Приручите меня, мистер Чан

      Проходит несколько недель или несколько мучительных дней, поделённых на часы и минуты, в каждом из которых Чан не может не думать о Чонине. Его мысли, как бы далеко они не бегали, всегда приходили лишь к одному единственному образу — к омеге, что поставил его на колени. Альфа не может забыть этот взгляд, не может забыть эти руки, которые, к сожалению, полноценно так и не прикоснулись к нему, о чём альфа очень жалеет.       О чём он только думал, когда позволял Чонину сделать это с собой. Сейчас же, даже на этот вопрос Чан не может ответить сам себе. Единственное, что понимает альфа так это то, что при любых воспоминаниях об омеге его сердце начинает биться в два раза быстрее, а тело наполняется жаром и диким желанием брать, отдавать, сделать своим. Надо было ослушаться Чонина, хотя бы на пару секунд, чтобы иметь возможность прикоснуться и запомнить на ощупь его кожу, почувствовать тепло его тела, ощутить её мягкость или же упругость под рукой, думается альфе, или желательно под ним.       Его тело так истосковалась по физическому контакту, чтобы кожа к коже, и смесь общего запаха двух людей, любящих людей, заполнила всё пространство вокруг них. Каждая мысль об этом сводит с ума…       Каждый сон Чана теперь не обходится без фигуры этого статного пленительного омеги перед глазами. Теперь он постоянный гость во всех влажных фантазиях альфы и Чану даже не стыдно, ему хочется большего. Это выглядело, да и ощущалось, как самое настоящее помешательство. Видимо, запретный плод настолько сладок, что его хочется вкусить, невзирая на все последствия, что обрушаться на него позже.       Чан знает, чем может обернуться такая одержимость и зацикливание только на одном человеке, поэтому старается изгнать все мысли о Чонине прочь, чтобы не искушать самого себя, но это удаётся ему с трудом.       Он звонит поздно ночью, когда уже совсем невыносимо терпеть свою тягу к близости, и слышит долгие гудки на том конце трубки. Альфа делает так каждую ночь, надеясь, что сегодня омега точно ему ответит, и снова воет в подушку, не получая ничего. Каждый раз удивляется сам себе и своему непреодолимому порыву быть рядом именно с Чонином, именно с этим омегой и этим человеком.       Как же долго он так сможет продержаться. В последний раз его хватило на два с половиной года мучительной тоски, ночных кошмаров и рыданий в подушку.       Игнор Чонина заставлял Чана чувствовать гнев, от которого альфа не мог никуда деться. Эти непонятные чувства к омеге его настолько сильно начали переполнять, что он переставал себя контролировать. Тогда он ходил по квартире и кидал об стену всё, что попадёт ему под руку, но никогда не бросал свой телефон, всё ещё сохраняя хотя бы грамм надежды, что он сможет дозвониться до абонента, который был вечно не в сети.       Запах омеги словно влез ему под кожу, оставляя свой отпечаток на нём. Куда бы альфа не пошёл, он везде слышал эту морозную свежесть, которая пускала по его телу мурашки, а сладкий запах мяты был наслаждением, что оседал сладостью на кончике языка, но никогда не давал полного чувства насыщения, что огорчало альфу вдвойне.       Дни Чана превращались в сплошные ожидания неизвестно чего. Он же сам прекрасно понимал, что по логике вещей, если человек не выходит на связь, и если изначально омега не оставил ни шанса на продолжение их встреч, то зачем пытаться, зачем лишний раз расстраиваться, но альфа ничего не мог с собой поделать. Желание увидеть Чонина ещё раз, желание к нему прикоснуться и наполнить лёгкие вновь запахом сладкой мяты было сильнее, чем любая другая сила, которая могла двигать им. «Я не вынесу ещё одной одинокой ночи, Эта бессонница, ах. Чувствую, как жар снова достигает предела, Он сжигает»

      * * *

      Альфа ворочается в кровати, погружённый в глубокий сон. Его комната стала такой душной, что невозможно нормально дышать. Весь воздух спёртый и удушливо наполненный запахом мяты, но ведь это всё только снится Чану.       Галлюцинация.       Это всё лишь больное воображение альфы. Омега Чонин — лишь воспалённое воображение и не более, когда желаемое становится действительным. Так ведь? Тело альфы крутит и ломит, как при лихорадке. Со лба стекают капельки солёного пота, а Чан не может проснуться, да и не хочет, если честно признаться себе в этом. Перед глазами обнажённый омега стоит напротив и смотрит свысока. Его взгляд холодный и требующий. Под этим взглядом ощущаешь себя маленькой ничтожной крупицей и это нравится Чану. Он, не отрываясь, смотрит лишь прямо и пытается дотянуться до того, кто кажется таким далёким, но стоит в каких-то жалких паре сантиметров от него.       Дразнит.       Чан чувствует сильное возбуждение. Его тело горит, но вместе с тем его эмоции поддаются неконтролируемому гневу от нехватки таких нужных рук на нём. Обычные касания, но они могут расплавить мозг альфы и превратить его в жижу. Он полагает, что их будет достаточно, но вновь ошибается. Ведь в глубине души альфа понимает, что просто так уже не отпустит.       Он рычит в подушку, а вены на его шее напрягаются. Его видение вот-вот ускользнёт от него, и альфа чувствует как просыпается.       Но Чан просто не может отпустить Чонина именно сейчас, когда он находится на грани между реальностью и иллюзорным удовлетворением.       — Мхг, пожалуйста, пожалуйста, — его голос срывается с пересохших губ. — Прикоснись ко мне, прошу…       Альфа бормочет одно и тоже на повторе, как безумец. Его веки плотно зажмурены, но взгляд второпях разбегается, пытаясь угнаться за единственным образом, что ускользает от него, потому что он вот-вот проснётся от перевозбуждения и кончит прямо в своей кровати.              Альфа отчаянно стонет и в этих звуках отчётливо можно расслышать лишь одно имя.       — Чонин, — протягивает Чан, сжимая подушку крепко в кулаке и изливаясь на свой обнажённый торс, пачкая тем самым постельное белье тоже. Позже альфа издаёт тихий скулёж, — нет, нет, нет, — и просыпается окончательно.       Он идёт в душ, холодные струи воды скатываются и бегут по его широким плечам, пока Чан тупит и смотрит на кафельную плитку, опустив голову вниз. Он снова это сделал, а точнее Чонин снова сделал это с ним — проник в его голову и оставил на сердце ураган, растворившись в воздухе как иллюзия. Одна ладонь альфы ложиться на холодный кафель и придерживает всё его бренное тело, чтобы оно окончательно не разрушилось, потому что больше нет сил это терпеть.       Этот сон был не первым и вряд ли окажется последним, но Чану уже достаточно.       Он злится на Чонина, но на себя ещё больше. Это ведь он так глупо влюбился. Омега ничего ему не обещал, но его слова крутятся у альфы в голове из раза в раз: «Альфа, будь хорошим для меня — отдайся мне сейчас», и Чан был послушным, тогда где его награда? Всё, что ему досталось — это мокрая фантазия и не более, и он снова начинает винить себя во всём. Даже его чувства, это что-то, в чём он сам же и виноват. Опять выставил себя глупцом, со своей никому, оказывается, не нужной заботой и любовью.       Только сейчас Чан понял чего действительно хотел от омеги. Его чувства не были просто животным желанием, а имели большую ценность, когда альфа решил отдать всё под контроль именно этому омеге. Он прокручивает в голове каждую деталь их встречи и пытается понять Чонина, хоть на долю того, что омега мог испытать в тот момент. Схожи ли были их ощущения? Но боится признаться сам себе, что не вынесет, если окажется в своих чувствах вновь одинок.       Альфа выходит из душевой кабинки, ступая мокрыми ступнями по полу, и всматривается в своё отражение по ту сторону зеркала.       — Неужели из-за тебя мне теперь все кажутся лжецами? — бормочет он себе под нос. — Как ты снова допустил такое, Чан.       6 лет назад       Эти первые чувства ни с чем не сравнить, ведь такого альфа ещё никогда не испытывал. Его первая влюблённость в омегу, его первые мечты о светлом будущем и его первые слёзы. Но обо всём по-порядку.       Чан спешит на встречу к своему парню, милому омеге, с которым они встречаются уже почти три года. Его чувства крепли день ото дня, а его поступки говорили сами за себя. Он старался как мог проявлять свою заботу и любовь, как показывала ему бабушка с дедушкой, ведь родителей не стала, когда он был совсем ребёнком.       Альфа всегда был чутким к любым просьбам своего омеги и делал всё, чтобы его партнёру было комфортно. Даже если иногда альфе нужно было поступиться своими принципами. Он ни о чём не жалел, ведь видеть на лице своего любимого широкую улыбку, было самым главным результатом всех его стра… стараний.              Ему голову кружило от запаха любимого, а ладони становились влажными, когда омега оказывался поблизости. Альфа всегда краснел, как спелая клубника, когда любимый брал его за руку или обнимал со спины. Так ощущалась любовь. Когда по телу пробегали тысяча мурашек, а на сердце становилось теплее от мысли, что твоё счастье рядом с тобой.       Они вместе строили планы на будущее, думая уже как семья, и обсуждали, что после университета поженятся и переберутся в город покрупнее, чтобы начать хорошо зарабатывать и ни в чём себе не отказывать. Чан, как ответственный альфа, думал о службе родине и скорейшей женитьбе, потому что тянуть ему совсем не хотелось. Если два человека любят друг друга и хотят быть вместе, что ещё нужно для полной решимости.       Альфа с цветами стоит у фонтана в центре парка и ожидает своего парня, трогая в кармане небольшую бархатную коробочку и предвкушая реакцию своего омеги. Он немного волнуется, хотя его тело выдаёт его с потрохами — Чан волнуется очень. Сто раз альфа уже посмотрел на пышный букет в руке и подумал о том, не прогадал ли он с выбором цветов, хотя белые магнолии смотрятся очень красиво, да и пахнут шикарно, ему нравится. Нечего волноваться. Что может пойти не так.       Невысокий, совсем миниатюрный парень, с копной светлых волос на голове, входит в арку и нервно оглядывается по сторонам. Он видит Чана и быстро шагает к нему, держа руки в карманах. Вид у омеги какой-то напряжённый и озабоченный, но он всё равно слабо улыбается, когда подходит к своему альфе.       — Привет, любимый, — нетерпеливо произносит Чан и делает шаг вперёд, чтобы приобнять своего парня, но тот растерянно отводит взгляд в сторону и отступает чуть назад. — Привет, — как-то тихо отвечает омега, почти еле слышно, даже не посмотрев на пышный букет в руках у альфы.       Чан протягивает цветы и широко улыбается.       — Давай присядем, Чан, — отвечает омега, не притронувшись к цветам.       Они в тишине находят ближайшую лавку и садятся на неё, а между ними повисло неловкое молчание. Чан не понимал такого странного поведение своего парня, а омега опускал каждый раз взгляд вниз, когда встречался с глазами альфы. Омега решается всё же заговорить первым.       — Чан, я сейчас тебе кое-что скажу, только воспринимай мои слова серьёзно, ладно?       — Да-да, хорошо. Мне тоже нужно тебе что-то сказать, — приободряется альфа, уже готовый произнести заранее отрепетированную речь. Так волнительно. Так трепетно. И так прекра…       — Чан, я хочу расстаться, — быстро произносит омега, а сердце альфы сжимается и давит в груди от острой боли, которую он вмиг ощутил на себе. После этих слов в голове Чана образовался белый шум, и дальше он слышал лишь тихие отголоски чего-то неразборчивого. — Пойми… Пропали чувства… Может я никогда и не любил… Тебя. — Никогда не любил тебя, никогда не любил тебя, никогда не любил тебя, — вторит Чан, всё ещё находясь в ванной комнате и смотря в своё отражение напротив зеркала. Эти воспоминания съедают его изнутри и с каждым разом сеят в нём новые сомнения — пора остановится. Он устал боятся.       Прошло слишком много времени, и альфа уже совсем успел позабыть, как не спал сутками напролёт, наполняя своё сердце лишь болью и обидой. Он был одержим омегой. Искренне любил. Или был одержим идее, что его наконец-то полюбили таким какой он ест. Просто так. Не за что. Больше двух лет он не мог забыть этого омегу. Он ему везде встречался: в лицах прохожих, в мыслях и во снах, осев там надолго. Его образ потихоньку выветривался из памяти альфы, но те слова и те чувства, что он испытывал рядом с ним, бегали за ним по пятам, не давая желаного покоя. «Я умоляю, я стою на коленях, Я в твоей власти. И ты можешь стать моей смертью, Но я просто не могу остановиться». Кулак альфы крепчает, и он замахивается, с треском ударяя белыми костяшками по стеклу. Его отражение рассыпается на миллиард мелких осколков. Это к лучшему, думается Чану, уж лучше я буду разбит, чем загнан в угол, не находя далнейшего выхода. Небольшие капли крови стекают тонкой струйкой по его запястью, и альфа выкручивает смеситель на полную мощь, чтобы смыть всё быстрым напором воды.       В такие моменты Чан понимает, что он всего лишь человек, состоящий из крови и плоти, а не что-то сверхъестественное и ему не надо из кожи вон лезть, чтобы познавать какие-то там истинны мироздания. Он всего лишь хочет одного — любить и быть любимым.       Да прошло так много времени, но отчего-то сердце альфы всё равно будет предательски болеть, когда он ляжет в свою пустую холодную кровать совсем один.       Чан выходит из ванной комнаты и идёт на кухню, чтобы выпить немного прохладной воды. Нужно освежить не только горло, но и свои мысли. Он думает над тем, что так больше продолжаться не может — забыть Чонина проще, чем любить, и пока Чан не пропал в нём окончательно, нужно переключиться.       Идея поехать в клуб была такой же спонтанной, как и сборы до места. Альфа пробегается глазами по своему гардеробу и выбирает первые попавшие под руки вещи, ими оказывается: рваные джинсовые шорты до колен с железными кольцами вставками по всей длине, укороченный чёрный топ, который обтягивал его весьма широкую и накаченную грудь и розовые конверсы.       Чан смотрится в зеркало в прихожей и ощущает что чего-то всё же не хватает. Он выдвигает один из ящичков в комоде и достаёт оттуда чёрную тушь, самую густую и блядскую какая у него есть. А что вы думали, что только омеги наносят макияж на своё лицо. Альфы ещё больше омег любят себя, а в особенности показываться во всей красе. Это просто природа человека и ничего с этим не попишешь. Он проводит пару раз по своим ресницам, выделяя их лучше, на фоне бледного лица, но ему мало. Малиновый тинт, что давно лежит в углу ящика, подаренный одним из клиентов омег, ждал своего часа. Альфа в два слоя накладывает его на своии, итак, пухлые губы и не дождавшись пока он высохнет заказывает такси до клуба. Чан настраивает себя как может, пока едет в такси.       Сегодня альфа точно должен забыть о существовании омеги Ян Чонина.

* * *

Yeah, yeah, yeah Give me your loyalty, baby, I'll wait for ya (Да, да, да Отдай мне свою преданность, детка, я буду ждать тебя)       Музыка исходит из колонок в гостиной, погружая в некий транс. Чонин подходит к своей ванне, чтобы наполнить её водой и немного расслабиться после трудного рабочего дня. Сейчас на нём лежит бо’льшая часть ответственности за отцовскую компанию, так как старший брат предпочёл сделать акцент на своей семье, а отец давно уже не в том возрасте, чтобы мотаться по конференциям и различным мероприятиям, чтобы поддерживать репутацию компании. Теперь всё легло на хрупкие плечи молодого омеги, которому в этом году исполнилось всего двадцать два года.       Чонин был готов к такому исходу, ведь его с юности уже начали посвещать в дела компании, а старший брат никогда не интересовался бизнесом отца и не видел себя в роли главного приемника. Маленького Чонина отдали в профильную школу бизнеса и экономики, вырастили его среди реальных цифр и статистики, поэтому омега не знал что такое беззаботное детство. Все его будни проходили за учебниками и семинарами, а выходные отличались только количеством часов с языковыми репетиторами.       Теперь омега знает что такое пакет акций и анализ рынка, в совокупности с тремя разными языками: японским, английским и китайским, но не помнит, чтобы хоть раз засиживался допоздна за просмотром крутого блокбастера, прогуливал уроки или ходил на вечеринки, как обычно делают подростки того же возраста, в котором когда-то был и сам омега.       Ванная уже наполнена до краёв, поэтому омега сразу бросает туда бомбочку из гималайской соли, которая начинает шипеть и бурлить при контакте с водой, а Чонин надеется на то, что когда он ляжет, она сможет расслабить его мышцы и разум. Много мыслей роились у него в голове, не давая покоя, за последние пару недель.       Чонин опустился на дно ванны и прикрыл глаза, думая о чём-то позитивном, но счатливых моментов в его жизни было действительно мало. Последний, хорошо запомнившийся ему момент, был связан с альфой, тем самым, что так покорно отдался в его руки и тот самый, которого омега сам же оттолкнул от себя.       Вопросы, которые начали сверлить ему мозг возникли не сразу. Первое, что было — это полная уверенность в своих действиях, ведь так он поступал не раз, да и не два, но позже что-то заставило его призадуматься. Раньше он довольно спокойно относился к одноразовым связям, не привязывался и не просил ничего взамен.       Омега просто шёл дальше, даже не оглядываясь назад.       Но теперь.       Он даже не мог понять, что он чувствует, потому что ранее никогда такого не испытывал ни к одному альфе. Ему было небезразлично, впервые за долгое время и это его пугало до дрожи. Чонин всегда держался поодаль от таких чувств, чтобы они никоим образом его не задевали, но что случилось, то случилось. Омега всё чаще стал задумываться в правильности своих же действий и в кое-то веки подумал о чьих-то чувствах, а не только о своих.       Но он пытался всеми возможными способами искоренить это в себе, как что-то ненужное, как что-то мешающее ему не просто жить, а существовать в той роли в которой он находится сейчас. Омега не хотел каждый раз чувствовать, как его сердце замирает при виде того самого, не хотел, чтобы его голова была забита лишь одним человеком и не более, не хотел ощущать мурашки по телу и мелкую дрожь при встречи с кем-то, но всё это уже произошло с ним, когда на пороге его дома появился альфа Бан Чан.       Теперь Чонин не мог не думать о его чувствах. Ранил ли он его своим жестом? Стоило ли ему поговорить с альфой лично? А может зря он вообще послушал брата, что дал ему номер альфы. Ведь вместо одной покалеченной души теперь их двое. Все эти мысли туманили молодую голову омеги, и он не мог с ними справиться.       Всё случится так, как должно быть, — подумал Чонин, расслабляясь в приятной горячей ванне под звуки приятной музыки.

1.1.

      Его встречает яркая неоновая вывеска у входа в клуб, на которой было написано «best night», что ж, Чан тоже питает надежду, что эта ночь будет лучшей или хотя бы удачной. Альфа в последний раз поправляет свой наряд, сидя прямо в такси, и выходит, расчитавшись с водителем.       Давненько он не был в клубах, а если и был раньше, то с определёнными рабочими целями, так скажем. Никогда не знаешь где встретишь потенциального клиента, поэтому альфа был в услужливом режиме двадцать четыре на семь. Он всегда хорошенько присматривался прежде чем подойти к человеку, примерно уже догадываясь о его вторичном поле. Омеги чаще выделялись на фоне альф, любили самовыражаться всеми доступными им способами: яркий макияж, одежда, которая оставляет впечатление и запоминается глубокими вырезами в наилучших местах. Чан был таким же, поэтому ему было легче найти общий язык с омегой, чем альфой.       Он проходит между двух охранников, которые уже проверили его документы, и направляется сразу за барную стойку, чтобы зря время не терять. Сегодня его план очевиден: «Накидаться и потрахаться». Как ответственный альфа он взял с собой пару презервативов, и ещё несколько для узлов, и небольшой пакетик со смазкой, если будет невтерпёж доехать до какого-нибудь мотеля.       — Виски, пожалуйста, — отмахивается Чан рукой, подзывая бармена.       Молодой парень на вид, с тёмно-каштановыми волосами и пухлыми щёчками, подходит к нему, дружелюбно улыбаясь. На его бейдже красуется имя Хан Джисон, и он держит в руках шейкер, уже готовый выполнить заказ.       — Вам смешать с колой? Лёд нужен? — спрашивает стандартные вопросы бармен.       — Чистый, без льда, — уверенно отвечает альфа.       — Ух ты, решили сразу во все тяжкие? — удивляется Джисон, но уже берёт гранёный стакан в руку.       — А там сколько в стакане?       — Пятьдесят миллилитров.       — Пока нет значит. Так для рывка, — ухмыляется Чан и чувствует сладкий запах исходящий от бармена, напоминающий цветок лотоса с чем-то резким древесным, возможно это был можжевельник, но явно не омеги.       Догадка альфы тут же подтверждается, когда бармен принимает его заказ и идёт готовить, а позади него встаёт парень, чуть выше ростом, что-то шепчет на ушко и нежно приобнимает за талию. Видно, что омега сразу смутился и вздрогнул, но аккуратно оттолкнул парня от себя, чтобы тот не мешал ему работать.       Чан взглядом бегает по танцполу и за его пределами, ища глазами лучший вариант на сегодняшнюю ночь. Его взгляд цепляется за некоторых персон, что выглядят весьма сексуально и открыто, и все как на подбор: стройные ножки, смазливые лица и хищный взгляд. Альфа подмечает парочку вариантов для себя и довольно ожидает своего алкоголя.       — Ваш виски, молодой человек.       Чан оборачивается и смотрит на парня, который ему уже заочно знаком, ведь это он приставал к тому омеге, что принимал его заказ.       — Благодарю, — отвечает Чан, опуская взгляд на бейдж бармена. — Минхо.       Альфа опустошает стакан с горькой смесью за раз и решительно встаёт с места, чтобы наконец-то размять свои бока и потанцевать.       В голове чувствуется небольшая лёгкость, после выпитого алкоголя и он целенаправленно идёт в самый центр танцпола, чтобы оторваться. Чан протискивается между людьми, что плотно прижимаются друг к другу. Смесь ароматов в клубе просто нереально концентрированная, что волей не волей чего-то да захочешь.       Основная масса людей уже выглядит весьма подвыпившей, но такой счастливой на первый взгляд. Почему бы и альфе не повеселиться в этот вечер? И не отпустить себя, как говориться.       Громкая музыка бьёт из колонок по ушам, а её бит и ритм, будто подстраивается под удары сердца, становясь одним целым с ним. Чан не особо искусен в танцах, но хорошо знает своё тело и его возможности, поэтому без напряга двигается в такт биту, отдаваясь ему сполна. Действие алкоголя уже потихоньку начинает брать его, хотя выпил он совсем нечего.       Он чувствует резкий толчок в спину и вся его нирвана уходит от него в одно мгновение. Альфа оборачивается, чтобы посмотреть на того кто с ним столкнулся.       — Оу, сорри, сорри, — лепечет мягким голоском омега. По его сладкому, почти приторному запаху уже всё понятно. Его взгляд в расфокусе, и он прикусывает нижнюю губу пока смотрит на альфу. На нём обтягивающий кожаный топ, короткая юбка такого же материала и чёрные колготки в сетку, что слегка порвались на коленках.       Чан зависает, когда в полутьме сличает знакомые черты лица: пухлые, чётко очерченные губы, лисий разрез глаз и впалые щёки. В его голове, как минимум две несостыковки.       Что здесь делает Ян Чонин? Или какого хрена этот омега везде ему мерещиться?       Альфа резко отступает назад, делая пару больших шагов, подальше от этого парня, и сталкивается спиной с другими людьми, что танцуют.       — Извините, извините, — быстро проговаривает он, даже не смотря в лица людей.       Ему нужно вернутся за бар, чтобы прийти в себя и понять, что это не тот омега, который мог ему показался. Это просто нелепое совпадение или он уже головой поехал на фоне недавних событий.       Ему наверняка привидилось. Не может же это быть Чонин. На танцполе свет приглушён и играется с цветами, то красным, то синим, то жёлтым, и сложно распознать конкретные черты лица. Но есть одно «но». Запах.       Этот омега пах так сладко и приторно, но в тоже время свежо и маняще. Альфа просто уверен, что эта была свежая мята. Боже, эта мята скоро его совсем удушит, но Чан и не против. Он мог бы вдыхать её каждый день, обнимая крепко её источник, и наслаждаясь слиянием двух ароматов, образуя их общий.       Его каждый раз вело от мысли о возможности ощутить этот запах на себе, но альфа же настроился забыть его вовсе, вместе с омегой и покончить с ним навсегда, но отчего-то сердце забилось быстрее от мысли о встречи с Чонином и ему не дают покоя некоторые вопросы, которые он хотел бы задать лично ему.       Альфа снова садится за барную стойку и подзывает бармена, чтобы удвоить свою дозу алкоголя и набраться наконец-то таки смелости всё решить здесь и сейчас.       — Как в прошлый раз? — улыбается Джисон.       — Так же, но в тройном объёме, — кивает Чан.       — Вы уверены? Всё же не стоит так сразу напиваться. Будьте осторожны, в такие места, как эти, много неадекватных людей ходит, — предупреждает бармен, но его никто не собирается слушать. Альфа сразу кладёт наличку на стол и ждёт свой заказ.       Джисон принимает оплату, такая у него работа, и идёт наливать алкоголь, метая взглядом в сторону своего парня Минхо.               — Чего тебе, мой сладкий омежка, — улыбается второй бармен.       — Ты на смене до скольки?       — До закрытия, а что?       — Я раньше уйду. Можешь, пожалуйста, присмотреть вот за тем парнем, — Джисон осторожно кивает в сторону Чана, и Минхо мельком смотрит туда же.       — Понравился, что ли? Мне уже начать ревновать тебя? — хитро прищуривает свой взгляд Минхо.       — Минхо, я серьёзно. Парень на вид хороший, просто сегодня явно хочет отключить свои тормоза, мало ли что. Ты же знаешь кого мы обслуживаем, — цокает Джисон и наливает в стакан меньше положеного. Обычно он так не делает, но ему стало как-то жалко этого альфу, что отчаянно хотел напиться и избежать чего-то, казалось бы неизбежного.       — Ага, такого как этот же, — кивает Минхо снова сторону бара.       — Нет, он другой, — отрицает Джисон, мотая головой, — чувствую, что он хороший и всё. Пригляди за ним.       — Ладнооооо… Мой космический омежка, чувствует он там что-то. Слушай, а ты не чувствуешь, что сегодня ты можешь приехать ко мне и мы… — Минхо приобнимает Джисона за талию и трётся о его запаховую железу.       — Тссс… Я тебе уже говорил, что как буду готов, я тебе дам знать.       — Или просто дашь.       — Иди уже и отнеси ему выпить, я пошёл свою кассу считать, — Джисон вручает второму бармену стакан с алкоголем и уходит закрывать свою смену.       Минхо ставит стакан напротив гостя, который засмотрелся в сторону танцпола.       — Кого-то ищете? — спрашивает он.       — Скорее кого-то потерял, — отвечает Чан, разворачиваясь снова к барной стойке.       Альфа видит алкоголь и без промедления заливает его в себя, на выдохе немного морщась, прося чем-нибудь закусить.       — Знаете мой парень попросил за вами приглядеть, но на мой взгляд вы отчаянно хотите во что-то вляпаться, если не уже, — хмыкает Минхо, положив за стойку маленькую чашку с лимонами. Бармен принимается мыть посуду, пока Чан задумчиво сидит на своём месте.       — Вы когда-нибудь жалели о чём-то? — неожиданно спрашивает альфа. Ему вообще несвойственно вот так вот сидеть и болтать с барменами в клубе, но эта парочка вызвала у него немного доверия, своей искренностью и простотой.       — Конечно, даже сейчас, когда я остаюсь ещё на пару часов на смене, а мой парень уходит домой раньше. Хочу быть рядом с ним. Но я знаю, что скоро его увижу и мне становится легче.       — А если не знаешь встретитесь вы снова или нет, а желание увидится сводит тебя с ума?       — Тогда почему ты ещё здесь? А не с тем с кем хотел бы быть рядом? Я бы всё бросил, если бы знал, что больше шанса у меня не будет.       — Ты прав, — Чан кивает и резко подрывается с места, — Мне нужен этот шанс.       Минхо смотрит на него, как на ненормального, хотя кто в наше время руководствуется здравым рассудком. Ему даже как-то становится жаль этого альфу, выглядит он каким-то потерянным и несобранным. Бармен делает себе пометку, что действительно нужно приглядеть за этим парнем, как сказал его омега.       Чан решительно направляется в центр танцпола, глазами ища того самого, того кто сводил его разум с ума на протяжении нескольких мучительных ночей. Его ноги едва плетутся, потому что в голову уже дала знатная порция чистого виски и немного расслабила его тело. Может и язык развяжет, ну и пусть. Альфа всё равно хотел вывести омегу на разговор.       В кучной толпе он находит знакомый силуэт, с которым сталкивался ранее. Чан просто уверен, что это Чонин, и его берёт злость от того, что этот омега делает здесь. Парень пьяно танцует и жмётся ко всем подряд, когда как альфа всё это время места себе не находил.       Чан подходит ближе, со спины парня и хватает его за запястье. Он даже не смотрит ему в глаза, а сразу ведёт к выходу, чтобы нормально поговорить, без шума музыки и под нормальным освещением.       — Эй, пусти, пусти меня, мужлан, — кричит омега, начав вырываться.       Его запах становиться настойчивее и начинает отдавать морозной свежестью и лесом, но Чан не обращает на это уже никакого внимания. Альфа хочет высказаться и поставить эту дурацкую точку в этих недоотношениях с Чонином раз и навсегда.       — Нам нужно поговорить, — отвечает Чан, заплетающимся языком. Он сжимает руку омеги сильнее, чтобы на этот раз парень никуда точно не сбежал от него.       — О чём? Я тебя знать не знаю, — уже истерит парень.       Омега начинает активно вырываться и звать на помощь, чувствуя прямую угрозу от альфы, который явно не в себе. От Чана пахнет опасно — смесью алкоголя и злости, что никому бы не пришлось по душе.       Альфа сам еле держиться на ногах, но всё равно не отпускает парня, свято веря, что это тот кто ему нужен или ему так сильно хочется этого. Сейчас Чан чувствует себя странно. Он впервые не смог сдержать свои эмоции и отдал им весь контроль. Его тело всё трясёт, то ли от злости, то ли от обиды, за то что с ним так поступают — несправедливо. Он выводит парня на задний двор, берёт его за плечи и начинает потряхивать. Голос альфы ломается на эмоциях и становится нестабильным, то жалостливым, то снова гневным, то молящим. Чан и сам не понимает чего он хочет, только лишь бы Чонин был с ним рядом. Разве этого много?       — Зачем ты сюда пришёл? Тебе настолько была безразлична наша встреча! А, отвечай, ну! Почему ты так поступаешь, Чонин, почему? Просто скажи мне, чтобы я перестал думать о тебе каждую ебаную секунду своего существования! — кричит Чан, совсем уже не контролируя себя.       Омега что стоит напротив него и прижат к холодной стене, находится в испуганном состоянии и не может даже пошевелиться, чувствуя лёгкий шок от страха. Он вообще ничего не понимает, — кто такой Чонин. кто вообще такой этот альфа, — но ему нужно как-то выпутаться из этих огромных лапищь и уйти подальше от этого сумасшедсшего.       — Хватит! Успокойся! Остановись! — повышает голос омега. — Посмотри на меня, эй, посмотри на моё лицо. Я не тот, кто тебе нужен. Эй, альфа, приди в себя, прошу. Ты пугаешь меня!       Голос омеги кажется таким далёким. Чан его не слышит, по его щекам стекают слёзы, и он задыхается от собственного кома в горле и не может даже двух слов уже внятно связать. Так больно и обидно на душе, что хочется просто кричать от бессилия, а потом лечь и умереть.       Прошлое не отпускает его, а будущее не хочет его принимать. «Так отдай мне свою любовь, пока она не наполнит мои лёгкие, Ты нужен мне как воздух, Я приму тебя как наркотик. Детка, не отпускай меня, пока не переломаешь мне кости, Даже когда ты рядом со мной, этого всё ещё недостаточно. (Отдай мне свою любовь)»       — Эй, что тут происходит?       На задний двор выходит группа высоких мужчин, которые по своему телосложению в два, а то и в три раза больше самого Чана. Их четверо и все выглядят респектабельно, в дорогих костюмах и ботинках, но и также внушительно пугающе и сурово. У одного из них шрам на правом глазу, а другого на кулак уже надет кастет. Видимо эта ночь действительно останется в памяти Чана надолго.

* * *

      Альфа лежит на бордюре, а по его шее бегут густые капли крови. Он пытается нащупать рукой те места по которым пришлись удары, чтобы понять насколько всё печально, но ему кажется, что всё его лицо было сплошным полем боя. Чан не может пошевелить губами, потому что они разбиты и грубо стягивают кожу. Не может нормально открыть левый глаз, потому что именно туда прилетало бо’льшее количество ударов. Он вытирает тыльной стороной ладони кровь с лица и пытается приподняться, но всё тщетно, ноги отказывают ему в этом.       На его удачу, если можно так сказать, один из типов, что был с кастетом не бил им по лицу, а только в грудь и по прессу, но кровавые подтеки всё равно останутся с ним на неделю, а может и больше. Чан хватается за живот, что при любом его движение сильно тянет и болит. Становится тяжелее дышать, поэтому альфа переходит на спокойный и медленный ритм, хотя ситуация вообще не релакс.       — О, и снова, добрый вечер, — Минхо выходит из клуба и встаёт в метре от него, поджигая сигарету. — Курить будешь?       — Было бы славно, — Чан пытается улыбнуться, но выходит как-то криво с побитой-то рожей. Ему сейчас нужен любой никотин, чтобы снять хоть мизерную долю неприятных ощущений в теле и позволит расслабить его.       Альфы пытается дотянутся, но не выходит. Минхо это видит и подкуривает ещё одну сигарету, чтобы приложить её к окровавленным губам Чана.       Первая затяжка самая шикарная, что с ним могла произойти за последние двадцать четыре часа. Медленный наркотик попадает в его лёгкие, что приятно, но не надолго. Когда сигарета догорает, то остаётся горьким привкусом на губах и вонью на пальцах. Чан бы сейчас придумал какую-нибудь метафору связанную с потухшей сигаретой, но так похуй, если честно. Ему просто хочется домой, принять горячую ванную и лечь в мягкую кровать.       Он пытается нащупать телефон в кармане и понимает что его нет, ровным счётом как и его бумажника.       — Эм, Минхо? — осипшим голосом спрашивает Чан.       — О, ты запомнил моё имя — значит не последние мозги тебе вышибли. Это радует. Что позвонить дать?       — А как ты…?       — Блять, ты меня за дурака не держи. Не мне же по голове съехали, — проговаривает Минхо и протягивает свой телефон.              Пальцы альфы быстро набирают знакомые цифры и на удивление ему отвечают тут же, хотя время довольно позднее. Чан пару секунд говорит по телефону, буквально произносит адрес и «забери меня» жалостливым тоном и кладёт трубку. Пока они некоторое время болтают с Минхо, к клубу уже подъезжает чёрный внедорожник и сигналит им. Чан машет рукой, и из машины выходит высокий брюнет, весьма сонный и неряшливо одетый, видимо спешил как мог.       — Чан-а, ёпт твою за ногу! — восклицает парень.       — Доброе утро, Хёнджин, — отвечает Чан, осознав, что уже солнце потихоньку начинает вставать. Сколько он так пролежал без сознания? Хорошо что Минхо вышел к нему.       — Господи, ну и боевой раскрас, — произносит Хёнджин, наклоняясь к лицу альфы и осматривая все видимые повреждения. — Голова кружится? Тошнит? Давление чувствуешь?       — Нет.       — Ладно, хотя бы нет сотрясения. Но тебе всё равно нужно будет съездить провериться, ты понял? А, ох, а вы? — Хёнджин поворачивается голову в сторону Минхо, что докуривает уже вторую сигарету.       — Да я бармен просто, ну и телефон дал ему, чтобы он с вами связался. Минхо, кстати, — бармен протягивает приветливо руку, и они знакомятся.       — Может ещё поцелуетесь? Я домой хочу, — прыскает недовольно Чан.       Хёнджин закатывает глаза, не это он хотел увидеть, когда подрывался с утра пораньше. Альфа думал, что Чан просто неудачно перепил и не более, но когда он увидел его лицо таким побитым, стало печально. Он ещё никогда не сталкивался с подобным поведением альфы. Чан никогда ещё не нарывался на драки, и Хёнджин чувствует сейчас за собой сильную вину, что не доглядел.        — Давай, помоги мне немного, — фыркает он, когда пытается поднять альфу с земли. Чан всё же не пушинка, а взрослый мужчина в теле.       К ним на помощь приходит Минхо, и они вместе отводят Чана до машины, сажая на переднее сидение.       — Спасибо, Хо, за помощь. Буду должен. Дай свой номер. — Расслабься, просто приходите как-нибудь с братом вдвоём. Пообщаемся за баром, — отвечает Минхо, хлопая Хёнджина по плечу.       Хёнджин просто кивает, даже не поправляет его в небольшой оговорке о брате, ведь он давно считает Чана частью своей семьи.

1.2.

      Они добираются до дома в полной тишине, потому как Чан уже клюёт носом и пытается вздремнуть раз через раз, а Хёнджину стыдно и больно смотреть на такого альфу, но он не перестаёт это делать просто бесшумно, беспокоясь о его состоянии, как физическом, так и моральном.       Хёнджин решил отвести его к себе, чтобы позаботиться о нём и серьёзно поговорить. Ведь так дело дальше не пойдёт. За последнее время Чан совсем пропал, да и он хотел отдохнуть, но не отстранить же от себя альфу насовсем. Ему только хотелось намекнуть, чтобы Чан не зацикливался на нём с Феликсом, ведь у них уже сформировалась своя семья, и он искренне желает альфе того же.       Что вообще происходило с Чаном за последнее время. Он не знает и считает это своим упущением. Хёнджин понимает, что альфа уже взрослый мальчик, который сам может позаботиться о себе и нести ответственность за свою жизнь, но всем нужна поддержка и опора. Даже некий присмотр издалека всё равно никому не помешает. Но Хёнджин был занят своими делами, и это не ужасно, но альфа всё равно ощущает свою вину и есть ещё кое-что что его тяготит и ему нужно поговорить об этом с Чаном, когда тот хорошо отдохнёт и наберётся сил.       Хёнджин осторожно и тихонько, как может, заносит альфу в дом и кладёт на диван. Через пару часов его копчик скажет ему прощай, но сейчас он доволен тем, что справился и никто его не услы…       — Хёнджин? — спрашивает Феликс, выходя из дверей детской. — Боже, это Чан!       — Тссс… тише, всё нормально.       Хёнджин подносит указательный палец к губам.       — Ты это нормальным считаешь, — призносит омега, негодуя.       Он старается быть как можно тише, чтобы не поднимать шум и не разбудить альфу и своего малыша тоже, но его истерика не может остановиться по щелчку пальца, сколько бы его муж не шикал на него. Феликс подходит к Чану и аккуратно осматривает его лицо. Пальцы омеги быстро ощупывают все мягкие ткани, пробираясь под одежду, чтобы оценить весь масштаб травм. Он с каждой секундой мрачнеет ещё больше и косо смотрит на мужа, негодуя.       — Что?       — А то ты не знаешь? — приподнимает брови омега.       — Не догадываюсь даже, — фыркает альфа.       Хёнджин принимает защитную позу: руки скрещивает на груди и делает шаг назад. Для полного счастья ему ещё не хватает со своим омегой поссориться и получить звездюлей от него, но видимо чему быть, того не миновать.       Феликс накрывает Чана пледом и подходит к мужу.       — Долго прикрывать его будешь. Вечно брать всю вину на себя. А он и дальше будет жить и ничем себя не обременять. «Посмотрите, я такой бедный и несчастный. У меня так много работы, куда мне отношения строить», — возмущённым тоном приговаривает омега, цитируя знакомый слова.       — Да о ком ты? — Хёнджин разводит руками в сторону.       — Альфа, прекрати делать из меня идиота. Я твой муж. Я знаю тебя вдоль и поперёк. Ты разговаривал с ним пару недель назад. Ну. И что он тебе на этот раз сказал? Чем себя оправдывал?       Хёнджин тяжёло вздыхает. Он знает о ком так тревожится его муж и опускает стыдливо глаза в пол. Его омега прав во всём. Он будто няньчится со своим младшим братом, который до сих пор не может принять ответственность за свою личную жизнь, только в работе он идеален, а в остальном пытается убежать от самого себя и даже от своего имени, решив остаться под первой фамилией покойного отца-омеги — Ян.       Альфе приходиться рассказать всё, иначе бы омега от него не отцепился. Хёнджин признался, что дал номер Чана брату, рассказал про их встречу и про то, что на утро он узнал, что Чана кинули, оставив всего лишь какое-то жалкое письмецо.       С каждым словом Феликс краснел в лице ещё сильнее и уже рвался сам позвонить брату мужа. Хоть они и одного вторичного пола, но никакой солидарности. Сука. Он бы ему глаза выцарапал за Чана, потому что так с ним поступать нельзя. Да так вообще ни с кем поступать нельзя, но видимо этот омега считает себя исключением, что ещё сильнее злит Феликса.       — Хёнджин, зачем? — спрашивает Феликс, немного успокоившись.       Семейная пара переходит на кухню, и омега включает кофемашину.       — Ты же знаешь, что он за человек, — продолжает разговор омега.       — Феликс, он всё ещё мой брат, — отвечает Хёнджин. — Ты так говоришь, будто на нём можно крест уже ставить, как на человеке.       Омега делает пару глотков чёрного напитка из своей кружки и морщится от крепости вкуса или всё же от неприятного разговора.       — Нет. Просто он не тот кто нужен Чану. Он может ранить своими поступками и нежеланием сближаться, об этом ты подумал? Ты вообще думал о нашем альфе в тот момент, когда давал его номер своему брату?       — Я подумал, что им двоим пойдёт это на пользу. Чан нашёл бы того, кому смог бы дарить свою любовь, а Чонин наконец-то увидел, что его снова могут полюбить без корысти и не за что-то, а за то какой он есть, как в детстве. Когда ещё с нами был папа…       — Ох, милый.       Омега откладывает свою чашку в сторону и подходит к мужу, обнимая его со спины.              — Я не думаю, что у них что-то может получиться. Они оба такие…       — Раненные, — тихо договаривает альфа.       Феликс обнимает сильнее, когда чувствует, как грудь мужа начинает вздыматься и мелко дрожать. Он сдерживается, чтобы не расплакаться и не дать слабину при муже.       Омега зарывается носом в копну волос своего альфы и вдыхает его природный аромат миндаля, что всегда успокаивал его и приносил особое удовольствие. Он понимает, как тяжело сейчас его мужу. Хёнджин старший в семье и вся ответственность за брата легла на его плечи, потому что отцу-альфе всегда было всё равно на чувства его детей.       Хван Хосок лишь требовал от них: быть вежливыми, быть послушными, быть образованными, быть тем-то и тем-то, лишь бы не просто его сыновьями, которых он бы любил ни за что. Ему всегда нужна была причина на такое чувство как любовь.

* * *

      Чан проспал больше суток, а когда пришёл в себя, рвался уйти домой, чтобы никого не обременять своим присутствием, но его, конечно, никто не отпустил. И речи быть не могло. Феликс заботился о нём: готовил ему вкусные супчики, обеззараживал его раны и наносил повязки, меняя их через каждые три часа, втирая специальные крема от снятия боли, до быстрого заживления синяков и ссадин. Когда Феликсу нужно было заняться делами по дому, он ставил переносную люльку около дивана и клал в неё Дохёна, чтобы альфа мог присмотреть за ребёнком. Чан отлично ладил с их сыном. Его запах иланг-иланга всегда нравился Дохёну, и он прибывал в отличном настроение находясь рядом с альфой. В такие моменты Чан осознавал, что значит слова «семья» и как важно сохранять её крепкие узы.       Шёл третий день, как альфа загостил у семьи Хван и почти восстановился. Хёнджину за последнее время нужно было чаще показываться в компании, хоть он и предупреждал, что будет занят домом, но его отца это мало волновала. Альфа был вторым наследником и делил акции компании со своим младшим братом и их отцом, поэтому должен был хоть изредка, но появляться в её стенах.       Поздним вечером Хёнджин возвращается из компании домой. Он хотел встретиться лично с братом, хотя бы на работе, чтобы поговорить обо всём, но тот уже неделю не появлялся никому на глаза, поэтому альфе ничего не оставалось, как набрать ему по пути домой.       — Почему на работе не был?       Первое о чём спрашивает Хёнджин, когда брат берёт трубку.       — И тебе, доброго вечера, братик, — спокойным тоном отвечает брат. — Чего звонишь? Соскучился?       — Хотел поговорить с тобой лично, но ты не появляешься на работе, а ко мне домой знаю ты не сунешься.       — Верно, пока кричащая субстанция не подрастёт — делать мне там нечего.       — Не говори так о моём сыне. Он не какая-то там субстанция, а маленький ребёнок. Человек! — повышает голос Хёнджин.       Младший брат молчит в трубку, но не сбрасывает.       — Воспользуюсь твоим молчанием и скажу тебе кое-что… про Чана.       — Хёнджин, — цокает брат.       — Слушай меня внимательно. Чан в последнее время сам не свой. Он отстранился от нас, от меня. Раньше он не был таким подавленным и не творил херню в виде той, что произошла на днях.       Хёнджин старается сдерживать своё возмущение, чтобы не перегнуть и не заставить брата повесить трубку.       — Думаю тебе будет полезно знать, что сейчас он в не лучшем своём состоянии: ходит по клубам, напивается там как скотина, а потом ещё и в драки нарывается. Просто имей в виду что это на него не похоже и всё это начало происходить ровным счётом после вашей встречи.       Младший не отвечает, потому что не может подобрать слов. Сейчас ему действительно по-настоящему стыдно за свой поступок, а признаться в этом самому, ещё и старшему альфе, нет уж, это выше его сил. Он поступает так как ему привычно и просто уходит от ответа, сбрасывая трубку.       — Отлично, Ян Чонин. Другого я и не ждал от тебя, — цокает Хёнджин, от гнева отбрасывая телефон куда-то на задние сидения.       Он уже не знает как ещё подступиться к брату. Альфа понимает что, то время, когда они был порознь не вернуть, и оно упущено навсегда, но сейчас Чонин и шанса на сближение ему не даёт, не то что другим. Это выматывает Хёнджина, как никогда прежде, потому что они взрослеют, а сил решать какие-либо проблемы с каждым годом становится всё меньше. Ему всё ещё остаётся серьёзно поговорить с альфой.       Хёнджин подъезжает к дому и паркуется, взяв большой букет роз, что лежал на переднем сидение, в руки. Даже в самые трудные и напряжённые моменты он не забывает о своём партнёре, ведь он всегда находится рядом с ним и поддерживает его.       Феликс открывает двери и сразу вешается на шею мужа, крепко обнимая его.       Омега пахнет сладко, вкусно, что хочется просто съесть его, но пока не время, — думается альфе. Его омеге после родов нужно восстановиться, хотя бы полгодика, и начинать всё нужно не спеша, как в их первый раз. От этой мысли альфа всегда заводиться ещё сильнее, вспоминая эту узость и тот сок, что выделяет Феликс, когда течёт.       Альфа тихонько рычит, прикусывая мочку уха мужа, и приобнимает его за талию одной рукой, в другой держа цветы.       — Ой, я возьму их. Пока поставлю в вазу, — тихонько произносит Чан, забирая букет, чтобы не мешался двум влюблённым.       Омега целует напористо, показывая как сильно он скучал по своему мужу. Его крохотные пальчики перебирают прядки волос альфы и легонько их оттягивают назад, вызывая стон из губ Хёнджина.       — Мхг, Феликс-ссс, тише-тише. Мы не одни и тебе пока рано. Не мучай меня и себя тоже, — произносит альфа, отрываясь от губ мужа.       — Чан, может приглядеть за Дохёном, — не унимается омега, лаская мужа везде докуда дотягиваются его маленькие проворные лапки.       — Мне нужно с ним поговорить. И чем скорее, тем лучше.       Хёнджин мягко отстраняет мужа от себя, а тот немного дуется, но не возмущается всерьёз. Феликс сам же понимает, что пока его тело не восстановиться им нельзя.       Чан остаётся на кухне, избавляя цветы от лишних лепестков, что просто воруют воду, и острых иголок, чтобы никто не мог об них пораниться. Его настроение немного улучшилось за последнее время, пребывая в кругу любящей семьи, а тело успело отдохнуть и окрепнуть. Он тихонько напевает себе под нос, пока к нему со спины не подходит Хёнджин.       — Альфа, нам надо поговорить кое о чём, — начинает не спеша он.       — О чём же?              Чан пританцовывает, виляя бёдрами из стороны в сторону, а Хёнджин просто улыбается, находя в этом что-то милое и домашнее, находя сходства с его омегой в этих мелких привычках.       — О моём брате, — вздыхает альфа.       — У тебя есть брат? — Чан удивлённо приподнимает брови вверх и оборачивается. Он уже закончил с цветами и поставил их в вазу, добавив порошок с прикормом. — А я и не знал.       — Давай мы лучше присядем, Чан.       Хёнджин кивает на пустой диван, потому как Феликс с сыном уже ушли в детскую готовиться ко сну.       — Сначала я тебе расскажу немного о своей семье, — начинает Хёнджин, смотря в глаза альфе, когда они садятся на диван. — Я вырос в полноценной семье, вместе со своим младшим братом. У меня был папа-омега и отец-альфа. Довольно обычная среднестатистическая семья. Отец много работал, чтобы обеспечить нас с братом и оставить после себя хоть что-то. Сейчас отцу пятьдесят, но он уже вышел на пенсию и оставил свою компанию на нас с братом.       Чан внимательно слушает и не отводит своего взгляда от альфы.       — Я всегда больше времени проводил с отцом. Хм, я же альфа, — усмехнулся Хёнджин. — Он учил меня рыбалке и охоте, когда как мой младший брат был с нашим папой-омегой. Они часто могли устроить себе дни, когда уезжали одни в парк или на какие-нибудь ещё развлечения. Папа-омега учил моего брата готовить и всем этим омежьим штукам. Их приколы в общем. Мы были довольно дружной семьёй пока…       Хёнджин делает паузу, так как эта тема остаётся для него всё такой же неприятной, сколько бы времени не прошло.       — Понимаешь, мой младший брат очень любил папу.       Скромная улыбка всё же проскальзывает на лице альфы, от тёплых воспоминаний о былой семье.       — У них была более глубокая связь. Они всем делились между собой. Даже секретничали от нас с папой. Давали друг другу глупые прозвища, как сейчас помню, что брата звали мандаринкой, а папу…       Хёнджин хотел бы стереть из памяти всё что связано с этим человеком, который принёс столько боли в их дом и разрушил крепкую семью.       — Хёнджин? — озадаченно посмотрел на него Чан, — а что дальше-то?       — Папы не стало, — коротко ответил альфа, отводя взгляд с сторону. Он почувствовал, как его запястья коснулась рука Чана и ему стала намного легче дышать для того, чтобы он смог закончить этот разговор достойно.       — Ох я соболезную… — всё что мог выдавить из себя Чан.       — Нет, нет, ты не подумай. Он наверное ещё жив, хотя мы не знаем. Папа ушёл от нас. Бросил свою семью и ушёл к другой. Когда мы были совсем маленькими я этого не замечал, но мой брат и вправду больше времени проводил только с папой, и они часто куда-то уезжали только вдвоём.       Хёнджин двинулся ближе к Чану, а потом и вовсе прилёг на его плечо, ощущая мягкость и тепло чужого тела под собой. Сейчас ему нужна опора, хоть какая-нибудь, потому что ему всегда было больно говорить об этом, чувствуя одно и тоже — страх.       — После того как отец ушёл, мой младший брат закрылся в себе. И я впервые почувствовал пропасть между нами. Он ни с кем не разговаривал, даже в школе, и его пришлось перевести на дистанционное обучение. Я каждую ночь подходил к его запертой двери, потому что просыпался от шума, что доносился из его комнаты. Он так сильно плакал, что задыхался и кашлил. Я постоянно кричал ему: «Открой, пожалуйста, открой мне, я здесь, я рядом, и я никогда не уйду».       Голос альфы стал тише, и он зашмыгал носом.       — Но он никогда мне не открывал — только замолкал, когда я стучался в его дверь.       — Ох, Хёнджин, я даже не могу представить какого было тебе. Мне очень жаль.       Чан приобнял альфу, прижимая его как можно ближе к себе.       — Спустя время, каких-то пару лет, что тянулись вечностью и постоянным холодом, брат понемногу начал приходить в себя. И первое что он сказал мне, что никогда не заведёт свою семью. Отец был зол на него, так как он единственный омега, что просто был обязан выйти замуж и быть со своим альфой, а не сидеть на шее у отца.       Хёнджин делал паузы, чтобы каждое слово, которое он скажет было услышано альфой. Это было важно.       — Но брат был очень серьёзен в своих словах, и он показывал это на деле. С возрастом он никак не стремился знакомиться с альфами, да чего там альфами, просто с другими людьми, чтобы найти друзей и быть в какой-нибудь компании. Тогда отец поставил ему условия, если он не хочет иметь дело с альфами и строить свою семью, он будет учиться до седьмого пота и помогать ему с его компанией. И станет первым наследником… — сделал паузу Хёнджин.       — А брат? Что брат ответил? — нетерпеливо спрашивал Чан, желая узнать конец всей этой истории.       — Он согласился, но при одном условии, — ответил Хёнджин и повернулся к лицу альфы, смотря ему в глаза. — Что будет носит фамилию папы до брака и станет Яном, а не Хван Чонином.       Чан подскочил с места, отстраняя от себя альфу. Его взгляд метался, не находя конкретной точки в которую он мог бы залипнуть. Всё его тело напряглось от услышаного, неужели это правда. Ему буквально выбили почву из-под ног на несколько секунд, и альфа стоял полностью растерянный, не зная, что сейчас чувствовать.       — Чонин? Он твой брат? — глупо переспрашивает Чан. — Тот омега, которому ты дал мой номер, это он да?       — Да, — коротко ответил Хёнджин.       Его взгляд был опущен, так как вину за собой он тоже успел прочувствовать. Нужно было всё сразу сказать Чану, а не строить из себя амура и пытаться свести двух людей, в надежде на что-то хорошее. Альфа уже раз сто пожалел о своём поступке, но всё уже произошло и главное сейчас выдержать реакцию Чана.       — Хёнджин, посмотри на меня, — голос альфы становится глубоким и низким, почти на грани рыка. Он встречается с глазами напротив и видит в них искреннее раскаивание и ничего более, становится менее напряжённо. — Я не держу зла на тебя. Да я злюсь сейчас, но это не что-то что могло бы разрушить наши отношения с тобой.       Хёнджин поднимает свой взгляд и выпячивает нижнюю губу, создавая ещё более жалостливый вид.       — Можно я тебя обниму? — спрашивает он и уже встаёт с дивана, чтобы подойти к Чану.       — Конечно, когда я был против.       Они стоят неподвижно некоторое время, сцепившись телами друг в друга. Им двоим это было нужно. Хёнджин чувствует, как сердце Чана быстро колотиться, но вида он не подаёт и ведёт себя весьма спокойно и сдержанно. Он опускает голову на плечо Чана и тихонько проговаривает.       — Прости меня, пожалуйста, я не должен был так поступать с тобой, с вами. Даже не знаю о чём я думал. Боже, — голос Хёнджина становится мягким и тихим.       — И Чонин, конечно, же знал кто я с самого начала и кем я прихожусь вам? — уточняет Чан.              — Да, — ответил Хёнджин, быстро кивнув головой.       — Ох… — тяжело вздохнул Чан. Его ладонь внезапно опустилась на макушку Хёнджина, и тот вздрогнул, но прижался крепче к его груди от страха потерять близкого человека — снова. — Мне нужно поговорить с ним.

1.3.

      Чонин резко кладёт трубку, чтобы не слышать брата и сам сгорает от собственного стыда сейчас. Неужели его поступок так сильно повлиял на чужую жизнь, на жизнь Чана. Отдаляя его от себя, он не отгородился от боли, он принёс её им двоим. Оглядываясь назад, вспоминая прошлое, омега никогда не думал, что станет тем, кто нанесёт удар первым.       Его жизнь всегда исключительно состояла из обороны. Он строил кирпичные стены вокруг себя. Кирпич за кирпичом, чтобы никто и никогда больше не смог его ранить. Стена между ним и другим миром росла каждый день, когда он вспоминал о словах, что оказались ложью и о поступках, что навсегда его поломали. Хотелось закрыться от всего мира, превратиться в крохотную песчинку и рассыпаться по ветру, лишь бы его просто никто больше не трогал.       С годами он стал внимательнее относится к словам, что ему говорят люди. Стал расчетливее, придерживаясь только своей выгоды. Пользовался людьми, как ресурсом и просто их меняя, находя что-то чуть лучше предыдущего, но никогда не мог себя удовлетворить сполна. Запах стал терпче, грубее, становясь холодящей свежестью и отзывался морозом по коже, так ему говорили все те, кому посчастливилось быть немного ближе к омеге, но насколько он сам мог позволить им.       Сейчас же Чонин чувствует свою вину и на душе становится беспокойно за состояние Чана. Раньше ему были как-то безразличны судьбы его партнёров на одну ночь, потому что в своей голове омега ставил жёсткие рамки и соблюдал правила, но с этим альфой в тот вечер сложно было их придерживаться. Ему впервые за долгое время хотелось дать что-то от себя, а не забрать чужое, просто использовав это в своих эгоистичных целях.       Но его страх был сильнее его самого.       Этот страх нашёптывал ему что делать и как делать не стоит. Он появился у него с самого детства и больше его не покидал. Он руководил им, как своей марионеткой, хотя Чонин всегда считал себя свободным и вольным человеком, но оказалось всё далеко не так. Омега чётко осознал это в тот момент, когда писал письмо альфе и когда ушел не поговорив с ним лично, хотя очень хотелось.       Ему так было важно услышать от альфы, что он тоже чувствует эту связь между ними, но страх его оказался быстрее всех других мыслей.       «Чонин, я тебя никогда не брошу, как же я смогу».       «Чонин, мы всегда будем вместе, ты ведь веришь мне».       «Чонин, я же твой оппа — и я люблю тебя таким какой ты есть». Слова, что должны были быть главными в жизни каждого ребёнка, да и человека в целом, оказались лишь ложью и обесценились в один миг, когда за маленьким омегой так никто и не пришёл.       Чонину сложно доверять, но рядом с Чаном хочется попробовать снова. *сообщение брату* «Мне нужен адрес Чана» *сообщение от брата* «Он сейчас у меня в доме» *сообщение брату* «Значит ты спровадишь его сейчас же и дашь мне адрес. Я хочу поговорить с ним» *сообщение от брата* «Наконец-то! (скинул адрес).       Омега писал сообщения на эмоциях, ему очень хотелось встретиться. От мысли, что они не виделись с альфой пару недель, его тоска обострилась ещё сильнее и стала пропорциональна желанию снова вдохнуть сладкого запаха иланг-иланга. Он его расслабляет, даёт забытое чувство комфорта, находясь рядом с другим человеком.

* * *

      Чонин проезжает мимо цветочного магазина и в его голову лезет навязчивая мысль: «а может цветы подарить?». Всё же каждому человеку приятно внимание, будь-то омега или альфа, а с учётом того, что Чан возможно получил травмы в драке, даже как-то утешающе.              Омега сдаёт немного назад и заруливает на парковку.       — Здравствуйте, господин, — произносит милый парень-продавец, стоящий за кассой. — Вас сориентировать по товару? Может подберём букет?       — Здравствуйте, думаю я сначала осмотрюсь, — кротко отвечает Чонин.       Омега внимательно осматривал вазы с готовыми букетами, но не один не подходил под его критерии: то слишком пышные, то слишком вялые, то как на свадьбу или как на похороны, — ничего не цепляло его взгляд. Может у Чана вообще аллергия на пыльцу? Как он не подумал об этом раньше.       — Кому всё же присматриваете? Родителям? Другу? Партнёру? — спрашивает продавец.       И тут Чонин немного подвис, не зная даже как обозначить их отношения с альфой, если их можно вообще таковыми назвать. Он и не родитель, боже упаси. Вроде и не друг, потому что Чонин не проводит бдсм сессию с друзьями. Стало быть партнёр, но и до этой фазы ещё далеко, как до Пусана пешком.       Омега замешкался.       — Просто человек, которому хочется сделать приятно? — уточняет продавец.       — Хм, да, именно, да, — затараторил омега, второпях кивая.       Продавец уходит за прилавок и достаёт из-под него белоснежный букет магнолий, что сразу начинают отдавать чем-то сливовым со смесью ванили и нотками лимона, наполняя всё пространством своим ароматом.       — Пару часов назад подвезли. Свеженькие. Думаю они отлично подойдут для первого впечатления! — восклицает продавец.       — Вы правы, действительно очень красивые, — задумчиво отвечает Чонин.

* * *

      Омега стоит у порога квартиры альфы и мешкается, не решаясь постучать. Его смелость куда-то волшебным образом испарилась, теперь только он и эта чёртова дверь, до которой Чонин даже до коснуться не может. В голове мысли быстро бегают, как будто их словно маленьких канареек выпустили из клетки на волю и дали полную свободу действий. Тело немного потряхивает от предвкушения встречи также сильно, как если бы омега боялся увидеть альфу ещё раз.       — Боже, что я тут делаю, — на выдохе произносит Чонин, опуская голову в пол. — Он же меня явно пошлёт.       Он опирается лбом об дверь и легонько по ней стучит.       — Глупый, глупый, глупый омега, — приговаривает Чонин, бурча себя под нос. — С чего ты вообще взял, что с таким как ты захотят иметь дело. Даже брат тебя уже не вывозит.       Его жалкие мысли становятся навождением, крутятся в голове без остановки, не давая и минуты на здравый смысл. Он же понимает, что каждый достоин внимания или обычного общения, чем он хуже-то. Но откуда-то из глубины лезет вечное чувство того, что ты навязываешься, что тебя просто терпят до поры, до времени, а потом легко распрощаются с тобой, будто и не знали тебя вовсе.       Омега хотел бы ничего не боятся, как раньше в детстве, но теперь он вырос и порой пугается даже собственной тени.       — Так, если он сейчас не откроет это будет фиаско, Чонин, — напоследок произносит омега и уже замахивается кулаком, чтобы постучать в дверь, но слышит шорох позади и тихий смешок.       Он оборачивается, резче, чем обычно это делает, и замирает, чуть не выронив букет из рук. Что вы знаете о неловкости? Теперь Чонин прочувствует её сполна, потому что каких-то пару секунд назад занимался самобичеванием, а объект его некой симпатии стоял и втихаря и всё слушал. Щёки омеги приображаются в вишнёвый оттенком, и он стоит, даже моргнуть не смеет, пытаясь детально разглядеть лицо напротив.       — Да нет. Фиаско — это когда ты час стоишь в очереди в аптеке и все косятся на твоё побитое лицо, будто ты какой-то уголовник, — произносит Чан, пытаясь держать улыбку, но с его еле зажившими губами такое себе выходит.       Они стояли неподвижно минуты полторы и просто пялились друг на друга. Слова, что каждый хотел друг другу произнести и вовсе забылись. Повисла неловкая тишина, и омега начал мило топтаться на одном месте.       — Раз пришёл, тогда оставайся… — произнёс Чан. — На чай.       Альфа считал облегченную улыбку на лице омеги и подошёл ближе к нему, нарушая все личные границы и находясь так близко к его лицу. Он медленно, но так шумно сглотнул, вдыхая аромат сладкой мяты, которая ему мерещилась пару дней и ночей и понял, что наяву Чонин пахнет ещё слаще.       — Омега, — тихо протянул альфа, наклоняясь ближе, почти нос к носу, и так пристально смотря прямо в янтарные глаза напротив.       — Д-да, а-альфа, — запнулся Чонин.       Взгляд Чана медленно скользил по мягким губам омеги, одновременно покусывая свою нижнюю губу. Было всё ещё немного неприятно касаться их, но подразнить омегу хотелось больше.       Чонин вжался в дверь, крепко держа в обеих руках букет и вытянул его вперёд, толкая его в грудь Чана. Он никогда ещё не находился под таким пристальным взглядом альфы, что ощущения в его теле казались ему странными и непонятными вовсе. Почему так быстро начинает биться сердце, потеют ладони и ноги становятся ватными. Всё это так ново для него.       Альфа заканчивает свою пытку глазами и забирает букет из рук омеги, сразу начав его нюхать.       — Мне цветочки принёс, — ухмыляется Чан. — Какая прелесть. Такой прелестный омега.       Чонин расплылся в смущенной улыбке от похвалы и сводил бёдра вместе как можно плотнее, кажется его штаны теперь нуждаются в сушке.