Цена жизни

      Распрощавшись с супругой, студент Кокорин, у которого «Н» по посещаемости было явлением столь же частым, сколь солнце в Петербурге, отправился в университет. Вообще не появляться на парах в его планы не входило. Дело было не только в отповеди супруги, скорее в мышлении и совестливости самого студента. Если уж прогуливать пары, то на законных основаниях студенческой активности. Преподаватели его отпустят с радостью. Хоть обратят внимание, что в группе и помимо Петра Александровича люди есть.       Так, зайдя в центр по работе с молодежью, Кокорин с чистой совестью и величайшим энтузиазмом предложил проект инженерных консультаций студентов для старшего поколения с целью знакомства с новинками техники. В списках «нуждающихся в помощи» генерала, разумеется, не было. Как и самих списков. Но энтузиастов уровня Пети это обстоятельство едва ли останавливало.       Вооружившись чертежами, которые, по правде к новинкам техники отношения не имели, как и чертежные инструменты, зато прекрасно дополняли образ студента-активиста, Пётр Кокорин зашагал к офису жандармерии. Студенты же всегда гуляют где им вздумается, как кошки и журналисты.       Увеселительную прогулку Кокорин начал с эстерната леди Эстер, ибо, как и условился с женой, собирался посмотреть на форму тамошней прислуги, чтобы знать, как явиться генералу. — Вам помочь, юноша? — поинтересовался дежуривший у ворот охранник. Здоровенный детина что в длину, что в ширину, с таким же квадратным лицом, как и телом. — О, да! — радостно, как болванчик, закивал Петя, как будто стараясь скрыть смятение. — А вы директор этого заведения? Нет? А кто директор? Что, действительно леди Эстер? Вот прямо леди, вы не шутите? А я думал, что она только владеет, дела не ведет! Надо же, женщина мужскую работу делает! — Вы, собственно, кто, юноша? — тупо напирал детина, кажется не воспринимая ничего из сказанного. — Я студент Московского Государственного Универстита, — не терялся Пётр. — Я от студенческого клуба, мы делаем интерактивный проект с участием неординарных личностей! А леди Эстер здесь? А можно познакомиться? Это было бы так здорово для клуба! Да мне бы половину предметов просто так зачли! — Кнаббе, что у тебя там происходит? — окликнул их с крыльца какой-то рыжий, курносый и жутко недовольный джентельмен.       «Он мог бы быть Колиным отцом», подумалось Пете. «Во всяком случае ходит он точно так, будто каждый день к первой паре в общественном дилижансе ездит». — Да не знаю, студента какого-то принесло. — пожаловался охранник. — Леди Эстер хочет. — Леди Эстер? — джентельмен приблизился, оглядел нежданного гостя с подозрением. — Зачем вам леди Эстер, сэр?       Петя вытянулся, как и положено при обращении «сэр», для вида даже подкрутил золотые пуговицы мундира. Ну ни дать ни взять образцовый ученик! — Я студент, я от студенческого клуба! У нас интерактивный проект, мы знакомим выпускников и ВУЗовское сообщество и вообще общество с неординарными личностями. А леди Эстер очень неординарная, у нас не принято, чтобы женщина всем управляла в открытую. Ну пожалуйста, мне очень-очень надо! — сделал большие, полные восторга глаза Кокорин. — Мы в газете про вас напечатаем, еще и открытую лекцию организуем. Рыжий джентельмен, очевидно не найдя в восторженном энтузиасте ничего подозрительно, сказал Кнаббе запускать студента. — Я заместитель леди Эстер, — доложил он доверительно. — Лорд Канингем. Ведаю учебной частью и веду английский язык у ребят с первого по пятый класс. — А во сколько примерно к вам попадают? — достал блокнотик и огрызок карандаша Пётр. — По разному. Кто в пять, кто в двенадцать. — А в семнадцать? — В семнадцать личность уже сформирована. Работать с ней нельзя, увы. — Канингем прогулочным шагом вел его до крыльца. Кокорин подчеркнуто восторженно вертел головой во все стороны. — Здесь так красиво! Но похоже на женский пансионат.       Канингем позволил себе усмехнуться. Ох уж эти начинающие газетчики. — Это детский пансионат. Иронично, но девочек леди Эстер на воспитание не берет. — Как это так? Она же сама женщина! Почему? — Говорит, девочки устроены иначе мальчиков. С мальчиками работать проще. — Но она такая амбициозная женщина! Бросает вызов обществу одной своей деятельностью! И вдруг такое. — развел руками Петя, все так же тараща глаза. — Мальчиков еще и пристроить проще, — улыбнулся Канингем как будто извиняясь. — У мальчиков есть шанс вырасти и обеспечить себя, девочкам же нужен благодетель, который их будет содержать.       «Ох и повезло тебе, рыжий», подумалось Пете. «Что ты мне это сказал, а не Алисе». Допрос бы точно без пристрастия не окончился. А пока целый и невредимый лорд вёл интересующегося студента дальше, в сам пансион. Кокорин рассматривал коридоры, картины. — А где же доска почета лучших учеников? Как во всех школах? — удивился Кокорин интерьеру. — Мы не выделяем лучших и худших учеников. — пафосно ответил Канингем. — Мы любим их всех такими, какие они есть. — Звучит! — впечатлился и без того восторженный студент. — Какие еще правила в пансионате? — Мы разрешаем им все. Это помогает раскрыть их талант, он заложен в каждом. — А во сколько они покидают стены пансионата? — В восемнадцать. — Пансионат благоустраивает их судьбу? Следит за их дальнейшим развитием? — О, безусловно. — Канингем кивнул, толкнул одну дверь, показывая класс. — Это класс профессора Бланка.       Упомянутый профессор демонстрировал кучке собравшихся там детей заряды электричества мощности, достаточной если чтобы не убить, но как минимум знатно покалечить человека. — Ух ты! — в очередной раз изобразил впечатление Кокорин. — Это какой-то эксперимент? — Он показывает им закон Ома для участка цепи, — снисходительно ответил Канингем.       Петя изобразил полное понимания гуманитария. Инженер же в нем согласился: да, эти два искрящихся провода неплохо показывают, что сила тока напрямую зависит от приложенного напряжения. — Первый раз вижу, чтобы слушали с таким вниманием, — заметил Пётр. — Надо полагать и практика будет? Надеюсь, это безопасно? — Будет, будет, но не для всех. Профессор Бланк крайне заинтересован в экспериментах с электричеством. Он отбирает наиболее преуспевающих студентов в лаборанты. — Скоро у нас все фонари будут электрические и включаться автоматически! — воскликнул восхищенно Петя. Это стоило усилий, потому что вид полоумного взъерошенного профессора с двумя оголенными проводами наперевес доверия не внушал. Канингем вновь загадочно улыбнулся. — Ну, вы хотели видеть леди Эстер. Она с радостью вас примет! Идёмте, — англичанин повел его лестницей вверх, в один из самых хорошо освещенных кабинетов с английскими большими окнами, выходящими на Чистые пруды.       Леди Эстер оказалась типичной милой английской леди за пятьдесят. Милой, безобидной, ужасно любезной. Этот образ совсем не вязался с гербом на воротах эстерната: зеркало и перекрывающие его кисть и меч. — Здравствуйте, сударыня! — лучезарно улыбнулся молодой человек. — Я из университета, для клуба, я… — Здравствуйте, молодой человек, проходите, что вы стоите? — широким жестом указала англичанка на кресло, глубокое, мягкое, с необъятной спинкой и такими же подлокотниками.       Кокорин плюхнулся в кресло, но пружины не заскрипели. Английское качество. — У вас тут потрясающе! — возвестил Пётр. — А что значит эмблема? Кисть это творчество, меч воинственность, а зеркало? — Меч это умение постоять за себя, а зеркало для того, чтобы видеть, кто ты. — улыбнулась леди Эстер. — Джерри, дорогой, пошли за чаем. — Только молока туда не буздите, — попросил Петя. — Ах, да. Русские ничего не понимают в чае, — расстроилась женщина.       Пётр согласно закивал. — Дикие мы люди! А вы нас облагораживайте. А русские тут есть? — У меня воспитанники со всех краёв света. — кивнула директриса, посматривая на молодого человека поверх своих очков-половинок. — Лимонную дольку? — Не откажусь! Классный мармелад. — Пётр резко встал, чтобы подойти к столу за предложенным лакомством, однако, повторный тест-драйв кресло не выдержало: резко выпустив зубцы-кандалы для рук и для ног, оно голодно клацнуло в каком-то миллиметре от студента. Кокорин невольно нервно хихикул: — Оно у вас ортопедическое что ли? Или для особых случаев? — поинтересовался он. Метнул взгляд на дверь. Из неё выплал Джеральд с чаем. У Петра было несколько секунд, в течение которых леди поднимется из-за стола или хотя бы произнесет что-то, Канингем освободит руки, поставив чай и заметит кресло, короче говоря, просто вагон времени, чтобы поупражняться в физкультуре.       Толкнув поднос из рук англичанина, Кокорин опрокинул его на стол почтенной леди, обдав кипятком Канингема, свой мундир и бумаги, что были на столе. — Какой я неловкий! — хлопнул в ладоши он. — Приношу свои извинения. Сбегаю за тряпкой. — и не дожидаясь одобрений, как, впрочем, и возражений, рванул вон из директорского кабинета.       Для ускорения процесса эвакуации по лестнице молодой человек лихо съехал на собственной пятой точке по перилам. Сукно студенческих брюк выдержало, добротная ткань.       Оказавшись на улице, молодой человек недолго думая влез на дерево, своими ветвями вылезающее за ограду, и спрыгнул с другой стороны, удачно прямо в мирно ехавшую пролетку. — Катите, катите, не обращайте внимания, — как ни в чем не бывало сказал он извозчику и завизжавшей даме с гувернанткой. — Тариф «вместе», оплата пополам. Мне на Лубянку, пожалуйста.       Это и послужило причиной тревожного звонка шефу, подноготная которого Эрасту была неведома.       Достигнув Лубянки, Кокорин расплатился с извозчиком и бодро зашагал к зданию жандармерии, рассудив, что это последнее место, где леди Эстер и её люди будут его ожидать. — Кого вам, сударь? — поинтересовался дежурный на проходной. — Генерала Мизинова будьте добры, — в тон ему бодро отрапортовал Кокорин.       Дежурный от души захохотал. — Ну, а если серьезно, кого вам? — поинтересовался он, отсмеявшись. — Генерала Мизинова. — не изменил себе Пётр.       Дежурный посуровел. — А кто вы, собственно, будете, чтобы генерала требовать? — Пётр… Засекин. — вспомнил фамилию сокурсника с журфака Петя. — Председатель студенческого клубы инициативных и активных. — Это как веселых и находчивых что ли? — уточнил дежурный. — Только лучше. — кивнул Петя и, наконец, вытащил для солидности чертежи. — У нас интерактивный проект «Мост поколений». Мы, студенты, рассказываем видным людям старшего поколения, что мы придумали и как нас понимать. А в университете нам за это плюсики ставят.       Дежурный с минуту поизучал чертеж, понял, что ничего не понял, а потому вид принял исполненный ума. — Генерал сейчас занят. — сказал он. — Ничего, я подожду. Меня из универа на весь день отпустили. Проводите меня к нему. — А вы настырный юноша.       Пётр утвердительно кивнул. Да, он очень настырный. Что он и правда хорошо усвоил, так это то, что в неоднозначных ситуациях, нельзя терять уверенности. Вот на зачёте по философии, к примеру. Что там этот Ясперс под «всеобъемлющим» понимал? Все и ничего одновременно. Большой взрыв. Как вселенная сжалась, а потом расширилась, изрыгнула из себя очередную галактику и уснула снова. И вот какую-то подобную астономическую пургу Кокорин заливал профессору четверть часа так убедительно, что уморил беднягу. Тот был согласен поставить студенту зачет хотя бы для того, чтобы Петя умолк. Но Петя не умолкал, даже когда получил зачётку, профессор просто выставил его из аудитории. И, решив применить свое оружие в очередной раз, Кокорин принялся рассказывать дежурному об особенностях клуба, об участниках, системе оценок, общем зачете, соревновательной системе заседаний клуб, эмпирике проекта. Спустя десять минут и три попытки выпихнуть его на улицу насильно, молодой человек обнаружил себя перед кабинетом генерала. Не долго думая, молодой человек для вежливости постучался и сразу же рванул ручку двери и вступил в комнату.       Генерал сидел за громоздким столом из дуба, листал бумаги. На звук открывшейся двери резко поднял голову, свёл брови к переносице. — Это еще как понимать? Сказал же: никого не впускать. — А я не никто, я Петя Засекин, — представился Кокорин. — Я из клуба университетского. — Какого клуба? Какой Засекин? Подите вон, юноша! Эй, Стоянов! Какого лешего этот в моем кабинете? Уведите!       Пётр не разрешил себе теряться, хотя поджилки начинали предательски холодеть. Но Эраст бы точно нашел выход из ситуации, а значит и Петя должен. Хорош же он будет, если его сейчас вытурят, когда он прошел все! — Вам телефон недавно устанавливали, — затараторил Петр. — Bell electrics company. Вот его чертеж. — Хотелось верить, что генерал в чертежах понимает не больше дежурного Стоянова. — Вы научились им пользоваться, не испытываете дискомфорт? — Опять этот чёртов телефон! — пуще прежнего распалился генерал. — Стоянов выйдите! Да не с юношей, юношу оставьте! Дверь закройте! Опять Бриллинг химичит, вы от него? — прищурился генерал. — Ох мне эти передовики. Что на этот раз будете монтировать? Телефон есть, дальше телевизор, надо полагать? Чтобы звонить и видеть собеседника одновременно? — Отличное будет изобретение! — воодушевился Петр. — Но я всего лишь призван облегчить вам жизнь и научить им пользоваться. — Да умею я им пользоваться, — буркнул себе в усы генерал, вставая. — Бриллинг показывал. Снять трубку, набрать центральную, попросить его к телефону и соединяют. — будто желая доказать, что все он умеет, генерал сварливо обошел студента, подошел к телефону и принялся набирать центральную. Петя запомнил номер. — Скоро по всей Москве, говорят, установят. Я вам установлю! Центральная!       Пётр прислушался. На линии были помехи, а затем голос, чертовски похожий на голос Канингема, с которым Пётр уже виделся, спросил с кем соединить. — Бриллинга дайте. Московский уголовный сыск. Я ему сейчас вставлю!       «Всё ясно», подумалось Пете. «Генерала дурят точно так же, как нас всех». — Тут твой человек пришел опять с чертежами какими-то. Нет, не Тася! Петя. — генерал взглянул на молодого человека и изумленно поднял брови. Упомянутый Петя успел куда-то исчезнуть.       Сообразив, что сейчас его конспирация и затрещит по швам, Кокорин юркнул за дверь, невозмутимым прогулочным шагом прошелся по коридору, попрощался с дежурным и исчез на улице.       Мгновением позже в коридор выскочил генерал с трубкой наголо. — Стоянов, мать тебя перемать! Ты чего глазами хлопаешь? Задержать этого, в мундире!       Но было уже поздно.