Цена жизни

      Высадив супружницу возле конторы, Петя покатил в противоположную от университета сторону. Коля, конечно, завтра спустит на него всех собак, поскольку теперь ему придется отвечать на семинаре их доклад одному, и непонятно насколько хорошо он знает Петину часть, однако, просьба супруги выглядела приоритетней собственной ведомости.       То, что что-то идет не так, можно было заметить уже с улицы. Возле обычно тихой конторы отца сновали какие-то люди в штатском и в форме. Пожарные, околоточный, просто фабричные рабочие. Даже дворни, и тот подтянулся. Какого лешего происходит?       Петя расплатился с извозчиком по двойному тарифу, с учётом крюка и завоза Эраста, выскочил из пролетки, когда та еще даже не до конца остановилась, и быстрым шагом направился в контору. — Александр Артамонович не принимают! — попробовал загородить ему вход дворник. — Ты чего, Триша, — удивился Кокорин. — Упал? Меня не узнал? — Узнал, Пётр Александрович, как вас не узнать, — закачал головой дворник Трифон. — Но батюшка ваш занят, велел никого не пущать. — Это он журналюг и полицейских велел, — убежденно заверил Трифона Пётр. — Триш, кому я водку царскую на Рождество дарил? Кончай. Я не на базаре, чтобы толкаться.       Дворник виновато понурился, видно, убеждая себя, что сделал все, что мог, отступил. Толкаться с молодым спортивным Кокориным-младшим, ему пьянчужке, скрюченному годами и работой, было и впрямь не под стать. Кокорин тотчас юркнул в освободившийся проход, ловко протолкался в разношерстном люде и предстал перед отцовские очи. — Папенька, без лишних вступлений. Что за чёрт творится и куда мне ехать? — поинтересовался он.       Александр Артамонович издал какой-то нечленораздельный звук, имеющий что-то среднее между ругательством и стуком кулака по столу, развернулся к сыну. — Этот идиот Трёшин снова курил на складе! И выкинул, видимо, не потухшую спичку. Весь склад полыхает! А самого мерзавцы нет! След простыл! — Трёшин? — изумился Кокорин. — Кондратий?       Кондартия Трёшина он знал хорошо, отец сам его брал, при нём. Конечно, Пете тогда было всего тринадцать, и отец звал его «гимназист», а Кондратий обращался к нему исключительно «юноша», но впечатление от начальника склада у Кокорина-младшего было хорошее. Да, курил. Но Кондратий об этом сказал честно, сразу, да и работал, что на испытательном сроке, что после исправно, первую понюшку себе позволял только закрыв норму по сбору и разгрузке. Да и сколько Пётр ни заезжал на склад, Трёшин никогда не мусорил. И никто не мусорил, Кондратий жёстко за этим следил. Даже Петра отчитал, когда у него из кармана скомканная бумажка вылетела. — Кондратий, Кондратий! — распалился не на шутку Александр Артамонович. — Четыре года работал как штык! На пятый понесло мужика! В начале повышение зарплаты, потом смотрю, каким-то антихиристам-рецидивистам отстегивает!       Пётр буквально всем существом ощущал, как его брови, по мере папенькиной речи стремятся в бесконечность, вверх. Может к самому Богу на чай заглянут. И давно, интересно, лучший работник склада стал походить на описанное выше? — Папенька, успокойтесь, — призвал отца Кокорин-младший. — Я съезжу на склад, выясню все в деталях. Вы тут разбирайтесь с околоточным, а я живой ногой мотнусь. Считайте, первая командировка. — Что? Пётр! А как же университет? А что сказать, прости Господи, твоей жене? — запоздало опомнился Александр Артаманович. Сын был уже в конце коридора и летел по лестнице вниз. — Да я мигом, не успеют потерять! — крикнул Кокорин-младший уже с улицы, ухватывая едва не под уздцы проезжающего мимо «ваньку». — Плачу тройной тариф, гони в Знаменско-Губайлово!       Извозчик, собиравшийся было сказать, что в ямщике переквалифицироваться не собирается, глянул на впрыгнувшего в пролетку молодого барина с горящими азартом глазами, понял, наверное, что такому если отказать, так можно и лошади с экипажем лишиться, стегнул лошадей.       Если бы Петя Кокорин чуть меньше спешил, был в чуть меньшей степени запальчивости, он бы заметил, как от стены отделился человек, посмотрел номер пролетки, записал и исчез в том же переулке, из какого появился. — Знаменско-Губайлово, барин! — объявил извозчик спустя четверть часа. Так быстро на городской пролетке по загородной дороге он еще не ездил. Оно, однако, того стоило, потому что барин расплатился как обещано, и сверху накинул, чтобы обождали. Ну что было делать? Не уезжать же! Не по божески это. Пришлось ждать.       А молодой барин рванул мимо ткацких мануфактур Поляковых, к складу Кокориных. Оттуда действительно тянулся характерно неприятный дымок, но судя по улегшемуся шуму, основной пожар был уже потушен. Не удивительно, ведь кругом мануфактуры, к тому же тканей. Уж с каким боем Кокорин-старший отвоёвывал этот клочок земли у них! А теперь у них все карты на руках: внезапное возгорание, человеческий фактор, не добросовестность рабочих, нарушенная техника безопасности. Склад закроют, если только… Пётр споткнулся. Или, вернее, его споткнули. — Пётр Александрович! Пётр… — прохрипело нечто окровавленное и очень мокрое.       Кокорин застыл. Ему потребовалось доброе мгновение, чтобы узнать в ухватившем его за ногу существе на земле Трёшина. Старший по складу мало походил на себя прежнего. Мокрый, пахнущий всем содержимым Баньки, в которую, местные дома сливали канализацию, Кондратий Трёшин сжал его лодыжку железными синюшными пальцами и не отпускал.       Петру потребовалось вдохнуть и выдохнуть, давя вскрик. — Кондратий, — не поверил глазам он. — Что… Что с тобой стряслось? Откуда пожар? — Пётр… Александрович, — начальник склада делал над собой невероятные усилия, чтобы говорить. По видневшимся за ним мокрым следам, Кокорин рискнул предположить, что какую-то часть пути Кондратий все-таки шел. Но шел… от реки? Здесь даже причала нет. Здесь вообще не купальное место! — Давай я помогу тебе подняться, — наклонился было к потерпевшему Кокорин и едва не отпрянул. На боку Трёшина зияала жуткая колотая рана, которую начальник склада зажимал другой рукой. Если он цеплялся за жизнь так, как за ногу Кокорина, тогда понятно почему он не умер до сих пор. — Нет, нет, не надо, юноша, — прохрипел Трёшин. — Лучше послушайте. Человек… сюда пришел человек. Стеклянные глаза. Я пытался остановить его. Но он… — Он пырнул тебя. Но зачем он пришел? — опустился на корточки Кокорин.       Ужасно. Цинично. Вот прямо перед ним уходит из жизни человек, а он? Он допрашивает его! Не бежит за священником, даже не кричит. Он здесь допрашивает умирающего человека. — Что он хотел, Кондратий? Он хотел описи, верно? — невольно сжал руки в кулаки Кокорин.       За ними следили. С конторы. Могли слышать, о чем они говорили. Могли слушать и в доме Эрастова шефа. А что если это Ксаверий Феофилактович тоже один из них? «Нет, стой. Стой и не выдумывай лишнего. Полицейский из вас двоих Эраст, это во-первых. А во-вторых, калужские друг друга не подставляют. Это во-вторых». — Он сказал… сказал что я напился и спалил склад. И что все сгорело. Это уже когда вынул нож. Но это не правда… Скажите батюшке, Кондратий. ничего не сгорело. — Скажу, Кондратий. Обязательно скажу! Где описи? — Я сказал… они в конторе вашего батюшки. Но они в несгораемом шкафу. — В шкафу. В конторе? Ты сказал ему… — Кокорин до побеления костяшек вогнал ногти в собственные ладони. В конторе. Там же отец! Он еще что-то кричал ему вслед про Эраста, а дома Алиса, а вечером концерт. Коля выступает без него. В конторе… Человек со стеклянными глазами. Он здесь. А они все там. — Кондратий, — Пётр хотел извиниться. Хотел поблагодарить. Хотел много чего, но Кондратий уже беседовал с его тёзкой на небесах. Мёртвые железные пальцы скоро начнут коченеть. Их следовало разжать по одному, а потом ехать в город.       Ехать в город? Ехать в город? Пётр огляделся. Ехать в город. Как грамотно. Всех отправили в город, соорудив возгорание склада, который должен был гореть очень-очень долго. Так долго, сколько Кондратий почивать на дне Баньки. — Ты настоящий мужик, Кондратий. — сказал он вместо всего того, что собирался сказать. — И почему только папенька поверил в этот бред о тебе?       Кондратий ответить ему уже не мог. Помочь с трупом рванувшие в город фабричные и складские рабочие тоже не могли, но и оставить лежать героя, потушившего склад в одиночку, спасшего описи, он не мог. Так что, позволив себе еще мгновение посидеть в прострации, молодой человек, испытывая чувства еще более жуткие чем во время допроса умирающего, расстегнул на Кондратии одежду, обнаружив ожидаемо, под одеждой относительно сухие папки с описью судов. Значит, за ними Кондратий рванул в первую очередь, а уж потом принялся тушить склад. Студент встал, рассеяно поправил сбившийся на бок цилиндр и побрел в пахнущий гарью и копотью, но по большей части уцелевший склад. Зашел в кабинет начальника склада. Ключ от несгораемого шкафа Кондратий всегда держал в тайнике, но теперь ящик был открыт. Должно быть, Кондратий попытался продолжить спасение документов, боясь возвращения стеклоглазого.       Вынув из шкафа остатки содержимого, молодой человек сложил папки штабелями в четыре грубых мешка из плотной, плохо пропускающей воду мешковины, обмотал для верности тряпками, завязал, и выкинул в Баньку.       Шкаф молодой человек, подумав, запер, а ключ вернул, где лежал. Пусть думают, что их агент тут шмонался. Вдохнув, выдохнув и подумав о супруге, Пётр заставил себя вернуться к трупу, поднять тот на руки и молча понести к пролетке. О чем думал извозчик лучше даже не предполагать. Правду говорят в народе: богатые люди живут иначе. И умирают, по-видимому не как все. — Нет, барин! Ни за какую плату я с трупом никуда не поеду! Вы с ума сошли? — запротестовал извозчик, но больше для проформы. Интересно, сколько денежный мешок предложит. — Цену сам называй, — махнул рукой Пётр. — Кроме нас с тобой тут все равно никого, времени мало. Я на все согласен. — Тысяча, — бахнул от балды «ванька», не понимая даже сколько это денег. — Столько с собой нет, но заедем в банк, я тебе выдам. — кивнул Кокорин. — За это катаешь меня куда скажу. Поехали в полицейский участок. — подумав, молодой человек снял с себя фрак, оставшись в жакете, накрыл труп, чтобы не вызывал больше вопросов.       Покатили. Голова Кондратия периодически предательски моталась, но с натяжкой, из большой дали, его можно было принять за мертвецки пьяного. Кокорину стоило титанических усилий просить «ваньку» не гнать, как и заставлять себя НЕ думать о том, что он вполне возможно обнаружит по приезде в контору к папеньке. Что сделает этот человек со стеклянными глазами, закономерно не обнаружив описей? Замучает папеньку, узнает про Эраста… А если они все взаимосвязаны и он работает не один? Тогда этот Бриллинг наверное уже проделал в Эрасте пару лишних дырок… и тоже, наверное, как мусор, кинул в реку…       Хотелось выпрыгнуть из пролётки, рвануть на своих двоих на обгон, но это ничему бы не помогло. Поэтому, Пётр заставил себя раскрыть имеющиеся у него документы. По папкам Кондратий вынес как раз документы за последние три месяца. Больше за одну ходку унести было невозможно физически.       Ледяными и повлажневшими от пережитого пальцами, Кокорин листал документы, содержимое, однако, ухватывая наметанным внимательным взглядом отличника, привыкшего перелопачивать тонны материала.       Вот оно! Судно «Княжна Лизавета», значится речным классом, но грузоподъемность и маневренность позволяет выходить в море. За прошедший месяц совершила четыре регулярных рейса в Англию и обратно. К грузам.       На очередной кочке голова покойника упала на плечо молодого человека, и краска стремительно схлынула с его лица.       «Не смей», одёрнул себя Пётр. «Там Эраст, папенька, мама с Алисой, Коля. А ты в обмороки валишься? Это же Кондратий. Да, он теперь немного мёртв, но это все равно он».       Нет, то, что ехало рядом было чем-то холодным и бесформенным. Петенька был на похоронах, отпевали кого-то из папенькиных знакомых. И все мессу тогда еще гимназист Кокорин задавался только одним вопросом: как им всем не противно трогать, а уж тем более целовать труп? И вот теперь, нечто холодное, бывшее когда-то лучшим и преданнейшим их рабочим, теперь покоится у него на плече.       Заставив себя не отключаться, Кокорин принялся проглядывать опись грузов «Княжны Лизаветы», пока не нашел нужную надпись: «Наименование: Телефон Белла, назначение: устройство связи, получатели: …» — Приехали, барин, полиция. — пробубнил извозчик неуклюже.       Молодой человек убрал документы, как ранее покойный, под одежду, подтянул ремень и впервые пожалел о пылящимся дома студенческом мундире. Под него было бы прятать удобнее. Кивнув «ваньке», Кокорин резким шагом человека, пережившего моральное потрясение, но сохраняющего самообладание, переступил порог московского уголовного сыска. — Добрый вечер, господа! — улыбнулся он, обведя взглядом царящий вокруг переполох. Все в точности, как говорила жена. — У меня к вам два вопроса. Вопрос первый: где тут моя любимая супруга? Я ужасно соскучился! Вопрос второй: я нашел труп у себя на работе. Это начальник моего склада. Склад подожгли, он потушил все в одиночку, и точно бы пришел сам, если бы его не пырнули в живот и он не умер. Что мне с ним теперь делать?