Resident Evil 2: Дожить до утра

Неизвестное место 23 июня 1991 года 20:41 Ада

В жизни шпиона нет ничего романтичного, как пишут авторы мировых бестселлеров и как режиссёры ставят сногсшибательные фильмы о женщинах, которые врываются на мероприятия каирских шейхов в облегающих красных платьях, взламывают сети, хитроумными методами лишают жизни половину гостей и обкрадывают миллиардеров до нитки. Они флиртуют с богатеями вне миссии, пленят, морочат голову, привязывают к себе и тем самым выманивают то, что им нужно. Жаль только, что этот миф никто никогда не развеет. Не исчезнет это издевательство, наваждение, противоречащее реальности, не заставит одуматься людей, на слово поверивших в сладкую ложь, которые непременно сунутся в эту отрасль, думая, что там они получат долгожданную дозу адреналина и будут купаться в деньгах. Всё намного хуже. Каждый наш день — отчаянная попытка выжить, которая через секунду может успешно обернуться смертью. И события последней недели были самыми ответственными, решающими окончательно нашу судьбу, будем ли мы в дальнейшем правой рукой командира или… или… С недавнего времени у меня появилась вредная привычка заикаться. Я просто не могу говорить дальше, поток мыслей торопит меня, я открываю и закрываю рот обратно, как рыба на суше, судорожно дышу, но выразиться все равно не получается. Со стороны это выглядит нелепо и стыдно, и я зачастую испытываю неудобство, когда такое случается. Наверное, это от пережитого ужаса, нескончаемых зрелищ убитых тел, крови, ран, грязи, страха… Нас не жалели, но и мы не опускали руки. Моё спокойное время, моё детство, если это можно так назвать, закончилось восемь лет назад. В тот самый день, когда меня забрали Хан и Джунг, а затем перехватила свора Вескера. Что поделать, мы давно свыклись со своей судьбой и не роптали на непредсказуемость. Из головы не выходил странный инцидент, произошедший пару дней назад, заставив меня убедиться в своей особенной везучести. Я опрокинулась корпусом на кровать, распластав руки по простыне, и закрыла глаза, предаваясь ещё свежим воспоминаниям.

***

Наше ответственное событие стартовало в пять утра. Никто так и не успел толком выспаться, поэтому всю ночь напролёт мы то и дело перешептывались меж собой, изредка ухватывая в полумраке очертания лиц собеседниц. — Вы точно уверены, что всё пройдёт гладко? — Это наше последнее испытание в жизни. Мы и так сильнейшие из сильнейших, так что в противном случае нас просто распихают по корпорациям. — Не хотела бы я здесь оставаться… Молчание, а затем неубедительный кивок. — И то правда. К пяти часам мы уже сидели на кроватях в специальной форме и обмундировании, в тысячный раз перепроверив наличие пуль в патронташе, исправность пистолетов, заточенность кинжалов, меткость «кошек». Абсолютно не зная, что с нами будет, куда нас направят и что ожидает нас на заключительном испытании, мы в тупом неведении дожидались инструктора, а когда металлическая дверь со скрипом отворилась, нас захлестнула новая волна страха. Мы встали с мест и, обменявшись поддерживающими взглядами, в коих не укрылись нотки боязни, последовали за тренером. Спустя долгих три часа блужданий по трассе препятствий в лесу, петляя между хитро спрятанными капканами, подставными ямами, прячась в ветках деревьев, скрываясь от снайперов, я пробралась к финишному этапу — стрельбе. На удивление, я ещё не получила ни единой царапинки, но силы мои были почти что на исходе. Таким образом, тяжело дыша, пытаясь утихомирить бешено стучащее сердце и смачивая слюной пересохшее горло, я остановилась, жадно глотая лесной воздух, в последние часы ставший для меня таким ценным и необходимым. Постепенно я выпрямилась и осмотрела местность вокруг себя, замечая небольшое кирпичное строение, не маленькое, но и не огромных размеров. Оно выглядело полузаброшенным, учитывая его прохудившуюся крышу и кое-какие прорехи в фундаменте. Гадая, то ли это место, куда мне нужно будет следовать дальше, я отряхнула колени, смахивая синих размокшую от дождя грязь, и направилась в сторону здания. Деревянная дверь, прогнившая от сырости. Наверное, нужно постучать, поскольку мой манёвр выбивания её ногой инструкторы, наверное, не оценят. Сделав три коротких стука, я в ожидании замерла перед входом, потихоньку начиная верить в то, что забрела не в ту степь. Я уже собралась уходить, как дверь с визжащим скрипом отворилась, и на пороге оказался пожилой старик с узнаваемой длинной бородой, привычной кроткой улыбкой и водянистыми, почти бесцветными глазами. Хоттабыч. — Мистер Войцеховский… — Быстрее, Ада, время не будет ждать, — торопливо просипел он и кивнул головой в сторону слабо освещаемого прохода за левым поворотом. Я согласно кивнула и бросилась за ним вдогонку. Коридор подсвечивался незначительными лучами восходящего солнца, просачивавшимися сквозь дыры в жестяной крыше и металлическими прутьями через нечто, напоминающее окошко без стекла, под самым потолком. Пол здания был устлан редкой соломой и сеном, а с правой стороны от меня стояли одинокие стойла, отгороженные от прохода калиткой. В углу тихо шуршали мыши, а в воздухе угадывался устаревший лошадиный запах, и свежий — сырости. Сомнений не осталось — когда-то это была конюшня. Хоттабыч свернул направо, вероятно, в очередной проход, но когда я встала за его спиной, то увидела, что этот коридор был значительно шире и длиннее, оборудованный под очередной этап испытания. Мистер Войцеховский встал у стены и взял в руки блокнот с ручкой, делая какую-то заметку на листе. Я в приступе любопытства вытянула шею, но мужчина неодобрительно зыркнул на меня колючим взглядом и указал рукой встать около белой полоски. — Ты первая, времени у тебя предостаточно, не торопись. Выстрел всего один, — проинформировал меня Хоттабыч, что-то яростно строча на бумаге. Когда он с этим закончил, то приблизился ко мне и жестом приказал вынуть пистолет из кобуры. Покорно выполнив его требование, я обхватила оружие двумя руками и уставилась на инструктора, ожидая дальнейших указаний. — Это задание скорее не на меткость, а на скорость. Метиться будешь с десяти метров, поэтому рекомендую сразу снять пистолет с предохранителя, чтобы не тратить драгоценное время. Зачёт идёт с четырёх секунд, попытка будет одна. Пожалуйста, не тушуйся. Его последняя фраза насторожила меня. Задание даже не на меткость, а на скорость? — И какова моя цель? — задала я логичный вопрос, вскидывая пистолет напротив глаз. Вместо ответа Войцеховский ушёл куда-то вглубь помещения, и дальше белой полосы я не смогла даже разглядеть слабых очертаний его силуэта во тьме. Я уловила в звенящей тишине какое-то подозрительное мычание, деревянный скрип, шорох соломы под ногами и приглушённые судорожные вздохи. Спустя несколько мгновений всхлипы стали слышаться чётче и разборчивее, а ещё через несколько секунд Хоттабыч уже стоял неподалёку от меня, и я разглядела его с секундомером в одной руке и блокнотом в другой. — Целься в голову. Зажигается свет. Я под впечатлением от услышанной поставленной задачи не сразу привыкаю к белому могильному освещению от свисающей на шнуре лампочки с потолка, и вижу перед собой свою мишень. Живую мишень. Это человек. Связанный, избитый, вспотевший, раненный, испуганный, беззащитный. У него не было ног — на месте коленей зияли две багровые раны, загноившиеся и глубокие, из коих кровь стекала ручьём на пол, образовывая красные лужи под сиденьем. Два безжизненных обрубка болтались от бёдер в отчаянной попытке сбежать с мёртвой точки, связанные за спинкой стула руки беспрерывно дёргались, раскачивая мужчину на месте. Его огромные синяки, налившиеся пунцовой краской над веками, свидетельствовали о масштабном разрыве сосудов под кожей, а по всему остальному телу были в хаотичном порядке разбросаны раны, ссадины и гематомы, перекрёстными полосками «украшавшими» область живота и груди. По лицу стекали непрекращающиеся капли пота, блестя на слабом свете лампочки, озаряя худое и измученное лицо с вмятинами на щеках, пугающе выпирающие рёбра под обтянутой кожей и глаза… Ярко-голубые, не потерявшие цвет, умоляя о помощи и сочувствии, спасении и помиловании, раскрасневшиеся от недосыпа и постоянного страха, подёрнутые тонкой пленкой скорой смерти, намертво застывшей во взгляде. Моя мишень рычала и хрипло визжала, срывая голосовые связки; рвано дышала, отчаянно цепляясь за жизнь, часто моргала, смахивая горячие слёзы и холодный пот с ресниц; мелко трясла головой скорее от стресса, нежели от желания быть освобождённой. Я неподвижно замерла на месте и, находясь на грани сумасшествия и нервного срыва, неуверенно сняла пистолет предохранителя. Мои руки предательски дрожат, по бледным щекам текут непрошеные слёзы, я беззвучно вдыхаю пропитанный сыростью воздух и выдыхаю обратно в попытке успокоиться, но всё тщетно. Грудь рваными движениями вздымается и падает обратно, холодное осознание отравляет рассудок, вымещает прежний героизм и заменяет его привычным страхом. Теперь я нескрываемо всхлипываю вместе со своей целью, чувствуя, насколько рьяно моя слабость одолевает храбрую часть меня. Ненавижу делать поспешные выборы. Я понимала, что это испытание на холодность разума и умение глушить голос совести в себе, но я очевидно провалила его. Прошло уже намного больше четырёх секунд, но я всё ещё не находила в себе сил выпустить пулю в лоб тому человеку. Он же живой, у него ещё есть шанс на спасение, он не заслужил такой смерти, он должен жить, обязан… Я не умею принимать такие быстрые решения, я не хочу ничего решать, пожалуйста, дайте мне пару минут… Пуля со свистом рассекает воздух и метко, в самый лоб, врезается в плоть человека, лишая его страданий. Я ещё будто на себе ощущаю, как его сердце ускоряет темп своих биений в предсмертной агонии, а затем навсегда замирает. В васильковых глазах застывает плёнка ужаса и безумия, а губы растягиваются в стороны в чуть заметной улыбке, испытывая радость от долгожданной смерти. Ритмично вздымающаяся грудь испускает последний выдох, а я вместе с ним обессиленно падаю на колени, ощущая холод бетонного пола, пропитанного поблёклыми кровяными следами. — Сколько?.. — только и сумею вымолвить я, вглядываясь в свои дрожащие ладони, перепачканные в земле, из под пелены горячих слёз на глазах. Бесшумная истерика одолевает меня быстро и умело, поглощая в состояние безумия. Войцеховский выдыхает и подходит ближе, успокаивающе гладит меня по дрожащей спине, но это не помогает. Даже его всегда мягкий тембр голоса с сильно заметным польским акцентом не может утихомирить букет моих противоречивых чувств: гнева, обиды, порицания, сожаления… Я тут же позабыла о настоящем, о том, что мне нужно дальше пробираться к финишу, что нужно прийти на финишную черту первой. Всё это было неважно. Меня раздирало изнутри горькое ощущение об убийстве человека. — Первое убийство всегда даётся нелегко, — тяжко выдохнул Хоттабыч и ободряюще похлопал по плечу, призывая встать. Я повернулась к нему заплаканным и раскрасневшимся от слез лицом, испытывая дикое неудобство перед инструктором, который застал моё проявление слабой черты характера. — Мы, конечно, можем попробовать ещё раз… — Нет!! — взвизгнула я, резко отстранившись от мистера Войцеховского, и почувствовала вновь закипающую волну негодования где-то внутри. Я запуганно закрыла лицо ладонями и судорожно вздохнула, не в силах смотреть в глаза наставнику. — Сколько этот ужас ещё может продолжаться… — Ты бы всё равно не помогла ему, — поляк сделал кивок в сторону убитого и ненадолго задержал взгляд на бездыханном теле. — А пройти это испытание тебе всё равно нужно было. Одиннадцать целых семь десятых секунд, — огорчённо произнёс мужчина, глядя на зафиксированное время на секундомере. — Сама понимаешь. Я завалила этот этап. В итоге мне не хватит нужного балла и меня зашлют за тридевять земель отсюда, может, сделают разведчицей, может, сдадут в рабство. Слабым здесь не место, а пушечное мясо должно уметь вертеться, если хочет жить. К сожалению, одного желания здесь будет мало. Утерев слёзы тыльной стороной ладони, я обернулась к Хоттабычу и жалобно всхлипнула. — Я так долго шла к этому дню, тренировалась без права на сон, училась выживать, и неужели все мои мечты вот так вот обломятся в один момент? Моя речь была прерывистой из-за истеричных вдохов, но Войцеховский всё же меня понял. Он как-то странно улыбнулся и дотронулся до моей руки, помассировав кожу большим пальцем. — Я поставлю тебе максимальный балл, Ада. Ты даже не догадываешься о том, какой сильный козырь лежит в твоём кармане. Сначала я не поверила, думая, что это моё расшатанное воображение додумывает хороший исход концовки. Но всё это было слишком реально: и утверждающий шёпот старика, и его тёплый взгляд, и его вера в меня. — Но это же нечестно и… мы под наблюдением, это всё заметят и нас обоих расстреляют… — Ты думаешь, если я однажды помог твоему другу сбежать отсюда, то не помогу выкарабкаться тебе? Его настойчивый голос вывел меня из оцепенения, и я мелко закивала головой, мысленно восхваляя мистера Войцеховского за его доброе отношение к нам. Я дотронулась до его руки в ответ и ломано улыбнулась, вкладывая в свою эмоцию как можно больше благодарности. — Спасибо Вам. Снаружи послышались чавкающие по грязи шаги, и мы оба встрепенулись. Хоттабыч торопливо подтолкнул меня к двери, и напоследок взглянул на меня искренне переживающим взглядом. — Беги без оглядки. Выход из лабиринта будет метров через двести отсюда. Когда добежишь до двух дверей — выбирай левую, это и будет концом. Конец. Это слово так согрело мою душу… — Благодарю! — я бросилась к двери ручки и, резко дёрнув за неё, поспешила покинуть конюшню. Добежав до входа, я увидела Аллу — свою подругу из нашего отряда, такую же перепачканную в земле, как и я, только с простреленным плечом — видимо, её задели снайперы. Я заметила лёгкое смятение на её лице, но мне нужно было бежать дальше, оставляя все разговоры на потом. — Что с тобой случи… — Удачи. Через секунду я уже мчалась в сторону выхода, параллельно вытирая ручей слез ладонями и шумно вдыхая лесной воздух в попытке отвлечься. Петляя по каменным коридорам лабиринта, я через недолгое время остановилась перед двумя знакомыми дверьми, решающим этапом испытания, и без промедлений юркнула в левую. Моя голова была забита тысячами разноцветных мыслей самых разных оттенков, но среди них яркой краской выделялась лишь одна, такая досадная и безумная одновременно. «Дело не в качествах. Мне просто по-крупному везёт».

***

Спустя несколько минут я уже стояла около огромного зеркала в полный рост с вычурной золотой рамой и примеряла своё излюбленное платье. Такое красное, как лепестки мака, как свежая пролитая кровь, как оттенок гнева и ярости… Красный. Я не могу объяснить свою неимоверную тягу к этому цвету. В приюте я подсознательно выбрала кровать с красными ножками и ровно такой же стул в столовой, окрестив эти вещи лично своими. Меня всегда пленило всё алое или бардовое, заставляя убедиться в том, что я буквально повёрнута на этой теме. Так и сейчас, из всех предложенных нам одеяний я, не раздумывая, схватила красное, будто моё сознание, как испанский бык, выцепило среди всего остального тряпку цвета английских телефонных будок. Приятная ткань идеально облегает контуры фигуры, заслоняет многочисленные синяки и царапины, охлаждает тело от июньского зноя. Глубокий вырез ниже шеи привлекательно оголяет грудь, разрез от правого бедра надёжно закрывает набедренную кобуру с двумя ремнями, пряча от нежелательных глаз дуло пистолета и остро заточенное лезвие кинжала. Нас предупреждали, что вечер будет приватным и безопасным, но я твёрдо уверена, что ни одна шпионка не явится на бал без своей экипировки. И я тому — не исключение. В заключительном штрихе расчесав тёмные волосы, прядями чёлки закрывающие правый глаз, я ещё раз провела ладонями по ткани платья, ощущая, как неприятно отзывается кожа на лёгкие прикосновения из-за ушибов. Натянув коварную маску и едва заметную хитрую ухмылку, я зашагала в главный зал сегодняшнего торжества. От каждого моего шага длинные сережки-цепочки задевали шею, а цокание каблуков эхом отдавалось от облицованных стен коридора, увешанных бранами под небольшим уклоном. Пламя свечей слегка подрагивало из-за лёгкого сквозняка, слабо бросавшим свет на застеклённое покрытие пола, в коем без труда можно было разглядеть собственное отражение. Я остановилась перед массивными дубовыми дверьми с позолоченными холодными ручками и трижды постучала замком по их поверхности. Выдохнув остатки воздуха, я попыталась унять излишнюю взволнованность и с головой погрузиться в атмосферу предстоящего вечера. Веселье только начинается.

***

Приняв из рук официанта бокал с непонятной жидкостью за стеклом, я окинула взглядом просторное помещение и мысленно ахнула от изобилия изысканности в архитектуре. Витиеватые пилястры из белоснежного мрамора с вкраплениями золотисто-серебристых полосок делали вид, что поддерживают куполообразный бетонный потолок зала, а люстра с хрустальными «слёзами» на креплениях, будто парящая в воздухе, свисала к низу на тончайших золотых цепочках. Вокруг были разбросаны круглые столики с безупречно белоснежными скатертями, на каждом из которых стояло по вазе с одиноко болтающимися алыми розами в них, и такими же стульями в такт строгому сочетанию цветов. Мраморные полы, более тёмные, уходящие в оттенок тёмного шоколада, блестели отполированным покрытием от пламеней свечей в канделябрах на медно-рыжих подставках. В воздухе витала старинная атмосфера Средневековья, так, что захватывало дух и невольно вскруживало голову. Я могу ещё долго описывать атмосферу вокруг себя и искренне восхищаться её богатством, но боюсь, что не закончу даже к утру. Среди расплывчатых фигур посетителей в строгих смокингах и импозантных платьях я угадала знакомые лица своих одногруппниц из заметно поредевшего нашего коллектива. Даже не хотелось вспоминать, сколько раз они сменялись, и как тяжко мы переживали такие перемены, но сейчас я никак не хотела вспоминать о печальном. Приблизившись к трём девушкам, увлечённо перебрасывавшимся между собой незначительными фразами, я осторожно протиснулась в их круг и дружелюбно улыбнулась. — Ада! — громко воскликнула Катрин и кинулась мне на шею, слишком крепко прижимая к груди. Я не ожидала такого чрезмерного внимания к себе, но не менее восторженно обняла её в ответ. — Я сейчас задохнусь, — на полном серьёзе предупредила я, чувствуя, как мои лёгкие сжимаются в комок и отчаянно требуют глоток воздуха. Подруга нехотя отстранилась от меня, но продолжила держать за плечи и вглядываться в мои черты лица изумрудными глазами. — Мы не виделись прямо с того дня, как отправились на испытание, — заявила светловолосая Белла и тоже подошла ближе, чтобы поздороваться. Я обняла и её, а затем обернулась к Тине, протянувшей мне руку для рукопожатия. Она не терпела излишних прикосновений и поэтому не уважала объятия, всегда проявляя себя хладнокровной и спокойной. — Я смотрю, ты молодцом, — сдержанно похвалила меня девушка, уверенно пожав мою ладонь своей мёртвой хваткой. — Если честно, то мне ещё многое предстоит переварить и проанализировать, — чуть заметно улыбнулась я и ощутила вставший поперёк комок горечи в горле. — Как вы прошли испытание? — Трасса правда была легкой, но я ещё долго отлёживалась в реабилитационном корпусе с покоцанной лодыжкой, — призналась Катрин, накручивая прядь каштановых волос на тонкий пальчик. — Еле смогла на каблуки встать. — Я запорола последний этап. Это же просто невыносимо, — поделилась мыслями Белла, поникнув головой. Я искренне разделяла её вердикт, но виду старалась не подавать, кивнув в соглашающемся жесте. — Ну вы и неженки, — презрительно фыркнула Тина и скрестила руки на груди. — За десять лет вас так и не научили выполнять поставленные задачи? Мы втроём неодобрительно уставились на девушку, но понимали, что та говорит так, как думает. Для Тины правда не существовало преград. Вижу цель — не вижу препятствий… — В общем, надеемся на лучшее, — оптимистично умозаключила я и сделала глоток напитка из бокала. Сок, яблочный. Конечно, Вескер не допустит алкогольных развлечений на вечеринке для шпионов. — Что-то я не вижу Аллу… Правда, среди разношерстных гостей и мешанины из старших и младших, мужских и женских отрядов я так и не разглядела знакомую мне темноволосую фигуру со шрамом на правой щеке. Трое моих собеседниц многозначительно переглянулись со странной опаской во взгляде, и я совершенно верно подметила, что те что-то скрывают. — С ней что-то случилось? — прямолинейно начала я, слегка прищурив взгляд. — Послушай, ты точно никому не расскажешь, если мы кое-чем с тобой поделимся? — вкрадчиво прошептала Катрин, вплотную приблизившись ко мне, делая вид, что смахивает невидимые пылинки с ткани платья. Я подыграла ей, расплывшись в улыбке и произнеся приглушенное «да». — Алла задумала хитроумный план. Она хочет выкрасть из лаборатории Вескера какой-то вирус и передать его напарнику. Видишь того парня с подносом в руке? Я проследила взглядом за её ладонью и разглядела в толпе официанта, беспокойно перебрасывавшего взгляд с одного объекта на другой, у которого я брала бокал с соком. Кивнув, я снова обернулась к Катрин. — Он — её брат. Алла передаст ему образец сегодня вечером, в то время как охрана уйдёт на пересменку, а официанты больше не понадобятся. Она хочет спасти нас всех, через брата показав всему миру, что на самом деле здесь происходит. Дальше они договорятся с полицией, а когда это дойдёт до президента — всю эту канитель прихлопнут одной левой. Алла, конечно, безумна и мне нравится её затея, но в помощи мы ей отказали. — Да она спятила… — ошеломлённо произнесла я, уже начиная беспокоиться за подругу. — Это чистой воды безумие! — Не кричи, — Тина дёрнула меня за руку. — Ты ничего не слышала. Я согласна кивнула и, не сводя взгляда с девушек, отстранилась от них. Нервно сминая складки платья, я уставилась прямо перед собой и шумно вздохнула. Если что-то пойдёт не так… — Вонг, — грубый голос за спиной вернул меня в реальность, и я дернулась в сторону от тяжелого прикосновения к собственному плечу. Передо мной стоял огромный охранник в тёмных матовых очках на пол-лица, кивнувший головой в сторону противоположной от входа двери. — Сэр Вескер ожидает тебя в своём кабинете. Не дожидаясь ответа, он направился прямиком к нему, оставляя меня наедине со своими подозрительными мыслями. В глазах подруг я не нашла поддержки, лишь медленно закипающий страх и шок. — Я пойду, — шумно сглотнула я, предчувствуя плохую развязку этой истории. Уходя, одна из девушек поймала меня за руку, разворачивая лицом к себе. Это была Белла. — Будь осторожна. Согласным кивком я обеспечила ей покой и постепенно сократила расстояние между собой и злосчастной дверью, отгораживающей себя мраморной лестницей, ведущий в неосвещаемый и мрачный проход. Спустившись, я трижды постучала по деревянной поверхности и замерла в нагнетающем ожидании. — Входите, — приглушённо раздалось за обратной стороной двери, и я, осторожно дотронувшись до ручки, скоро оказалась в щедро украшенной комнате, выглядевшей намного богаче кабинета Биркина. Приблизившись к гостевому стулу, я опустилась на него и сложила ладони на коленях, ожидая дальнейших распоряжений. Вескер вальяжно растёкся в своём кресле, почти скучающе подперев щёку левой ладонью и закинув правую ногу на вторую. Уставившись на меня неугадываемым из-за очков взглядом, он выпрямился и придвинулся ближе ко мне. — Сэр, — вежливо обратилась я. — Я пришла по Вашей просьбе. — Ада, ты доверяешь мне? — мужчина проигнорировал моё обращение и сразу начал с вопроса, не изменяя традициям. Его фраза застала меня врасплох, и я, гадая, где тут подвох, затруднилась с машинальным ответом. — Безусловно. К чему такие сомнения? Вескер расплылся в странной ухмылке, из-за чего его лицо, исполосованное перекрёстными шрамами, устрашающе деформировалось. Я стойко выдержала его невидимый взгляд и не свела глаз с очков. — А вот я тебе не совсем. Неужели он догадался о случившемся в конюшне? Если да, то Войцеховскому тоже достанется, если уже не досталось… Я же говорила, что эта оплошность не останется незамеченной!.. — Я не совсем понимаю, о чём Вы… — Ты знаешь, привязываться — это плохо, — издалека начал он искренне невозмутимым тоном, поднимаясь с кресла и огибая его сбоку, теперь опираясь локтями о спинку. — И слишком многие люди страдают от этого, пытаются заглушить в себе этот голос, но всё безуспешно! Многие из твоих одногруппниц не смогли пройти заключительный этап испытания как раз из-за этого чувства. А ты, на удивление, справилась за три с половиной секунды. Это очень даже неплохой результат, но что-то подсказывает мне, что где-то здесь есть подвох. Я ещё никогда раньше не видела его таким эмоциональным. Может, признаться сразу? — Что Вы, всё было честно… — трушу я и понимаю, что меня опять захлестнул приступ молчаливости. Я пытаюсь говорить дальше, открываю и закрываю рот, но досказать не выходит. Румянец заливает мои щёки алой краской, и я вновь ощущаю привычную стыдливость и нервозность. Вескер неожиданно отпрянул от спинки кресла и отвернулся к небольшому комоду у зеркала позади себя, выуживая что-то из ящика. Кровь стынет в жилах, когда я вижу перед собой полуавтомат на поверхности дубового стола, смотрящий дулом прямо мне в живот. — Оправдай моё доверие к тебе. В противном случае ты знаешь, что тебя ждёт. Перед глазами всплыла страшная картина помещения Камеры Смерти в подвале цоколя с самыми разными способами казни на любой вкус. У меня мгновенно засосало под ложечкой об одной лишь мысли о её существовании, и я нервозно прочистила горло перед тем, как ответить шаблонной фразой. — И какова моя цель? Его ответ заставил меня сглотнул ком в горле и погасить поток истерики внутри. — Алла Зайцева. Она очень дорога тебе, ведь так? — За что?.. — судорожно выдохнула я, еле сдерживая себя от всхлипов, которые в любую секунду могут послужить причиной молниеносной смерти. — Я прогадал с этим. Как оказалось, она — русская шпионка ещё с малых лет, специально засланная сюда как разведчица КГБ. Тебе не нужно знать большего — просто выполни то, что от тебя просят. Ступай. Резким взмахом руки Вескер открыто дал понять, что разговор окончен. Я медленно поднялась со стула и сделала шаг в сторону выхода. — У меня есть свой, — я кивнула в сторону полуавтомата на столе. — Я ценю твою предусмотрительность, Ада. Но тебе лучше взять предложенное оружие. Покорно поклонившись, я схватила огнестрел и сунула его на застёжке другой ноги во вторую кобуру, также выданную мне. Дверь за мной бесшумно захлопнулась, и я вздрогнула от холодного потока воздуха, обдавшего меня со спины. Мой взгляд устремился прямиком вперёд, в светлую часть продолговатого коридора, финиш которого казался белой точкой света в конце тоннеля. Я вздохнула и попыталась отогнать отрицательные мысли, которые могли бы помешать исходу миссии. Адские бесы обязаны выполнять задачи своего Командира.

***

Прошло уже минут с пятнадцать, как я петляла по самым дальним закоулкам и тёмным коридорам корпуса в попытке напасть на след Аллы, но всё было безуспешно. Ни одной мельчайшей зацепки, ни одного разбитого окна или следа от лезвия ножа — ничего подозрительного. Я потихоньку начала разочаровываться в своих возможностях, чувствуя, как силы покидают меня, а мысль о том, что мне предстоит убить человека во второй раз, почти заставляла остановиться на месте и застрелиться. Но вторая мысль, рефлективная, уговаривающая меня идти на это дело чтобы самой не двинуть коней, подстёгивала и мотивировала, и поэтому я продолжала идти вперёд, пытаясь заглушить внутреннее противостояние инстинкта и повиновения. Остановившись у окончания стены, я бесшумно замерла на месте, медленно выдохнув и прижав оружие в руках к груди. Где-то за поворотом я уловила едва слышимый шорох металлического бренчания, эхом разлетающимся по остальной части коридора. Я навострила уши и уставилась в одну точку на полу. — Да, он у меня. Спускаюсь по водосточной трубе. Нет, сейчас этим занимаюсь. Они ушли? Отлично. И да, Саш… Шёпот ненадолго прервался, а затем продолжился ещё более тихо и настороженно. — Будь осторожен. Я не смогла понять всего, поскольку обладательница голоса высказалась на русском. Благодаря обучению языкам, я выцепила из её речи знакомые мне слова, но сейчас это уже не было так важно. Теперь у меня не осталось сомнений — за стеной была именно Алла. Не давая ей надежду на побег, я чуть выглянула из-за края стены, изучая ее местоположение, а затем полностью высунулась из укрытия и навела дуло полуавтомата на сидящую на подоконнике Аллу, которая пыталась взломать замок на оконной раме путём подбора нужной отмычки в связке. Подруга, заметив меня, искренне удивилась моему появлению, но затем её взгляд бегло сменился на недоверительный и холодный. Я поняла, что это был конец наших взаимоотношений, но стрелять я не собиралась. — Ада?.. — словно не веря увиденному прошептала Алла и прищурилась. Она привстала и скользнула рукой по набедренной кобуре, готовая к самозащите. — Я знала, что Вескер пошлёт меня убить кого-то из дорогих мне людей. — Мы оба этого не хотим, — честно призналась я, твёрдо уверенная в том, что Алла мысленно согласилась со мной. — Но сегодня из нас двоих должен выжить только один. Подруга горько ухмыльнулась и остановилась чуть левее меня, смотря исподлобья. Я знала, что та специально оттягивает момент, продумывая пути отхода, но и я не пальцем деланная, думающая о том же самом. — Конечно, наш многоуважаемый сэр не допустит, чтобы это, — она потрясла в воздухе небольшой продолговатой ампулой с поперечной надписью на стекле и тут же убрала в подсумок, — промелькнуло где-то вне стен этой территории. Но это — наш шанс на спасение, Ада. Неужели тебе нравится каждый день выживать, чтобы в итоге не быть похороненной в безымянной могиле на заднем дворе? Ты даже не представляешь, как я согласна с тобой, Алла. Как мне безумно всё надоело, как я надеялась на то, что заключительное испытание и правда будет заключительным, что этот ужас больше никогда не повторится — но я опять ошиблась. И теперь я опять обязана выбирать между жертвами, ведь они всё равно будут. Всегда будут. Убийства не прекратятся, кровь продолжит проливаться, невинные люди будут гибнуть. А мы будем посредниками между этими жертвами и верхушкой, спихнувшей грязную работу на прислугу, чтобы не марать руки в грязи. Я переступила с ноги на ногу и вскинула пистолет чуть выше, целясь девушке в голову. Противостояние во мне достигло неимоверных масштабов, и теперь я так привычно находилась на грани очередного срыва. — Я согласна с тобой всей душой, но не могу иначе. Либо ты, либо я. Нам обеим хочется жить, и каждая думает, что хочет больше другой. Но наши шансы равны, как и силы. Повисла неловкая пауза. Это был решающий момент — мы обе думали, как будет выгоднее вступить в бой. Внезапно мне послышался какой-то шорох за окном, и я молниеносно перевела взгляд на источник звука, как меткий удар ноги с разворота корпусом ловко выбил у меня из рук полуавтомат. Оружие отъехало куда-то в сторону, но теперь и я сделала не менее профессиональный манёвр — выудив из набедренной сумки «кошку», я нажала на курок и обмотала нитью ноги соперницы. Она пару раз обернулась вокруг своей оси и упала на пол, лишенная возможности пошевелить ступнями. Та тоже не растерялась и попыталась перерезать верёвку лезвием ножа, чудом не задевая плоть, но я вышибла из её рук холодное оружие, послав его прямиком к своему. Я наступила брыкающейся под моей хваткой Алле на горло, с силой придавливая его к поверхности пола острым каблуком-шпилькой, но в следующий момент в её руке оказался метательный нож, кой она со всей дури всадила мне в икру. Поражённая я резко отпрянула в сторону и подтянула раненую ногу к себе, чтобы выдернуть лезвие, но вот я тут же падаю на спину и оказываюсь прижатой каблуком в живот к полу под дулом пистолета. Алла помедлила, не решаясь спустить курок, но мне это было только на руку, и в следующую секунду я уже махом ног встаю на колени и делаю подсечку, утягивая соперницу за руку вниз. Та делает сальто в воздухе и приземляется на связанные ступни. Нож так удачно оказывается в метре от неё, и она, наконец, разрезает стягивающие веревки лишь одним движением, тут же вскакивая на ноги. В ее руке лениво замаячил клинок, но и в моей теперь тоже. Драка на ножах? Что ж, это было моим козырем. Притянув к себе за руку ладонь с зажатым в ней кинжалом, я разогнула пальцы Аллы и коленом ударила по локтю, выгибая его в обратную сторону. Взвизгнув от невозможной боли, девушка вцепилась другой рукой мне в горло и подалась корпусом вперёд, вскоре придавив к подоконнику. Ее холодные пальцы сжали мою плоть до красных следов, и я ощутила на себе ее рваное дыхание, опалившее мою грудь. Я коленом ударила подругу в живот, из-за чего та встретилась спиной с подоконником, разворачиваясь всем корпусом, но в следующий миг она юркнула между моими ногами, дёрнув за подол платья. Я ударилась виском о край подоконника, перед глазами мгновенно пошли разноцветные круги, свидетельствовавшие о том, что я скоро потеряю сознание, и кровь обильным ручьём нещадно хлынула из ушибленного места. Дальше я просто не могла соображать — такой манёвр почти вывел меня в полный нокаут. Я словно со стороны видела занесённое лезвие ножа над своей грудью, целившееся мне прямиком в сердце. Сейчас. Сейчас это закончится. Мне больше не придётся бултыхаться на поверхности воды в отчаянной попытке продлить свою жалкую жизнь ещё на один день, когда завтра всё начнётся по новой. Это чёртов День Сурка, чёртово беличье колесо, откуда не сбежать. Я восемь лет боролась за своё существование, чтобы в одну секунду бросить это все на произвол судьбы. Значит, так тому и бывать. Тело девушки передо мной прознаёт сквозная пуля, отрекошетившая от стены. Бездыханное тело замертво падает на пол прямо передо мной и бьется в предсмертных конвульсиях, после чего навсегда замирает. Кровь постепенно превращается из лужицы в озеро, впитываясь в каменную поверхность под ногами. Алла роняет мой нож, и тот, звякнув, падает неподалёку возле моей ладони. Сначала с потолка вниз головой свисла непонятная фигура третьей незнакомки, а потом та элегантно и аккуратно приземлилась на пол, не издав ни звука. Проследив за местом ее изначального появления, я поняла, что оно оказалось отверстием вентиляционного люка, решетчатая крышка которого висела перпендикулярно земле. Эта девушка наблюдала за нами, и неизвестно, сколько именно та пробыла там и сколько многого могла услышать. Присев на ноги, таинственная незнакомка поднимает взгляд таких до боли знакомых льдистых колючих глаз, презрительный взгляд коих не искажается даже с помутнением рассудка. Девушка постепенно вырастает надо мной, из-за чего становится возможным быстрым взглядом обежать ее одеяние — это было приталенное платье насыщенного синего в такт цвету радужек с таким же удобным разрезом, как и у меня. Из намёка на миловидность — лёгкий макияж, а продольный шрам, ставший очень заметным при близком рассмотрении, совсем недавно украсил ее тонкую шею. Дуло пистолета мучительно медленно прочертило в воздухе вертикаль и остановилось у моего лба, холодом металла обжигая кожу. Ее ехидная ухмылка постепенно растекается шире, приобретая оттенок радости лёгкой победе. — Почему ты здесь? — я медленно поднимаю взгляд на лицо Арсланы и смотрю той прямо в глаза, не отступая и не робея. Я испытываю безразличность и равнодушие к своей судьбе, и поэтому меня ни капли не колышет ни ее привычное состояние, ни оружие, вплотную приставленное ко лбу, готовое в любую секунду проделать сквозную дыру в голове. Арслана чуть склоняет голову набок и приподнимает брови, нескрываемо насмехаясь надо мной. — Потому что мне тоже дали это задание. А ещё если ты не попытаешься сбежать, то отправишься на небеса прямиком к своей подружке. В эту же секунду я, не медля, со всей силы всаживаю обнаглевшей дряни свой нож по самую рукоятку, попав в область бедра, располосовав лезвием продолговатую рану до самого колена. Арслана громко взвизгнула от боли, пронзившей ногу, а я тем временем подрываюсь с места и бегу, бегу без оглядки, бегу, как трусиха, вдаль по коридору в неизвестность. Я игнорирую невыносимую боль в правой икре, сцепив челюсти до противного скрежета зубов, и яростную брань за спиной, стремясь сбежать из опасного места. Я бежала до тех пор, пока не почувствовала, что сердце сейчас лопнет от нагрузки, а лёгкие взорвутся от жжения из-за недостатка кислорода. Обессиленно упав на колени, я повалилась всем остальным корпусом на каменный пол, ощущая его ледяной холод вспотевшей оголенной кожей, и вдыхаю воздух огромными порциями в попытке отдышаться. Грудь рвано вздымается и падает, пульс постепенно сбавляет бешеный темп, кровь с виска перестаёт течь. Зажмурив глаза, я представляю, что всё это очередной кошмар во сне, и стоит лишь открыть их, как я окажусь в постели в окружении мирно сопящих подруг. Но вот я снова раскрываю веки и вижу перед собой бесконечно высокий потолок, от которого голова начинает ещё пуще болеть и разрываться от неугомонного потока мыслей, давящих на сознание своим изобилием. Я слышу приглушённые шаги в конце коридора, которые с каждым мгновением становятся все отчётливее. Мой крохотный увядший голосок надежды пытается уверить меня в том, что это шаги спасения, но голос реальности, более громкий, заглушает пространство и кричит о том, что в стенах этого здания такого быть не может. Мне хорошо. Это глупо, наивно и странно. Но когда я ощущаю себя под прицелом оружия приблизившегося ко мне человека, то расплываюсь в ещё более безумной улыбке и навсегда замираю в своей позе. Кровь тонким ручейком стекает с кольца губ и образовывает на полу алое пятно, увековечиваясь на поверхности. Пуля прорезает мою грудь и сердце, заставляя его замедлиться и затихнуть навсегда. Кровь перестаёт циркулировать по телу, оно медленно остывает и так стремительно холодеет одновременно. Я больше ничего не ощущаю — ни гложущего изнутри страха, ставшим таким привычным чувством горя о потере; я не плачу, не смеюсь, даже не думаю. С моих уст срывается лёгкий смешок, так скоропостижно перерастая в истеричный гул, говоря об окончательном сумасбродстве, так беззаботно дурманящим рассудок. С последним вдохом всё прекращается, и пустота забирает меня в неизвестность. Теперь мне больше не за что переживать.

***

После смерти Аллы я окончательно охладела к остальным. Теперь меня не цепляют ни доброжелательные улыбки своих коллег, ни намёки о заботе, ни прочие радости взаимоотношений. Я замкнулась в себе, заключив, что больше никогда не привяжусь к какому-либо человеку, потому что это всегда влечёт за собой боль и смерть. Мне не суждено быть счастливой с кем-то — в таком случае, ничто не мешает мне быть счастливой в полном одиночестве. Я стала хладнокровной машиной для убийств. Безоговорочно выполняю приказы начальства, безупречно потакаю их воле, и даже в отпуске не даю себе слабины и продолжаю тренироваться, потому что не вижу смысла в пустом времяпровождении без стрельбы и борьбы. Ни одно в мире чувство никогда не станет аналогом того дикого адреналина в крови, того крышесносного наркотика, который я получаю на успешном завершении миссий. Ни алкоголь, ни сигареты, ни даже интим не смогут заменить мне манящую тягу лицезреть страх на лицах жертв, их застывший ужас в глазах, желание пролить кровь, так сильно удовлетворяющие моё эго. Я знаю, что не смогу жить без этого. Потому что организм каждый раз требует повышения дозы, которую однажды станет неоткуда черпать. А это когда-нибудь случится. Струи воды смывают негативную энергетику в канализацию, придавая свежих сил для предстоящего задания. Я как всегда уверена, что все пройдёт гладко, потому что если ты чего-то желаешь добиться — нужно просто сильно захотеть. Спустя несколько минут я уже готова выдвигаться, выбрав из гардероба кремовый тренч, под которым скрывается короткое платье безусловно красного цвета, и нацепив родные очки на пол-лица несмотря на пасмурную погоду за окном. Готовность и упорство разрывают меня изнутри на мелкие кусочки, поджигают решительность и вытесняют сомнение. Я скрываюсь за обратной стороной двери своей квартиры и подношу рацию к губам, готовая к началу задания. — Какова моя цель на сегодня?