Цена жизни

У Петра в Москве дела тоже шли в разной степени шероховатости. Во-первых, жена не отвечала на отправленное письмо, и, хотя Петя не брал с Эраста слова писать ему, это вроде как само собой разумелось.  Дело даже не в том, что в письме была важная, на взгляд Пети, для расследования информация. Дело в том, что разве Эрасту совсем не интересно как дела идут у Пети? Они ведь далеко, разве не хочется списаться?  Хочется. Просто времени нет… Или, может быть… О «может быть» Пётр думать себе запретил. Он не настолько серьезный, чтобы до такого додуматься. Просто не настолько серьезный. С Эрастом все нормально, он просто занят. Да и кто помирает до свадьбы? У них ведь так и не было церемонии, гостей, застолья! Эраст просто не может умереть до того, как выгуляет все свои фраки да сюртуки. А из Англии он их привезет еще дюжину. Придется расширять гардеробную. Да, вот так значительно лучше. Во-вторых, пока Петя открывал купальный сезон в Баньке, куда-то исчез Коля. Да так, что не вернулся ни на пары, ни домой, ни к Пете. Ранее тяги к приключениям за Колей не наблюдалось, а потому если когда Коля развернулся и пошел к преследователю с явным намерением того отвлечь, Петя испытал максимум удивление. К середине дня, когда Коля не объявился на парах и не прислал ему конспекты, удивление перешло в раздражение. И, наконец, когда выяснилось, что Николай Степанович не просто не бывали дома, так еще и перевели все деньги какому-то бог весть откуда взявшемуся родственнику (которого знать не знали Колины родители) и исчез в неизвестном направлении, раздражение перетекло в растерянность, а затем и в панику.  Колю похитили. Силой заставили снять со счета все деньги, и, теперь должно быть убили. Был бы дома Эраст, они бы что-нибудь придумали, пошли бы по горячим следам! А сейчас уже и след остыл, и жены нет. Петя конечно пойти может, но далеко он уйдет то? Без мозгового центра! И куда?  И, наконец, в третьих, Пётр слегка приподнял голову, насколько позволяли крепления, все его переживания совсем скоро будут неважны, потому что профессор Бланк сейчас пустит ток, и в лучшем случае Петя Кокорин умрет. В худшем станет идиотом на шее у супруги.  Идиотом становиться не хотелось, а полагаться на удачу Петя зарекаясь еще со времен, когда папенька отказался отдавать его в художественный. А значит, если Петя не хочет оставить жену вдовой и заставлять ее облачаться в траур, надо немедленно начать что-то делать. Вот только делать что-то невозможно, пока профессор Бланк не вернется. Значит, останется думать как же он до такого докатился. Лежит тут, в лаборатории, на столе. Пристегнут ремнями. Виски выбриты. А если Эраст не оценит новую стрижку? Пристегнут ремнями, на голове шлем, через который пустят ток, как только вернутся. Интересно, что Бланк не сделал все сразу. Любовь к приюту, а точнее, к его директрисе, к «Азазель», о существовании которого Петя узнал по чистой случайности оказалась сильнее любви к науке.  А произошло это так: пока Эраст и Алиса предавались почти крещенскому купанию в Темзе, не предназначенной ни для какого купания, Петя задержался в лаборатории. План наконец сработал, хоть поздновато: Бланк обнаружил в своих записях и чертежах черновик Кокорина. Выдернув чертеж из кипы бумаг, Бланк пришел в странное экстатическое состояние, больше всего похожее на детский восторг, какой испытывает ребенок открывая рождественский сладкий подарок или хлопушку.  — Вас ист дас? — воскликнул он, раскрывая чертеж. — Ист гениаль! Фантастиш! А что если электричество заменить соляркой? Дизельное топливо Петя не рассматривал. Собственно, вся суть его задумки была как раз уйти от теплового двигателя. Возможно потому, что самолетов, чтобы летать на керосинке еще не было, а паровозы на угле еще не стали, но уже имели все шансы стать мемом про коэффициент полезного действия.  К тому же, с дизелем, как и с другим топливом, были такие проблемы, как перегрев двигателя, например.  Петя, как сын корабельного магната, все знал строении судов и поездов. В кочегарной, как и в машинном отделении было всегда до ужаса жарко, кочегары и механики ходят в трусах и обливаются потом, чтобы привести в действии эту махину. Будет таким заниматься какой-нибудь денди ради сомнительного повода проехаться на коляске без лошадей? Нет. А  электричество звучало не просто экологично, но еще и прогрессивно. Электродвигатель…. Звучит как что-то из нового двадцатого века! Однако, профессор Бланк заговорил про какие-то коммутаторы, велел спускаться в подвал за деталями, собирать этот самый коммутатор. Велел в свойственной ему манере: бурно жестикулируя и крича по немецки. Когда с тобой говорят в таком тоне, поневоле заражаешься подобным настроением: тоже начинаешь суетиться, бегать, устраивать бестолковщину. Именно поэтому Петя сунулся в начале в совсем не то помещение, в какое надо. Спешил. Не настолько спешил, чтобы сию же секунду не понять, что не попал на склад, даже наоборот: настолько не спешил, что попав в кабинет, мало подходящий под определение подсобного помещения, вместо того, чтобы стремительно выйти, Пётр заперся изнутри. Был бы рядом Эраст, он бы сказал, что это безрассудно.  Но муж без жены и есть тело без рассудка, поэтому Петя заперся и неторопливо, обстоятельно осмотрел кабинет. Обнаружил дубовый стол, под ним две кнопки. Одна, должно быть, включала тревогу, а вторая? Должно быть, на случай если первая не помогла. Не помогла тревога, что делать? Разумеется нашей широкой русской душой уничтожить всё к чертям собачьим! Поразительно, как безрассудны бывают люди особенно старшего поколения: после меня хоть потоп. Погибнуть за идею. Не нажать ли на кнопку прямо сейчас? «Не раньше чем разберусь, как это работает», сказал он себе в азарте физика-инженера. А конструкция была хитрая. Множество проводов вели к взрывателю, скрытому внутри стола. Обезвредить такую бомбу в случае нажатия кнопки будет очень сложно.  «Сложно не значит невозможно. Если не знаю в точности, могу попробовать нащупать правду логикой», напомнил себе Петя мантру одного из семинаристов.  Так мало студентов действительно вдумались в то, что он имел в виду. Петя был одним из немногих. Поэтому простукал стол, нащупал полость, где визуально монументальное дерево было тоньше, поскольку в нем ювелирно было вырезано отверстие для взрывателя. А раз отверстие было вырезано и заложено, значит стол это не сплошная конструкция, а положенные друг на друга пластины, просто они покрашены лаком, а отверстие между ними затерто как кафельный шов.  Пётр поскреб ребро стола ногтем, убедившись, что краска добротная, взял со стола канцелярский нож. Снимать краску следовало в не самом заметном месте. Не в середине. Не у торцов. Кокорин сел в кресло, окинул взглядом стол. В начале обычным, затем так же, но фиксируя про себя каждое свое движение, сокращение каждого мускула. Нет, ребро стола повернутое к креслу трогать было нельзя.  Кокорин встал, обошел стол, остановился перед ним с другой стороны, замер. Сделал несколько шагов назад и снова замер. Край стола, на который никто не смотрит. Он не у окна, он не у двери. Он прямо перед ней, потому что когда заходят в кабинет, люди смотрят или на человека за столом или на пустое кресло. Только ребенок или лилипут посмотрит на ребро стола, потому что оно на уровне их глаз.  Решено. Кокорин ковырнул лезвием краску, поднялся слой. Ковырнул еще, оторвался шов.  Теперь нужно было работать осторожно, приподнять пластины так, чтобы добраться до взрывателя. Был бы тут Коля, подержал бы верхнюю! Коли не было, пришлось подпереть статуэткой, теперь был бы кстати фонарик. Выдернешь из взрывателя что-то не то, и пересдачи не будет.  «Хорошо, хотя бы взрыватель прикреплен к нижней пластине, а не к верхней», подумалось в процессе подготовки. «Будь прикреплен к верхней, я бы беседовал уже со своим тёзкой с ключами». Мысль пришла неожиданно, заставила усмехнуться и кинуть взгляд в сторону, на книжные полки. Обыкновенные книжные полки. Такие же обыкновенные как стол. Зачем в столе взрыватель? А зачем на книжных полках кодовый замок? Такой у отца в кабинете и у них на заводе в несгораемом сейфе. Что если это не просто шкаф с книгами? «В начале разбираемся со столом», приказал себе Пётр и, сопя, продолжил возиться со взрывателем. Отсоединять провода следовало в той последовательности, в какой их присоединяли, иначе — неудовлетворительно с летальным исходом. Вторая мантра их семинариста — не усложнять то, что на самом деле просто. Вот сейчас Петя Кокорин изогнулся в немыслимой позе, пытается ворочать провода встроенного взрывателя. А если их просто перерезать? Перерезать куда проще, чем изучать механизм, который невозможно вытащить. Бомба не запущена, не включена. Если перерезать провод, сигнал просто не поступит в коммутатор, так? «Господи!», чиркнул ножом Пётр и отпустил стол, вжавшись лицом в ковер, но ничего не произошло. Неужели….  Подождав несколько минут, послушав звенящую тишину, Кокорин поднялся. Что ж, и вторая мантра сработала. Эдак он повторит все, что прошли за год, при этом не появившись ни на одном из последних семинаров.  Петя подошел к книжному шкафу, невольно улыбнулся. Это не был книжный шкаф. Это был несгораемый шкаф, расписанный чертовски хорошо под книжный. Полки — муляж. Они раскрываются, вопрос только куда и что они содержат. Раскрыть сейф вовсе не сложное дело, нужно всего лишь быть сыном очень богатого предпринимателя. Очень рассеянным сыном очень богатого предпринимателя и постоянно забывать код, и получать тумака или характерный взгляд за каждую просьбу напомнить код. А еще желательно иметь сестру с очень длинными волосами, тогда в доме точно есть длинные железные заколки.  Вооружившись подобной самодельной отмычкой, Кокорин припал натренированным ухом к сейфу и принялся крутить замок, фиксируя в памяти щелчки. Он недооценил находку. Несгораемый сейф непросто открылся, он оказался дверьми в следующее помещение, больше похожее на алтарь. Здесь висели портреты, надо полагать, наиболее выдающихся выпускников леди Эстер. Нашел Пётр Ивана Францевича, нового шефа жены. Не даром ему эта белобрысая лощенная физиономия сразу не понравилась! Рядом, по бокам от него располагались роковая женщина, Амалия Казимировна Бежецкая, из-за которой они с Колей чуть не погибли… точнее он чуть не погиб, а Коля… Господи, Коля… И какой-то турецкий офицер. Или азербайджанский. Все они там на одно лицо. Являвший собой полную противоположность Ивану Францевича: волевой подбородок, ясный взгляд. Сразу видно человека дела. Такой даже если во врагах, то достойный. Нашел, к своему изумлению, немало высокопоставленных лиц, с которыми был знаком через отца и его международные связи. Кто бы мог подумать… и правда одним миром мазаны. Или как там? Как там Пётр додумать не успел. Потому что сзади послышались шаги, и, прежде чем молодой человек успел обернуться, его шею обхватили сильные цепкие пальцы, которые до этого хватали колбы на его глазах, и вместо того, чтобы ударить чем-то тяжелым, сжали сонную артерию. Юноша погрузился в сладостный тёмный обморок, очнувшись от которого, собственно, и обнаружил себя, где обнаружил. Один факт, что ему дали очнуться уже говорил о том, на какую запретную территорию он зашел и как дорого заплатит за свою опрометчивость. Что ж, в какой-то степени это даже лестно, вон как с ним возятся! А вот ноги оставили свободными совершенно зря. Он все еще может пинаться. Ну, девайте подходите! Что вы возитесь там в комнате переговоров? Все равно ничего взорвать не выйдет. Будто послушавшись призывов заждавшегося юноши, дверь распахнулась, вошел Бланк в сопровождении какого-то лысого и на первый взгляд совершенно безобидного джентельмена. — Проснулся? — поинтересовался Бланк у своего, скорее всего, уже бывшего помощника. Наклонился проверить провода. А вот это зря. Не давая себе лишнего времени на раздумья (на физкультуре, даже такой, думать вообще не надо, надо доверять телу) Пётр согнул ногу в колене, резко поднимая и заезжая профессору в самое чувствительное место. Да, не слишком честно, но знаете ли когда вы прикреплены к электрическому столу, бой с самого начала не честный.  Бланк согнулся пополам резко, в рефлекторном движении, стукнул по какой-то кнопке и металлические крепления раздали тиски. Опять не давая себе передышки, Кокорин рывком сел, выхватил у лысого толстяка пистолет (а нечего в лабораторию проносить посторонние предметы!) и выстрелил Бланку в висок не целясь. Судя по затишью после выстрела, попал, во всяком случае профессор не шевелился. — Помилуйте! Не стреляйте! — запищал толстяк, бестолково защищая голову. Что-то подозрительно легко сдался. И такому доверили оружие? Но проверять было некогда. Следовало действовать.  — Поди вниз, скажи что эксперимент завершен. Но Бланк запер кабинет, хочет дождаться пробуждения подопытного, посмотреть на результаты. Смотри, чтобы никто не порывался выйти из кабинета. Посмеешь предупредить, убью. — добавил Пётр для достоверности. Удивительно, но подействовало: толстячок закивал и немедленно ретировался. Кокорин запер изнутри кабинет с трупом немца, выглянул в окно. Дерево, через которое он влетал по закону маятника располагалось достаточно далеко. На него не переберешься. Оставалось лишь прыгать. И опять помогла физика: чтобы не убиться, следовало загасить скорость в нескольких метрах от земли, тогда удар на ноги будет менее сильным. И юноша сиганул с высоты «солдатиком», летя параллельно стене, чтобы было о что загасить скорость перед приземлением. Как будут каникулы, кстати, надо будет эмпирическим путем нащупать оптимальное сочетание высоты падения и расстояния для торможения. Эраст точно должен поддержать, он ведь не девица какая, чтобы начать причитать или сказать, что это все глупости. Физика это великая наука о естествознании, положившая начало даже философии. Последнее, правда, Кокорин  узнал совсем недавно, от Бланка, гордившегося своим немецким происхождением. Загасив скорость, толкнувшись ногами о стену, Кокорин кубарем рухнул оземь. Ничего, живой, в сознании. Костюм, правда, испачкался в траве и пыли, но это плевать. Примут его у генерала, как только назовется своим именем. Как только узнают чей он сын и чей он муж, так сразу послушают.  В полицейместерстве, однако, его ждал сюрприз. С жаром, достойным сцены, младший чин, коллежский регистратор Фандорин докладывался генералу Мизинову, главе третьего отделения, о своем начальстве, статском советнике Бриллинге, как выяснилось, пропавшем без следа уже как три дня. Фандорин как раз перешел к Пыжову и его связи с Бежецкой, когда в кабинет влетел весь измазанный травой, чумазый человек в некогда приличном костюме. — Котёнок! — воскликнуло чумазое существо, за поясом которого блестел пистолет.  — Петя! — в тон ему воскликнул Эраст, прерываясь на полуслове. — Простите, ваше превосходительство, это Пётр Кокорин, я о нем рассказывал. Мой муж. Он мне помогал в расследовании… — Ваше превосходительство, мы можем взять их прямо сейчас! — воскликнул Пётр, крепко обнимая жену. — Я нашел все все доказательства, вы опупеете когда увидите. Центральная, куда вы звонили это и есть сам приют, а назначенцы, вот здесь у вас под шифрами, — Пётр указал на разложенные на столе шифры, каждый из которых был булавкой приколот к карте, в том месте, в каком вступил в должность, — Это все люди приюта,  приют это не просто прикрытие, это секта. Бриллинг ваш, он похитил моего лучшего друга, похитил, забрал его деньги и убил. Этих людей надо остановить, иначе они продолжат ковать миледей и милордов, которые будут вытеснять собой нормальных людей! То ли обоюдный напор молодых людей, то ли обилие совпадений заставили генерала отдать приказ о немедленном окружении приюта.  Увы, одного не продумал Петя: сосредоточение такого количества полиции нельзя не заметить невооруженным взглядом через окно. Когда первые полицейские прорвались в приют, там пахло дымом.  Молодые люди вбежали туда одними из первых. «Я же обезвредил взрывчатку!», в отчаянии подумал Кокорин и тотчас ответил на не заданный вопрос: «Неудовлетворительно, Кокорин. Там почти все из дерева и ткани, прекрасное горючее. Операция из захвата превратилась в эвакуацию. А доказательства мирового заговора, следствия многолетней работы полыхали вместе со своей основательницей, запершейся изнутри. Кто-то из служивых вытолкал их на улицу. Оказывается, они не расцепляли рук. — Б-Боже, — прошептал Эраст, глядя на огонь, постепенно охватывающий все монументальное здание. — Это так за-завораживает, а ведь еще д-даже не ночь. — Ага, — согласился Петя, тоже не в силах оторваться от пожара. — Кстати, давно ты заикаешься? — С-с Англии. П-поездка та еще. — Так и знал, что нельзя тебя надолго оставлять с Алисой! — А к-как т-твоя практика? — В зачет точно пойдет. — Пётр обнял жену за плечо, прислоняя к себе. Эраст, не долго думая, обвил мужа за пояс. — В-все к-кончилось? Что ты г-говорил про К-Колю? Пётр вздохнул, отвел взгляд от огня, перевал его на жену, в глазах которой отражалось пламя. — Для Коли и правда все кончилось. Твой шеф его похитил, а я дурак понял слишком поздно. Так себе я друг. — Н-не говори так. Мы найдем Колю, обещаю. — наверное, чтобы еще больше убедить разом сникшего мужа в своих словах, Эраст укрепил объятия. — У меня т-теперь больше п-полномочий, М-Мизинов меня повысил до титулярного советника особых п-поручений. — Фандорин заставил себя найти силы для ободряющей улыбки. — Шеф не мог убить Колю, Николай Степанович сам кого хочешь убьет своим занудством. Подействовало. Слабо, но Кокорин все же улыбнулся.  — Ты прав.  — Я п-почти всегда п-прав. П-пойдем домой? Кокорин кивнул. Не расцепляя объятий, молодые люди двинулись по улице, ошалелые, уставшие, но вроде живые.