Прелюдия к истине

Сердце пропустило несколько громких, тяжелых ударов. «Связь, о которой вы пытались мне все это время сказать, действительно существует». Во рту расцвел отвратительный металлический привкус, и Невиллет почувствовал, как горло свело невыносимым жаром. Он даже хотел было хорошенько прокашляться или сделать несколько крупных, торопливых глотков воды, чтобы унять появившейся зуд, но остался неподвижен на своем месте, практически замер, не дыша и смотря в одну точку. Вдруг показалось, будто он прямо в эту секунду услышал отголоски размышлений Готье: «Его вина очевидна, месье Невиллет. Особенно на последних актах допроса. Взгляните, кажется, Каспар, наконец, попросту раскололся». Юдекс отогнал от себя навязчиво запрыгавшие воспоминания и крепко сжал челюсть, не позволяя ни единому хрипу вырваться из глотки. Набрал в грудь воздуха. Выдохнул. И постарался сохранить внешнее спокойствие, прилагая неимоверное усилие, чтобы внутреннее потрясение осталось незамеченным для трех пар внимательных глаз. А все потому, что Месье Невиллет, уже несколько сотен лет занимающий позицию Верховного судьи Фонтейна, не привык отвергать факты. И пусть его настойчивость и уверенность в собственной правоте могли восприниматься некоторыми (или даже многими) как чрезмерное проявление принципиальности или же попросту самодурство, истинной причиной проявления этих качеств было всегда одно — неоспоримость фактов. Это всегда казалось бесконечно простым — вещественное доказательство невозможно оспорить, у него нет множества аспектов, его лишь нужно проанализировать по четко организованной, веками проверенной процедуре, с годами и развитием технологий только дополняемой и уточняющейся. Отпечатки, письма, экспертизы, показания нескольких незаинтересованных сторон — и картинка складывалась сама по себе. Невиллет всегда понимал важность своей роли в судебной системе — он гарантировал четкое выполнение всех процедур, подтверждал достоверность и качество доказательств, произнося затем то самое «виновен» множество раз. И каждый день он доказывал в первую очередь себе, что вся эта ответственность возложена на него неспроста — он не упускал ни единой детали, кладя на алтарь справедливого суда всю свою жизнь, исполняя в этом зацикленном акте лишь одну единственную роль. При таком подходе ошибка, казалось, исключена. Однако, всегда ли так неоспорим факт? Действительно ли месье Невиллет никогда не ошибается? Он чуть плотнее сжал пальцы в кулаках, вернув внимание документам, беспорядочно разложенным на поверхности стола. Как бы он ни был уверен в правильности расследования дела «Семи», сегодня что-то в этой ясной картине не складывалось. И если несостыковки с отпечатками и показания свидетеля еще необходимо было перепроверить, то обнаруженная улика с пятнами на телах нескольких жертв буквально кричала, привлекая внимание. Отказываться от этой истины ради сохранения собственного авторитета было бы безответственно по отношению к Фонтейну, по отношению к самому себе и к своей роли. Поэтому, каким бы ни было желание отрицать это, вердикт по делу «Семи» — больше не аксиома. — Я не понимаю… Вы хотите сказать, что аллергия у мисс Дюфте может быть аллергией на апсентион? — Люмин практически вырвала мужчину из хаоса вихрящихся мыслей, и Невиллет поднял на нее тяжелый, блестящий в свете лампы взгляд. Путешественница рассеяно смотрела на бумаги, будто те могли дать ей ответ, но вопрос, однозначно, направила прямо к нему. Юдекс скользнул глазами по тонким женским пальцам, держащим листы, и ответил привычно ровным, непоколебимым тоном: — Я хочу сказать, что пятна, идентифицированные нами как аллергическая реакция у мисс Дюфте, по своему внешнему виду и типу очень схожи с теми, которые мы видим на этом снимке. Боковым зрением мужчина уловил, как кивнула блондинка, сидящая рядом с ним, а затем, опередив его, переложила снимок поближе к напарницам. Паймон скривилась, но все же наклонилась ближе, держа блокнот и ручку наготове. Вслед мисс Каспар добавила: — Кровь госпожи Дюфте уже проверялась на предмет наличия нестандартных примесей? — ее голос прозвучал холодно, нетерпеливо и особенно требовательно. Юдекс перевел на нее вдумчивый, внимательный взгляд. Навия продолжала перебирать бумаги, по всей видимости уверенная в том, что теперь он легко выложит ей информацию по текущему делу. Что ж… От абсурдности ситуации Невиллет почти позволил себе полуулыбку. Подумать только: он так долго ограждал ее от всех следственных процессов, так часто напоминал о ее «месте», так придирчиво реагировал на ее эмоциональные всплески и выводы, а теперь эта девушка не просто получила доступ к совершенно секретным материалам архивных дел, но и требовала неоспоримой возможности участия в новой цепочке следствия. Действительно железная хватка. И хотя он уже дал на это свое согласие ещё в особняке семьи Дюфте, от понимания того, насколько все переменилось буквально за три с половиной недели, юдекс все же ощутил себя парадоксально глупым. Навия, не дождавшись ответа, подняла на него вопросительный взгляд. Невиллет медлил, пытаясь найти что-то в глубине ее глаз: его собственные зрачки чуть заметно дрожали, а мысли туго затягивались. Является ли обнаружение пропущенных улик поводом больше не подозревать мисс Каспар? Или же он и так никогда не воспринимал эту версию всерьез? Ответ все же сорвался с его губ быстрее, чем он разобрал хотя бы один вопрос в своей голове: — Ничего необычного обнаружено не было. Лишь повышенный уровень глюкозы, что легко объясняется прижизненными пищевыми привычками жертвы. Ее взгляд совершенно не изменился, даже не дрогнул — он в принципе выглядел сухим и цепким все последние сорок минут и, видимо, останется таким уже до конца всего анализа. Треск мыслей в голове от этого только усилился. Невиллет свел брови к переносице, и девушка вновь нарушила возникшую тишину: — Хм, довольно странно. Может быть, анализ тканей? Уже провели вскрытие? — Навия осталась верна стальной собранности в своем голосе, а потому начало казаться, будто она чуть ли не принуждала мужчину дать ответ. — Анализы уже должны быть готовы, — строго покачал головой юдекс, возвращая внимание к лежащей перед ним папке с пресловутыми отпечатками с ножа Калласа. Веки от напряжения покалывало, и волна раздражения стремительно начала затапливать судью изнутри — ну и как ему прикажете поступить? Дать свободный доступ ко всем делам? Безоговорочно довериться постепенно открывающейся, но все еще туманной теории? Окончательно отмахнуться от профессиональных принципов? Юдекс задумчиво поджал губы, сведя брови, и скулы на его лице стали острее. Аметистовый подтон растворился в глазах, уступив место более темному, сливовому цвету. Выглядел он довольно непроницаемо и мрачно. Конечно, Невиллет помнил, что согласно протоколу посторонние лица не могут иметь доступ к документам по открытому следствию. Он прекрасно знал об этом, и именно из-за этого самолично уволил одного из своих лучших следователей. А что получалось теперь? Он, гарант справедливости и праведности, допускает ту же ошибку, что допустил Готье. Его губы едва тронула нервная усмешка, мгновенно подавленная железным самоконтролем — мужчина хрипловато прокашлялся в кулак, обтянутый перчаткой. Естественно, он знал верное решение. Понимал, как ему стоило поступить: самым простым и логичным путём было бы сейчас же закончить все это мероприятие, проводить девушек к выходу и самостоятельно изучить обнаруженные детали. Затем вынести новый вердикт или, по крайней мере, вынести обе цепочки на консилиум и совместно с подчиненными утвердить взаимосвязь двух цепочек. Однако, юдекс также осознавал, что общеизвестный ответ по делу «Семи», который до этого дня плотно вязался со словом «логика», сегодня на его же собственных глазах рассыпался прахом сомнений. И медлить не было времени, потому что люди снова умирали. К тому же, Невиллет был уверен, что эфемерная истина продолжала где-то существовать — и только в его руках теперь сделать все, чтобы ее разузнать, чтобы все прекратить. Потому что это его долг — обнаружить эту запутанную, мрачную правду, даже жертвой собственных устоев и правил. Решение было принято. Невиллет снова посмотрел на блондинку, сидящую подле него: — Все детали открытых дел находятся в криминалистическом подразделении. Я позабочусь о том, чтобы их принесли. — Он сделал совсем небольшую паузу, должно быть, даже неуловимую для собеседников, затем с присущей ему грацией поднялся на ноги и вышел за дверь. Никакой резкости движений — лишь привычная собранность. Только вот сердце все равно почему-то болезненно трепыхалось в груди, надавливая прессом на ребра. Воздух в коридоре оказался прохладным, сырым и от того таким спасительным — судья глубоко наполнил им свою грудь и сосредоточил мысли на новом цикле. Какие-либо сомнения в правильности своего выбора отступали на задний план перед размышлениями о деле. Юномия, Корали, Дюфте — что связывало этих жертв? Почему именно они? Пока вопросы крутились в голове юдекса, он быстрым шагом прошел по коридору до самого конца, свернул к лестнице, осторожно, но бегло поднялся по ступенькам и за пару коротких мгновений нашел нужную дверь. Недрогнувшая рука спешно звякнула ключом, и скрип петель отрезвляюще резанул по ушам. Свет здесь не горел — оно и логично: до начала смены у криминалистов ещё, как минимум, четыре часа беззаботного сна. Невиллет щелкнул выключатель на стене, жмурясь от тускловатого желто-оранжевого света и медленно подошёл к металлическому стеллажу. Как и в деле «Семи», для каждой жертвы новой цепочки была выделена отдельная папка, и все они хранились в отдельной ячейке. Невиллет собственноручно следил за порядком не только в судебном процессе, но и в документации. Он не терпел путаницы в архивах, и потому все дела были отсортированы и сложены так, чтобы к ним был максимально оперативный доступ. Пробегаясь сосредоточенным взглядом по фамилиям жертв, мужчина приподнял голову и быстро вытянул нужную сводку — «Мадам Дюфте. 1815 г.». Периферийным зрением он невольно заметил остальные дела по цепочке, существование которой Невиллет еще не подтверждал официально, но несмотря на это все эти документы были расположены в одной ячейке. Мужчина молча посмотрел на полку, словно решая, насколько в действительности он готов поступиться своими правилами. И спустя секунду в его руках уже лежали все три папки.

***

— Посмотри, Люмин, я почти уверена, что это те же самые следы! — еще не войдя, Невиллет услышал звонкий, возбужденный голос мисс Каспар и почему-то невольно притормозил у порога. Дверь была открыта, и он видел, как Навия сидела к нему спиной, увлеченно пролистывая страницы и отсматривая все фотографии, а Люмин, оказавшись напротив блондинки, подняла глаза и согласно кивнула: — Ты знаешь, это действительно очень на то похоже. Паймон, перепиши этот абзац с описанием, — путешественница говорила спокойнее, но не менее заинтересованно. — Месье Невиллет, прошу, взгляните на это — кажется, Навия обнаружила похожие следы на теле еще одной девушки. Это уже третья жертва в цепочке, хотя и наиболее явное влияние присутствует лишь у пятой жертвы — мисс Греты Фогель. Пока она единственная, у кого обнаружен апсентион в крови. Невиллет ответил девушке легким кивком и подошел к столу, вслушиваясь в беседу. Навия скосила глаза на подошедшую фигуру, но быстро вернулась к размышлению: — Люмин, у этой девушки есть «пятна, характерные следам борьбы». Хм-м… При этом, в дальнейшей сводке следствие отрицает, что жертва оказывала сопротивление. Это довольно странно. Нужно записать и этот момент тоже. Я не удивлюсь, если эти «розоватые округлые пятна» — это то же самое, что мы уже видели. Напарница только кивнула, вчитываясь в характеристику судмедэксперта по делу Греты — казалось бы ничего нового в ней всплыть уже не могло, но путешественница, не отрывая от бумаг свой взгляд, подошла к Каспар, по видимости, чтобы сравнить выводы с заключением у Навии в руках. Невиллет, пользуясь возникшей паузой, сложил новые папки ровной стопкой на стол: — Между убийствами были достаточно длительные перерывы и не всегда осмотром тел убитых, а также экспертизами были заняты одни и те же люди. Поэтому характеристики могут отличаться. Позвольте взглянуть. Навия, чуть помедлив, придвинула к нему две раскрытые папки. Его взгляд быстро зацепился за уже произнесенные ею слова. Пока все складывалось именно так — следствие упустило явную связь между несколькими жертвами, не исключено, что между всеми в принципе. И есть вероятность, что этот факт — оправдание Калласа Каспара. Невиллет кивнул сам себе и указал на три новых документа, которые принес с собой: — В этих папках все данные по последним убийствам. Думаю, нам будет полезно проанализировать детали осмотра мест преступления и тел жертв на предмет похожих улик. — Тогда предлагаю разделиться. Папок три — так будет быстрее, что скажете? — Люмин, на этот раз находящаяся в центре между Навией и Невиллетом, посмотрела по сторонам на них. Юдекс кивнул, осознавая, что после ухода девушек у него еще будет время самостоятельно изучить каждую открывшуюся деталь. Боковым зрением он заметил, как Мисс Каспар пожала плечами, изучающе глядя на него. Однако отвечать на ее взгляд мужчина не собирался — заместо этого юдекс раскрыл папку по делу мисс Дюфте, последней из трех жертв второй цепочки убийств, и торопливо отлистал в конец, где были вклеены свежие результаты вскрытия. Несколько минут он скользил взглядом по строчкам в таблице, еще раз убеждаясь, что анализ крови не показал каких-либо примесей, как он и озвучил ранее. Абсолютно чистый ОАК: никаких признаков отравления снотворными, наркотиками или транквилизаторами, показатели мочевины, ионов калия и натрия в норме, лишь повышенный уровень глюкозы в крови, близкий к диабетическому состоянию. Неприятно, но далеко не смертельно. Хм. Если причина не внутри, значит искать тоже нужно не там — судья повел взгляд ниже, изучая приложенные к делу свежие фотографии и подробную характеристику прямо под ними. Знакомые пятна были хорошо видны и на фото, и детально описаны в приложении — следственная группа постаралась и предоставила размеры, толщину окружности и даже примерное количество этих пятен. Невиллет достал фотографию, на которой были хорошо запечатлены следы той самой «аллергии», и приложил к уже лежавшей на столе фотографии тела мисс Лемуан. Пятна были если не идентичны, то однозначно единого происхождения. Дело было за малым — если выглядят они так однородно, значит, причину можно проследить в гистологии. Пальцы вновь зашелестели страницами, и вот перед глазами раскрылись две таблицы. С учетом отсутствия каких-либо особенностей как в крови мадам Дюфте, так и на ее теле, и единственным «отклонением» являлся подмешенный в пищу яд, то неудивительно, что никаких выделяющихся совпадений с анализами мисс Лемуан, не обнаружилось. Но Невиллет был этим все равно не доволен. Напрашивался вполне рациональный вывод. — Нет-нет-нет! — Паймон вдруг завизжала и закрыла глаза. Перед Люмин и ее компаньоном была раскрыта страница с многочисленными фотографиями первой убитой девушки второго цикла — Юномии. — Снова эти жуткие фотографии. — Паймон, подожди… Взгляните! — Люмин торопливо вытащила снимок ярко-розового тела и положила ее прямиком в образовывающийся на столе ряд. Невиллет снова кивнул. Сходство было очевидным. Люмин спокойно добавила: — Насколько я помню, здесь также была выявлена аллергия. Наконец, и Навия оторвалась от дела и воскликнула: — Черт возьми! Это никакие не ожоги?! Еще одна фотография на сей раз с раздробленным телом мисс Корали дополнила ряд. Невилетт внимательно вглядывался в снимки обезображенных жертв на снимках, выделяя только теперь ставшие такими яркими и заметными проявления аллергии. Грязно-розовые пятна, пробегающие от шеи до подмышки у первой жертвы, проступающие сквозь прожжённую кожу груди и живота розоватые отметины у второй, такие же «следы», спускающиеся от гортани до ключиц, у третьей. Как он вообще мог не заметить их раньше? Такое ощущение, будто они нарочно появились только сейчас… На секунду юдекс сцепил зубы, возвращая себя в привычно сдержанные рамки, и все же проговорил: — Возможно, «ожог» будет более достоверной характеристикой этих следов, так как в крови и гистологии ничего обнаружено не было. — Чтобы это ни было, он однозначно решил это скрыть, — Навия вдруг приподняла листок с кратким досье на Корали, — кроме второго убийства больше нигде нет каких-либо упоминаний о контакте с огнем или чем-то иным, чем можно оставить ожог… Кроме того, здесь, — она осторожно привстала и коснулась пальцем фотографии с хорошо заметным обожжённым участком живота жертвы, — явно была использована горелка. Посмотрите, у ожога есть центровина, — если бы не обращенный прямо на него прямой и открытый взгляд блондинки, Невиллет бы вряд ли понял, что мисс Навия приглашает совместно изучить обнаруженное. В очередной раз прочистив горло, он обошел сидящую в центре путешественницу и остановился слева от мисс Каспар, нависнув над столом. Девушка вмиг продолжила. — Будто кто-то специально задавал ему направление и, если присмотреться, воздействие горелки перекрывает все следы нашей «аллергии». Под кольцом ожога проступают знакомые пятна. Отсюда напрашивается логичный вывод: кто-то пытался скрыть факт проявления аллергии, поджарив кожу в этих местах. — Просто кошмар… — внезапно похолодевшим голосом пролепетала Паймон, но тут же была перебита Люмин: — Тогда возникает вопрос: зачем травить человека, если потом все ровно придётся прятать следы своего воздействия? Каспар на секунду задумалась, облизав пересохшие губы: — Чтобы скрыть… саму связь? Невиллет внезапно поднял на нее глаза, но перебивать не стал. Блондинка пробежалась по фотографиям с серьёзным выражением лица и приобняла себя руками: — Это имеет смысл, если убийца начал понимать, что следствие выходит на его след. Он мог бы таким образом просто… подстраховаться. Выдать одно и то же повреждение за разное, не оставив намеков, что все это на самом деле и есть его личный почерк. Указательный палец мужчины неслышно отстукивал по металлической столешнице, пока юдекс анализировал слова Каспар, покачивая головой в так каждому ее предположению, понимая, что соглашается с озвученной логикой. Невиллет выпрямился и задумчиво потер переносицу. Вторая бессонная ночь подряд давала о себе знать — даже ему, привычному к абсолютно несбалансированному режиму дня, было сложно слету воспринимать подобную информацию. Опустив глаза, юдекс встретился с голубыми, блестящими, по-видимому также от усталости, глазами мисс Каспар. Ее взгляд казался стеклянным, но радужки чуть дрожали. Несколько секунд она, замерев, смотрела на него, очевидно, переваривая только что озвученное собственное предположение. — Это действительно логично в свете той информации, которой мы теперь обладаем. Результаты вскрытий не дают нам возможности как-то сопоставить эти улики. Если это аллергия, то достаточно сильная — это заметно по следам ее проявления, но по нашим данным, жертвы не страдали хроническими аллергиями, а их анализы опровергают факт возможного наличия инородных веществ в их крови и желудке. Конечно, это будет перепроверено. Но пока более вероятным видится внешнее воздействие. Если это не ожог, то явно что-то подобное ему. Невиллет медленно кивнул, когда Люмин взяла две фотокарточки в руки и приложила их друг к другу, по видимости, чтобы более наглядно сопоставить. — Возможно, попытки скрыть эти следы могли прослеживаться и в деле «Семи»? — снова мисс Каспар явно обращалась к нему, хоть на этот раз об этом не свидетельствовал ее прямо направленный взгляд. — Это возможно. Либо же эти следы могли быть лишь идентифицированы… — …как ожоги! Точно, вы упоминали, что расследованием разных эпизодов убийств могли заниматься разные следственные группы. А что насчет судмедэкспертов? Это также могли быть разные люди, составившие отличающиеся характеристики? — Да, — коротко ответил Невиллет, пытаясь вспомнить, сколько их сменилось за то десятилетие. — Что ж, тогда нам нужно еще раз изучить протоколы досмотра, особенно описание тел убитых, — голос Навии приободрился, отражаясь от холодных серых стен. Интересно, если бы надежда могла звучать, она звучала бы так? — Так точно, напарница! — путешественница попыталась добавить своему голосу хотя бы долю того же энтузиазма, что был у мисс Каспар, но на контрасте она прозвучала скорее устало. Малышка Паймон замерла в нерешительности: должно быть, ей совсем не хотелось вновь воображать и рассматривать устрашающие картины, да и переписывать целые страницы заключений — тоже. Что ж, в итоге они поделили папки между ними тремя. Паймон лишь записывала под диктовку, находясь на безопасном расстоянии от стола, откуда почти не видно было фотографий мертвецов крупным планом. Пока Люмин сидела с прямой спиной, а мисс Каспар поджала под себя ногу, склонившись над одной из папок, Невиллет остался на ногах — после многочасового сидения спина практически не разгибалась. Он оперся бедрами о стол, скрестив ноги, пока ладони крепко держали охапку документов. Шумно зашелестели страницы, и зашкрябала ручка в блокноте Паймон. Лишь изредка все трое давали указания, что именно и по какому убийству нужно отметить.

***

Никто не засекал времени и не считал минут, а скорее даже часов, потраченных на повторный анализ. Однако, в результате перед четырьмя парами уставших глаз лежали разложенные по группам фотографии шести жертв дела «Семи». — Значит, — Навия заговорила первой, нарушив тишину, таинственной пеленой накрывшей небольшое помещение, — значит, это …правда? Вопрос не требовал ответа. На теле каждой из шести убитых девушек были обнаружены проявления аллергии, старые ожоги, родимые пятна. Какие-то следы были легко идентифицируемые на фото, какие-то красочно описаны в протоколе вскрытия, какие-то и вовсе были интерпретируемы следствием некорректно и скорее путали общую логику. Однако, когда дело доходило до размеров, формы и цвета — они наблюдали точное попадание. Настолько точное, что любое совпадение исключалось. — Да. Таких совпадений не бывает, — будто услышав мысли Невиллета, нарушила возникшую тишину путешественница. — Связь очевидна настолько, что кажется странным, как мы не заметили ее сразу. — И правда! Почему мы сразу не решили расположить их вместе? «Действительно, месье Невиллет, почему?» «Почему этого не сделало следствие?» «Почему ты не сделал этого сам?» Впрочем, глубоко режущие душу вопросы остались лишь в голове юдекса. Очевидность его собственной ошибки, недосмотра, халатности щипала глаза и вставала комом в горле. Казалось, что произнести что-то по этому поводу будет означать абсолютное равнодушие к собственной ошибке и ее последствиям. С трудом, со скрежетом в зубах, он сдвинул эти мысли с переднего плана. Работа на сегодня еще не закончена. Нужно собраться. — Вы говорите, что дело именуется как «дело Семи»? — Люмин обернулась к юдексу и сидящей рядом с ним Каспар, — Но девушек шесть. — Жак. Последним был Жак, — Невиллет заметил боковым зрением, как Навия склонила голову над столом, будто пряча лицо за упавшими прядями золотых волос. Последнюю жертву приобщили к цепочке, так как она была совершена, по мнению следствия и самого судьи, руками одного и того же человека — Калласа Каспара «Бесчестного». И, безусловно, именно это обвинение по делу господина Калласа стало первым сильным и болезненным ударом для организации под управлением семейства Каспар. Газеты пестрили заголовками о расколе в «Спина-ди-Росула», где одна сторона была убеждена, что именно Каллас Каспар и совершил убийство своего подчиненного, верного работника родственной организации, а затем и всех прочих жертв, другие же — отстаивали его честь, непреклонно уверяя, что это все грязно организованная инсценировка и заговор. — О-х. Тот самый Жак — супруг погибшей мисс Корали, — мрачно заключила Люмин, и Невиллет остро ощутил, как в горле что-то пережало. Их ребенок осиротел в семь лет. Всего в семь лет. — Что ж, давайте закончим с этим, — встрепенулась Каспар и резко подняла голову, дернув плечиками. Остальные лишь молча кивнули: путешественница не сводила с напарницы глаз, внимательно оценивая ее состояние. Невиллет и сам понимал почему — должно быть та догадывалась о том, что завершающий аккорд дела «Семи» принес мисс Навии максимальные страдания. Но блондинка между тем не обращала на окружающих особого внимания и решительно придвинула к себе папку с делом по убийству Жака. — Что-то я не понимаю, — проговорила Люмин, как только сидящая слева от нее Каспар открыла первую страницу. На ней было вставлено не только фото погибшего Жака, но и неизвестной девушки — очередного «близнеца» в этой серии убийств. — Мари Жирар. Двадцать один год на момент… на момент «пропажи»? Когда было обнаружено ее тело? — рука путешественницы потянулась к папке и приподняла несколько страниц в поисках посмертного фото Мари. — Кхм-м. Девушка так и не была найдена. Она до сих пор числится пропавшей, — монотонно констатировал судья. Весь этот бесконечно длинный вечер месье Невиллет смотрел на дело «Семи» сквозь призму уже озвученного им самим приговора, сквозь убеждение, что убийца найден и осужден. Придя сюда, он все же допускал возможность обнаружения какой-либо связи между цепочками, но по его мнению это могло проявиться лишь в осведомленности убийцы о методах и нюансах подобного рода занятий. Убийства «Семи» — громкое дело, долго остающееся пищей для сплетен в Фонтейне, и неудивительно, что кто-то мог «вдохновиться» подобной историей ради удовлетворения собственных маниакальных потребностей. Но можно ли назвать это «связью»? Скорее нет. Эпизод с седьмым убийством и одновременной пропажей мисс Мари Жирар по ожиданиям юдекса должен был стать жирной точкой в убеждении мисс Каспар в виновности ее отца. Невиллет знал, насколько ясной выглядела картинка, по крупицам собранная и подробно изложенная в этой папке, насколько в ней все очевидно и однозначно. После изучения этих материалов никаких сомнений не должно было остаться ни у кого из присутствующих. Однако теперь, смотря на печатный текст, тянущийся длинными ровными линями по желто-серым страницам, он уже не видел той самой истины, существовавшей для него все эти годы. Теперь на его собственные воспоминания, ничуть не смазанные за прошедшее время, накладывались грязные, растекающиеся кляксы несостыковок, недосмотренностей, упущений и ошибок. Его собственных ошибок. Теперь папка с материалами по последнему убийству цепочки из убедительного «последнего слова» превращалась в таинственный объект интереса и для юдекса. Если в деле допущена ошибка, то ничего из изложенного на этой груде бумаги больше не являлось абсолютной истиной, а значит требовало скорейшего изучения и внимательного пересмотра. Невиллет скрупулёзно вчитывался в документы из-за спин сидящих за столом девушек. Он и сам не знал, почему желал оставаться в стороне в тот момент: быть может, он не хотел нарушать мыслительный процесс двух светлых умов, давших фору его собственному, а возможно, все же не до конца верил в происходящее. Невольно его мысли заняло томительное ожидание, когда он сможет остаться один на один с этими документами и самостоятельно изучить их вновь. — Жак помогал отцу и дяде в расследовании, я часто видела его у нас дома вечерами, они с отцом долго что-то обсуждали, — задумчивым полушепотом проговорила мисс Каспар. — Зачем же ему убивать своего же помощника?! — лепетала Паймон где-то совсем рядом. Кажется, отсутствие страшно-подробных описаний мертвых тел в этом деле ее поуспокоило. — Конечно же, не за чем. Давайте посмотрим, как все происходило по версии следствия. Невиллет заметил, как она снова сделала акцент на последних словах, подчеркивая, что версия следствия вовсе не означает объективность. Его губа чуть дрогнула в раздражении, но мог ли он теперь обвинять ее в этой показательной пренебрежительности? — Месье Каллас находился под домашним арестом. Ему было запрещено покидать границы Пуассона на время следствия. Ага… уже активно велась работа по доказательству его вины? Это, полагаю, из-за обнаруженного ножа… — путешественница рассуждала вслух под молчаливые кивания Навии. Невиллет также не прерывал ее, ожидая, когда та перейдет к самому важному моменту. — Двадцать пятого июня 1811 года примерно в 16:25 по местному времени патрульно-постовая служба жандармботов получила сигнал о том, что режим домашнего ареста был нарушен. Из Пуассона путь сбежавшего из-под ареста Калласа Каспара лежал прямиком в близлежащее поселение Рошбланш. Маячок его следящего устройства задержался по адресу, позже определенному следствием как дом, в котором проживала мисс Жирар. По приезде на место спустя двадцать минут следственная группа жандармов обнаружила месье Калласа и тело убитого месье Жака. Орудие убийства — револьвер серии Т-10, принадлежащий погибшему Жаку, был обнаружен там же. Люмин сделала паузу, оглянувшись на остальных, и продолжила, облизнув пересохшие губы: — Изучив все имеющиеся материалы по делу, следствие определило последовательность произошедшего следующим образом: Месье Жак выполнял поручения месье Калласа, одной из его задач было найти девушку, подходящую под описание. Именно этой девушкой оказалась новенькая в гильдии Кабриера — юная мисс Жирар обладала теми же самыми чертами внешности, как и у погибших до нее. Месье Жак сообщил Калласу Каспару, где та проживала, и месье Каспар, желающий не терять времени, сразу же отправился туда, чтобы совершить свое последнее убийство. Месье Жак, осознав, что искомая под описание девушка нужна была Калласу не для обеспечение ее безопасности, а для убийства, отправился вслед за ним, пытаясь его задержать. По дороге он пытался отговорить его от убийства, у мужчин произошел конфликт (что подтверждается словами свидетелей, встретившихся по пути: о громкой брани месье Калласа). На месте преступления Жак достал револьвер и попытался защитить девушку, пока той удалось сбежать. Но Каллас Каспар оказался намного проворнее и, выхватив у того револьвер, застрелил его, за чем его и застала прибывшая на место преступления следственная группа. Невиллет оглядел группу в архивной комнате после последних слов Люмин, оценивая их реакцию на только что услышанное. Паймон озиралась по сторонам, не решая вставить и слова, предоставив это своей напарнице, пока та так и не оторвала задумчивого взгляда от текста и смотрела на него, по-видимому, перечитывая, но на этот раз уже про себя. Мисс Каспар, сложив руки на груди, смотрела куда-то в сторону. Губы ее были сжаты до побеления, а взгляд был напряженным. О чем она думала в тот момент, догадаться было сложно. Стало ли для нее прочитанное откровением? Или же у нее и на этот счет было что ответить? Будто услышав его вопрос, Навия повернулась к Люмин и мягко взяла из ее рук документы: — Что ж, версия звучит отлично подогнанной под требуемые стандарты следствия, но, говоря откровенно… Является настоящим бредом. Ее пальцы зашелестели страницами, переворачивая каждую так небрежно и торопливо, что Невиллет напряг челюсть, сжимая плотнее зубы, чтобы сдержать порыв сделать юной леди замечание. — Что ты ищешь, Навия? — Паймон подлетела к ней слева. — Хочу понять, что на этот счет сказал отец. Не знаю, как ему предподнесли эту чушь, но он должен был сказать, как все было на самом деле, изложить свою версию произошедшего. Знаете, я была дома в тот день, когда все случилось. Жак действительно пришел к отцу и что-то ему доложил. Мне не удалось расслышать, как я ни старалась, но заставило того быстро собраться и уйти. И да, Жак правда хотел его остановить. Но я четко помню слова папы: «Я должен посмотреть ему в глаза!». — Ты думаешь… — Да, я полагаю, что Жаку удалось что-то обнаружить. Отец был в гневе, когда Жак пришел к нему. Начав это расследование, что должен непременно положить этому конец. Последнюю страницу Каспар перевернула с рывком, чуть смяв ее. Тогда юдекс перевел взгляд на ее лицо: губы сжались еще сильнее в одну кривую, чуть дрожащую линию, а на щеках выступили мокрые дорожки. Невиллет поспешил отвести взгляд, переведя его куда-то в сторону, погружаясь в собственные воспоминания по этому делу. Он прекрасно помнил, как сам вскоре прибыл на место преступления. Месье Каллас был молчалив и пребывал в состоянии нервного оцепенения, граничащего с безумием. Его руки дрожали. Само собой, убийство Жака не было запланированным, но еще более внезапным стали все свалившиеся на его плечи последствия. Месье Невиллет хорошо запомнил взгляд мужчины, с которым столкнулся там, у дома мисс Жирар. Разочарование, боль, опустошение в стекленеющих бледно-голубых радужках. Его высохшие губы едва шевелились, прошептав последнее слово, сказанное на свободе: «Навия…» — Нет. Нет. Нет! — Каспар тем временем вчитывалась в допрос, низко склонившись над записями. Невиллет уже знал, что она там обнаружит, еще до того, как услышал ее разочарованное восклицание, поэтому выражение его лица нисколько не изменилось. — Почему он ничего им не сказал?! — она моляще посмотрела на Люмин, будто у той мог быть какой-то ответ. Путешественница переняла папку и прочитала допрос сама. — Это странно… Он не сознался, но и не отрицал ничего из того, что было изложено следствием. Что же могло заставить его замолчать? — Не понимаю… Не понимаю… Не понимаю! — мисс Каспар повторяла это снова и снова, с силой давя на свои виски, будто намереваясь выдавить из своего уставшего рассудка хоть какой-то логичный довод. — Навия, послушай, — Люмин коснулась ее плеча, — мы обязательно узнаем правду. — Обязательно! Но если бы группа «быстрого» реагирования не мешкалась, настоящий преступник был бы обнаружен еще тогда, а Жак и мой отец были бы живы. Если бы они прибыли вовремя, то застали бы истинного убийцу, увидели бы правду сами. Если кому-то эта правда действительно была нужна, конечно. Невиллет проглотил ее упрек и ее такой презрительный жест, когда она произнесла слово «быстрого». Но как бы ни была эмоциональна мисс Каспар, в чем-то она была права — быть может, никто не хотел видеть правду три года назад? Он сжал кулаки до боли в костяшках. — Мисс Навия, ваши свидетельские показания как по этому происшествию, так и по предыдущим, обязательно будут приняты к делу. Я полагаю, нам всем нужно многое переосмыслить и еще раз вернуться к расследованию несколько позже. Юдекс сам неохотно верил в то, что только что произнес. Он правда готов пересмотреть дело «Семи»? Поставить свое собственное решение под знак вопроса? — Только не говорите, месье Невиллет, что вы в действительности готовы мне поверить. Я же дочь Калласа Бесчестного, разве я могу говорить правду? — она подняла покрасневшие глаза на него, обернувшись к мужчине всем телом. — Я думаю, что сегодня нам удалось обнаружить множество важных деталей, которые, я надеюсь, возможно применить для продвижения в текущем расследовании. Вы проделали большую работу, за что я премного благодарен вам, мисс Каспар, и, конечно же, мисс Люмин и Паймон. Однако, чтобы получить с этого всего пользу, нужна небольшая пауза на отдых, — Невиллет сделал паузу. — И да, я верю вашим словам. Каспар лишь хмыкнула ему в ответ, отведя взгляд. Юдекс продолжил: — По сему, я предлагаю нам встретиться в том же составе через несколько дней, чтобы обсудить все то, что удалось обнаружить, пересмотреть детали без эмоций, кои могут быть вызваны излишним напряжением и попросту усталостью. Буду благодарен, если вы согласитесь помочь следствию и примите мое предложение. — Благодарю за доверие, месье Невиллет, — скоро ответила Люмин, кивнув Невиллету. Казалось, она ожидала этого предложения. Невиллет был наслышан о ее делах в других регионах, и его доверие не было для нее сюрпризом. Паймон закивала сразу за ней: — Детектив Паймон с радостью присоединится к расследованию, месье Невиллет! Мисс Каспар молчала, сверля взглядом стену, но на ее лице отразилось плохо скрываемое изумление. — Назовите дату и время, мы посмотрим, чем сможем помочь, — наконец заключила она, так и не удостоив его взглядом.

***

Девушки покинули дворец Мермония практически на рассвете с договорённостью вернуться сюда спустя пять дней — это было ближайшее свободное время в окне его расписания и несколько «тихих часов», которые он мог уделить такому важному делу. Однако стоило девушкам учтиво попрощаться и переступить мраморный порог холла, как у Невиллета внутри сжалась тысяча иголок. Он медленно развернулся, в душе радуясь отсутствию секретарей на рабочих местах, и с застывшим ужасом в глазах заторопился обратно в архив. Ему было необходимо все перепроверить самому. Сейчас же. Невиллет спускался по винтовой железной лестнице с неутихающим гомоном ощущений, едва ли привычных ему: это был весьма тяжелый переход от нервного потрясения к нарастающей панике. Спектр этих нормальных для людей, но совершенно странных для него эмоций, взрывался под коркой электрическими импульсами и стремительно расходился по коже. Юдекс был взвинчен почти до предела — и без того всегда идеальная осанка теперь казалась застывшей и каменной, а выражение лица было перечеркнуто пугающей остротой. Чего только стоила сжатая, побелевшая полоска губ и острые, как два клинка, зрачки. Дежурство ночной смены подходило к концу, и поэтому в коридорах то и дело мелькали рядовые работники палаты «Жардинаж», готовящиеся перехватить патруль над нижней инфраструктурной частью дворца Мермония. Каждый из них, как правило, был еще совсем юнцом — студентом школы «быстрого реагирования» при следственном комитете. Их зачисляли на службу сразу при поступлении, чтобы они быстрее привыкали к делу и, набираясь опыта, продвигались по карьерной лестнице. И вот теперь каждый из них, проходя мимо, считал своим долгом притормозить и отдать ему честь. Невиллет, стараясь держаться в своей привычной холодной манере непринуждённо, на третьем таком приветствии почувствовал, как начали неметь кончики пальцев. Его щит самоуверенности полосился трещинами, позволяя панике все глубже и глубже проникать в разум, делая его нервным и нетерпеливым. В конце концов, мужчина быстро обогнул нескольких молодых ребят в синей форме, и скрылся в уже привычном коридоре, намереваясь как можно скорее вернуться в архив. Сердце в груди болезненно сжималось и стучало на перебой. Естественно. Одно дело уповать на собственную правоту, руководствуясь сухими, достоверными фактами, и совсем другое — понимать, что допустил непоправимую, ужаснейшую ошибку. Невиллет тихо сглотнул и за считанные секунды преодолел расстояние до двери, сразу же сворачивая к делам трехлетней давности. Тем временем сердце колотилось уже где-то в горле: он пробежался глазами по желтым, электрическим лампам, прикрученным сбоку к каждому стеллажу, и невольно сжал ладони в кулаки. Сколько еще таких ошибок он допустил? В скольких делах был неосмотрителен и…глуп? Невиллет подошел к нужному стеллажу, и в глаза сразу бросилась черная лакированная табличка с золотой гравировкой: «1812–1813 гг.//УК КДФ», припаянная к железной стенке в начале ряда. От одного только взгляда на эту дощечку судья тут же вспомнил сосредоточенное лицо мисс Каспар и по телу невольно пробежали мурашки — мог ли он гарантировать, что во всех судебных заседаниях в год вынесения приговора Калласу Каспару он был объективен, собран и справедлив? Юдекс сглотнул с почти видимой горечью на лице. Нет. Больше не мог. На секунду он обернулся на дверь и, удостоверившись, что та закрыта, резко принялся вынимать плотно стоящие друг к другу папки. Пальцы слегка дрожали, едва ухватывая корешки сшитых дел, но Невиллет продолжал срывать папки с полок и, отрывисто дыша, складывать их на стол. Бумаги шелестели, и, если бы не сшитые нитками боковинки, точно бы уже разлетелись по всему полу. «Аллергия. Аллергия. Аллергия!» — Повторялось у него в голове, точно заевшая пленка в кассете, не дающая наконец выключить фильм. Он сгребал с полок все подряд, не вникая в название дел — интересовала лишь дата. 1812 год вспышками летел перед глазами, оседая изморозью на пальцах. Некогда не особо чувствительный к изменению температуры Невиллет теперь вдруг осознал, что руки его по-настоящему замерзли — скрытые перчатками и быстро перебирающие папки пальцы заметно прихватило от неожиданного холода. Он будто погрузил конечности в снег и невольно застопорился в этом нарастающем жжении. Осторожно ступив вперед, судья выгрузил остальные папки на стол, собрав их в громоздкую кучу, и, выпрямившись, стянул с правой руки перчатку. Белоснежные, почти хлопковые кончики пальцев были насыщенно красными, будто он обмакнул их в краску. Его зрачки сузились, глаза расширились — в голове закрутился один единственный вопрос: «Сколько их?» Сколько невиновных жизней он обрек на страдания, доверяя собственноручно выстроенной системе? Сколько человек погибло от уверенного росчерка его руки? Этой самой руки. Невиллет неотрывно смотрел на свои, уже заметно дрожащие пальцы, и не мог произнести ни слова. К горлу поднялся комок тошноты и, впервые за все эти сотни лет он вновь ощутил как страх сковал всю грудину — ни вдохнуть ни выдохнуть. –… Невозможно… Я… Шептал он сам себе, срываясь на хрип, пока его безупречное самообладание осыпалось к ногам с резким стеклянным треском. Он больше не мог себя контролировать. Невиллет резко, с противным скрипом отодвинул стул и тут же вытянул первую попавшуюся папку из огромной кучи бумаг. Это было дело сельского рыбака, устроившего дебош в местной продуктовой лавке. Приговор был вынесен в первых числах января по статье за ограбление и хулиганство, а мерой пресечения было избрано заточение в крепости Меропид. Юдекс нахмурился, тяжело сглатывая и всматриваясь в собственные подписи на протоколах. Этот мужчина до сих пор отбывал наказание, хотя срок его заключения подходил к концу — суд постановил четыре года строгого режима с исправительными работами. Следующее дело — изнасилование несовершеннолетнего лица в окрестностях Исследовательского института. Невиллет поморщился, с отвращением вспоминая распухшее от частого употребления алкоголя лицо обвиняемого — сорокалетний мужчина с лишним весом и сальными волосами на заседании легко улыбался и даже не отрицал своей вины. Юдекс, без колебаний, дал ему пятнадцать лет лишения свободы, а сейчас лишь захлопнул папку, откинув ее на другой край стола. Как же омерзительно, но тем не менее: все было правильно. Выверено до дыр — никакой возможности для оплошности. Он вытянул следующее дело, задыхаясь от прилива странной дрожи и замешательства. Не могло быть тут ошибок — не могло! Однако, чем больше он всматривался в печатные строчки, тем свирепее они прыгали перед глазами. Казалось, что собственные воспоминания о многочасовой совместной работе с Готье, выездах на места преступлений, присутствие на большинстве судебных экспериментов и допросов просто комкались, как грязь под ногами, и исчезали в общем потоке прыгающих от истерики мыслей. — Я был полностью уверен… Я всегда был уверен… Его дыхание становилось всё тяжелее, а разум всё громче кричал, что нужно замедлиться, подумать, разобраться. Но он не мог. Не мог даже на жалкие десять минут взять себя в руки, потому что каждое новое дело, которое оказывалось в его руках, приносило с собой не ответы, а целую вереницу сомнений. Он торопливо пролистал еще несколько страниц и сглотнул горечь во рту — вдруг создалось ощущение, словно он выпил подряд несколько кружек крепкого кофе, так его потряхивало изнутри. Казалось, что страницы шуршали громче обычного, что строки заключений смотрели на него с презрительным осуждением: вот очередной приговор, вот его подпись, и вот еще одно лицо — чёрно-белое фото, которое теперь казалось самому Невиллету невысказанным обвинением. Следующая папка. Новое фото подсудимого. Одно лицо, другое. И третье. Практически на всех — боль, страх, безнадёжность. И также везде — его безэмоциональная, сухая печать и подпись. Приговорен к пяти годам лишения свободы. Приговорен к десяти годам лишения свободы с исправительными работами. Приговорен к пожизненному заключению. Приговорен, приговорен, приговорен… Отягчающие обстоятельства… Подозреваемые… Признание вины… Он уже был ни в чем не уверен. В ушах стучал глухой отбойник наконечника железной трости — его собственной трости — когда он выносил каждый приговор. — Неужели все это правда… Неужели я допустил столько ошибок… ? — голос Невиллета сорвался, когда он склонился над папкой, опустив лицо в ладони. Картотека на столе громоздилась, словно гора ошибок, и каждая новая страница лишь усугубляла его панику. Липкий, клейкий жар охватил всю его кожу, на висках завихрились мелкие капельки пота, а комната окончательно сузилась и поплыла перед глазами, как петля на шее. Он рвано, хрипловато прокашлялся, сжал и разжал веки, повторяя эти действия, пока белые точки не завертелись перед глазами, и буквально заставил себя вытащить следующую папку. Так прошли следующие несколько часов — по ощущениям бесконечно издевательски длинные. Зрачки не просто болели от усталости — их выжигало до слез от перенапряжения. Все это было ему не свойственно, непонятно и уж точно не нравилось. Таким уязвимым юдекс не чувствовал себя слишком давно. Настолько давно, что уже и позабыл, каково это: держать в руках плеть практически безграничной власти и не иметь возможности что-либо сделать. В конце концов, он добрался до самого страшного месяца — августа. До месяца, когда Фонтейн услышал окончательное решение по делу «Семи». Когда к нему впервые пришла она. Навия Каспар. Невиллет медленно поднял покрытую холодным потом ладонь и разбито потер глаза. — Что я наделал… Что я натворил! Тогда был самый обыкновенный солнечный летний день, если не считать чуть ли не трех судебных заседаний подряд. Невиллет, как сейчас помнил, даже несмотря на нечеловеческую выдержку, в тот вечер просто валился с ног от усталости. Процессы были затяжными и крайне неприятными — нет, в тот день они не касались непосредственно Калласа, но так или иначе тоже были связаны с тяжкими преступлениями, и выносить решения было, по меньшей мере, непросто… Он только закончил подписывать стопку протоколов, чтобы передать их в отдел Готье на подшивку в архив, как в дверь постучали. «Странно. Встреч на вечер назначено не было», — подумал он тогда про себя, слегка покрасневшими глазами уставившись на смущенно застывшую у входа Сэдену. Малышка-мелюзина помялась у порога пару секунд, а затем внимательно посмотрела на него: — Месье Невиллет, вы не могли бы принять одного человека? Это… Срочно. — Хм. Конечно, кто? — Мисс Каспар. Она сидела напротив него, хрупкая и беззащитная, но почему-то именно в таком виде отталкивающая и вызывающая раздражение. Ее щеки, нос и губы были слегка припухшими и красными, будто бы девушка долго бродила на морозе, но на деле он, конечно, сразу понял — она плакала и, скорее всего, намного больше, чем несколько часов подряд. Он сжал губы в тонкую линию, отказываясь садиться напротив нее и, облокотившись о подоконник, сложил руки на груди: — Что ж, я слушаю вас, Мисс Каспар. Ее растерянное, перепуганное лицо ему претило: Невиллет нахмурился и ненавязчиво скосился на настенные часы, пытаясь предположить, сколько времени у него займет разговор с дочерью без пяти минут осужденного маньяка. Естественно, он не сомневался в его виновности — факты, предоставленные следствием, были прозрачны, подобно чистейшему куску льда. И, безусловно, он знал, чего она хочет. Чего попросит, о чем, возможно, станет умолять — пощадить, пересмотреть, поднять дела, изучить все вновь, в общем-то, просто впустую потратить время, чтобы отсрочить неизбежный приговор Калласу Каспару. Интересно, если бы он пошел у нее на поводу, чтобы она сделала? Помогла бы ему бежать из региона? — Мисс Навия, если вы пришли сюда, чтобы молча посмотреть на меня красноречивым взглядом, то, прошу простить, на это у меня совершенно нет ни времени, ни желания. Либо говорите, либо уходите. Кажется, она сжала пальцы в кулаки. И, кажется, ей стало совсем невыносимо — девушка торопливо облизала губы и, помолчав несколько секунд, нервно, слегка сбивчиво выдохнула: — Месье Невиллет, послушайте, это все — ошибка! — она слегка поддалась телом вперед, отчего на мокрые щеки легли белые отблески лампы. — Пожалуйста, пересмотрите дело, пожалуйста, перепроверьте все снова, пожалуйста, отработайте все версии! — ее голос гулял от хрипа до заплаканного полушепота. — Месье Невиллет, разве вы не видите очевидного? Вы же хорошо знакомы с моим отцом! Он не может быть причастен к этому ужасу! Пожалуйста, пересмотрите дело! Хотите, я помогу вам? Пожалу… Он резко остановил ее жестом, выставив вперёд ладонь, строго облаченную в привычную перчатку. С его губ сорвалось режущее, низкое: — Нет. Не будет никакого пересмотра дела, мисс Каспар. Заседание состоится через неделю. Приходить на него или нет, верить в него или нет — ваше дело. Но напомню вам: я работаю, исходя из нормативно-правовых актов, должностных инструкций и протоколов. Кроме того: не в моих профессиональных интересах провоцировать пересмотр дела очевидно виновного лица. Вам стоит уйти, мисс Каспар. Я сожалею, что такое горе потрясло вашу семью, но ничем не могу помочь. Невиллет сжал кулаки, до зуда желая врезать себе по челюсти. Мало того, что он был неосмотрительным и глупым, так и ещё и отвратительно бесчеловечным! Чувство вины и презрение к себе пронзили его будто острием — прямо-таки вышибли кусок плоти откуда-то из груди. Он до скрежета сжал зубы, ощущая, что ещё чуть-чуть и эмаль просто лопнет. Но разум, отказываясь поддерживать привычную рациональность мысли, только издевательски подбрасывал ему все больше воспоминаний: вот она поднялась со стула, дрожа всем телом и пряча глаза, вот вышла за дверь, оставив за собой шлейф лёгкого персика и безнадёжности. Вдогонку тут же замелькали бесчисленные заголовки газет: «Спина-ди-Росула» окончательно пришла в упадок» «Отказано во всех государственных субсидиях — краткое пособие, как уничтожить компанию всего за три шага» «Некогда на волне успеха, а теперь — полные банкроты. Так ли хороша преемница Бесчестного?» В груди что-то передавило — Невиллет резко поднялся на ноги. Нет. Он должен что-то сделать. Здесь и сейчас. Он обязан, просто обязан принести ей свои извинения. Искренне признать свои ошибки. Хотя бы просто поговорить с ней… Его мысли закрутились, как вихрь: он принялся расхаживать вдоль стола, маниакально бегая глазами по настоящему хаусу из бумаг и папок, но в голове раз за разом рисовался только один образ — решительное лицо, когда она говорила ему, что является представителем защиты Лини и имеет неопровержимые доказательства, ее старания, отсутствие страха перед ним, дерзкие ответы, вызывающие взгляды — все это так плотно обхватило со всех сторон, что с губ сорвался тяжелый, спертый выдох. Невиллет скосился на часы, аккуратно висящие на стене. Он больше не мог сидеть здесь. И, хотя, никакой уверенности в том, что ему хватит смелости поднять глаза и посмотреть ей прямо в лицо после всего этого, конечно, не было, Невиллет решительно направился к выходу. В мыслях прыгало единственное: «Пуассон.»

***

Кур-де-Фонтейн был укрыт пеленой спустившихся с гор туч — в воздухе пахло свинцом и, совсем немного, остреньким дискомфортом. Дома, пусть и построенные в изысканном стиле, сейчас казались грубыми каменными глыбами, возвышающимися над проулками. Фонарные столбы горели неприятно оранжевым светом, создавая ощутимую нехватку света. Невиллет нахмурился — пусть все его мысли сейчас были устремлены к въедливой мисс Каспар, состояние улицы ему не понравилось, поэтому судья сразу взял на заметку: вынести на обсуждение с леди Фуриной вопрос о замене системы освещения главных улиц. Дворец за спиной выглядел еще более мрачной, угрожающей крепостью: от него веяло неприятной тяжестью собственных ошибок. Юдексу вдруг захотелось уйти отсюда побыстрее, и Невиллет, пряча ладони в карманы пальто, ускорил шаг. Он не был готов сейчас встретиться с коллегами или даже мелюзинами, и лишние опознавательные знаки в виде мантии были тем более неуместны — слишком узнаваемы. Переоделся он в своих апартаментах быстро, стараясь не тратить драгоценного времени: простыми движениями убрал судейскую мантию в шкаф, следом избавляясь от жилета, а еще через несколько мгновений достал черное кашемировое пальто. Строгий покрой, длина до колен и убранные назад волосы — не идеал конспирации конечно, но, по крайней мере, теперь к нему нужно будет приглядеться, чтобы узнать. И сейчас судья быстрым, тихим шагом смещался к темному переулку, дабы скорее попасть на пристань. От неожиданно настигшего его волнения юдекс подрагивал в плечах и теребил пальцами подкладку кармана. Попытки правильно дышать уже давно не срабатывали, поэтому «нашептывать» себе слова успокоения он даже не пытался — просто двигался вперёд, ощущая, как странно болезненно сжимается сердце. Он думал о ее взгляде. О ее резкой, чванной мимике на шоу Лини, спустя три года с рокового заседания над Калласом Каспаром, о своей неоднозначной реакции на доклад от подчиненного: Месье Готье принимал мисс Каспар в своем кабинете и обещал раскрыть результаты анализов и выводов следствия. Думал о том, как упрямо уповал на собственные расчёты, на документы, на подогнанные в рамки процессуального кодекса выводы. В конце концов, он думал о том, каково ей было все эти годы быть объектом презрения и угнетения со стороны не только представительства власти, но и обыкновенных граждан. Думал и ощущал себя ещё более отвратительным. Как ему теперь посмотреть ей в глаза? Как теперь что-то исправить, а самое главное — с чего вообще начать? Как, черт возьми, признать, что осудил ее отца несправедливо? И не просто осудил — фактически убил. Невиллет с силой сжал губы. Комок горькой тошноты жарко окатил горло. Он, наконец, вышел к пристани. Поздний вечер спускался на город непроглядной темнотой, а Пуассон, лишенный крупной ветки электроснабжения из-за неуплаты налогов, выглядел еще более отстранённым и жутким. Конечно, здесь были фонари, однако количество их явно уступало городскому, и ситуацию они отнюдь не спасали. Невиллет попытался вспомнить, когда был здесь в последний раз, не считая недавнего убийства, но, как ни старался напрячь память — так и не смог отыскать ответ в своей голове. Видимо, настолько давно, что будто бы уже в какой-то другой жизни. Лет пятнадцать назад? Может быть, двадцать? Лунный свет не пробивался сквозь толщу облаков — только ветер завывал в волнах у побережья. Запах здесь тоже стоял тяжелый и отталкивающий, словно сквозяще презрительным: как же глупо, как же все это глупо! Его ровные, осторожные шаги приминали траву и опавшие, пожухлые листья, а с мокрых губ то и дело слетали рваные, чуть слышные вздохи: в воздух они поднимались дымкой полупрозрачного пара. Сегодня и правда было холоднее, чем обычно. А затем он замер. Остановился, как вкопанный, взбудоражено и совершенно отчётливо ощущая линию летящего пульса по венам. Там, в отдалении, за раскидистыми еловыми ветками стояла она. В черно-коричневом спортивном костюме, с тенью усталости на лице, но при том сохраняющая сосредоточенное выражение и ровную, безукоризненную осанку. Сердце больно ударилось о ребра и ошарашенно притихло. Воздух почти распер грудную клетку, прокатываясь по всему пищеводу обжигающей, рваной волной. Невиллет вдруг машинально отметил, насколько хрупкой она была и поразился этому факту: раньше он и близко не замечал этого, пока не посмотрел на нее со стороны. А еще она дрожала. Слегка подергивала плечами, словно пытаясь отогнать холод, идущий с моря. Золотистые волосы, собранные в несколько неаккуратный пучок, вьющимися прядями падали на лицо — он видел лишь ее профиль и то, как быстро девушка откидывала их назад покачиванием головы. В руках лежала черная дощечка, видимо, планшетка с прикрепленными сверху бумажками и ручкой. Невиллет невольно закусил губу — это ее работа, ее повседневная жизнь. Жизнь, о которой он никогда даже не думал. Ведь юдекс всегда «сталкивался» с Каспар исключительно в деловой обстановке, как правило, в собственном дворце или же в оперном театре. И каждая такая встреча из раза в раз несла для обоих только горьковатое, раздражающее послевкусие. А здесь она выглядела такой… хорошо вписывающейся в обстановку? Да. Именно. Находящейся на своем месте. И это казалось ему непривычным, диким и… совершенно новым? Рядом стояла грузовая фура, из которой несколько человек таскали деревянные ящики, судя по торчащим ярко-оранжевым плодам, с продовольствием. Невиллет задержал дыхание, против собственного понимания ощутив желание услышать, что именно блондинка говорит одному из помощников, и вдруг неожиданно осознал, как было тихо вокруг. Беспокойно. Тяжёлые вздохи и негромкие переговоры рабочих были чуть ли не единственным звуком в этой глуши. И только отдаленные перекаты морской воды напоминали, что время не застыло в одной точке, что природа здесь все еще живёт и дышит. Он сделал короткий шаг вперед, вместе с тем чуть смещаясь в сторону, практически полностью скрываясь за веткой, хотя в такой темноте заметить его итак можно было бы только, если подойти поближе, почти в упор. Навия тем временем вскинула руку и указала на спуск в Пуассон, говоря что-то подопечному с предельной серьёзностью на лице. И его сердце ухнуло куда-то вниз. Ее решительность поражала, восхищала и будоражила одновременно. Невиллет сжал руки в кулаки, губы дрогнули, челюсть повело от напряжения — Навия Каспар действительно была несгибаема. Она демонстрировала непоколебимую силу духа даже в такую холодную, одинокую ночь. Даже несмотря на весь груз, лежащий бетонными плитами на ее плечах, несмотря на осуждение, на косые взгляды, несмотря на весь обрушившейся на нее шквал ужаса и горя. Шквал, который он, в общем-то, обрушил на нее собственными руками. Своим безразличием, своей пресловутой уверенностью, своими мнимыми идеалами. «Зачем я пришел сюда?» В голове громом прокатилась мысль, что она никогда не простит его. На что он надеялся? Разве можно было стереть боль от потери самого близкого, родного человека простым извинением? Нет. Конечно же нет. Невиллет медленно покачал головой. Он принес ей слишком много боли, которую уже не закрасить сожалением в голосе и даже взгляде. Она заслуживает лучшего. Лучшего, чем гремящие убийства в новостных сводках, лучшего, чем несправедливость, вокруг которой выстроилась ее новая жизнь, лучшего, чем его присутствие, ошибки и попытки что-то исправить. Он сделал шаг назад, неотрывно глядя на ее тонкую фигуру в желтом, тусклом свете фонаря, и застыл в нерешительности, не в силах сдвинуть себя с места. В груди нарастала сдавливающая легкие волна боли от осознания, что ее взгляд навсегда так и останется недоверчивым льдом в его сторону. Сглатывая горечь во рту, Невиллет наблюдал, как спокойно Навия управлялась со всем происходящим вокруг. Как разговаривала с рабочими, раздавая указания, как быстро, четко выделяла что-то в своих записях на планшетке, как внимательно кивала головой в ответ на слова помощника. Она выглядела как человек, заново собравший себя по кусочкам и ставший сильнее, выносливее и строже. Внезапно его словно полоснуло ножом по сердцу, когда он подумал о том, что ее отец безмерно гордился бы ею. Навия действовала как настоящая глава организации, принимая на себя с высоко поднятой головой немереное количество обязанностей и ответственности. — Вот это мясо доставьте в школу к десяти утра, чтобы повара успели приготовить обед, — неожиданно раздался ее звучный, чёткий голос. — А еще Луиджи просил поставку вот этих перцев в своей ресторан, отвезите их вторым пунктом после школы. Это было невероятным. Как она не разбилась от всего, что ей пришлось пережить, как осталась такой целеустремлённой и… открытой? «Зачем я пришел сюда?» Одни и те же вопросы, одни и те же мысли, одна и та же резь на сердце. Брови поползли к переносице, веки вдруг защипало подозрительным жжением. Он поднял на нее полные отчаяния глаза, и вдруг Навия резко обернулась: ее волосы взлетели то ли от движения, то ли внезапного порыва ветра. Девушка, замерев, уставилась в темноту. Она Невиллет невольно опешил от резкого зрительного контакта и едва ли не качнулся назад — она точно не разглядела бы его, однако ее взгляд будто бы бегал по всему его лицу. Юдекс почувствовал, как сердце гулко застучало в висках. Губы приоткрылись в желании сказать хоть что-то, даже выступить вперед, но в следующее мгновение Каспар лишь пожала плечами и, размяв шею, вернула внимание помощнику, осторожно похлопав того по плечу, очевидно благодаря за работу. До него даже долетели обрывки фраз: — Спасибо, Сильвер, ты отлично справился. — Да ничего сложного, босс. Затем она передала планшетку ему в руки и с улыбкой повернулась к остальным рабочим. Невиллет вдруг поймал себя на мысли, что вслушивался в каждое ее слово. — Все, ребятки, заканчиваем на сегодня. Ух, ну и денек, — она приобняла себя руками, растирая плечи в попытках немного согреться. — До встречи утром, не опаздывайте! Юдекс вдруг невольно улыбнулся — он сам нередко точно также говорил с подчиненными. Навия, отпустив команду, проследила, чтобы фура беспроблемно выехала с их территории, а затем сама скрылась у спуска в Пуассон. Невиллет проводил каждый ее шаг, затем перевел глаза на опустевшую улицу, смотря совершенно вымотанным, уставшим взглядом и чувствуя как на груди стало только тяжелее. — Прости меня…