Цена жизни

      Фандорин ехал в печальных мыслях. Плохая он все-таки жена. Полицейский еще куда ни шло, хотя и тут время покажет, но вот жена совсем-совсем плохая. Оставил мужа без присмотра… хотя уж лучше бы действительно без присмотра, чем с Ахтырцевым. Эраст все еще склонялся к тому, что с такими друзьями, как Коля, Петеньке врагов не надо. Уже джекпот сорвал. А с такой женой? Разве не должен он выбирать во всех случаях мужа?       «Должен», согласился мысленно Эраст. «Но расследование я тоже должен проводить. И Петя это настолько хорошо понимает, что вместо того, чтобы ругать меня за мою работу, помогает мне с ней. А ведь он не обязан. Он в праве ждать от меня, что я буду дома, всегда в хорошем настроении, хорошо одет, умыт и готов к общению с ним». И однако же, Петя был совсем не таков.       «У меня были все шансы стать гоголевским Чартковым», вдруг подумалось Фандорину. «Жить на Петины деньги, не думать ни о чем. Ходить по театрам, кондитерским и ресторациям». Ходить по ресторациям и театрам Эрасту и правда понравилось, но только вместе с Петей. Но вот смог бы он заниматься только этим?       Эраст задумался. Когда он работал в архиве при Ксаверии Феофелактовиче, он только и думал, что о полевой работе: расследованиях, свидетелях, работе под прикрытием. Меньше всего в этот мир вписывалась мирная замужняя жизнь, с мужем, с домом на Остоженке, с раутами и светским обществом. И вдруг посреди его размеренной жизни от получки до получки в архиве появился Петя Кокорин. Сверкающий своими тёмно-карими глазами, одетый в изысканный фрак подошел и позвал замуж. Вот так просто, посреди белого дня. И не просто позвал, а так чтобы на всю жизнь запомнилось, как никого не звали. А в самом этом браке окружили любовью и заботой. Так, словно так и должно быть, будто нет в этом ничего ненормального. И теперь, в замужестве этом, спонтанном, и может поэтому вопреки всем законам общественным и моральным, счастливом, приключений и опасностей стало хотеться заметно меньше. Вот откуда, значится, происходит знаменитое предостережение — бояться своих желаний.       Поезд остановился, и Эраст Петрович с почестями и подобострастием кондуктора, который в душе, желал молодому человеку провалиться, а вовсе не счастливого пути, вышел на перрон, в столичный целебный своей сыростью и холодом воздух. Жителям пока еще не северной, а просто столицы еще не были известны пробки, сбирающиеся из-за островной, а вернее кочкообразной планировки города, но дожди и пронизывающий ветер уже были воспеты Гоголем в «Петербургских повестях».       Молодой человек, избалованный удачным замужеством, вкусивший уже жизни не пешей, а колёсной, без торга взял извозчика и назначил катить в порт, прямо к кораблю «Княжна Елизавета», на который был у него билет.       Символично было ехать в Англию тем же кораблем, какой перевозил Бриллинговы телефоны, да и бог знает что еще, Петя напишет, когда вместе с Колей посмотрит документацию до конца, но другие корабли тут не водились. Хороший был тесть, Александр Артамонович, предприниматель. И с государством вась-вась, и конкурентов кого скупил, кого изжил. Талантливый.       Эрасту Петровичу, правда, плохо представлялся Петенька на его месте. Пётр Александрович импульсивен, натура вдохновляющаяся, как все художники. Может, конечно, работать системно, но на то, опять же, вдохновение требуется. Вот с семинаристом тем, Андреем Прокофьевичем, не пошло ведь. А почему? Потому что все вдохновение Петино от учёбы на расследование перешло, которому Кокорин предался с бесшабашностью и непоследовательностью юности. А все, кто? Снова он, Эраст.       «Правильно Афродита Игоревна меня недолюбливает», со сдерживаемым вздохом согласился молодой человек. «Мало того, что такой брак сам по себе скандален, так еще Петю совсем от учёбы отвлек. Да ладно бы от учёбы и ладно бы только Петю. Алиса Александровна вон самая первая в это бросилась. А она вообще-то приличная дама… была, наверное».       Устыдившись того, куда потекли мысли, Фандорин заставил себя задуматься наконец о деле. Если он всю поездку в Лондон только и будет что рефлексировать о семье, так уж лучше бы вовсе не ехать. И всё-таки, как не думать, когда муж твой ничтоже сумнявшись, внедряется в этот странный приют, куда в итоге ведут все ниточки, где и Бриллинг, и Канингем, куда даже генерал Мизинов звонит, думая, что в Центральную? Как не думать, как не переживать? Никак. Никак, решительно!       В порту смог Фандорин лицезреть самую «княжну Елизавету», великолепное судно почти морского класса.       «На таком, хочется верить, совсем не качает», понадеялся юноша и запретил себе тосковать по оставленному в Москве мужу. И почему все так несправедливо? Первая поездка зарубеж в их медовый месяц, и они порознь!       «Мы просто обязаны поплыть на ней еще раз. Хоть снова в Лондон, лишь бы вместе», твердо решил чиновник особых поручений, поднимаясь на борт. — Коллежский регистратор и первым классом? — с завидным удивлением произнес смотревший документы, изумленно глянув на Фандорина. В глазах его так и читалось: не могли что ли послать хотя бы титулярного советника?       «Посмотрел бы я на вас, как вы мне чином бы тыкали, знай чья я жена», подумалось Эрасту почти мстительно. Вслух же он ответил следующее: — Нехватка кадров, сударь. Вот и шлют кого есть.       Билет, однако, был действительный, не пропустить его и не поселить не могли, хоть бы было это и сто раз возмутительно. — Каются 808. — сказал ему проверяющий. — Добро пожаловать на борт, ваше благородие.       Эраст коротко кивнул, показал на многочисленные свои чемоданы, собранные совершенно беспорядочно. Не зная, с чем ему предстоит столкнуться, где искать и как допрашивать Бежецкую, Фандорин на всякий случай собрал все свои вещи и дал себе зарок одеваться образцово каждый день. Если его в этой командировке убьют, то должен он быть в надлежащем виде. Лучше бы, конечно, чтобы не убили, если он хочет еще раз с Петей съездить, но готовым надо быть ко всем вариантам.       Пройдя к себе в каюту, коллежский регистратор оставался всем доволен ровно до того момента, как обнаружил, кто его соседи за стенкой. А обнаружил он это следующим образом: еще до изобретения телефонов, с которыми туристы обыкновенно выбегают на балкон, чтобы сделать фотографии заката или волн и никогда больше эти фотографии не открывать, людям было свойственно восхищаться панорамой, особенно с незнакомых ракурсов. Так и Фандорин вышел на балкон, с целью убедиться, что каюту ему дали видовую. Обнаружив вместо моря вид на порт, в котором любоваться было нечем, он уже совсем было собрался возмутиться: как отплытие-то прикажете смотреть? Как взгляд его привлек возмутительный по своему звучанию звук, донесшийся сбоку.       Слева, на точно таком же балконе, какой был у него, мирно почивал на лаврах граф Зуров. На столике стояла початая бутылка шампанского, судя по всему французского, дорогого, открытого и выпитого в коли-мяли. Но даже не это потрясло коллежского регистратора. Напротив, он бы просто тихо ушел и попросил переменить каюту, когда еще через мгновение на тот самый балкон не выпорхнула чёрная, как ночь и сверкающая жемчугом, как июльское небо звездами, Алиса Александровна. На ней была длиннополая шляпа, перевязанная на подбородке черными лентами, очень идущая к её двум толстым, как канаты косам. Девушка хотела было наклониться, вероятно, чтобы налить себе шампанского попробовать, как почувствовала на себе взгляд. — Эраст Петрович! — обрадовалась она и тотчас толкнула Зурова. — Вставайте, Ипполит Александрович. Сейчас отплываем. Моя невестка здесь, а значит трогаемся. Без него никак нельзя было. Так ваша каюта следом за нашей? Замечательно! Идите сюда, вместе отплытие посмотрим. — О, какова красота! — оценил гусар Фандорина как скаковую лошадь. Только в зубы не глянул. Эрасту сделалось неприятно. — Зачем же мы будем все на одном балконе толпиться? — заартачился он. — В Лондоне, я так понимаю, мне так и так иметь с вами дело, так разрешите хоть сейчас откланяться.       Алиса фыркнула: — Это он по Петру Александровичу скучает. От того такой чопорный, с Петенькой дело совсем другое, отплясывал так, что чуть статского советника Бриллинга не сломал. — Ну это не страшно, — отмахнулся гусар так, будто Фандорина тут и вовсе не было. Одним статским советником большим, другим статским советником меньше. Никто и не заметит. В этом деле, главное, чтобы кровать крепкая была.       Алиса ухмыльнулась. Эраст, вне себя, отбыл обратно в каюту. Парадоксально, но общество занудного и завистливого Ахтырцева, оказывается, и не было таким раздражающим.       Отплытие осталось, увы, без его участия.       Надеяться на то, что видеться они будут реже, особенно когда одна из сторон настроена видеться чаще, было бесполезно, однако же, Фандорин, как на незапамятном балу у Бежецкой, призвал себя думать о деле и не распыляться на мелочи вроде внешних неудобств.       Надев к ужину белый фрак и галстук с сапфировой заколкой, любезно подаренный Петей к его глазам, Эраст Петрович явился к ужину в ресторан и нисколько не удивился, увидев контингент за столом. Выбивался только плюгавенький, похожий на Гоголевского Акакия Акакьевича, и, вполне возможно, что и так же способный преследовать в страшных снах. Так же как литературный оригинал, здешний Акакий Акакьевич осматривался с беспокойной, несколько виноватой улыбкой, не знал куда деть руки и вообще всего себя. Рядом с ним нетерпеливо болтал ногами и уминал хлеб с маслом мальчик лет десяти арабской наружности. — Добрый вечер, добрый вечер, добрый вечер, — раскланялся Эраст со всеми присутствующими за столом. — И вам, маленький господин. Как вас зовут?       Акакий Акакьевич смутился как будто еще сильнее. Вот только странно смутился. На миг в его глазах промелькнула искорка внимания, какая бывает у кладоискателя, нащупавшего что-то действительно ценное. — Его зовут Рюзгяр, сэр, — промямлил Акакий Акакьевич. — Он немой, однако, наделен удивительным талантом. Эмпат. Он способен менять настроение окружающих через свое собственное. Дар еще не стабилен, мальчик растет. Моя задача научить его им пользоваться до совершеннолетия, когда он сформируется как личность.       Фандорин почувствовал укол скептицизма и задвинул его подальше. Петя говорил про какие-то странные эксперименты с электричеством в этом приюте, а теперь на корабле оказывается мальчик возраста воспитанника приюта и обладает даром контролировать человеческие эмоции. — В самом деле? — изобразил беззаботность Фандорин. — А как? А он может сделать так, чтобы мои соседи, — кивнул он на Алису и Зурова, — чуть меньше шумели и беспокоили меня? Я бы хотел отдохнуть, знаете ли.       Акакий Акакьевич понимающе улыбнулся. — Так они и вас сюда затащили? — догадался Эраст и взглянул на золовку и гусара. Так-так…. Интересно, это Алиса обладает даром притягивать к себе неприятности? — Что ж, понимаю. Очень общительные. Позвольте представиться, Фандорин Эраст Петрович, коллежский регистратор. — Губернский секретарь Пыжов, — последовал его примеру Акакий Акакьевич. Эраст едва не вздрогнул. Пыжов. Человек Бриллинга.       «Разве он не должен встречать меня в Лондоне и давать дальнейшие инструкции?», пронеслось в голове у Фандорина. Внутри стало как-то зябко, начало покалывать пальцы. Зря он, получается, взял весь свой гардероб. Ничто так не портит добротное сукно, как морская соль. А если его выбросят где-то в открытом море, то пока его труп будет дрейфовать, его изрядно объедят рыбы. И проку тогда, что красиво одет?       «Ладно, ладно. У Зурова должен быть пистолет, а Алиса умеет не только играть на виолончели. Пожалуй, придется принять их приглашение», разумно рассудил коллежский регистратор.       Алиса взяла меню. — Лично я буду рыбу под соусом бешамель и шампанское брют. — объявила она. — Ну а на закуску возьму коктейль из креветок. — Не буду отходить от традиций. Мясо с картошкой по-деревенски, и уж увольте меня от всех этих бешамелей, от них Москвой несет. — фыркнул Зуров. — В Лондоне, помнится, вообще пьют пиво и едят рыбу в кляре из того же пива. Верно говорю, сударь? — обратился он к Пыжову. — Вы ж оттуда, с Лондона? А сюда ездили за воспитанником? — Нет-нет, что вы, — улыбнулся Пыжов неловко. — Я же губернский секретарь, поданный Его Императорского Величества, крещенный, раб божий. Воспитанник это хлебушек дополнительный, а ездил по делам государственным, сказать вам большего не могу, служебная тайна-с. — Понимаю-с, — откинулся на спинку кресла Зуров. — Вкусно тут кормят? — Не знаю-с, первый раз на своей памяти в первом классе сижу. Человек я простой, экономный. Второй себе всегда беру, незачем служебный бюджет тратить. — Это верно, это верно, — покивал Зуров. — Выбрали чего, Эраст Петрович? — Я… Я буду то же, что Алиса Александровна, — отозвался Фандорин, по правде не слушавший, что выбрала Алиса Александровна. Его больше заботило, как бы пережить ночь и не отправиться кормить рыб вместе с Алисой и её новым ухажером. Они, похоже, вообще не понимают всю серьезность ситуации. А если понимают, то какого чёрта дурачатся?       Отужинав, послушав приветственную речь капитана, посмотрев на небольшое представление бортовых музыкантов, Пыжов их покинул, извинившись тем, что Рюзгяру уже давно пора спать. Казалось бы, чем не время почувствовать облегчение? Да только Эраст Петрович пуще прежнего встревожился. Для чего Пыжову ребенок? Почему он предпочитает не дожидаться Лондона понятно, но роль в этом деле детей по-прежнему до конца не ясна. — Кажется, общество господина Пыжова нас заметно сплотило, — заметила, меж тем Алиса не без насмешки. — Предлагаю держаться вместе. Троих за раз убить сложнее, чем по одиночке. — И именно поэтому мы с вами здесь, а Петя и Коля в Москве, — буркнул Эраст недовольно, хотя частично был с золовкой согласен. — У меня пистолет всегда с собой, — икнув, приободрил их Зуров. — В пьяном состоянии, правда, могу промахнуться, но да это редко случается. Я и не так много для этого выпил. — Я думаю, лучше не ложиться. — заключил Фандорин. — Кому-то одному из нас, разумеется. Спать будем в моей каюте. Туда он пойдет в первую очередь. А если пойдет и не обнаружит… кто его знает, что сделает. — В смысле разбудит Рюзгяра и попросит внушить, чтобы мы втроем друг друга перерезали? — поинтересовалась Алиса как ни в чем не бывало. И мило улыбнулась. — Я видела у вас в сундучке книжки Гоголя. Мне он тоже нравится, готичненько.       Фандорин при этом невольно глянул на Зурова, который слушал их подчеркнуто внимательно. Да, плохи их дела. Этот точно в ведьм и колдунов верует. На месте Алисы, он бы при Зурове Гоголя вообще не упоминал. Но, говорят ведьмы бессмертны. Да и осиновый кол, хочется верить, что на корабле так легко не сыщется.       Будто не удовлетворившись эффектом, Кокорина оттянула полы черного плиссированного платья и закружилась, руками изображая себе на голове венок. — Давайте еще перед дверью круг из соли начертим, — предложил Эраст. — Тогда уж точно никакая нечисть, кроме той, что и так с нами, сюда не зайдет.       В конце концов, соль если и не отгоняет демонов, то подошвы ботинок разъедает первоклассно, а Пыжов производит впечатление человека бережливого, может и поостережется обувь портить. Может он в поездку всего одну пару взял, как знать? Возможно, правда, что у него пистолет с разрывными пулями, такими, которые если даже ребром заденут, все равно двигать поврежденной частью вряд ли сможешь. Но на то тут и Зуров есть. Вот и видно будет, кто быстрее стреляет. — Ну что ж, — согласилась с предложением Алиса, которой ветер изрядно трепал косы и ленты шляпы, щекоча лицо и губы. — Тогда затариваемся солью и идем в вашу каюту, Эраст Петрович. — Ну раз за солью идем, то можно и еще шампанского взять, — рассудил Зуров. — Коньяк тутошный дрянь, а вот шампанское французское, не наврали.       Эраст невольно ухмыльнулся: как бы новый Алисонький фаворит не разорил судоходную компанию её отца. Но да его-то дело какое? Он при Пете примерная жена. И никаких фавориток-фаворитов до брака не имел и не собирался даже.       Напевая, (хотя напевала преимущественно Алиса, а Зуров выделывал какие-то странные акробатические штуки ногами, вынуждая Эраста поминутно прикрывать глаза ладонью, дабы всего этого не видеть) компания вернулась в ресторан, забрала пуд соли и еще две бутылки шампанского, и вернулась в каюту.       От виста Фандорин отказался, напомнив, чем кончилась предыдущая партия в штосс и заметив, что Пети, чтобы его сдержать нонче нет. Так что Алиса сыграла им пару импровизаций, да вызвалась дежурить первая.       Эраст было обрадовался, но когда выяснилось, что дежурить для Алисы значило или курить Зуровские папиросы, кашлять и поминутно ходить на балкон плевать в море, вызвался дежурить сам. — Нет, нет, — запротестовал Зуров. — Лучше я. Так все мои папиросы уйдут. — А так все шампанское! — возмутился Эраст. — Но шампанское то тоже мое, — резонно заметил гусар.       Эраст, которому совершенно не нравилось ничье, кроме Петиного, соседство в кровати, молча встал, затушил Алисину папиросу и жестом раздосадованного родителя, на которого сбросили изрядное количество малышни, указал на кровать. — Спать! Оба!       Кокорина недовольно пожала плечами, но почему-то послушалась. Хотелось бы верить, что это не значит, что им с Петей пора задумываться о том, чтобы делать детей. Особенно с учетом того, что Эраст понятия не имел что с ними, детьми этими, потом дальше делать. С собой бы разобраться для начала.       Пыжов в ту ночь не приходил. Видимо соль сработала. По крайней мере, забывшийся через несколько минут крепким сном, хоть и в неудобной позе, коллежский регистратор не заметил на соли никаких следов. Зато как рад был уборщик, пришедший в каюту, когда шумная и странная компания покинула её для завтрака.       Ужинали снова с Пыжовым. Забавно, что, собственно, только на ужинах с ним и пересекались, так как пригласили сидеть за одним столом. Днем он куда-то пропадал, мастерски не попадая на глаза, так, что даже как бы Эраст ни пытался пересечься, чтобы получить какие бы там ни были инструкции, ему это не удавалось. Значило это только то, что появиться по сценарию Пыжов должен был гораздо позже и пересечение на корабле в планы его не входило. Следовало ли из этого, что Пыжов сам нарушил какие-то инструкции, оказавшись не по ту сторону Ла Манша в нужный момент? Поставил ли в известность руководство?       «Очевидно, что нет», заключил Фандорин. «Бриллинг на него рассчитывал. А если бы знал, что он не в Лондоне, дал бы другого связного. Отсюда Пыжов спешит на корабль, рассчитывая в спешном порядке уехать в Лондон и меньше всего собираясь встречаться помимо меня еще и с отставным гусаром и девицей сестрой моего мужа». Рассуждая, молодой человек невольно вертел в пальцах заколку от галстука. Она приятно посверкивала камешками и холодила ладонь. Ветер трепал занавеску балкона, за которым простиралось бескрайнее и точно холодное море. Фандорин переменил ногу, расправляя складки на брюках. Наконец-то он был в каюте один. От настойчивых приглашений потанцевать на верхней палубе под пронизывающим ветром и фальшивящий бортовой оркестр молодой человек отказался.       Как вышло так, что у него полицейского чиновника, пусть мелкого ранга, но отправленного в заграничную командировку и нет табельного оружия? Пока она работал в архиве, оно было не нужно, но Бриллинг-то, включив его в полевую работу, первым делом должен был выдать!       «Ладно, с этим Бриллингом уже все ясно. Отправил меня посылкой помирать», пришел к выводу Фандорин. «То-то разочарование будет, когда я вернусь обратно по адресу», хмыкнул про себя юноша. Однако, стоило пораскинуть мозгами о возможных вариантах развития событий как тут, так и в Москве. Что-то предпримет Бриллинг, пока Эраст не будет мозолить ему глаза? Не вскроется ли Петино хлипкое прикрытие в приюте? Не выследит ли его Бриллинг?       «Нет, нет, я сейчас договорюсь!», прикрикнул на себя мысленно коллежский регистратор, встал, накинул снятый было фрак, прихватил трость и, позабывшись, смело вышел из каюты. В конце концов, пока он тут работает, Зуров непонятно чем занят с Алисой. А ведь Петя вверил сестру его заботам! Хорошенькая забота выйдет, если гусар развлечется с Петиной сестрой, пока Эраст занят командировкой. Уже в самой толпе, беспорядочно дергающейся в быстром танце, ему показалось, что он поймал знакомую невысокую фигурку с залысинами на висках, но она тотчас пропала, и он принялся продергиваться к танцующим Алисе и гусару. — Послушайте, — обратился он к своим вынужденным компаньонам во время одного из моционов по палубе. Алиса опиралась на его и Зурова локти, как турецкий визирь. — Раз уж мне не удается поймать господина Пыжова и выяснить, что он от меня хочет, придется это обсудить с кем-то в доступности… с вами то есть. Каковы наши действия в Лондоне? — Чего тут вообще обсуждать? — удивился Зуров, будто и ежу все понятно было. — Мы заселимся в лучший отель, будем кутить, пить, веселиться, разнесем пол Лондона и поедем назад. — Прекрасный план, надежный как швейцарские часы, — пробурчал Фандорин. — Знать бы как сюда вместить работу. — Ну съездить и задать Амалии трёпку, чтобы знала свое место, много времени не займет, — заметила Алиса и выразительно взглянула на Зурова.       У Эраста аж язык зачесался спросить кого же из двух кавалеров Кокорина собралась оставить Бежецкой, но по взгляду девушки, но вовремя вспомнив, что имеет дело с купцами, а не с дворянами, Эраст понял всю бессмысленность вопроса. Зачем делиться, если можно получить обоих по выгодной цене? Кавалеры, они должно быть, как платья. Одно настроение — один кавалер, а другое, так другой. Да и скучно, должно быть, ходить с одним и тем же. Это для таких зануд, как Фандорин. Раз женился, то теперь уж до самой смерти. Отсюда отпочковалась совсем неприятная мысль: а если Петя думает так же, как сестра? Если ему интересно, только пока Эраст снабжает ему движем из собственного расследования?       «Нет, это другое», заключил молодой человек, подумав, что без расследований уж верно и самому бы жизнь изрядно наскучила. Наверное. Он ведь не пробовал. — В котором часу вы собрались нанести Амалии Каземировне визит? — полюбопытствовал он. — Заселимся и нанесу. Чего ждать-то? — пожала плечами Алиса. Что верно, то верно. Ждать Кокорина вообще не любила. — Я вас буду сопровождать, — решил Эраст. — А чего это не я? — возмутился Зуров совершенно оправдано. — А вы попозже присоединитесь, — распорядилась Алиса. — Пойдете с нами, но поотстанете, как порядочный человек. Дадите дамам выяснить отношения. — А я посмотрю, чтобы они обе целые в процессе остались, — доложился Фандорин. — Чо то темните вы оба, — решил гусар. — Пора выпить шампанское!