Цена жизни

      К Бежецкой молодожёны и друг семьи Ахтырцев попали через две недели, за которые Эраст, не выносивший простоя, при иных обстоятельствах весь бы извелся, но жизнь в замужестве оказалась полна не только совместными с Петей обедами. Во-первых, Пётр Александрович, в отличии от Ксаверия Феофилактовича, со своей юной супругой охотно делился своими делами: рассказывал в подробностях как проходят пары, что сейчас изучает, что задали, что обозначает тот или иной чертеж. Когда бывал занят, готовился к зачётам да коллоквиумам, Эраст мужа не беспокоил, лишь молча переживал, чтобы Петя не перетрудился да вовремя спать лег.       Вообще-то, по старым дворянским правилам, молодой супружнице негоже беспокоить мужа без его на то разрешения, но Фандорин к Пете все равно заглядывал, чтобы убедиться, что Петя сидит над своими чертежами и ложиться как будто вовсе не собирается. Тогда Эраст просачивался в спальню, садился бесшумно на кровать, и, если Петя оборачивался, то спрашивал, не может ли он чем-то ему подсобить. А если не оборачивался, то так и задрёмывал, на мужниной кровати.       Во-вторых, у Кокориных оказалось целых два собственных экипажа. Один отцовский, представительный. Второй совсем новый, Пете в честь благополучного поступления в университет дарованный. Вот на нем-то Петя и катал юную супругу по всей Москве что заправский лихач. Обгонял даже оберполицейместера, хотя у того-то уж на что и лошади и карета. Да только Петя правил заправски, так, что Эраст скорости почти совсем не боялся. Может только в самом начале, потом тоже во вкус вошел: лошади летят резво, будто вовсе земли не касаются, Петя на козлах смотрится задорно, прямо гусар какой-то во главе кавалерии. А экипаж по летнему открытый, без крыши. Можно даже встать.       Где только они не побывали во время таких прогулок, и ведь не заплутали ни разу. Причем запоминал дорогу Петя совсем не технически, а образно, художественно. Где какие цветы росли, где какая вывеска у лавки, где какая церковь. Но ведь каждый раз каким-то неведомым Эрасту образом выныривали обратно на Остоженку.       Съездили так вместе, забрали Эрастовы вещи. Сколько денег было уплочено Пётр не сказал, как его Эраст ни пытал. Даже под щекоткой не сдался, хохотал до слез, елозил под супругой, но все отшучивался. Называл цифры то совсем заоблачные, то вовсе смешные. — Ты чем меня мучить лучше показ мод мне устрой, — пожелал Кокорин, ловко перехватывая сидящую на нем супругу и опрокидываясь вместе с Эрастом на матрас. — Хочу посмотреть как это все на тебе сидит. — Ты же уже все в ателье видел! — несильно, впрочем, запротестовал Фандорин. Это все, конечно, по-прежнему молодого человека смущало, но вещи были добротные, очень красивые, а к мужу он начал понемногу привыкать. — Так то в ателье, а я хочу глянуть, как в домашних условиях сидит, — с видом знатока объяснил Пётр, впрочем рук пока не расцепляя и бесстыдно зарываясь носом в чистые, пахнущие хинной водой и какой-то свежей отдушкой, название которое вылетело у Пети из головы уже в тот момент, когда он её Эрасту купил. Пахнет хорошо и слава богу. Легко, ненавязчиво, не как папенькин одеколон, которым за милю несет.       В солнечном свете видно, как кружатся над ними крохотные пылинки. Эраст тоже никуда не спешит в воскресное утро. Афанасий раньше двенадцати, если, конечно сами не встанут, никак не придет. Лежит, щурясь от солнца, прикрывает свои небесного цвета глаза пушистыми и длинными, точно у девушки, ресницами. — Ну и как я тебе что-то буду показывать, если ты меня не выпускаешь? — возмущается он, впрочем совершенно беззлобно.       Пётр с видимой неохотой расцепляет руки. Эраст в том самом белье «на особый случай» вылезает из кровати, становится босыми ногами на пол, уходит в свою комнату. Кокорин принимает выжидательную позу на кровати. Через несколько минут супружница возвращается. В белом сюртуке и легком шарфике. — Одеваться так долго, — жалуется Эраст, хмурясь. — И волосы сегодня что-то не лежат. Пушатся. — Ну и пусть себе пушатся, — отмахивается Петя. — Тебе сегодня никуда не надо, чтобы их особенно зачесывать. Ну-ка, покружись, — жестом показывает он, что хочет увидеть супругу со всех раскурсов.       Эраст повинуется. — Ну как? — спрашивает он, хотя вообще-то и без Пети знает, что сидит все на нем лучше чем на модели в фотоателье. — Замечательно. То что надо. Покажи теперь фрак. — Не хочу, это надо снова одеваться и укладываться и завязывать, — дуется наигранно юная супруга. — Одевайся. Хочу есть и пойдем гулять, пока еще не жарко и пока ты не засел за свои уроки.       Кокорин усмехается. — Да будет тебе. Зачёт по механике и правда сложный. Да и препод там зараза явно запорами страдает, все через характер выводит. Еще к сессии не допустит. Ну его, лучше подготовлюсь. — Ты всё знаешь получше него, — Эраст мужу не льстит, он просто констатирует факт. Петя рассказывает такие интересные вещи, разбирает механизмы, называет детали. Очень интересно слушать. А еще больше, только Эраст, разумеется, не признается, смотреть на Петины длинные тонкие аристократические пальцы. Эраст своих соображений никому не озвучивает, но ему давно уже кажется, что и он, похоже, действительно в Петю влюбляется. — Вот это ты мне льстишь. Андрею Прокофьевичу это еще скажи, — Петя поднимается, звонит в колокольчик, чтобы Афанасий принес тазик умыться и побриться на чисто. Одевается в щегольский сюртук с жилеткой, повязывает на шею платок. — Гулять говоришь? Ладно, давай действительно погуляем. А то в полдень Коля придет, засядем за занятия. — Я с вами посижу, можно? — Эраст спрашивает действительно робко, зато за локоть супруга цепляется уже привычно. Он надежный. И уже все более родной. — Я не буду мешать. Спрашивать ничего не буду, только посмотрю. Можно? — Конечно можно. Чего спрашиваешь? Ты никогда нам не мешаешь.       «Это тебе я не мешаю», думает Эраст, но вслух не произносит. «А вот Коле.»       Фандорину хочется спросить у супруга, поменял ли он завещание, но он боится напоминать так часто. Вдруг Петя решит, что он меркантильный? С отцовскими долгами они мало-помалу расплачиваются. Эраст, к своему стыду, об этом ничего не знает. Всех кредиторов хозяйка к Пете перенаправила, судя по тому, что никто больше Эраста не беспокоит. Причем, принимает их всех Петя явно не дома, или дома, но когда Эраст на службе. Во всяком случае, Фандорин еще ни разу ни с одним из них не пересекся. А ведь раньше на каждом шагу поджидали!       Они завтракали, он наливал ему кофе. Афродита Игоревна, поднявшаяся раньше всех, вышла посмотреть на сыночку. Отец читал газету на балконе. — Чего вы так рано встали? — спросила она. — Время-то десяти еще нет. И так каждый день ни свет ни заря. — Решили погулять, маменька. — мирно отозвался Петя. — Да вы же раньше всех поднялись, чего ж беспокоитесь? — Так я и ложусь рано, — заметила мать. «А вы со своей супружницей до поздней ночи поди не ложитесь», закончила она мысленно.       Как сын привел в дом жёнушку, Афродита Игоревна в тот же день написала дочери, чтобы приехала в отчий дом, образумила брата. Алиса ответила, что будет в воскресенье утром. Раньше никак не может, дела у нее.       Афродита Игоревна была расстроена. Какие такие дела могут быть превыше семьи? Неужто тоже себе подыскала партию? Еще Консерваторию забросит. Вообще-то последнего мать тоже не одобряла. Алисонька с детства слабенькая, болеет, пальчики у нее коротенькие, сложно ими по клавишам попадать. Уж лучше бы на флейте играла. Хотя какая флейта? У нее и легкие слабенькие, грудь узенькая, даже корсет не нужен. У дочери свои дела, сын на юноше женился, ни с кем предварительно ничего не обсудив. Будто и не её дети вовсе. — Ну и мы ложимся, как можем, — мирно заметил Пётр, подкладывая супруге еще яичницы.       Афродита Игоревна сразу заметила, что аппетит у этого юноши Фандорина был совсем не девичий. А Петенька его поощряет. И Александр Артамонович почему-то ничего не делает. Ведь обещал же поговорить с сыном! Выходит не поговорил? Но ведь вызывал же в кабинет. — Мне хватит, Петь, — проснулась совесть у Эраста Петровича под взором Афродиты Игоревны. — Да ешь на здоровье, — подбодрил жену Петя. — Нет, мне правда хватит. Иначе я отяжелею, и мы пойдем обратно в спальню, — бросил колкий взгляд на свекровь Эраст. Пётр рассмеялся. — Ладно! Куплю тебе булочку в парке, взамен той, которую я так и не дал тебе съесть со своим предложением.       Молодые люди доели, поднялись, попрощались с родителями и поли пройтись. А в полдень, обычно не отличавшийся точностью Ахтырцев и правда явился. Он и принес новости, которые перекрыли, пусть и временно беспокойство Эраста по поводу завещания и записки Пети. Амалия Бежецкая дает вечером бал. Наконец-то!       Эраст готовился основательно. Не позволяя себе слишком думать о том, что совершенно не умеет танцевать женскую партию, а по правде говоря, то и мужскую не очень, Фандорин сидел перед зеркалом, наблюдая за тем, как Афанасий ловко управляется с его непослушными кудрями. Укладывает их в прическу по прямому пробору, управляется с раскаленными щипцами.       Афанасий отпарил и накрахмалил воротник его сорочки так, что тот хрустел. Галстук-бабочка чернел на шее.       «Надеюсь, я выгляжу прилично», волновался Эраст, глядя на непривычного себя в зеркале.       Заглянул Петя, ахнул. Эраст вздрогнул, резко оборачиваясь. Афанасий едва успел убрать раскаленные щипцы. — Что? Всё плохо? — напугался Эраст. — Ты выглядишь великолепно, — выдохнул Петя, прислоняясь к косяку двери. — Посиди так! Я сделаю набросок! — Что? Мы же опоздаем! — попробовал запротестовать Эраст, впрочем, с заметным облегчением. Он выглядит хорошо. Значит, не ударит в грязь лицом хотя бы прямо с порога.       Петя вернулся с карандашами и альбомом. Заскрипел ими. Эраст затаил дыхание. Каждый раз из-под руки мужа, на его взгляд, выходил шедевр. Вот и сейчас на его глазах рождается чудо. Ах, не ударить бы в грязь рядом с Петей! Не выдать бы замарашку без образования, ведь в какие одежки не заворачивай, как-нибудь да себя выдашь. О чем говорят на этих раутах? Нет, он конечно читает мамины книги, но ведь это старье. То есть, нет, Александр Сергеевич это классика, как и Николай Михайлович, но едва ли ими можно кого-нибудь удивить.       Эрасту Петровичу нравилась Тургеневская «Ася». Пожалуй, он во многом был на неё похож. Вот только опять же, Петя совсем не господин Н. Петя намного лучше, Ася бы ему подошла. Жаль Эраст не Ася. — Готово, — Петя убрал набросок. — Теперь, едем.       Эраст выдохнул, только теперь осознав, что оказывается, держал дыхание. Две минуты или больше? И даже индийская гимнастика не понадобилась. — Петя, а о чем там говорят? — спросил он беспокойно уже в экипаже. — Я современных писателей и музыкантов повторил, но не всех. Только самых успешных. — Да расслабься ты, не на экзамен едем, — обнял его за плечо Пётр, чуть сжал. — Ни о чем там не говорят, зря только зубрил. Болтают пустое. Про салуны у местных шишек, про театр. Вот расскажешь, если спросят, как мы на «Ревизора» ходили.       Да, точно. Они ходили на «Ревизора». Правда, Эраст больше любовался Петей во фраке с запонками из кварца, чем постановкой. Ну, и еще своей обновкой, фраком и нефритовой заколкой на галстуке, Петиным подарком «просто так». Но они ходили на «Ревизора», и он читал Гоголя в гимназии. Главное, ничего не забыть, не начать заикаться, как в гимназии же.       Их экипаж остановился, Петя вышел первым, подал Эрасту руку. От волнения на своем первом рауте, Эраст даже не стал смущаться.       Первым человеком, кого они увидели, был Коля Ахтырцев. Заметив их в зале, он направился прямо к ним, и Фандорин впервые действительно был рад его видеть. Знакомое лицо. — Петя, Эраст! — поприветствовал он их. — Коля! Празднуешь победу? — обнял одногруппника Кокорин. — Начинаю, — отсалютовал бокалом и поправил пенсне Ахтырцев. — Идем, представим твою жену хозяйке вечера. Она вас ждет. — Что, уже наябедничал, что я женился? — рассмеялся Петя. — Вовсе нет! Она спросила, когда я пришел к ней как победитель дуэли. — заметил Коля и дополнил мысленно: «Вот только, мне показалось, что она меня видеть совсем не рада».       Озвучивать свои наблюдения Ахтырцев не планировал, пока не проверит свою теорию. Чему именно не рада Амалия? Что они с Петей оба живы? Что победитель он? Что Петя женат?       Он повел их вперед, в самую густоту света, звуков, запахов шампанского, духов, закусок. Там, как всполох света выпорхнула прямо на них Амалия. Неповторимо прекрасная. Некрасивая по обычным канонам красоты, но с лихвой компенсирующая несоответствие эталонам своей харизмой. — Ах, а вот и молодожены, — подала руку в длинной перчатке Бежецкая.       Шлейф духов обжег молодых людей как огнем. Ахтырцев наклонился было поцеловать руку повторно, но Амалия отняла её. — Нет, нет, Николай Степанович, — с легким нетерпением сказала она. — С вами мы уже здоровались. Я хочу поздороваться с Петром Александровичем, поздравить с женитьбой на… — Эраст Петрович, — представился Фандорин, наклоняясь к руке после Пети, и ловя себя на мысли, что думает о чаше священника. Однако, священник чаши не отнимал, а вот Амалия руку — да. — Нет-нет, Эраст Петрович. С вами мы в щечки расцелуемся, — загадочно сверкая глазами произнесла она. — По-женски. Вы ведь Петина жена. Почему же пришли не в платье? — Потому что платья у меня нет. — не позволил себе впасть в ступор Эраст. — Но если вы по дружески одолжите мне одно из своих, я, разумеется, надену. — О, с удовольствием! Я подруг в беде не бросаю, — обрадовалась Амалия. Внутренне Эраст содрогнулся, но тотчас напомнил себе, зачем он здесь. Раскрыть роковую Миледи. — А мы с вами уже подруги? — осведомился он. — А я слышал, что ваше расположение наоборот очень сложно заслужить. Вот мой муж ради него и его друг даже стрелялись.       Чёрные глаза Амалии сверкнули. Так солнечный блик проходит по отполированному камню. — О, так это для молодых людей, желающих быть моими кавалерами, — усмехнулась она, но, как показалось Эрасту без тени доброты. — Вы же кавалера себе уже нашли. Я могу вам быть только подругой. Так что, идемте смотреть платья? Кстати, у вас чудесные духи. Что за аромат? — Герлен, — с напускной невозмутимостью ответил Эраст, взглянул на мужа. — Петенька, ты хочешь увидеть меня в платье? — Фандорин позволил себе провести пальцами по скуле супруга. — Отпустишь меня с подругой?       Кокорин и Ахтырцев в ступоре переглянулись. — Мы быстренько. Потом ты сможешь со мной потанцевать. — поцеловал мужа в щеку Эраст, легкий, как листок на ветру. — Идемте, подруга. Мне интересно, какое платье мне пойдет. Никогда не носил платья. — Вы и замужем никогда не были. — заметила Амалия, ведя его по лестнице. — Не был. Но мне пока нравится, — не стал кривить душой Эраст, осматриваясь. Сколько молодых людей погибло здесь? — Это очень хорошо. Пётр Александрович чудесный. — Да. Настолько что и всё отписал тому приюту, которому вы сказали. И как знать, не согласись я, внес бы щедрую сумму на его счет своей смертью. Амалия расхохоталась. — Но не внес! — сказала она. — Ведь вы согласились. — Почему именно этот приют, дорогая? Мне можно так вас звать, раз мы подруги? Вас что-то с ним связывает? Вы взяли кого-то на воспитание оттуда. — Ах, нет, что вы! — отмахнулась Амалия, достала платье. — Одевайтесь, дорогая. Вам подойдет под глаза. Фрак оставьте, потом переоденетесь. Эраст начал переодеваться. Аккуратно, чтобы не испортить прическу. — Так почему именно этот приют? — Вычитала в газете, наверное. — отмахнулась Амалия. — Вы читаете газеты? Я думал, это не женское занятие. — А выходить замуж как будто не мужское. — на секунду в её голосе мелькнула неподдельная досада. Её взгляд всего на секунду скользнул на картину над кроватью. Эраст ясно увидел это в зеркале. На картине был завтрак на траве. Вряд ли Мане мог вызывать досаду. И однако же, она взглянула именно в его сторону. С чего бы? — Я помогу завязать корсет сзади. — любезно предложила она.       Эраст кивнул. Что же там такое, за картиной? Сейф?       Амалия стянула добросовестно. На секунду Эрасту показалось, что она хочет его задушить. — Ну вот вы и готовы, душенька. Идем. Не будем заставлять кавалеров ждать. — Так вы все-таки будете танцевать с Николаем Степановичем? — Буду. От чего нет? — Мне показалось, что вы ему не больно-то рады. — Вам показалось. — ответила она.       «Нет, мне не показалось», подумал Эраст и улыбнулся смущенно мужу с лестницы. Кокорин и Ахтырцев стояли там же, где они их оставили. — Ну, как я тебе теперь? — шепотом в наступивший тишине, спросил он. — Ты прекрасно выглядишь, — отозвался потрясенный Кокорин, подавая супруге руку.       Амалия улыбнулась. — А чего так тихо, господа? Николай Степанович, не хотите пригласить меня на танец? — Хочу, — отозвался изумленный Ахтырцев, который в свою очередь не мог оторвать взгляда от супруги друга. Молодых люде в платье, а уж тем более молодых людей в платье чувствующих себя раскрепощено, он еще не видел. Может быть поэтому не предал значения морщине, пролегшей на лбу дамы своего сердца. Теперь уже точно его дамы.