе. Его пальчики ловко повязали маску на глаза альфе, полностью того ослепляя. Быстрой манипуляцией он провёл ладонью перед лицом Чана, но тот даже не дернулся, значит точно не видит. Маска должна была плотно прилегать к его лицу, не оставляя ни одного зазорчика для подглядывания, так ведь интереснее.       Чонин подвёл Чана к кровати, едва касаясь его плеча.       — Сядь.       Альфа чувствовал себя безвольной куклой, а Чонин навевал образ опытного кукловода, и ему это нравилось. Редкий момент, когда можно расслабиться и отдаться в руки другому человеку, чтобы забыться, хотя бы на время и почувствовать себя не только нужным, но и по настоящему желанным. Чан редко мог довериться кому-то, но с Хёнджином и Феликсом у него это получилось, а теперь он ощущает себя также и с Чонином.       Чан выпрямил спину, а голова его была направлена точно в центр, куда глаза могли смотреть, но были слепы. Альфа мог ориентироваться только по звуку и осязанию, но второе ему, видимо, не светит. Чонин не заставил альфу долго ждать, поэтому уже через пару минут Чан услышал копошение, анализируя то, с чем оно могло быть связано. Он прислушивался к каждому звуку, и в голове вырисовывалась своя картина из внешнего восприятия.       Вот он слышит, как Чонин плавно стягивает с себя пиджак и, будто просто бросает его на пол с отчётливым звуком падающей вещи. Следом его слух режет каждая отстёгивающая пуговка на рубашке омеги, будто их второпях пытаются оторвать или это всё разбушевавшаяся фантазия альфы, которая подливает масло в итак уже разгорячившийся огонь.       Чан сводит бёдра плотнее, а из уретры его члена начинает стекать полупрозрачная капелька предэякулята и приятно холодить голую плоть. Он тянется к своему возбуждению на автомате, но его тут же прерывает резкий и твёрдый голос омеги.       — Нет, альфа. Не трогай.       Чонин повысил тон, который сразу резанул слух альфы, и тот взвыл от того, что поддаётся ему, хоть было и сложно себя ограничивать хоть в чём-то. Чан был свободным, но хотел принадлежности, а Чонин чувствовал прямо здесь и сейчас, что хочет обладать именно им.       Альфа убрал руку, так и не дотронувшись до своего набухшего естества, который пульсировал новыми появившимися венками на нём. Внизу живота приятно тянуло, пах потихоньку начинал гореть, становясь всё горячее.       — Хороший альфа, — протянул Чонин, чтобы проверить одну из своих теорий, и посмотрел на Чана.       — Мхг, да, хороший… — альфа звучал жалобно, почти поскуливая, и непроизвольно елозил по кровати, потирая бедро о бедро.       Чонину нравилось то, что он видел. Ему нравилось, как быстро вздымается грудь Чана от его любого сказанного слова в его сторону, как тело альфы реагирует на его запах, который заполнил всё пространство и окончательно вытеснил приторный иланг-иланг, ставя свой аромат мяты на первое место, давая понять кто тут главный.       — Или Чанни плохой. Он был очень плохим и не заслуживает получить сегодня удовольствия, — голос Чонина стал грубее и недовольнее, брови нахмурились. Омега так ловко мог управлять своим голосом и мимикой, не зря в детстве в театральную школу ходил. В один миг он мог быть спокойным и мягким, в другой властным и напористым, а иногда импульсивным и эмоциональным, но эту сторону себя Чонин пообещал никому и никогда не показывать. Он считал это своей слабостью, которую не дозволено никому наблюдать.       — Нет, Чанни хороший. Он правда хороший альфа. Он… — Чан задыхался, быстро произнося такие нужные для себя самого слова. Его щёки горели, а в комнате становилось с каждым вздохом всё жарче и душнее. Руки без остановки зудели, потому что уже хотелось прикоснуться к себе и похвалить за такую долгую выдержку, но его опять прервали.       Омега плавно подошёл ближе, и альфа мог почувствовать его дыхание у своего лица, такое холодное и освежающее, в самый раз для него прямо сейчас.       — Руки за спину, альфа, — снова отчеканил Чонин своим приказным тоном.              Чан сделал как велено, и тут же почувствовал как его руки сковывают тугой, но такой приятной по ощущениям, верёвкой, что затягивается плотно у основания его кистей, стягивая нежную кожу. Альфа и не думал, что он настолько чувствителен к тому, что будет его стягивать и ограничивать в движении. Это казалось полным безумием и немного опасным, считая то, что он отдаётся в руки почти что незнакомцу, но вместе с тем альфа не чувствовал для себя никакой угрозы.       Чонин действует уверенно и ловко, делая первый узел на руках. Дальше красной плотной нитью омега обвивает пресс Чана, делая там зацепку, чтобы плавно перейти к его бёдрам и зафиксировать уже их.       — Расставь ноги шире, щенок, — произносит Чонин, но альфа не торопиться в этот раз.       Как только Чан снова слышит это прозвище «щенок», его начинает щемить тоска и некий стыд, потому как ранее так его называл один единственный человек, альфа Хёнджин, а теперь он почувствовал некое предательство со своей стороны, которое собственноручно совершается им же.       Альфа свесил голову вниз.       — Что такое? Я сказал ноги шире, щенок.       — Пожалуйста, не называй меня так. Как угодно, но не этим словом, прошу, — промямлил Чан. На сердце стало тяжелее, как он мог забыть о самых дорогих ему людях, готовый их променять на один вечер, прекрасный, но всё же единоразовый вечер. Это делило Чана напополам. Он не хотел предавать доверие, но хотел быть нужным и отдаться этому омеге прямо здесь и сейчас.       Чонин аккуратно взял Чана за подбородок, поднимая его голову выше на уровень своих глаз. В одну секунду он пожалел о том, что сейчас не сможет заглянуть в глаза альфе, а в другую благословил такое своё решение, иначе бы размяк.       — Послушай, Чан. Ты молодец, что сказал мне это, но давай не будем портить сегодняшний вечер, — хмыкнул Чонин. Его голос казался мягче, но вместе с тем отстранённей и всё такой же холодный. — Мы можем обусловиться тем, что теперь я зову тебя лишь «альфа», а ты меня всего лишь «омега». Ладно?       — Всего лишь, — тихо пробормотал себе под нос Чан, а потом громче добавил. — Как скажете, омега.       Альфа попытался пошевелить руками, но не смог, так как они уже тесно прилегали к его спине, затянутые, а его бёдра покрылись мелкими мурашками, когда он почувствовал прикосновения к ним. Чонин с настоящим мастерством обвёл красную нить сначала у левого бедра Чана, а потом у правого, грубо завязывая узлы потуже.       — Встать, — властно произнёс омега.       Чан смог сделать это с трудом. Плотные нити утяжеляли каждое его движение, делая его медленным и нерасторопным, как если бы он был большим белым медведем.       — На колени, альфа, — добавил Чонин, и когда Чан послушно выполнил его просьбу, он поправил его. — Бёдра на ширине плеч.       Как только альфа расставил ноги шире, он почувствовал как его бёдер коснулось что-то холодное и твёрдое. Он вздрогнул от резкого контраста температур и тихонько простонал, прикусывая губу.       — Тише, альфа. Не время. Это всего лишь фиксатор. Он не позволит твоим бёдрам смыкаться, как бы сильно ты не старался.       — Хм, зачем? — тихо спросил Чан, предвкушая.       — А ты как думаешь, альфа? — усмехнулся Чонин, но тут же убрал улыбку, будто бы Чан мог её увидеть через непроницаемую повязку. Ещё одна тонкая вещь. Омега редко показывал свои истинные эмоции, а улыбку мог с трудом подделать, поэтому решил и вовсе не показывать её всем подряд, чтобы сохранять вид неподступного человека.       — Чтобы я не смог тереться о свой член? — предположил альфа.       — Верно, альфа. Умничка.       Чонин всё же не удержался перед своим сильным желанием прикоснуться к альфе ещё раз и погладил его по голове, так как бы сделал это со своей любимой собакой Берри, которая жила в доме его родителей, и которую он охотно навещал по выходным. После такого почти невинного контакта пальцы омеги начали покалывать, будто к ним резко перестала поступать кровь, как при анемии. Омега вздрогнул и тут же начал тереть свои пальцы друг об друга, чтобы попытаться разогнать алую жидкость по сосудам, но ничего не помогало, пальцы начали леденеть.       — Омега? — произнёс Чан, когда в комнате стало как-то чересчур подозрительно тихо. Он вертел головой из одной стороны в другую, нервничая. — Ты тут?       — Открой рот, — резко ответил Чонин, игнорирую вопрос альфы и его повышенное взволнованное состояние. Было не до него. Омега в первую очередь не понимал, что происходит именно с ним.       Альфа с долей неуверенности слегка приоткрыл рот и тут же ощутил упругие пальцы, который скользнули вглубь его глотки. Они с давлением легли на его язык, почти что достав до корня, и замерли.       — Согрей их. Я замёрз, — отрезал омега.       Уши альфы, казалось, покраснели ещё гуще после услышанных слов, а язык его невольно начал выводить затейливые узоры на задней стороне пальцев докуда мог достать. Щёки его создавали вакуум, когда Чан глубже взял в рот пальцы омеги, вместе с этим промычав от сладкого тянущего чувства в паху. Его член до сих пор стоит, теперь уже с некой болью, так как давно не получал внимания и желанной разрядки, но альфа решил, что вытерпит и выполнит все указания омеги, чего бы от него не потребовалось.       Веки Чонина медленно стали опускаться, а тело немного расслабилось. Во рту Чана было так тепло, что не хотелось покидать это узкое влажное пространство ни на секунду, но нужно было сохранять лицо и действовать чётко по установленным ранее правилам. Как обычно. Но сейчас омеге хотелось чуточку больше, чем обычно у него бывает. Он протолкнул пальцы ещё дальше, почти достав до гланд и почувствовал, как они сокращаются, теснее сжимая его.       — Ох, альфа, — слабо протянул Чонин, чтобы не было слышно. Но, как оказалось, Чан был на своей собственной волне, поэтому не услышал бы даже гудящего поезда над самым ухом, если бы тот промчался рядом.       Альфа набирал обороты и насаживался глубже до собственного предела, пробуя как можно больше поглотить длину фаланг омеги, фантазируя себе о чём-то своём. Капельки предэякулята стекали уже на пол, а он не мог даже пошевелить бёдрами и потереться, не то что прикоснуться к себе. Припекало знатно. Мысли в кучу от осознания такого сильного нахлынувшего желания. В моменте у Чана перехватило дыхание, и он чуть не задохнулся с омежьими пальцами во рту, но Чонин их вовремя вытащил, почувствовав что-то не ладное.       — Ну-ну, альфа, ты так хорошо стараешься. Я это вижу. Хороший, альфа. Услужливый.       Чан мгновенно закивал и высунул язык, по которому стекали капельки слюней, падая и пачкая его грудь.       — Какой ты неаккуратный, альфа. Весь изгваздался. Видел бы ты сейчас себя. Щёки красные. Язык как у шлюхи, длинный и просит ещё, а тело липкое от собственных выделений.       — Тебе противно? — волнительно спросил Чан, голос его дрогнул.       — Очень приятно, — тут же ответил Чонин, но немного помедлив он неожиданно для альфы спросил. — Ты хорошо служил своему прошлому господину?       Сердце Чана ёкнуло и сжалось. Зачем омега задаёт такие неудобные для него вопросы? И должен ли он на них отвечать честно или вообще отвечать? Альфа притих, пытаясь понять, что он чувствует.       — Альфа, я спросил тебя… Что так сильно привязан к прошлому? — грубее спросил Чонин, переформулировав свой же вопрос. Он начал замечать, как тело альфы напрягается, бёдра пытаются двигаться и юлить, но с отчаянным трудом, потому как скованны. Слышно как Чан начинает фыркать тихонько себе под нос что-то приговаривая, но Чонин не может его так услышать. — Тебе чего-то не хватало, да? Поэтому так любезно согласился на встречу. Сам приехал. Сам пал передо мною на колени…       Омега рассуждал вслух, ставя свой голос ровно и неспешно. На нём всё ещё были брюки с нижним бельём, поэтому он медленно начал расстёгивать ширинку, не отводя взгляда от альфы.       — Бедняжке альфе не оказали должного внимания, — протянул Чонин, стягивая свои брюки. Они упали на пол, и быстрым движением стопы омега оттолкнул их подальше от себя. В его боксерах давно уже было тесно. Сама мысль о том, что он ставит альф на колени, видит то, как они нуждаются в этом сами, как их тела просят и буквально кричат об одном и том же: «Сделай меня своей игрушкой для удовольствия», — приводит омегу в неописуемый восторг, а сейчас ещё и в дикое возбуждение.       Чонин накрыл ладонью свой стояк, всё ещё скрытый под тканью, и обхватил тонкими пальчиками всю длину, надавливая большим на головку. Ткань намокла, а омега рвано выдохнул, так как больше не мог терпеть давления в паху.       До ушей Чана донёсся сладкий стон, на который он тут же среагировал, прислушиваясь. По полу скрипнул стул, и было слышно как Чонин сел на него и ещё то, как резинка его белья с отчётливым звуком шлёпнула об кожу, после что-то лёгкое упало на пол.       Альфа прислушивался к каждому звуку, вздоху и стону, что исходил напротив. Его фантазия бежала вперёд его самого. Он воображал о многом: о теле омеге, о его выражение лица, о его пальцах, которые явно начали блуждать по собственному телу. Чана подкидывало на месте, хотелось получить хоть какого-то маломальского трения, но он довольствовался лишь мучительной пульсацией в паху. Его член подрагивал, на нём уже вздулись венки, а головка стала ярко алой. Альфа из раза в раз кивал, напоминая о своём существовании.       — Как думаешь, альфа, ты сможешь кончить без рук? — раздался подрагивающий голос Чонина, который старался держаться из всех сил тоже. Он видел, как Чан борется со своей природой и со своим животным началом. В каждом альфе всё равно будут две стороны одной медали — покладистость и доминантность.       Чонин видел как его хотели и упивался этим, зная, что Чан уже ходит по краю. Ему нравилось наблюдать за всем происходящим. По подкаченному гладкому телу альфы стекали капельки пота от скопившегося напряжения. Чонин мог поклясться, что под маской Чана уже собрались капли солёной жидкости, просто альфа пытается их сдержать, не заплакав. Конечно, омега не был предельно жестоким садистом, ему просто хотелось подвести Чана к обрыву, а потом дать ему насладиться свободным полётом.       — Альфа? — напряг голос Чонин, напоминая о вопросе, повисшим в воздухе, как густой запах мяты.       — Хм, да-да… нет, в смысле, не знаю, не смогу, — затараторил Чан. Он был потерян. У него оставалась на этот момент лишь одна живая извилина в мозгу и то, которая отвечала за его возбуждение. — Омега… Можно мне просто кончить?       — Просто кончить? Ты за этим сюда пришёл, что бы просто справить свою нужду? Ты животное, Чан.       Голос альфы издал жалобный стон, а голова его окончательно склонилась над полом. В какие игры играет этот омега?       — К твоему счастью, таким жалким, как ты, альфам, я не просто даю кончить, а подвожу к особой грани наслаждения, — голос Чонина вновь стал холодным и стальным.       Омега встал со стула и подошёл к своему комоду, беря оттуда совсем новую игрушку для удовольствия. Она имела форму небольшого продолговатого пениса и могла вибрировать, но её также можно было прикрепить к чему-либо и довести до исступления.       Чан услышал как что-то в комнате завибрировало непрерывно и мощно, а потом его тело вытянулось, как тростник, потому что каждую клеточку пробило колющей дрожью, будто несколько сотен мелких электрических разрядов прошлись от позвонков и ударили в пах. К его члену была привязана та самая игрушка, которая начала сводить его с ума в считанные секунды. Глаза непроизвольно закатилась, а голову он сразу запрокинул наверх, раскрывая рот от удовольствия.       — Этого ты хотел? Кончить? — спросил Чонин, но Чан уже был на грани, почти готовый показать всего себя и своё нутро.       Бёдра альфы с силой впились в фиксатор, желая сомкнуться. Наверняка после таких резких действий на теле Чана останутся синяки, но сейчас он даже об этом не задумывается. Тело его начинает мелко дрожать, а спина неестественно выгибается дугой, будто вот-вот сломает его позвонки.       — Я сейчас, сейчас… — задыхается Чан. Скорая разрядка преследует его по пятам и почти догнала, но чего-то не хватает. Член болезненно покраснел и набух, выпуская густые капли смазки. — Омега, пожалуйста, омега…       Чонин мельком улыбнулся, пока Чан его не видит, но позже подошёл и резко стянул с его глаз повязку.       Альфа быстро проморгался, когда небольшие лучи света попали в глаза, но тут же сфокусировался лишь на одном силуэте. Ох, так даже лучше, чем он себе представлял.              Омега стоит перед ним абсолютно обнажённый, смотря свысока, и с дьявольскими ямочками на щеках, ухмыляется. Его тело будто было высечено из самого благородного камня, не оставляя на себе ни капли изъяна: тонкая талия, мягкие бёдра, к которым захотелось прикоснуться и пасть на колени, лаская… упругая грудь и молочно-розовые соски.       Альфа взвыл при видя такой роскошной картины под названием омега Ян Чонин.       Глаза Чана голодным взглядом быстро блуждали по телу омеги и остановились на всё тех же привлекательных сосках. Омега тоже это заметил и провёл левой рукой по груди, пальцами щипая себя за ореолу и оттягивая её. Это всё, чего нужно было получить от божественного тела напротив, и альфа с протяжным стоном кончил, выпуская свою густую сперму наружу, перепачкав свой торс и пол. В его ушах зазвенело, тело обмякло в раз, но вибрация по члену не прекращалась, отчего орган не мог до конца опуститься и расслабиться.       — Мхг, ах, омега, хватит, я кончил, кончил, — надрывисто произносил Чан, сил не оставалось ни на что.       — Я же сказал, что доведу до грани, а я слов на ветер не бросаю, альфа, — строго ответил Чонин, будто это его задело до глубины души. Омега подошёл вплотную, усмиряя своим запахом, и резко взял Чана за загривок, жёстко натягивая пряди его волос и держа их в кулаке. — Хочу видеть как ты рассыпаешься, — добавил он.       Вибрация началась с новой силой, казалось она была выкручена на максимум. После ещё толком не отошедшего оргазма, тело альфы было в разы чувствительнее. Он превратился в сплошной оголённый провод, который мог разрядиться в любой момент. Чана трясло с такой силой, что колени бились об пол, а грудь быстро и поверхностно вздымалась. Лёгкие поглощали спёртый воздух, целиком насыщенный свежей мятой и могли буквально задохнуться в нём. С глаз альфы потекли слёзы, которые застилали и туманили обзор на силуэт омеги, стоящего перед ним, который смотрел, к слову, на Чана с особым наслаждением.       — Альфа, будь хорошим для меня — отдайся мне сейчас, — произнёс Чонин, и это были контрольные слова, после которых Чан буквально начал нести бред, кивая бездумно головой.       — Я твой, только твой. Омега, я твой, — альфа задыхался, прыская слюнями и быстро перебирая губами, создавая подобие внятных слов. — Я твой.       Глаза омеги округлились от услышанного, лёгкая дрожь пробежала по телу, и он сделал шаг назад, отдаляясь от альфы. Ладно, его это подкосило, но он не мог оторвать взгляда от Чана, смотря на то, как его трясёт, и как альфа теряет собственный рассудок, бормоча один и тот же бред себе под нос. В голову Чонина пришло осознание, что всё это сделал с ним он сам и теперь это только его ответственность.       Тело Чана вздрогнуло в последний раз, и он кончил в сухом оргазме, тут же отключаясь и падая на пол.       Омега стоял слегка потерянный и вмиг понял, что сделал что-то невозвратное — присвоил себе чужое. Эта была игра слов и не более, но сейчас смотря на размаженное тело, лежащее и отключившееся на полу, сердце заныло, а руки опустились, не в силах сейчас прикоснуться к альфе и хоть как-то привести его в чувства.       — Глупый омега, — шикнул Чонин, ругая сам себя. — Ты заигрался.

1.3.

      Первые лучи солнца пробились сквозь неплотно закрытые шторы, и альфа сощурился, на автомате почесав свой нос. Впервые за долгое время он спал как убитый, даже ни разу не проснувшись посередине ночи, как обычно у него бывает. Постель была мягкой и бархатной, окутывая всё голое тело Чана, как вата. Он потянулся лёжа и зевнул, ещё не до конца проснувшись. В кровати было тепло и пахло сладкой мятой, отчего внизу живота приятно тянуло.       Альфа с трудом начал потихоньку восстанавливать картину прошлой ночи и округлив глаза с шоком осознал, что он не в своей кровати и даже не у себя дома. Чан медленно приподнялся на локтях и оглядел комнату, было пустовато. Он реально остался на ночь у малознакомого человека, да и к тому же — омеги. Ранее альфа никогда не допускал такого, а после оказанной услуги сразу уезжал домой, но в этом случае ситуация была совсем другой, да и он больше не альфа по вызову. Тогда что это, мать его, было?       Чан тихонько встал с кровати и нашёл свои вещи, которые лежали на стуле рядом, а поверх их была записка.       — Я уехал на работу. Как проснёшься, можешь воспользоваться душем и позавтракать. P.s холодильник забит расфасованным сбалансированным питанием, угощайся. Закрой двери за собой на ключ, что висит рядом, и оставь в цветочном горшке на улице. Спасибо. Пока, — прочитал вслух альфа.       Чану ничего не оставалась, как действительно уйти, ведь и поговорить у них толком не получилось и, видимо, уже не получиться. В записке не было ни намёка на дальнейшую связь.       Давненько он не ощущал такого гадкого и неприятного чувства, от которого душа не на месте и постоянно мечется. Тупая боль в области груди напоминает о том, что тебя просто использовали, но больнее в разы, когда осознаёшь, что ты решил довериться, а тебя оттолкнули. Снова. Альфа в сотый раз убеждается, что страшно привязываться. Даже довериться кому-то уже становиться его фатальной ошибкой.       Он забрал вещи, быстро натянув их, и не стал более задерживаться. Медленное чувство гнева нарастало и жгло в области грудной клетки, как бы ему хотелось высказаться, а что он бы сказал? Что предъявил бы этому омеге? Извини, но ты поступил как полное мудло или я кажется вчера тебе полностью открылся, а ты даже не соизволил проснуться со мной с утра в одной постели? Звучит как бред, потому сам Чан понимает, что Чонин ничего ему не должен, но всё равно обидно до слёз.       Альфа пулей вылетает из дома, чуть ли не забыв закрыть за собой эту чёртову дверь, но быстро прокручивает ключи и бросает в цветочный горшок, в котором, к слову, уже давно ничего не растёт. Земля в горшке сухая и потрескавшаяся, видимо хозяин дома перестал следить за ней уже очень давно. Чан садится в свою машину и даёт по газам, лишь бы забыть дорогу к этому дому раз и навсегда.

* * *

      — Ты что сделал? — доносится на том конце трубки гневным голосом.       — Не проси меня повторять это ещё раз вслух, — шикает раздражённо Чонин, сам неудовлетворённый таким своим поступком, но поделать с собой ничего не может — что сделано, то сделано.       Омега сидит за своим рабочим столом в выходной день и понимает, что просто бессовестно не только соврал, но и ещё сбежал, как последний трус, а сейчас ему приходиться выслушивать, как его отчитывает собственный брат. Вдвойне бесит. Он крутит ручку между пальцев и максимально пытается себя ей отвлечь, но собеседник не перестаёт твердить об одном и том же, промывая ему мозг своей заумной психологией.       — Чонин, ты же понимаешь, что бежать вечно от своих проблем не получиться? — приседает на уши брат.       — Да нет у меня никаких траблов, — отвечает Чонин и от волнения сильнее начинает крутить ручкой, что та выскальзывает из его рук и укатывается куда-то под стол. — Блять.       — Не матерись, когда со старшим братом разговариваешь!       — Да, да, простите мистер самый важный альфа в семье.       — Чонин…       — Ну что ещё, хён?       — Тебе нужно поговорить с Чаном, понимаешь? Обсудить всё. Я знаю как тебе тяжело даётся долгий контакт с новыми людьми, да и в целом с людьми.       — Да. Я уже от тебя устал.       — Но это нужно сделать. Тебе уже двадцать два года. А ты всё время закрываешься, как только понимаешь, что можешь понравиться таким, какой ты есть или кто бы понравился тебе. Не давая им и шанса.       — Давай ты свои психологические разговоры будешь с мужем вести. У него как раз послеродовая депрессия может случиться. Я читал об этом, хён. У тебя уже есть своя семья, вот и будь с ней.       — Ты тоже часть моей семьи, Чони. Ты мой брат. Моя кровь. Я тебя никогда не оставлю, слышишь?       В кабинете офиса стало тихо. Омега опустил голову вниз, тяжело выдыхая, будто взял на себя самую непосильную ношу и возложил на свои плечи. Ему всегда было тяжело поддерживать долгие отношения и создавать крепкие узы. Он бежал от них, как от огня, не желая сгорать или же перегореть. Для Чонина это много. Думать о ком-то, возлагать на кого-то надежды, в конечном счёте переживать за то, что этот человек может ранить тебя или ты его. Омега не был к этому готов. Ему проще быть одному. Риски минимальные и жизнь стабильная, но скорее монотонная, зато ему нравилось по сей день. До дня пока он не встретился с Чаном.       Он не хотел пересекаться с альфой на утро от неловкости. Не знал как ему сказать, когда тот проснётся и увидит его. Как обсуждать то, что было, и почувствовал ли Чан тоже самое, что и он. Ему проще было убежать. Снова. Закрыться в себе и вырвать с корнем новые зарождающиеся чувства. Так ведь не будет больно? Если обрубить всё сразу и на корню.       Чонин не любит привязываться. Его выматывает долгое общение с кем-то, а ещё пугает мысль, что в один момент он поймёт, что влюбился в какого-то так сильно, что не может дышать без него, не слыша аромата любимого под носом. Омега не готов к таким серьёзным последствиям, ведь знает же, что просто не вынесет ещё одной потери.       — Алло, Чонин, ты всё ещё здесь?       — Да, братик. Я здесь. И я снова вляпался.