Цена жизни

      Эраст Петрович Фандорин (а кто же еще мог это быть!) выскочил от графа Зурова как пробка из бутылки шампанского. Возмущение совершенно не девичьим поведением сестрицы своего мужа придавало молодому человеку скорость, приблизительно равноценную той, с какой некогда господин Ахтырцев двигался к зданию полицейского участка. С той лишь разницей, что Эраст Петрович держал путь в обратную сторону, в университет. Если выяснится, что еще и муж его ослушался и предпочел его работу своим парам… Эраст Петрович не знал, что будет тогда, но то, что ничего хорошего, у него все основания полагать были.       Чего он еще не знал, а начал осознавать уже поднимаясь по знаменитой лестнице головного здания, так это то, как он собирается попасть в университет и где будет искать там мужа.       Если с первым моментом еще могли разобраться удостоверение полицейского и титул коллежского регистратора, то со вторым дела обстояли хуже, предстояло расспрашивать людей, привлекать к себе лишнее внимание, чего в контексте недоверия к шефу делать совершенно не планировалось.       «Я становлюсь параноиком», рассердился на себя коллежский регистратор. В самом деле, думать будто у шефа везде свои информаторы как-то чересчур. Вот Алиса Александровна вообще не думает! А если бы пистолет был заряжен? У них с Петром Александровичем это что в крови? Стреляться так, будто у них девять жизней. Одна оборвется, другая начнется. Дети. А Ахтырцев? Подумаешь, лакей за локоть ухватил! Да если бы Петя взялся за старое, Эраста бы никакой лакей не остановил.       Достигнув дверей, Фандорин замер, давая себе мгновение на обдумывание дальнейших действий. Почему, в сущности, было не подождать Петра как обычно на работе? Что делать, если выяснится, что они уже разминулись? Двери открылись, выпуская на волю группу студентов в мундирах и фуражках. Судя по фразам и шуточкам, ребята торопились курить.       «Как хорошо, что Петя не курит», невольно подумалось Эрасту. Пропустив студентов, коллежский регистратор шмыгнул внутрь, прошел сразу к посту охраны. «Я полицейский. Я полицейский». — Что вам угодно, сударь? — поинтересовался портье. — Пётр Кокорин. Не здесь случайно? — поинтересовался Эраст, невольно прикасаясь к цилиндру и запоздало понимая, что от него не козыряют, это вам не фуражка, которую он так не любит. А сейчас была бы кстати! — А вам по какому вопросу? — тотчас подозрительно уставился охранник. Усатый господин в шинели, такой широкой, что можно было подумать, что там у него припрятан шкаф. — Я… скажите, что его спрашивает супруга, — провалил миссию «не привлекать к себе внимания» Фандорин. — Кто-кто? — нахмурился портье, ибо на лакея Кокориных Эраст Петрович, пусть и в поношенном фраке, не походил. — Жена. — У него есть жена? — Есть. И она его хочет видеть. Вы сможете ему передать? — Фандорин опять запоздало полез в карман, вынул несколько монет, аккуратно протянул закрытой ладонью портье.       Деловой человек сметливо кивнул, одобрительно похлопал себя по карману и, кажется, сразу потеплел. Так бы сразу.       «Ничего, просто это мое первое настоящее дело», мысленно подбодрил себя Фандорин. — Тогда я пойду? — сделал он пару неуверенных шагов к выходу. Портье утвердительно кивнул и задобренный чаевыми поделился: — Пётр Александрович в студенческом активе и волонтерстве первый человек. Придумал кружок студентов-инженеров, вот с заданием сегодня на весь день отпущен, официально, разрешение деканата есть.       Фандорин едва сдержал тяжкий вздох. Значит и здесь его слова пропустили мимо ушей. Никто в этой семье его не слушает. Ни Петя, ни Алиса Александровна. И если к последней у него никаких прав предъявлять претензии нет, то вот к первому…       «Вот найду и такой скандал устрою!», стиснул кулаки молодой человек, шагая быстрым шагом обратно в участок.       Как так получилось, что в его деле начали участвовать вдруг все Кокорины и Ахтырцев, чья роль пока не до конца ясна? Насколько опасно сближение Николая Степановича и Алисы Александровны для Петра и Эраста? И в какой последовательности всё это предстоит обсудить с Петром, Эраст обдумывал пока возвращался к участку. А следовало вообще-то подумать о том, что он будет докладывать шефу по поводу Зурова. Ведь в штосс-то за него играла Алиса! Причем без согласования с ним.       А если все-таки держаться версии, что Николай Степанович перевербован Амалией или вообще изначально их человек, чьей задачей было привести Петю на убой?       «Ах я дурак!», рассердился и расстроился пуще прежнего Фандорин. Ведь можно было опять же расспросить портье. «И навлечь на себя еще больше подозрений! Хорошо я Пете жена, хотя, наверное, этот человек бы подумал, что я шучу. А если бы я начал расспрашивать про Ахтырцева ни с того ни с сего… пришлось бы упоминать, что я из сыскного… это было бы странно, с учетом что я не представился так сразу».       В раздумьях молодой человек на кого-то налетел. На кого-то в темно-синем студенческом мундире с золотыми пуговицами и широкой, тренированной грудью, которой обнажают только ради него каждую ночь.       В любое другое время Эраст Петрович многое отдал бы за право быть ниже ростом, чтобы поднимать взгляд, чтобы класть ладони на эти широкие тренированные плечи, однако в этот момент отсутствие разницы в росте было как раз молодому человеку на руку: удобнее бить. А обладатель этих самых плеч как раз очень кстати нёс в руках целый веник цветов. Хороший такой, пышный, купленный явно не у первой встречной барышни. — Привет, котёнок! — пробасил радостно обладатель плеч, веника и сверкающего нового мундира. — Ты в настроении? — и веник очень удачно оказался прямо перед лицом взбешенного и встревоженного одновременно коллежского регистратора. — Я в настроении, — ответил Фандорин на удивление спокойно. Даже с подчеркнутой холодностью. С ней же взял букет, даже понюхал. Хризантемы. Пышные, как целые шапки снега. Снег в начале июня. Нет! Он же собирался сердиться. — Я в настроении серьезно поговорить. — Молодой человек обнял букет, прижимая к себе. Ну что за человек этот Петя! Весь настрой сбил! — Я видел твою сестру. У Зурова. Она… она играла с ним в штосс, видимо, проиграла, потому что он предложил ей застрелиться. И она выстрелила себе в висок. У вас это что семейное? — Возможно. Мы ведь близнецы. — пожал плечами Кокорин. — Только обычно это я за ней повторял, а теперь она за мной. Это льстит. — молодой человек улыбнулся, но в карих глазах читалось первое серьезное беспокойство, и Фандорин, к своему стыду, почувствовал укол вины. — Пистолет не был заряжен. Зуров так шутит. — буркнул он, стараясь звучать не виновато. — И она была с Ахтырцевым. Это он её привел. Она-то сама вряд ли знакома с Ипполитом Александровичем. Петь, ты понимаешь, что это значит? — Что она решила помогать нам расследовать дело. — отозвался Кокорин. — Теперь её не остановить, если ей чего в голову взбрело… это у нас тоже семейное, кстати. — Это я уже заметил, — пробурчал Эраст и машинально понюхал букет еще раз. Все-таки и правда. Снег зимой. Вот как тут рассердишься? Еще и виноват. Ему цветы, а он? С порога говорит, что сестра стрелялась и не уточняет с каким исходом. — Как прошел твой день? И не говори, что был на парах. Не был. Я проверил. — Ты заходил в университет? Как это здорово! Ты оставил для меня какую-нибудь записку? — Я велел портье передать тебе, как появишься, что тебя хочет видеть жена. Я не стал уточнять, что жена это я. Но я действительно хочу тебя ви… да Петя! Букет помнется! — запротестовал собравшийся спросить как обстоят дела с завещанием и на что было потрачено время занятий Эраст. Однако, его все равно сгребли в крепкие объятия, уткнули в грудь, и полы мундира, очень кстати расстегнутого, отгородили его с двух сторон от внешнего мира.       Молодой человек слегка ссутулился, ради того, чтобы покоиться на мужниной груди, не жаль пожертвовать осанкой. Позволил себе мгновение помолчать, слушая смешанный аромат свежего букета, и того особого запаха, что всегда сопровождал мужа, как вдруг спохватился. — Почему ты не спрашиваешь, почему я так странно одет? Как ты вообще узнал меня? Я же под прикрытием! — возмутился он, чтобы скрыть смущение от осознания, что Пете только что пришлось обнимать его, всего пропахшего старым фраком, чужим потом и одеколоном. — А ты странно одет… а да, ты вроде из дома выходил в своем служебном. — быстро исправил промах Пётр Александрович. — То есть ты даже не сразу заметил, во что я одет? — окончательно возмутился Эраст, которому всё-таки нужно было куда-то деть пережитый стресс. — Чем ты вообще был целый день занят? — Ой, котёнок! Много чем! Это занимательная история. — Пётр вынул из кармана огромные безвкусные часы, все утыканные камнями искусственного происхождения, сверил время. — У тебя сейчас как раз законный обеденный перерыв. Пойдем, тут недалеко просто замечательная пекарня. И там как раз твои любимые эклеры. И я тебе все расскажу.       Эраст смутился. Да, вообще-то он очень любил сдобу, просто дома каждый обед наедался так, что десерт просто в нем не помещался. А Пётр, воспользовавшись замешательством супруги, взял ту под руку и чинно повел прочь от окон конторы. — Если ты был в универе, — начал Кокорин тоном заправского рассказчика, — то тебе там должны были сказать, что я на весь день отпущен деканатам по студенческим делам. Официально я от студенческого клуба изобретателей и просветителей знакомлю людей пожилого поколения с новинками техники, которые мы изучаем. По счастливому стечению обстоятельств твой шеф большой любитель новшеств и все эти инновации привносит в жизнь тех, кому и со старым было неплохо. В жизнь генерала Мизинова, например. — Ты все-таки был у самого Мизинова! — ахнул Эраст, невольно широко распахнув голубые глаза.       Кокорин принял оскорбленный вид. — Ты, что, сомневался во мне? — Нет, что ты, никогда! — поспешил Фандорин. — Ты удивишься, но я был не только у Мизинова. Я прибыл к нему с остановкой у леди Эстер. У нее тоже полно всяких штук. Наш общий друг Канингем устроил мне милую экскурсию по приюту, я видел впечатляющий эксперимент с электричеством от их учителя физики. Не знаю, что он собрался создать, но пыточный стул точно выйдет.       Эраст невольно содрогнулся, и Петя, спохватившись, погладил супругу по руке. — Ну это я так, — исправился он. И как можно было забыть, что жена впечатлительна? — Тут другое любопытно. Когда я пришел к Мизинову, и тот мне показал, что неплохо справляется с телефоном, знаешь кто ему ответил на том конце под видом центральной? — Кто? — спросил Эраст, невольно сильнее сжимая букет в руке. — Канингем. — Так я и думал! — воскликнул коллежский регистратор, не сдержавшись. — Нет никакой центральной! Это все одна ветка! Петенька, да чтобы я без тебя делал?       Будь они дома, Эраст бы от души расцеловал мужа в обе щеки, а может и не только в щеки. Но на улице пришлось ограничиться лишь мимолетным соприкосновением с боком супруга и приложиться щекой к его плечу. — И что ты думаешь насчет Мизинова? Кстати, кому он звонил? — Бриллингу. Узнавал, что он в этот раз собирается у него устанавливать. Даже придумал забавную штуку: телевизор. Когда звонишь и не просто слышишь, но еще и видишь собеседника на том конце. Фантазия у дядьки, я тебе скажу! — Так ты склонен думать, что генерала водят за нос? — Скорее да, — кивнул Петя. — Если бы не водили, он бы, наверное, знал, кого твой шеф пришлет устанавливать ему этот самый телевизор. А если разыграл все для меня, то это я польщен, конечно.       Фандорин нахмурился. — Что ж… может быть, по тем записям, что ты спрятал в реке, удастся отыскать и кто прокладывал эту телефонную линию. Для этого ведь тоже нужно оборудование. Тут его купить негде. — Резонно. — кивнул Кокорин. — Как раз скоро купальный сезон! Откроем его чуть-чуть пораньше. — А я сделаю запрос в посольства по тем людям из шифров, что ты раскрыл. Увидим, как отреагирует генерал. — Эраст вдруг встал как вкопанный, внезапно осознав. — Петя! Так вот почему так резко и быстро убежал сегодня! Его вызвали! И это сделал ты! — Что? — изогнул бровь Кокорин. — Никого я не вызывал, так, глаза им помозолил. — Не прямо, но косвенно. Ты их напугал. Шеф отправил меня к Зурову сегодня утром, выдал в кассе денег на проигрыш, я переоделся, чтобы не идти туда в форме, и все думал, как бы к телефону попасть, набрать этому Канингему, таился ждал, пока не понял, что шеф тоже ждет. Пришлось пройти мимо его окна и спрятаться. Едва я прошел, он сам вышел и прямиком в эстернат отправился. Петенька, да у нас на руках уже столько доказательств! И только благодаря тебе!       Кокорин довольный улыбнулся. — Может быть я заслужил невинный совершенно братский поцелуй? — поинтересовался он. — Еще как заслужил! Но дома. Дома будет и не братский. — закивал Эраст, борясь с желанием задарить супруга поцелуями прямо на улице. Обнять за шею, повиснуть на нем, наплевав на все приличия. Воровато оглядевшись по сторонам и убедившись в относительной безлюдности пространства, молодой человек очень быстро поцеловал мужа в щеку и снова понюхал подаренные цветы. Как хорошо, что он все-таки не отлупил мужа этим веником. Красивый. И веник, и муж. — А что с завещанием? Удалось исправить? — Вот тут уже сложнее, — с неохотой был вынужден признать Кокорин. — С Колей я сегодня не пересекался, а для его исправления он нужен. Душеприказчик. — А без него никак нельзя? — поинтересовался Эраст, мысленно холодея. Душеприказчик. Без него завещания не исправить. Вот как.       Петр покачал головой. — Он должен засвидетельствовать новое завещание, как и тот факт, что оно изменено мной по моей воле, в здравом уме и относительно светлой памяти. — А сменить душеприказчика? — Нельзя, котенок. То есть можно, но не так просто, что вчера с одним, завтра с другим. Юридические формальности… скучно, но нужно. Ну, что, заходим? Как раз пришли, — кивнул он на вывеску кафе.       Однако, затихший Эраст лишь заторможенно смотрел прямо перед собой. Душеприказчик. И теперь Ахтырцев за ними не ходит. Предпочитает общество Алисы Александровны. На плечо легка крепкая мужнина ладонь. — Да не переживай ты так за Колю, — попробовал урезонить жену Пётр. — Куда он от меня денется? Нам еще проект сдавать, который он один без меня завалил. Найду и потащу изменять завещания, обещаю. — Да не переживаю я за Колю! — не справился с наплывом чувств Эраст и, в порыве, развернулся, крепко обнял мужа за шею, наплевав и на улицу, и на приличия. — Я за тебя переживаю!       «А что если вы не успеете? Ты уже привлек их внимание, когда вместо того, чтобы застрелиться, женился на мне! Вот почему Коля смотрел на нас так мрачно в церкви! Он не ревновал, он был взбешен, что его, то есть их план не сработал! Он вынул пулю, чтобы ты застрелился! Они хотят отнять тебя у меня, а ты являешься к ним в самое логово, как в насмешку! О, Петя! Петя, мой Петя!» — Ну ты чего, чего? — растеряно шептал Кокорин, гладя плачущую от избытка высоких чувств и одновременно умудряющуюся целовать его супругу по спине и по волосам. — Ну давай зайдем, чтобы мне хоть водки налили, а то твои поцелуи соленые как огурцы. Закусь есть, выпивки нет. Не порядок. — Петя! Ты дурак! — все-таки от души огрел букетом мужа Эраст и снова понюхал цветы. Потрепанные, но все равно очень красивые.