Цена жизни

      Ахтырцев пришел в себя. Бок ныл, щека горела, голова гудела, а внутри все смешалось почище дома Облонских. «Или там Обломовы?», непременно пошутил бы Петя. Петя! Опять чёртов Петя. Всё из-за Пети! Из-за Пети он сейчас валяется, как какой-то подзаборный пьяница на булыжниках переулка, а Алиса протягивает ему руку, будто кавалер, дабы помочь встать. Позорище. Сколько еще раз ему позориться из-за Кокорина?       Уцепившись за предложенную руку, Николай Степанович недовольно встал, и, впрочем, через мгновение пожалел о столь опрометчиво резком движении. Лежать-то оно было надёжнее, конечно. Что упало еще раз упасть уже не может, а вот что встало — легко. В каких-то жалких метрах от него было распростерто тело. Тёмное, какое-то мокрое в красках вечереющего дня.       «Это тот господин, что просил огня», вяло успел подумать Николай, невольно цепляясь за руку крепче. Если он сейчас упадет обратно, Алиса его не удержит. Масса тела плюс свободное падение. Падать, правда, недалеко, но вес при безвольном теле распределится иначе, и вряд ли Алиса Александровна удержит на весу долго его тушку. Ахтырцев заставил себя глубоко вдохнуть. К счастью, труп пока не начал благоухать. — Что случилось? — спросил студент, который, вообще-то рассчитывал, что по крайней мере в этот вечер вопросы будет задавать не он. — С этим господином, со мной и вообще?       Алиса Александровна, меж тем, получше приладив на плече чехол со сломанным инструментом, а его руку в своей так, чтобы он фактически опирался на нее, пошла по улице легким шагом непринужденной вечерней прогулки. — Этот господин совершенно не понимает слова «нет», — заметила она. — Спросил огня, а мы с вами не курим. Вот он и психанул. Нюхательной соли, чтобы привести в чувства, у меня с собой не было, пришлось выбить из него дурь так, чем было. Чертовски жаль виолончель. Я её сама купила. — Разбили? — В труху. Еще б не разбить о такую-то крепкую башку! Улицы такими мостить можно!       На этом замечании Николаю почему-то вспомнились иллюстрации к книге народных сказок, и он нервно сглотнул. Да уж. Гуляет по узкой нелюдной улочке, мимо сомнительного трактира с девицей одетой как молодой человек, манер самых развязных, способной в критической ситуации (нападение на улице, куда уж критичнее?) вместо того, чтобы завопить или хотя бы упасть в обморок, проломить нападающему череп. Да уж. Докатился. А всё Петя! Будь он не ладен! — Хотите я вам новую виолончель куплю? — спросил он только чтобы отогнать подальше собственные мысли. — Какую нужно? Петя говорил, вы грезите о Страдивари? — Не хочу. — холодно отрезала Алиса. — Страдивари я себе сама куплю. Это принципиально. А виолончель купить можете, это разумно в качестве благодарности за спасение вашей жизни.       Вот ведь купеческая дочь! Значит бартерная сделка? Виолончель в обмен на жизнь? Это ж надо так загубить всю романтику, какая бы ни намечалась! — Не кипятитесь, — почувствовала настроение сердечного друга Алиса Александровна, усмехнулась. — Шампанское надо пить холодным, а от горячего… — она усмехнулась только сильнее, вспоминая шутку брата по этому поводу. — А горячее в голову ударяет. — пожалела она Николая. И так человек в культурном шоке. — За сломанную виолончель меня и дома, и в консерватории по головке не погладят. Могут и под зад коленом дать. А мне сейчас это совсем не выгодно. Если хочу купить Страдивари, надо в оркестр императорский пробиваться. Или через консерваторию или через постель кого-нибудь из приближенных императора. Я лично выберу консерваторию.       Если бы Николай что-то пил, он бы, конечно, поперхнулся. К чему он не привык за год общения с Кокориным, так это к их фамильной прямолинейности. И если Петина его порядком раздражала, то Алисина заставляла краснеться, бледнеться и просто впадать в ступор. Ну ничего общего с барышнями дворянского круга у Алисы не было. Впрочем, с первыми у Николая тоже ничего не было.       Правда, барон Колокольцев, тайный советник, говорят узнавал у его отца на счет брака. Говорил, очень выгодный союз. Барон Ахтырцевых со стороны бы государства от лишнего налогообложения бы прикрыл, глаза бы закрыл на что надо, а Ахтырцевы бы ему долю в нефтедобыче. Да и у Лизоньки приданное солидное: недвижимость загородная, в Успенском, и особняк здесь, в Москве.       Вот только сама Лиза едва жениха увидела месяц с отцом в молчанку играла. Барон уж и так дочь умасливал и эдак. Ни в какую! Даже няня, фройляйн Пфуть подключилась, сказала что с мужем спать вовсе не обязательно. Это даже и хорошо, что он такой. Таких можно с первого дня супружества приучить к отдельной спальне и кровати. А самой Лизоньки иметь фаворитов никто не запрещает, даже наоборот, замужняя она в свете новыми красками заиграет, по-иному расцветет. Лизонька, верная поклонница Карамзина и ценности взаимной любви наотрез отказалась становиться распутной Юлией, да и Ахтырцев далек от добросердечного Ариса, стоило признать.       «А что если бы и она Пете не отказала?», натолкнулся вдруг на неприятную мысль Ахтырцев. «Да нет, нет. Отказала бы. Лизонька истинная дама света, воспитанная в лучших традициях нашего высшего общества. С другой стороны, девушки все на внешнюю оболочку смотрят», он бросил вскользь взгляд на ту, за чью руку держался. «Почти все то есть. Красивая оболочка Лизоньке дороже, она вполне могла бы себе внушить какую-нибудь чушь типа любви с первого взгляда и согласиться». Это было бы вдвойне обидно. Обиднее, чем с Эрастом Петровичем. Тот-то хотя бы никто. Бесприданник с улицы, подобранный Петей, как брошенный котенок. И точно так же к нему теперь ластящийся. Тьфу! — Вы могли бы замуж выйти, — заставил себя прервать воцарившуюся паузу Николай.       Алиса фыркнула. — Замуж? За кого? За студента медика, чтобы как получит места увез в глубинку? Или за какого-нибудь чиновника мелкого ранга? И что делать прикажете, Николай Степанович? Сидеть дома, командовать слугами, если есть, рожать детей, ходить с ними что гусыня с гусятами? — Не обязательно. Ваш острый ум может заинтересовать и дворянина.       Алиса отмахнулась свободной рукой, снова поправила чехол виолончели. — Да хоть за императора! Оболочка разная, а суть одна и та же, Николай Степанович. Наш мир, наше общество несправедливо к женщинам. У нас катастрофически мало шансов выбиться в люди. Только уже родиться в дворянской семье или же удачно замуж выйти. Вот вам и все наши социальные лифты. Карьеру сделать больше чем уездная учительница или нянька невозможно. Художницы ценятся ниже в глазах общества, чем художники. Писательницы и поэтессы могут публиковать свое творчество только под мужскими псевдонимами, иначе их рукопись отклонят. Музыкантши вообще рассматриваются как предмет мебели. Что-то красивое в пышном платье, чтобы поиграть за роялем в окружении тонны детей и мужа. А я хочу работать, Николай Степанович. Хочу значить что-то, быть личностью, а не при муже. Вы Петину супруге мне пожалуйста в пример не ставьте. У Эраста Петровича предо мной огромное преимущество. Он — мужчина. И как мужчина, плевать что замужний, он имеет право работать, даже выйдя замуж. Я же не мужчина. Выйдя замуж я перестану существовать. — видя, что Николай собирается возразить, Алиса Александровна пресекла это. — Пожалуйста, не надо сотрясать воздух пустыми обещаниями. Всем нам свойственно наобещать с три короба в порыве чувств. А в сухом остатке не остается ни-че-го. Нет, Николай Степанович. Замуж я не выйду. Не раньше чем сделаю карьеру, прославлюсь как первая женщина-музыкант и начну давать сольные концерты по всей стране.       Ахтырцев вздохнул. При всем уважении к сестре друга, её железному характеру и решимости, подобные речи значили попросту ни-ког-да-а. Никогда Алиса Александровна не выйдет замуж, потому что, как она верно заметила, никогда эта патриархальная страна не перестанет ставить мужчин превыше женщин. Как-то за разговорами они вырулили к конторе уголовной полиции. Ахтырцеву уже было хорошо знакомо это место. Получается, московский сыск работает круглые сутки? Вообще никогда не закрывается?       В окнах действительно горел свет. Уже знакомый Ахтырцеву шеф полиции, с которого Петя так развязно требовал ускоренного расследования поджога склада, встретил их в приемной. Судя по тому, как распахнулись его глаза, он был не менее удивлен видеть их, чем они обнаружить его. — Господин Ахтырцев и?.. — спросил он, оглядывая студента и его спутницу.       Запоздало Николай сообразил, что могло вызвать такое удивление шефа сыскного: он же был в одежде Кокорина, а Алиса и вовсе одета как мужчина! А могло ли быть случайным совпадением внезапное нападение на них человека с ножом тогда, когда их вполне можно было принять за Петра Александровича и его супругу? — Алиса Александровна Кокорина, — представилась меж тем Алиса. — Вы со мной тоже знакомы, господин статский советник Бриллинг. Вы домой заходили к моему брату и его жене. На меня, может быть, не обратили внимание. Я сидела за фортепиано и была в платье. — У вас еще косы были. — Косы у меня и сейчас никуда не делись. — Алиса сняла цилиндр, демонстрируя изрядно растрепавшуюся в бою, но все-таки не поменявшуюся в длине прическу. — Хорошо, смотрю, у вас работа отлажена. Электричество, фентифлюшка на стене. Вы весь как ателье ограбили. Только что на задницу крестов не понавешали. Сидеть, должно быть, холодно, так?       Николай Степанович нервно заморгал. Каким бы безвкусным щеголем не был Бриллинг, а хамить должностному лицу при исполнении точно не следовало. Но останавливать Алису Александровну было равносильно тому, чтобы пытаться остановить скоростной поезд в полном тумане. Да и Николай Степанович, при всем уважении, не тянул на Чеховского персонажа. Скорее на Гоголевского, а там все редко заканчивается благополучно. — Вижу, — кивнул статский советник. — Однако… от чего вы в таком виде, любезная барышня? Что за маскарад? Алиса фыркнула. — Кто из нас работает в сыскной полиции, господин статский советник, ваше высокородие? Я в таком виде дабы гулять с молодым человеком, не являющимся моим женихом, поздно вечером без сопровождения и не вызывать осуждение общественности. Осуждения я действительно не вызвала. Зато меня и моего друга попытались убить! А еще я сломала виолончель, защищаясь. — Кокорина-младшая сняла с плеча чехол от героически погибшего музыкального инструмента, раскрыла перед статским советником, демонстрируя руины некогда бывшие виолончелью, закрыла чехол и закинула его обратно на плечо. — Прекрасно работает у нас в городе полиция под вашим командованием, я вам скажу! Где у вас книга жалоб и предложений? Я пожалуюсь на действующего главу тайной полиции и предложу найти нового!       Иван Францевич улыбнулся, однако Ахтырцеву почудилось в улыбке полицейского чиновника нечто натянутое. Оно и не удивительно, когда сталкиваешься со схожим по темпераменту человеком. Уж если Алиса Александровна на кого напустилась, так тут только сочувствовать и остается. Ахтырцев бы посочувствовал, когда бы голова и бок так не трещали, да еще и горло, наверняка, от лежания на мокрых холодных камнях на утро даст о себе знать. Это Петя богатырского здоровья, как неблагородным людям и положено. Он может даже в прорубь на Крещение занырнуть. И на спор из бани в сугроб, и как с гуся вода. А Николай Степанович в таких глупостях участвовать намерен не был. Ему просто нравилась Амалия Казимировна, потому что хоть и годами старше, а темпераментом и внешностью очень на Алису Александровну похожа. — Давайте не будем так торопиться, Алиса Александровна, — предложил Бриллинг. — Вашу виолончель я, с вашего позволения, у вас заберу. Это теперь вещдок, да еще и орудие нападения. — Не нападения, а самозащиты. — парировала Алиса, не теряясь и не спеша отдавать виолончель. — А вы, что же, ваше высокородие, на моем месте ничего бы не предприняли, если бы на вас человек с ножом кинулся? Уж мне то не надо пылить в глаза, не Божья роса. Когда вопрос решается ваша жизнь против чужой, уж точно свою выберете, как и все люди. — Вы сможете опознать нападавшего? — Нет. Он выбрал темный узкий переулок и вечернее время суток для нападения. Был одет неброско. Сказал «не найдется ли у вас огонька?» и достал нож. — А как далеко он от вас стоял, чтобы вы успели даже виолончелью замахнуться? — полюбопытствовал Бриллинг. — В паре шагов, — отозвалась Алиса. — Думаю, он непрофессиональный убийца. — Непрофессиональный? — удивился Бриллинг. — Ну конечно! Профессиональный бы даже ничего не говорил. Он бы просто молча пырнул бы ножом обоих и ушел, — пожала худенькими плечами девушка.       Статский советник невольно поразился. Звучало так, будто она говорила из собственного опыта. Ох уж эти женщины. Леди Эстер, Амалия. Вот эта вот девица Кокорина. — Так вы собираетесь что-то делать? Или продолжите изображать бурную деятельность? — приподняла брови Алиса. — Да-да. Например, опросил бы Николая Степановича, — кивнул в сторону Ахтырцева Бриллинг. — Вы как опишите картину событий? Как вообще оказались не в том месте и не в то время? — Да вы шутите что ли? — изумилась Алиса. — Зачем еще вечером выходят пройтись молодой человек и девушка? — Я спрашивал Николая Степановича. — попробовал вернуть беседу в русло Бриллинг. — А я вам отвечаю. — чисто по купечески заняла собой все пространство беседы Алиса. — Мы гуляли, собирались поужинать в трактире «Крым». Потому что мне наплевать, где поесть и выпить, главное чтобы было что, а Ника не любит тратить деньги зря. В отличии от моего брата. Но это его личное дело, я не осуждаю. — Стойте-стойте-стойте, — попробовал барахтаться Иван Францевич. — Я все-таки хотел бы услышать Николая Степановича. Николай Степанович… Однако, договорить статскому советнику не дали. Алиса Александровна с грохотом опустила чехол от виолончели на пол и чуть ни пинком толкнула вещдок к полицейскому. — Вы хотели вещдок? Берите вещдок! И начинайте уже что-то делать! Приехали весь при эполетах и медалях! А криминала стало в два раза больше! Уже из дома не выйти! Откройте её, откройте! Вот прямо при мне и посмотрите во что превратилась моя виолончель, которую я купила себе сама на собственные деньги! — Почему вы не даете мне сказать? — робко пискнул совсем потерявшийся Ахтырцев. — Потому что Я уже все сказала! — отрезала Алиса, дернула друга за руку, развернулась к Бриллингу. — Вы такой прогрессивный, ну так прогрессивно понизьте уровень преступности в городе! Выполняйте свою работу, чёрт возьми. Пошли отсюда, Ника, у меня стресс! И мигрень. И еще куча женских отговорок для того, чтобы наконец пойти домой. — Но почему? — спросил Ахтырцев уже на улице, впрочем, послушно идя за подругой. А попробуй тут не послушаться, когда тебя за руку тянут так, что ты или идешь или остаешься увечным. Алиса поправила цилиндр, бросила несколько недоверчивых взглядов по сторонам, слежки не заметила и сбавила шаг. — Скажу, но в начале вы, Ника. Зачем на самом деле вы меня пригласили в трактир? Вы хотели что-то обсудить. Уж явно не брак моего брата с Эрастом Петровичем, ибо вы знаешь, я его всецело одобряю. Значит, что-то посерьезнее. Итак? — И да и нет, — отозвался Ахтырцев, положительно заинтригованный поведением Кокориной. Алиса Александровна не относилась к числу женщин, позволяющим себе «мигрени» и перепады настроения, и сцены в общественных местах, перед чужими людьми. Значит, она намеренно не хотела, чтобы он сообщал Бриллингу зачем он повел туда Алису. Но почему?       И тут Ахтырцева запоздало накрыло. Он повел Алису после театра в трактир для того, чтобы обсудить непростые дела Петра и его супруги. Собираясь поговорить о том, что именно после брака Кокорина стали преследовать несчастья. Горящий склад, убитый начальник этого склада, страховщики, убытки, имущество. Однако, сам Петя и его вообще-то любящая приодеться элегантно жена почему то явились в театр, на Алисину премьеру бог знает в чем: Кокорин в студенческом мундире, какой отродясь не носил, а Фандорин в свой форменном, который, если Ахтырцев не ошибается, терпеть не может. При этом, в свою очередь он был одет во фрак Кокорина, а Алиса, переодетая мужчиной, высокая, стройная, ладная, вполне могла сойти за Фандорина. Значит ли это, что просивший огонька убийца поджидал совсем не их?       Пораженный догадкой, Николай встал посреди улицы как вкопанный, раздражая нетерпеливую подругу. — Ника! — начала терять терпение Алиса. — Да-да, я иду. — отозвался Ахтырцев. — Алиса Александровна, я хотел с вами поговорить о том, что Петра Александровича и супругу его, Эраста Петровича, кто-то хочет убить. Эраст Петрович сунулся в какое-то совсем не свое дело и Петра втянул. Я хотел с вами посоветоваться, что мне-то делать? Эраст Петрович мне не доверяет, а Петя теперь верный муж, всецело на супругу сориентированный. Он со мной больше ничем не делится, думает, я сам два и два не сложу. — Это издержки характера. У Пети бывает, заносит. — пожала плечами Алиса. — Будем помогать им заочно. Тем более, что сыскная полиция им не поможет. Умирая, наш с вами не состоявшийся убивец мне шепнул, что заказал Петю и Эраста некто Бриллинг. Тот самый, который теперь полицию нашу возглавляет. — Алиса потерла руки предвкушающе. — Так что рассчитывать, как обычно, приходится только на свои силы! — А мы не можем просто сказать Пете и Эрасту, что мы все знаем? — попробовал воззвать к разуму Николай, но Алиса покачала головой. — Нет, так не интересно. Будем соревноваться! Вот и узнаем, кто быстрее раскроет дело. Профессиональный полицейский чиновник и лучшие на курсе студент или девушка-виолончелистка и прыщавый рыжик в пенсне.       Ахтырцев только вздохнул. Первая команда выглядела фаворитами, но у второй есть девушка с виолончелью и, в принципе, весьма сообразительный, хоть и прыщавый студент в пенсне. А значит, поборемся.