Равновесие / Equilibrium

22 октябрь 1996 года. Шотландия, Хогвартс. Погода сегодня была по-особенному мерзкой. Снова. Октябрь удавливал дождями и слякотью, образовавшейся на всех поверхностях благодаря пыли, грязи и земле. Лило как из ведра — капли отпечатывались на окнах, медленно сползали, оставляя за собой белесо-прозрачные следы. А еще было страшно. Тревожно и как-то холодно, пронизывающе. Темнело рано, и поток сил улетучивался далеко в северные леса, пугающие одним своим видом. Опять. Опять вынужденное скитание по бескрайней ночи, сотканной из ужаса и тоски. Драко закурил, направив помутненный взгляд вдаль. Сколько сотен или тысяч миль разделяют Хогвартс и Поместье? Сможет ли он успеть, если Темный Лорд вновь окажется им недоволен? Сумеет принять гнев на себя, или его мать в очередной раз попадет под удар? Нарцисса свалилась на пол почти что без чувств. Кажется, он был в слюне, крови и прочих выделениях. Кого пытали до нее? Маглов? Других пожирателей? Вряд ли. Грядет война, но ее отголоски — крики мамы — слышны даже сейчас. Долохов смеялся, исподлобья посматривая на Реддла. Перед ним беспомощная и истерзанная жена влиятельнейшего волшебника Магической Британии, который впоследствии превратился в хреново позорище, оставив сына-идиота и его несамостоятельную мамашу. Они ведь так думали, да? И Драко прекрасно понимал, что наказание несоразмерно проступку. Его дрессируют. Из него вытравливают чувства, проращивают в нем ненависть и жестокость. Вылепливают идеального бойца. Его не пытают, но разум страдает. Он помнил, как плакал и умолял, и он упал бы Реддлу в ноги, расцеловывая кончики пальцев, лишь бы никогда более не слышать звучания адовой боли, но и это было бесполезно. Как он там говорил? Нахуй сантименты? Самое время взаправду послать их, и, быть может, на горизонте воссияет спасение. Не для него, но воссияет. Наконец-то забравшись в постель, Драко затушил сигарету об прикроватную тумбочку и выдохнул последний клуб дыма. Его слуха коснулся подозрительный треск, после чего тело обдало сотнями стеклянных ножей — окна с пронзительным звоном посыпались из рам, будто мозаика. Драко больше не осознавал, где находится, но знал, что ему точно нужно добраться до Большого Зала. В руках чужая палочка, а в глазах ничего не осталось. Они были пустыми. Ни ненависти, ни боли, ни смерти. Просто белок и зрачок — и то, их будто бы выклевали хищные птицы. Он ощутил то, что, наверное, видят слепые люди — видят, но не замечают. Смотрят сквозь. Школа рушилась. Он слышал детские крики, чей-то жуткий хохот и немел подкоркой — Шотландия превратилась в Антарктиду. Ноги сами направляли его к Большому Залу. Нигде не горели свечи, Макгонагалл не отчитывала старшеклассников, гуляющих в объятиях ночи. Сплошная... тьма. Драко уже на пороге. Перед ним обрисовывались громадные двери, и изнутри доносились слишком знакомые крики и тот самый хохот, вселявший в него рвение убить всех, кто к ним причастен. Картина, представшая перед ним, заставила крепче сжать древко и молниеносно двинуться вперед: несколько Пожирателей стояли рядом с ней. С той, за которую он без раздумий снес ухмыляющееся ебло Уизела. С той, чье тепло грело и успокаивало как наркотический препарат — самый сильный и мощный, вызывающий кучу побочных эффектов, но оттого и желанный. С ней, блять. Смотрят в ее испуганные глаза, глумятся и швыряют, как гребаную тряпичную куклу. Грейнджер лежала на полу скрючившись, хватала ртом воздух, пыталась вздохнуть. Он в рот ебал Судьбу, свою слабость и никчемность. Трепет в груди буквально приказывал: «Убей. Их. Нахуй» Драко ринулся вперед, закричав. С губ сорвалась первая Авада в его жизни. Заискрился щит. В ответ послышался лишь хладнокровный смех. Тот, которому стало слишком весело, взял Гермиону за волосы, приставив палочку к горлу, и прошептал запретное заклинание. Он пришел в себя в холодном поту. Лоб покрылся испариной, а руки тряслись. *** — Ты так и будешь воротить нос от меня? — Гарри, дежуривший в палате Гермионы уже около пяти часов, не намеревался оставлять ее в покое. — Сегодня тебя выписывают, ты в курсе? Загладить вину не удавалось. Грейнджер почти все время спала — на ней сказалась накопившаяся усталость, а в состоянии бодрствования либо молчала, либо отвечала кратко и холодно, по нужде. — Чего ты ждешь? — ровный тон с каплей раздражительности от ноющих висков. Ей не хотелось говорить, обсуждать случившееся и тем более объясняться. Причин для обиды на Гарри было мало, ведь он единственный из бывшего трио постарался разобраться, регулярно приходил к ней, чего не сказать о Роне и Джинни. После первой же колкости Гермионы они исчезли, убедившись в том, что напускной заботы и фальшивых извинений недостаточно для восстановления затухающей дружбы. В них засело громогласное: «Шлюха» с протянутой «ю», на которую почему-то делался особый акцент. — Слов. Я пытаюсь не быть мудаком, — хрипло выдохнул Поттер, потирая глаза. Недосып сказался и на нем. — Гермиона, просто поговори со мной. Он не изменил своей позиции, и это было кристально ясно, но попытки внедриться в суть проблемы подкупали. — Я попыталась, — уныло ответила девушка, — и ни толики лжи в ее словах не было, — только чем увенчалась эта попытка? Мордобоем? — Я был законченным идиотом, Гермиона, — буркнул Гарри. — И, заметь, не я начистил рожу Малфою. Она выдохнула, наконец-то отложив учебник. Упущенная школьная программа не волновала, но мозг, поглощенный потрясением, занять было необходимо, иначе он сожрал бы ее с потрохами, выплевывая лишь тяжело пережевываемые кости. Как и Малфой, только он с ней не церемонился — не убивал быстро, а мучил и измывался, высасывая последние капли рассудка. Отталкивал, а затем притягивал к себе, запуская тонкие бледные пальцы в волосы. Черт возьми, у себя дома он наверняка играет на фортепиано вечерами. Аполлон, затерявшийся в челяди. Она с трудом признавала, что ей было нужно его тепло. Нет, Мерлин, не тепло. Ей нужен был его холод. Успокоение. Хоть что-нибудь. Сегодняшний сон приподнял настроение, кривая которого давным-давно зашла за отрицательную отметку. Гермиона, дыша лихорадочно и часто, наклонила голову, едва касаясь кончиком носа его лица, зажмурилась и углубила поцелуй. Почувствовала, как он подался ей навстречу, ощутила его прерывистое дыхание. Так прекрасно, горячо, самозабвенно. Необходимо. Пробивающееся сквозь занавеску тусклое лунное сияние осветило два слившихся силуэта. Она, не прерываясь, поднесла руку к его щеке, проводя по ней пальцами, чувствуя, как он осторожно покусывает ее губы, и продолжила — страстно, отдаваясь этому спонтанному порыву после пережитого кошмара. Драко ласкал ее языком, усиливая напор. Гермиона тихо застонала, отзываясь на его теплые, чувственные прикосновения, ощущая, как он проникает глубже, слегка отклонилась. Ей не хватало дыхания, но она не хотела прекращать. Не могла оторваться от него. Малфой отошел, пресекая ее попытки найти его. Несколько пройденных метров, и он слегка надавливает рукой на ее живот и заставляет лечь. Гермиона послушно выполнила его желание, не отрываясь, смотря на него. В темноте ее глаза удивительно блестели, местами отдавая в золотой. Сон, глупый сон, навеянный странными обстоятельствами, большую часть которых она и не вспомнит. Но, Мерлинова борода, если это всего-навсего нелепое одеяло, сотканное из разбросанных по памяти лоскутков, почему оно преследует ее так долго? Почему вчера, ранним утром в больничном крыле она проснулась с больной головой и ноющим низом живота? Потому что проклятье, и ничего более. Наверное… — Ты опять витаешь в облаках, — Гарри вмиг посерьезнел. — Гермиона, пожалуйста. — Гарри, вспомни все то, что ты тогда сказал. — Я прекрасно помню и чертовски сожалею. Не буду скрывать, что увиденное повергло меня в шок и огорчило, даже разозлило, но… Это твоя жизнь, и, будучи твоим другом, я обязан принять ее, даже не понимая. И Гермиона сжалилась. Слабая улыбка окрасила ее побледневшие губы. Все же на ее стороне был один союзник, пусть и достаточно нестабильный, не готовый выслушать и помочь, не знающий и малой части правды, но уверенно предлагающий свою компанию. — Хорошо, Гарри. Я почти не злюсь. — Спасибо, — слова благодарности получились искренними, но уж очень тихими, что можно было расценивать как нешуточное беспокойство. — Не переживай, Гарри, не в первый раз же, — тут выражение ее лица изменилось. Хотя взгляд ее был так же тверд, но в нем появилась тоска. Девушка почувствовала волнение. Что-то здесь не так. Что-то определенно не так. — Малфой, — выдала Гермиона, на краткий миг перестав контролировать эмоции. Малфой куда-то делся. — Что? — сердце Гарри переместилось в живот, и он резко повернул голову к входной двери в Больничное Крыло. — После потасовки он исчез, — Гермиона отвела глаза. Несмотря на угрызения совести, она так и не решилась рассказать об истине. — Я не видел его после того дня, — ответ заставил поежиться. *** — Парень, ты совсем размяк, — поприветствовав друга, Забини подбадривающе ухмыльнулся. — И тебе доброе утро. Нахрен приперся? — в привычной манере ответил Малфой, спускаясь по лестнице Гостиной Старост. Вид у него действительно был потрепанный — чертовски бледная кожа, отдающая в синеву, осунувшееся тело. Кошмары не давали покоя. — Ты похож на персонажа из фильма ужаса. Что случилось? Никак не переживешь проигрыш в драке за сердце грязнокровки? — Я не проиграл, приятель, — Драко оскалился, зевнув. Наиболее неприятные диалоги только впереди. Остальную часть предложения он предпочел оставить без внимания — у Грейнджер наверняка не было сердца, чтобы за него бороться, иначе бы она точно дала знать о своем состоянии. Драко не надеялся, что хоть кто-то из ее отсталых дружков догадается посетить ее в Больничном Крыле, но самому было опасно туда заявляться. Не потому, что боялся. Она наверняка не была готова его видеть. Как и он ее. Стоило ли давать себе время на то, чтобы обработать поступивший объем информации? Да, определенно, только времени на рефлексию не осталось, особенно после диалога с Дамблдором. — Драко, — из едва заметного ступора Дамблдора вывели слова Малфоя о наказании после уроков. — Конфликт исчерпан, здесь я не стану спорить ни с кем из вас. Но наказание получат все. — Что? — Рон, едва переварив все сказанное вновь казался ошарашенным. — Профессор, но ведь.. — он хотел было продолжить, но соответствующим жестом Дамблдор остановил его. — Рональд, ты поступил так, как полагается истинным гриффиндорцам. Проявил благородство, храбрость, не побоялся нарушить школьные правила ради своих чувств к мисс Грейнджер, как я полагаю. Но из-за твоих, как было сказано ранее, «любовных порывов» серьезно пострадал другой студент. За это ты и будешь наказан, — теперь взгляд директора остановился на ничего не подозревающем Гарри. — А ты, Гарри, мог попытаться вразумить своего друга. Сию же минуту вы оба отправляетесь к профессору Снейпу и извещаете его о моей просьбе. Я снимаю двадцать штрафных очков с Гриффиндора. Вряд ли эти двое пришибленных в ближайшее время они будут разговаривать друг с другом. — Мистер Малфой, вам еще рано уходить, — одним движением старик намертво закрыл дверь. — Я прекрасно понимаю ваше стремление догнать их, если, конечно, не передумаете после нашего разговора. Наши с вами дела ждать не могут. Что старое хуйло — а называть его по-иному после всего случившегося было детской наивностью — подготовит ему на сей раз? Чистить смердящие пробирки, котелки и толчок Филча? — Суть наказания не важна, — словно прочитав потаенные мысли, произнес Дамблдор. — Если вы не в состоянии спокойно обсуждать некоторые темы и решать проблемы, исключив ругань и драки, что же, я предоставлю вам изоляцию, — обдумывая все возможные варианты менее суровых наказаний, он наконец предложил: — Отправляйтесь в оранжереи мадам Стебль. У вас будет время подумать над своим поступком и прийти к некоторым выводам, а окружающие растения поспособствуют отдыху разума — да и Помона, уверен, найдет вам занятие по душе. Вы свободны, — и, снова отворив дверь, профессор выпустил Драко в тесный темный коридор. Что? Это твоя благодарность за то, что не позволил унизить золотую девчонку, гадкая ты свинья? За то, что не позволил унизить, но унизил сам… — Школа кипит слухами, я бы развеял их, будь на твоем месте, — изрек Блейз, уже заваривая себе крепкий кофе. — Завтрак в самом разгаре, все ждут твоего появления, — продолжил он. Слухи… Пошли они нахуй, как и прочий мусор, засоряющий голову. Драко было откровенно плевать, потому что его приоритеты давным-давно сменились, и если бы пришлось засосать Макгонагалл у всех на виду ради спасения мамы, он бы сделал это с превеликим удовольствием. — Не ебет, — бросил Малфой. — Я уже несколько дней вижу их ехидные рожи, поздно оправдываться. И Драко был прав. Злые языки превратили его жизнь в «Санта-Барбару», а самого сделали Дон Жуаном и обольстителем обладательниц грязной крови, хотя единственной его постоянной девушкой была младшая Гринграсс. Единственной..? Была ли..? — Заканчивай чаепитие, мы выходим. Большой Зал во всю кипел, но появления Малфоя вновь вызвало с десяток заинтересованных взглядов. Их было меньше, чем вчера и позавчера, но оба Уизли наверняка позаботились о том, чтобы шумиха утихла нескоро. За столом Слизерина стоял галдеж, напоминающий магловские бары, в которых он столь многому научился. — Твою ж… — прошипел Драко, как только аппарировал в Мэнор. После выпитых шотов мозг буквально свернулся в трубочку, предоставляя освободившееся место алкогольным испарениям и странноватому ароматному порошку. — Драко Малфой, — строгий голос из ниоткуда возникшей матери в черном шелковом халате моментально привел в чувства, — я не буду спрашивать вас, юноша, в каком состоянии вы заявились домой, — приподняв брови, Нарцисса продолжила, — но если еще хоть раз я услышу от вас ругань, ночевать будете на улице. — М-мам… — На псарне. И он все равно продолжил пить, ругаться и забываться в сладкой неге, только стократ чаще. Мама, правда, с того момента брани не слышала. Драко даже не пил перед ней, потому что надолго запомнил промелькнувшее в ледяных глазах трепетное беспокойство. Черт. Он начинал прокручивать воспоминания так, словно шел на смертную казнь. — Драко, привет! — опомнилась Астория, когда Малфой занял место рядом с ней и Ноттом. — Тебя вчера не было на ужине. С тобой все в порядке? — нарочито взволнованно спросила она, закручивая светлую прядь на пальце. — Просто класс, — апатично отозвался Драко и налил себе в кубок тыквенного сока. — И как тебе первый день в школе? Подружился с кем-нибудь? — мамин голос лился подобно природному ключу — тихий, нежный, проницательный. — Просто класс! — радостно ответил ей сын, но тут же напоролся на суровый взгляд отца: — Уж не думал я, что после первого дня, проведенного в компании отребья, ты начнешь выражаться как безродный выродок. Мелкий Уизли научил? Его папаша помешан на магловской ереси. — Грейнджер настолько напугали слухи, что она не появляется уже дня так три! — Гринграсс выглядела счастливой — новость об их интимной встрече с Малфоем сполна ударила и по ней. Шум в зале резко прекратился. Возле больших дверей стояли двое. Гарри и Гермиона.