Цена жизни

Что делать с внезапным приобретением в виде перекинутого через круп лошади Коли, Бриллинг, мягко говоря, не знал. Похищенного надо было где-то размещать, и не на служебной же квартире. Если девать его в гостиничный номер, где можно записаться фальшивым именем, то там придется появляться, да так, чтобы это не мешало Ивану Францевичу. «А, впрочем, почем я планирую так надолго?», успокоил себя статский советник. «На что он мне сдался этот Ахтырцев? Ну денежный мешок, ну страшный, прыщавый еще и сутулится. Ну одинокий. Жалко его, это да. Но у меня дело, где в ним место каким-то чувствам?» О не разделенных чувствах к Фандорину и неуместной ревности к Петру, который остался купаться в Баньке, Бриллинг предпочел не думать. Он вообще решительно блокировал все размышления о голубоглазом мальчишке, кроме деловых.  Хотелось бы верить, что Амалия лучше него справится с проблемой, которую он ей вернул. Частично вернул. Половину проблемы. Иван Францевич вообще был за разделение труда. Проблема двойная? Ну так и решать ее надо объединенными силами, а не скидывать все на него одного. Тем более, Амалия, вроде бы держится прогрессивно феминистических взглядов, так почему же сотворив проблему спихивает все на плечи мужчин? Доскакав до города, Бриллинг все-таки решил в пользу гостиницы, причем, скрепя сердце, выбрал дорогую, где не болтают. Номер, однако же, велел записать на счет похищенного, вызвав удивленное мычание (для достоверности рот Николая был заткнут платком) — Нет, а что вы хотели ? — пошел в нападение Иван Францевич уже в номере. — Сами вызвались быть похищенным, сами и платите за свое удовольствие! — То есть, выходит, я вас купил? — уточнил Ахтырцев, садясь на кровать и оправляя потрепавшийся студенческий мундир. Сказать по правде поездка ему не понравилась. Существуй в то время приложение «Яндекс Такси» он бы поставил этой поездке одну звезду,  и ту за молчание водителя. В остальном же, тряска была жуткая, сидения воняли лошадиным потом, ремни безопасности отсутствовали. Пробок не было, но куда они доехали и по тому ли назначению, Ахтырцев понятия не имел вовсе. Так что, одна звезда без дураков. Таксист попался деловой, не из болтливых. Правда, на этом, похоже, достоинства и заканчивались. Николай озадаченно глядел на своего похитителя, будто безмолвно спрашивая «Ну а что дальше-то?». Проблема определенно состояла в том, что тот же вопрос собирался задавать и Бриллинг. Однако, не в том находился он положении, чтобы его озвучивать. Приходилось импровизировать. — Не думал, что купальный сезон уже открыт, — заметил он. — Или ваш друг спортсмен? Справедливости ради, на спортсмена Петя действительно походил. Петя, но не Коля.  — Спортсмен, — подтвердил Ахтырцев, тряхнув рыжей гривой. — Я так. Сопровождал. Ему одному скучно… в мокрую воду голой попой, знаете ли. Бриллинг усмехнулся: — Для группы поддержки вы подозрительно легко дало себя похитить, сударь. — Ну-у, — замялся Ахтырцев. — Он достаточно успешен и без меня. Не думаю, что мое отсутствие помешает ему…. выиграть соревнование. — Вы себя недооцениваете, юноша, — наставительно покачал головой статский советник и вдруг сократил расстояние между собой и сидящим на кровати студентом.  Солнечный свет лился на юношу через окно, делая его рыжие волосы огненными, а россыпь веснушек, толком не видную под созвездием прыщей, похожей на золотую пленку. Как красиво они могли бы выглядеть на этой молочно-белой, но к сожалению, пораженной акне, коже! Но все решаемо, было бы ради чего или кого выпрямить спину. И плевать, что потом молодой человек согнет ее в три, если не четыре погибли. Неожиданно сильными пальцами Бриллинг взял студента за подбородок, заставляя взглянуть на себя. У Ахтырцев оказались зеленые глаза. Те самые, что встречаются всего у 1% людей на земле. Просто данный Грааль никто не открывал, потому что в первую очередь видел прыщи и сутулые плечи.  Иван Францевич в обличии гусарского офицера замер в некоем подобии остолбенения, а к его ладони какого-то чёрта доверчиво прижались подбородком и смотрели так проникновенно, будто в самую душу. Зеленые глаза это ведь ничуть не хуже чем голубые. А уж рыжие их обладатели могут дать что очков вперед голубоглазым брюнетам. А уж кареглазым… их вообще в расчет брать не стоит, их на каждом углу встретить можно.  Говорят, что рыжие обладают даром приворота, и видно, правильно говорят, потому что как иначе объяснить тот магнетизм, охвативший всё существо Ивана Францевича, потянувшегося к чужим губам, напрочь игнорирующего чужие гноящиеся прыщи и рытвины на лице?  Весь мир статского советника вдруг сузился только до этой пары изумрудных глаз да полыхающих на солнце, рассыпавшихся по подушке огненных волос. Ему казалось, когда он касался их, что он трогает распрлавенную вулканическую лаву. А сама стихия клокотала внизу. Там творилось извержение, там разверзалась земля, там сминались простыни и соприкасались разгоряченные, изнуренные тела, столкнувшиеся в одном пространстве волей обстоятельств. Потом, задолго после, уже придя в себя рядом с мирно уснувшим Ахтырцевым, Бриллинг будет добрых минут десять просто смотреть в потолок и молча спрашивать себя, какого чёрта только что произошло? Никто из них ничего не спрашивал. Это произошло и все тут, а главное из этого надо бы извлечь пользу. Помимо той что уже извлечена, разумеется. Можно было бы сказать, что все пошло не по плану, если бы хоть какой-то план у Ахтырцева был. Его героическое самопожертвование должен был заметить Петя, но тот, как обычно, был слишком занят делами своей супруги, и пока Колю похищали, он лишь показал ему большой палец, мол, красавчик, отвлеки его, отведи поглазеть на ткани, а чем обманный маневр закончился для бравого героя, не видел.  Ехать на лошади перекинутым через круп Ахтырцеву понравилось еще меньше, а вот в гостинице, когда похититель расписался его именем и произнес в номере эту маленькую речь, у Николая Степановича будто глаза открылись. В самом деле! Он сам заказал себе эдакое развлечение, так чего тужить? Когда мнимый гусар самого известного императорского полка взял его за подбородок, Ахтырцев дерзнул прильнуть к нему и взглянуть так, как на Кокорина смотрит супруга. Удивительно, но фокус Эраста Петровича помог. Подложный гусар утратил всякую бдительность и, неожиданно для самого Ахтырцева, потянулся к его губам.  Глупая мысль возникла у Николая в голове: «Теперь за Петей уже никто не проследит». Возникла и погасла, вытесненная другой: «Я кого-то смог соблазнить!», пусть не женщину, пусть мужчину, но теперь и он приобщился к тому спорному таинству жизни, к которому уже давно приобщены Петя со своей супругой. Ахтырцев уснул с улыбкой на лице: нет, он соблазнил не просто мужчину, он соблазнил того опасного высокого белокурого полицейского из участка, с которым так дерзко говорили Кокорины.  Да, статский советник Бриллинг был переодет, представился каким-то Иннокентием. На голове красовался парик каштановых волос, от висков к щекам шли такого же цвета бакенбарды, но одного статский советник скрыть не мог — глаз. Этих ярко-серых пронзительных глаз цвета «металлик» не мог он скрыть Иван Францевич, потому что цветных линз еще не изобрели. А глазами он обладал такими, какие раз увидев, уже не позабудешь.  И вот этот опасный, вполне возможно заказавший нападение на них с Алисой, человек лежал с ним в одной кровати и смотрел в потолок. Коля прислушивался к его дыханию и заснул только тогда, когда оно стало глубоким. Бриллинг не посмел уйти, а значит ситуацией всецело владеет он, Коля Ахтырцев. Ну и еще немного его деньги.  Ахтырцев приподнялся в подушках. Через задернутые шторы гостиницы проглядывало солнце. Даже с учетом того, как рано оно встает летом, это не мог быть следующий день, ведь Бриллинг его похитил еще полудни не было. Должно быть это сегодняшнее солнце устало краснело, клонясь на боковую.  Николай Степанович встал, видно еще находясь под впечатлением от произошедшего, подошел к окну, приоткрыл шторы. — Прикройтесь, Ахтырцев, — послышалось с кровати слегка усталое. — Я вас смущаю? — не оборачиваясь спросил Ахтырцев. — Есть немного. — Раньше смущаться надо было… Иван Францевич. Бриллинг резко сел, тоже забыв прижать к себе простыню. Николай, почувствовав резкое движение со стороны кровати, на контрасте плавно, вальсирующим движением развернулся, оборачиваясь в штору, которую держал, как в тогу.  «Какого чёрта?» вопрошал горящий взгляд с кровати. Удивительно, вызывавший улыбку, нежели страх. — У меня к вам предложение, — произнес Ахтырцев, не отвечая на безмолвный вопрос. — У меня много денег. Больше чем у Пети. Они все будут ваши, только ваши, если вы все бросите и уедете со мной. Не знаю куда, хоть в Индию. Я никогда не выезжал из Москвы, а мир повидать хочется, только не одному. Мне уже исполнилось восемнадцать, я могу распоряжаться своей долей в папенькином бизнесе как пожелаю. И я желаю купить вас, Иван Францевич. Кривая ухмылка исказила благородные черты лица статского советника. Уехать? Он и рад бы. Никто не представляет как ему осточертело исправлять за Амалией ее косяки и служить леди Эстер. Но сбегать? От Азазель? Иван Францевич видел, что «матушка» делает с предателями. Страх перед такой незавидной участью двигал статского советника вперед по карьерной лестнице. Следуя заветам Марка Аврелия, Иван Францевич делал то, что от него требовали «Азазель» и получал что ему причиталось. К тридцати годам он стал статским советником в столичной уголовной полиции. Во многом благодаря тому, что умело свернул дело Миледи и помог Амалии залечь на дно, но ради чего? Чтобы десять лет эта женщина выкинула точно такую же штуку просто из мерности характера? — С чего вы решили, что мне интересно ваше предложение? — тем не менее поинтересовался он у Ахтырцева, стоящего у окна, как статуя Данте у церкви Санта Кроче во Флоренции. — С того, что вы похожи на меня, — ляпнул Ахтырцев, вызвав у Бриллинга смешок.  — Я? На вас? Помилуйте! — Очень похожи, — стоял на своем Ахтырцев, проявляя неожиданную твердость, которая если не завораживала, то интриговала точно. — Вы не хотите расследовать дело, которое сейчас ведете. Вы не выяснили, кто напал на нас с Алисой, потому что вполне возможно это вы и были. Только напасть хотели не на нас, а на Петю с женой. Они что-то делают и очень вам мешают. Поэтому вы поехали за нами в такую рань и так далеко. Вот только я знаю Петю. Он ужасно упрям, что бы вы ни делали, он вас поймает. А пока он не поймал вас, а его женушка не арестовала, давайте уедем? Бросьте все. Вам не нравится то, чем вы заняты. Мне тоже. Мы похожи. Давайте уедем? У вас будет много денег, у вас одного. Вы ведь имеете отношение к приюту, на который мы с Петей отписали денег? Завещания уже изменены, записки уничтожены. Прошу вас, Иван Францевич, давайте уедем! На протяжении пламенной и сумбурной речи студента, Бриллинг все судорожнее сжимал простыню. Уехать. Все деньги будут его. Сколько они могут прожить на деньги Ахтырцева? Наверное безбедно всю жизнь. И никаких больше срывов с одного места другое, никаких треволнений, подкидывания улик, поисков киллера. Просто уехать. Как хорошо бы было. — Боюсь, что это невозможно, Николай. — сам от себя не ожидая отозвался Бриллинг. Вообще-то он собирался отшутиться или сделать вид, что не понимает. — Нас очень быстро найдут и тогда уже ничего хорошего не произойдет. — Не найдут. — покачал головой Ахтырцев. — Петя и его супруга уничтожат тех, кому вы служите. Вы не знаете моего друга так, как я. А супруга… муж и жена одна сатана. Вы их не наблюдали, а я да. Им бесполезно препятствовать.  — Но я обязан. — вздохнул Бриллинг. Вот теперь бы найти что-то тяжелое, ухнуть бы Николая по голове и сказать «Азазель», да только Иван Францевич не убийца. Он трус, всегда им был, и, честный с собой дал себе зарок за оружие и холодное, и горячее не браться. Все равно не сможет выстрелить, а для труса нет ничего хуже чем выставить себя трусом.  — Раз обязаны, — произнес Ахтырцев так твердо, что Бриллинг буквально почувствовал накатывающую перед ним робость. И кто кого лишил девственности? — Тогда делайте. Если будете стрелять, не цельтесь. Пока целитесь, передумайте.  — Это вы пока в себя стреляли поняли? Ахтырцев кивнул и уточнил: — Я вот струсил. Пулю вынул. Даже если бы Николай Степанович внезапно сказал, что любит его, эти слова не подействовали бы на Ивана Францевича так, как те,  что были произнесены. Чёрт бы побрал этого рыжего прыщавого юношу, который, кстати, в раз перестал сутулиться! Они и правда похожи! — Хорошо, — сдался Бриллинг. — Давайте уедем. Только не под нашими именами. Новые имена и новая жизнь. Идет? — Более чем, — улыбнулся Ахтырцев. Его в столице и за границей не видел, как он выглядит отпрыск Ахтырцевых не знал, а значит, ничего не произойдет если он исчезнет здесь и возникнет там, но как совершенно другой человек. — План следующий, — произнес Иван Францевич, чья голова уже вовсю работала. — Вы будете странствующим князем, я вашим камердинером. Домой не возвращайтесь. Новые вещи и мне и вам купим уже на месте. Поезжайте в банк, откройте счет где-то на Канарах, к примеру, на имя князя П. Вашего шестиюродного брата и переведите ему все деньги. Документы нам сделаю я. Встречаемся здесь же завтра вечером.  — А поцелуй на удачу? — улыбнулся Николай. — Это приказ, Иннокентий Феликсович.  Бриллинг усмехнулся, оценивая игру имени. Немецкое отчество ему решили сохранить. А фамилия пущай тоже на Б остается — Брых. — Слушаюсь, господин, — отозвался он, вставая, подходя и привлекая к себе закутанного в штору студента. — Не забудьте решить проблемы с университетом, — напомнил он отрываясь от губ напротив.  — Они уже решены, — прошептали в поцелуй, закрыв красивые изумрудные глаза. — Меня отчислят за академическую неуспеваемость.