Цена жизни

— У меня две новости, хорошая и хорошая, — с порога огорошил супругу Пётр. — С какой начинать? — Похоже, у меня нет особенного выбора, — пожал плечами Фандорин, все еще улыбаясь слегка растерянно. И у него были для мужа новости. Точнее новость. — Начинай с первой. — Я не допущен к экзамену по механике, — бодро ответил Петя.       Эраст едва не поперхнулся: — Это х-хорошая новость по-твоему?       Пётр уверенно кивнул: — Конечно! Ведь я знаю как переубедить препода. — И как? — А это вторая хорошая новость. Мне проведет курс ядерной физики и электродинамики профессор эстерната Леди Эстер Герхард Бланк. — Ты с ума сошел, Пётр! — окончательно шокировался Фандорин. — Это же безумие. Петя, туда нельзя идти, тем более учиться там! Они убьют тебя! — Да брось, коть. Свой шанс со мной сударыня-смерть уже профукала. Ты вытеснил её из моей жизни. Теперь я, должно быть, вообще не умру. Как вампир.       Эраст вздохнул. Пётр оставался собой даже в самой серьезной ситуации. Может это и есть смысл брака? Чтобы посреди бури оставалось что-то постоянное? Фандорин пока не решил нравится ему это или нет, а время поджимало. У него самого были новости для мужа, причем не менее шокирующие, чем у Петра. Надо было сказать их. — Петя, — произнес он, взглянув в глаза мужу. — У меня тоже есть для тебя новость. Важная. Шеф отправляет меня в Лондон. И я вообще-то собирался попросить тебя не делать без меня глупостей, но вижу, что это бессмысленно. Поэтому я просто хочу попросить тебя… дождись меня. Не смей умирать, слышишь? — Эраст пронзительно посмотрел на мужа.       В глазах Петра плясали уже знакомые ему веселые искорки. Однако изгиб губ, бровей, морщина, появившаяся на лбу, говорили о том, что его слушают вполне внимательно и всю серьезность ситуации понимают.       Эраст почувствовал ставшие уже дорогими сердцу руки на своей талии. Его притянули к себе и в нос ударил знакомый, одуряюще успокаивающий древесный запах. Наверное, князь Болконский, умирая под дубом, чувствовал такой же душевный покой. Будто его обнимают большими узловатыми руками. — Слышу, — шепнули прямо на ухо. Дыхание было приятным, свежим. Не ест он там в университете что ли? — Выполню все в точности, душа моя.       Эраст прикрыл глаза, ткнувшись лицом в мундир мужа. Накрахмаленная рубашка едва не скрипела. Хотелось стиснуть его в ответ. За плечи или за талию. Или же наоборот раствориться в нем. — Обещай мне. Нет, клянись, как клялся в церкви. — Клянусь. Клянусь тебе, душа моя. Когда ты вернешься из Лондона, ты найдешь меня в целости. Таким же веселым дурачиной, как сейчас. Но есть одно условие, — голос Кокорина упал на несколько октав, заставив Фандорина вздрогнуть. — К-какое? — запнулся он. Ох уж это заикание! Вечно возникает, когда он волнуется. — Ты должен вернуться живой, котенок. Потому что если нет… Я разучусь шутить. А кому это надо? — Там будет твоя сестра, — напомнил Эраст. — Алиса ведь уехала в Лондон.       Петр взял его под руку, волевым усилием, не оглядываясь на контору. Неспроста из с женой разделяют. Кому-то, а точнее, понятно кому именно, совсем не на руку их расследование. — Ты поедешь в Лондон на корабле нашей компании. Другие не ходят. В Лондоне сразу иди в представительство нашей компании. Там тебе скажут, где Алиса. — Как так? — удивился Эраст. — Откуда?.. — Папенька следит за нами обоими. Думает, что так лучше. Мне так не казалось, до сего момента. — Подожди, подожди, то есть… Твой отец знает все наши действия? — не мог поверить в происходящее Фандорин.       Кокорин кивнул. — Значит… теоретически я могу передавать свои письма тебе через… кого-то из людей твоего отца? — А еще в нашем представительстве ты будешь в безопасности, — уверенно сказал Кокорин. А вот у Эраста были свои сомнения. — Но ведь… они убили старшего по складу, помнишь? Мы так и не добились от Бриллинга расследования. Даже отчета криминалистов не получили. — Ничего, я с него его еще потребую. — ответил Пётр. — Он не знает, на кого наткнулся.       Фандорин вздохнул. Меньше всего хотелось оставлять мужа один на один с шефом. Но, похоже у него не было выбора. Он видел это в глазах мужа. Свою клятву Пётр уже дал, просить её еще раз смысла не было. В чем был? Провести время вместе, например. — Получается, — нарушил тишину Эраст, когда они уже практически дошли до дома. — Я оставляю тебя заботам Коли? Николая Степановича то есть.       Кокорин утвердительно кивнул. — Пусть присматривает за тобой как следует. — А за тобой Алиса. Я за тебя спокоен.       Эраст улыбнулся. Как бы это ему ни пришлось присматривать за Алисой. За Петей-то ладно, вроде как сам подписался, а вот насчет Алисы у него были оправданные сомнения.       Однако, слово было уже сказано, причем и у алтаря, и шефу, деваться было некуда, единственное, что осталось — провести вместе день. Однако же, Эраст не мог не спросить: — Ты обещал увидеться с Колей и поменять завещание. Ты сделал? — Сделал, — обрадованно, что действительно может порадовать супругу, ответил Пётр. И поспешно добавил, прежде чем успеют задать следующий вопрос: — И записки уничтожили. Теперь мы сохранны, как форты во Владивостоке. Я молодец?       Эраст утвердительно кивнул, чувствуя, как губы сами собой кривятся в улыбке. С Петей и так-то сложно устоять, а уж когда на него находит щегольское настроение… — Я заслужил невинный и совершенно братский поцелуй? — нагло сверкая по-кошачьи хитрованистыми глазами, вопросил Кокорин. — Заслужил. И ты сам это знаешь получше меня. Так же, как-то, что тебе чертовски идёт студенческий мундир. Ты поэтому его совсем не носишь? — легонько шлепнул мужа по широкой груди Фандорин. — Ну и не носи. Хорошо, что в университете совсем нет девушек. Я бы точно проиграл. — Глупости какие! — возмутился Пётр. — Я единственный кавалер на всю Империю, кому жена еще и друг, и напарник, и не думает только, что о платьях и веерах. — Вообще-то «о платьях» как раз думаю, — запротестовал всегда честный Эраст. Чего греха таить? Мерить свои, действительно свои, по себе сшитые фраки, рубашки, брюки, чулки, исподнее было чертовски приятно. Приятнее только слышать от Петра, что ему идет. — Хорош кокетничать, ты же понял, что я имел в виду. — заметил Кокорин. — Ты мой муж. Хочу и кокетничаю, — надулся в ответ Эраст. — С тобой имею право. — С этим уже не поспорить, — пошел на попятную Петя, обнял супругу за талию, развернул к себе, требовательно вглядываясь в лицо напротив.       Кокорин давно уже заметил это, просто незадолго до долгого расставания все чувства обостряются. Вот и супруга показалась ему невозможно привлекательной со своими правильными чертами лица, бледной аристократической кожей, угловатой не испорченной физкультурой фигурой, сапфирово синими глазами и пушистыми ресницами. Истолковав намерения супруга в совершенно невинной интерпретации, Эраст потянулся коснуться чужих губ, а потому оказался совершенно не готов к тому, что его просто сгребут в охапку, лихо поднимая на руки и понесут в спальню, буквально перепрыгивая через невозмутимого Афанасия и раздевая еще в прихожей. — Петя! Ты не настолько молодец! — громко запротестовал Эраст, пытаясь лупить мужа вслепую, потому что держали крепко, целовали еще крепче. — Ты касторки что ли бахнул? Остановись!       Афанасий невозмутимо подбирал одежные принадлежности юной протестующей супружницы. По счастью, Пётр уже поднимался по лестнице в спальню, а потому того, как дворецкий невозмутимо аккуратно складывает вещи стопочкой и относит в спальню напротив, Эраст уже не видел. Протесты смешались с такими же по громкости призывами не останавливаться. — Есть мой генерал! — водрузил на голову фуражку супруги Кокорин, поднял вверх руку, ну точно Наполеон, отдающий приказ. — На штурм неприступной крепости! Вперед!       Неприступная крепость сдалась после первого же кавалерийского наскока, зарылась в простыни, разметав по подушках черные кудрявые волосы, притянула бравого кавалериста за лацканы мундира, ловко перевернулась, повергнув его вниз. — Сегодня так, — сверкнули синие глаза с веселыми искорками. — Время пробовать новое? — усмехнулся снизу Кокорин. — Только попробуй меня засмущать, я тебе дам! — Ты вроде бы и так собрался, нет? — изогнул брови Пётр.       Эраст сделал глубокий вдох. Сейчас было очень важно не поддаться мужу и не засмеяться, иначе никакого эксперимента не выйдет. Снова на помощь пришла дыхательная гимнастика. Все-таки индусы изобретают дельные вещи.       Восстановив дыхание и душевное равновесие, он наклонился, касаясь своими губами мужа и прикрыл глаза, позволив себе напоследок нырнуть в море теплых объятий и ставшего родным запаха. Хотелось увезти в себе эти отношения, чтобы тело хранило каждый клочок прикосновений, каждую волну внутренних ощущений как можно дольше.       Не хотелось даже принимать ванну, но поскольку это было, во-первых, не гигиенично, а во-вторых, предстояла неблизкая поездка, Фандорин все-таки принял ванну, а утром оделся, собрал вещи и позволил мужу подвезти его в начале в контору, а с полученными деньгами на вокзал.       Молодые люди обнялись перед вагоном премиум-класса. Бриллинг, похоже, вообще не знал, что такое «золотая середина» и «не выделяться». — Зато я поеду один во всем вагоне, — пожал плечами Эраст. — Смогу все обдумать… Ты обещаешь беречь себя? — Со мной будет Коля, — напомнил Пётр, подмигнув. Приобнял супругу, помог затащить чемоданы и с первым свистком покинул вагон, проигнорировав характерный взгляд кондуктора, говоривший: ох уж мне эти барчуки, уже вагоны для высокопоставленных лиц и те покупают!

***

      Алиса, прибывшая в столицу, ровно на сутки раньше, заметила за собой хвост еще от вокзала. Поскольку человек с ножом, испортивший ей виолончель, преследовать её не мог, девушка великодушно решила хотя бы этому не разбивать голову виолончелью. Виолончелей так не напасешься. Надо бы найти что-то попроще и покрепче.       Пройдя от вокзала самыми людными улицами, девушка засмотрелась на кафе с причудливым названием «Мы же на ты» или «Мы женаты»? Рядом располагался не менее причудливая цирюльня «Так и ходи». Алиса в задумчивости приподняла одну из своих тяжелых, как корабельные канаты, кос. Она буквально ощущала, как затаился и затаил дыхание преследователь рядом. Чего испугался? Того, что она повесит его вот на этих самых косах, как капитан пиратского корабля пленника на рее?       Алиса улыбнулась уголком рта. Забавный в этот раз попался преследователь. Ей даже начинало казаться, что она его знает. Коля за ней поехать никак не мог, и был только один человек, который её сюда, собственно, и отправил. Обличить сейчас или поиграть? Играть Алиса любила. И по профессии, и на нервах. Особенно, на нервах. Преимущественно мужских, они тоньше женских, а значит звуки издают более мелодичные. Алиса вообще любила струнные больше, чем духовые, ударные или клавишные.       Вдоволь налюбовавшись выставленными в ветринах париками и шляпами, служившими, видимо, декором, Алиса двинулась по улице вперед, к порту. Она еще не придумала, как, собственно, будет добывать билет на корабль. Можно, конечно, не мудрить и спросить в кассе. Можно сделать и того проще: зайти в представительство папенькиной компании и поехать вовсе бесплатно. Но душа Лисы Кокориной трубила о приключениях на пятую точку, а потому, по достижении порта, Кокорина отыскала нужный корабль и решительно пошла к входу для команды. — Я бортовая музыкантша. Практикантка из Консерватории, — сказала она. — Капитану Меркулову должны были сообщить, передать вместе со всеми списками команды. — В начале Алиса собиралась сказать, капитан её знает, но вовремя поймала себя. Капитан её, конечно, знает, но потому что она дочь владельца компании, его непосредственного работодателя, а вот знать музыкантшу-практикантку из консерватории Евгений Бориславович был не обязан. — Говорите, есть в списках? — недоверчиво прищурился проверяющий билеты, незаметно вставая так, чтобы загородить девушке дорогу на борт. — Как фамилия? — Анисьева, — брякнула Кокорина первое, что пришло в голову. — Нет такой, — усмехнулся проверяющий. — Тогда отведите к капитану, наверное, просто еще не добавили в список, — не сдавалась Алиса. — А может лучше сразу к городовому? — усмехнулся проверяющий. — За проезд зайцем посидите с сутки, да пойдете домой. Знаю я таких дамочек, из дома поди сбежали. Таких «умных». Кто юнгой нанимается, кто коком, теперь значит и на девушек эта зараза перекинулась? Понятно, понятно. Порфирич! — крикнул он вглубь корабля. — Подмени меня тут, я провожу даму.       Алиса попробовала высвободить свой локоть из цепкой хватки, но морской волк не сухопутная черепаха, даже если он всего лишь на всего простой матрос. — Не так быстро, сударь! — окрикнули их знакомым голосом. — Это моя подруга. Просто она любит спорить, вот мы и поспорили, что она проникнет на корабль без билета. Лиса-Алиса, вы проиграли. Теперь вы должны мне сольное выступление на виолончели. Сударь, позвольте, — Зуров мягко, но ловко забрал Алису из чужого захвата и галантно повел к трапу для пассажиров, что пребывал спущенным еще один день. На губах гусара играла ухмылка, на первый взгляд, ничего хорошего пойманной не предвещавшая.       Алиса тряхнула косами. — Вы озаботились билетами, сударь? Или просто груши в кустах околачивали? — поинтересовалась не без надменности.       Зуров ухмыльнулся ей в тон. — Билетами я озаботился, что говорится «еще вчера». Неужели вы думали, лисичка моя, что я отпущу вас одну к Амалии? — А что? — дерзко повернулась к нему девушка, получше натянув лямки чехла с виолончелью. — Испугались, что заинтересую вашу Амалию больше вас, да уведу её? — Еще как! — горячо согласился гусар. — Таких дамочек, как вы, Алиса Александровна, нужно хватать и сбегать с ними в закат. Решительным кавалерийским наскоком.       Алиса скривилась. — Фи! Развели романтику, спасибо хоть саквояж не хватаете. Стали бы совсем поэтом. — заметила она так, будто само существование поэтов-мужчин, глубоко оскорбляло человечество. — Нет, ни за что, — усмехнулся Зуров, протягивая два билета первого класса. — Сами набрали тряпья, сами с ним и таскайтесь. Я вам не горничная. — Конечно, — согласилась Лиса. — Будь вы горничной, от вас несло бы мылом и тальком, а от вас несет вчерашними винными дрожжами. Так что вы отсыревшая пороховая бочка. Рвануть не рванет, но каждому встречному обозначаете, какой вы важный по пятакам со ста шагов стрелять.       Зуров раздулся от довольства: — Не со ста, а с сорока, но мне чертовски приятно, что вы еще шесть десятков мне накинули. Надо попрактиковаться, кстати, пока плыть будем. Милейший! Скажите-ка, есть ли на корабле тир? Тут даму развлекать надо.       Алиса, которой был достоверно известен весь парк развлечений каждого папенькиного корабля, приняла вид самый скучающий. Тира на корабле не было, зато была совершенно английская игра: метание мешков с рисом. Небольшим, с ладонь, мешочком риса надо было попасть точно в лунку, располагающуюся на возвышении от отыграющего на расстоянии в начале десяти шагов, а по мере набора очков, мишень отодвигалась все больше и больше.       Основная сложность соревнования решалась элементарным знанием физики. Умеющий рассчитать примерный вес мешочка, зная, что импульс — это векторная величина, а направление то же, что и у скорости, которая, в свою очередь, зависит от массы тела, которому этот импульс придали, мог легко закинуть мешочек в корзину. Шутка была в том, что таковых на корабле не было даже среди команды, которым знать такие вещи следовало по долгу службы. — Да-а, — пришел к выводу Зуров, — тир у них тут говно-с. Мешком размером в ладонь не попасть в мишень размером с ведро, может только разве что слепой. — Вы в начале попадите, — ухмыльнулась Алиса, разумно сомневавшаяся, что отставной гусар помнит хоть что-то из программы гимназии, если он вообще там учился. — А там уж бряцайте эполетами. А давайте так, раз я люблю спорить. Попадете, получите сольный концерт. А не попадете, там будете под этот концерт петь самые матерные частушки, которые только доводилось слышать в армии.       У гусара загорелись глаза. Может лучше сразу не попасть ради такого развлечения? Нет, тогда пострадает гусарская гордость, а она сама по себе вещь чуть более хрупкая, чем китайская фарфоровая ваза.       Чёрт! Зачем он подумал про вазу? Теперь перед глазами вазы. Причем ночные. Не совладав с собой, Зуров от души прыснул, Алиса заслонилась рукой от потока слюней, но невольно почувствовала: держать образ строгой и серьезной становится все тяжелее, ведь рядом с ней находился человек, способный рассмешить себя в собственной голове. Чёрт возьми, если это не тот самый тип людей, который встретив, надо хватать и бежать с ним в закат, потому что тараканы в ваших головах уже заключили Брестский мир. Однако, Алиса, ученица Смольного, не намерена была так быстро это показывать. — Так-с, наша с вами каюта… — Зуров бегло взглянул на девушку, ожидая увидеть первые признаки смущения. — Вам комфортно, что там, вполне возможно одна кровать?       Алиса пожала плечами: — Мне вполне комфортно. Мне одной кровати за глаза, а где вы будете спать меня не волнует. — О, это замечательно, потому что я буду спать в этой же кровати. — Очень самонадеянно. — Это у меня профессиональное. — Очень смешно это слышать от человека, который не работает. — Раунд, — усмехнулся Зуров, отпирая каюту.       Это оказался весьма просторный номер с балконом. Разница заключалась лишь в том, что эта гостиница умела плавать. Алиса безошибочно узнала императорский люкс, имевшийся только на Княжне Лизавете, как корабле морского класса. Сколько же денег отстегнул гусар и как, должно быть расстроится, узнав, что мог бы проехать в нем совершенно бесплатно по одному лишь мановению Алисиных пальцев? — Прекрасный вид. — оказала благосклонность Кокорина, ставя на пол саквояж, а с виолончелью, однако, не расставаясь. — Идем в тир?       Зуров, не показывая, как заинтригован тем, что виолончель не оставили в каюте, с готовностью открыл дверь и вышел в коридор обратно.       Тир располагался на той же палубе, что и бар. Видимо для того, чтобы меткость гостей еще сильнее увеличивалась. Оставалось только гадать, сколько мешков с рисом за время путешествия улетало за борт. Ну а для путешествующих на борту имелись спасательные круги.       Зуров, окинув опытным взглядом бар, наметил себе в награду неплохой турецкий* коньяк. Алиса же опустилась на пустующий лежак, невозмутимо расчехлила виолончель, совершенно не женственно развела ноги, установив виолончель меж них, взяла пару аккордов, потом вдруг жестом подозвала к себе бармена и заказала для «того господина с щегольскими усами и наглым видом бутылку коньяку». — За каждый промах выпиваете один шот. — приказала она и заиграла такое арпеджо, что не только бармен, послушно принявшийся разливать первый шот, но и первые гуляющие пассажиры остановились поглазеть на внеплановое цирковое представление.       Гусар взял первый мешочек, развернулся к мишени спиной, ловко кинул тот через голову, рассчитывая легко закинуть его в корзину, но увы, нахальный мешочек риса вместо этого полетел прямо в руке остановившемуся поглазеть зеваке. Тот поймал его, попытался закинуть в корзину со своего места, но тоже промахнулся.       Алиса указала на него смычком: — А вот и соперник! Пожалуйте, господа, пейте.       Господа повиновались. Музыка продолжилась. На второй бросок Зуров встал в позицию американского питчера, который, конечно, еще только начал зарождаться, потому что английские колонизаторы не спешили доверять свою национальную забаву дикому краснокожему населению в перьях. Да и сами подумайте, что могут на поле сделать шесть боевых куриц, пусть и расставленных в игровом порядке?       Для сходства с питчером Зурову не хватало только шляпы и биты, но по счастью, колющие, режущие, тупые, но тяжелые предметы, были уже запрещены к провозу на борту в ручной клади. Весьма грустно для любителей талисманов в виде дедушкиных напольных часов.       Замахнувшись и подавшись всем корпусом вперед, гусар изрядно преуспел, однако лишь в том варианте, в каком нужно было забросить в корзину самого себя. Пришлось опрокидывать под печальную музыку и смеющийся взгляд соперника новый шот.       Однако и господин насмешник не преуспел, причем даже хуже Зурова: с позиции женщины уж лучше перебор, чем недобор, еще и так постыдно упавший прямо на середину.       После третьей обоюдно неудачной попытки забросить мешочек в корзину господин насмешник выступил с предложением пригласить играть саму даму. Зуров попробовал остановить его шуткой: — Бросьте, приятель, она же сразу выиграет. — К тому же, — заметила Алиса. — Ни один из вас не умеет играть на виолончели, а без нее игра скучна, согласитесь. — Если мы выпьем эту бутылку, — кивнул Зуров на коньяк. — Сможем научиться. Причем мгновенно. — О да, — согласилась Алиса. — Но лучше пойте дуэтом, скрасите вечер. — Сударь, вы в армии служили?       Насмешник покачал головой. — Ах, если бы, сударь! — ответствовал он. — Я представитель самой опасной профессии в мире. — Разведчик? — Намного опаснее.       Зуров задумался. Что может быть еще опаснее? Двойной агент? Резидент? Но это же все разновидности разведчика. — Думаю, господин гувернер, — выдвинула свою догадку Алиса. — Как вы догадались? — вскинул брови пассажир. — Да кто же еще с такой охотой пойдет пить посреди дня! — рассмеялась девушка, поднялась. — Ну что же, бравый гусар. Вы проиграли. И должны нам всем арию за ужином! — Только под аккомпанемент вашей виолончели! — Куда без него, — пожала плечами Алиса.       Новый знакомый улыбнулся: — Я буду просить посадить меня поближе к вашему столу. — Проще будет, если мы пригласим вас сами. — заметила Алиса. У путешественников премиум-класса свой зал. — Так разве можно? — удивился новый знакомый. — Мне можно все. — усмехнулась Алиса.