Прелюдия к истине

Не одну сотню лет его день начинался абсолютно одинаково. Минута в минуту. Секунда в секунду. Ранний подъем за несколько мгновений до трели будильника, бокал прохладной чистейшей воды натощак, быстрый контрастный душ. Триста сорок шесть идеально выверенных шагов до дверей кабинета. Звон ключей в руках, мягкий скрип петель. Полумрак раннего утра, которым наполнялся кабинет незадолго до того, как Невиллет откроет его двери. Ещё восемь шагов до рабочего стола, пока луч утреннего света украдкой сползает по синему бархату паласа. Сегодня почему-то понадобилось на один шаг больше. Невиллет на секунду замер, обнаружив первый сбой за бесконечное множество одинаковых утренних ритуалов. Мелочь, но так пронзительно кольнувшая где-то под ребрами. Он небрежно мотнул головой, стряхнув тем самым пряди челки с лица, а заодно и подступившее беспокойство, а затем решительно опустился на свое рабочее место, игнорируя ощущение, будто всё вокруг ему не по размеру: давяще-маленькое. Кресло вдруг показалось неожиданно неудобным. Чтобы занять подходящее положение, мужчина даже сделал несколько движений наугад, однако спустя пару неудачных попыток так и застыл с напряжением в спине. Взгляд упал на стопку документов. В голове твердо стояла уверенность, что каждое утро эта стопка ждёт его на столе, но только сегодня он задумался, перед тем как приступить к работе. Веками отработанный распорядок, не допускающий заминок в виде ненужных мыслей и сомнений, вдруг дал сбой. Минутная стрелка шумно сдвинулась, обратив на себя скорый внимательный взгляд Невиллета. Через четверть часа должна зайти Седэна: каждое утро она заносила свежую корреспонденцию, газету и его завтрак. Руки решительно потянулись к бумагам. Доклад патрулирующей группы жандармов, отчет по затратам на переоборудование учебного корпуса, еще отчет, ещё рапорт. Идеально вырисованная подпись плавно ложилась на свое место, документ за документом. «Одобрено». «Отказано». «Согласовано». На втором десятке всегда до абсурда идеальный завиток его подписи вдруг съехал на несколько миллиметров вправо от своего законного места. Рука дрогнула, оставив неказистую помарку на очередном отчете. Юдекс изумленно уставился на результат своей несобранности. Его пальцы сжали ручку так крепко, что, казалось, ещё секунда и металл треснет под этим натиском, но вместо этого, ручка шумно упала на деревянную столешницу и скатилась на пол. Невиллет не обратил на это никакого внимания. Он сцепил пальцы в замок, оперевшись на него подбородком. Мысли туманом окутали разум, как только взгляд оторвался от бумаги: кривой завиток подписи, быть может, даже незаметный для взгляда любого смертного, будто насмехался над ним под гогот куда более весомых, страшных ошибок. Он зажмурился. Перед глазами стремительно пронеслись недавние события. После ночи в архиве, уже второй ночи подряд практически без сна, Невиллет не находил себе места, пока спустя день не вернулся в архив и еще раз не пересмотрел все по следам стихийного акта расследования накануне. Ни одна строчка допросов, ни одна цифра, ни один миллиметр на фотографиях не были на этот раз упущены. Несмотря на гремящее в ушах напряжение от недостатка сна, разносящееся раскатом головной боли, несмотря на пульсацию в висках, сухость в усталых глазах, Невиллет не остановился, пока не закончил. Лишь когда последняя папка была досконально изучена и закрыта, он смог, наконец, вдохнуть полной грудью. Время снова замедлило свой спешный бег, перестав звучать так громко, со стуком отсчитывая бесценные секунды. Лишь тогда можно было дать себе возможность нормально отдохнуть, ведь только теперь он смог бы заснуть. И самым страшным было даже не то, что все опасения подтвердились, и даже не то, что вся проделанная работа по делу «Семи» оказалась напрасной, не принеся нужного результата. Страшнее всего ощущалась взявшаяся из ниоткуда неуверенность в каждом своем действии. Еще одного промаха он допустить попросту не мог. — Месье Невиллет, доброе утро! — его глаза резко распахнулись, в недоумении уставившись на приоткрывшуюся дверь. Там, как и всегда, стояла Седэна, держа в ручках блестящий серебряный поднос с чаем и свежей газетой. — Простите, я не вовремя? Он на секунду задержал на ней взгляд. Этот простой вопрос на мгновение сбил его с толку: малышка совершенно точно не задавала его никогда прежде. Должно быть, его замешательство настолько очевидно, что мелюзина легко считала это, лишь войдя в комнату? — К-хм, всё в порядке. Прошу, входи. Непростые выдались дни. — Вам стоило бы поменьше работать, месье Невиллет, — мелюзина последовала к письменному столу, бросив на юдекса короткий, но меткий взгляд. — Увы, сейчас это не кажется правильным, думаю, со мной согласился бы каждый. На первой странице газеты ожидаемо «красовалась» вилла убитой на днях мадам Дюфте. Заголовок был издевательски надменным:

«Десерт с сюрпризом: трагедия в престижном районе Фонтейна».

Кивнув уходящей Седэне, Невиллет переключил внимание на статью. Конечно же, никакими деталями следствия журналисты не обладали, а потому выкручивались как могли, высасывая излишние подробности прижизненных пороков несчастной леди, чтобы заинтересовать своих читателей. «Говорят, чревоугодие — страшный грех. Кто знает, за каким углом каждого из нас поджидает кара». Быстро дочитав бестолковую статью, Невиллет поморщился и отправил газетенку прямиком в мусорную корзину. Радовало лишь то, что какой-либо утечки информации не произошло, и тайна следствия сохранена, пусть и ценой опорочивания личности убитой с использованием всех этих грязных журналистских приемов для привлечения внимания. Появившиеся догадки о связи цепочек, очень вероятная невиновность Калласа Каспара, несомненно, двигали дело вперед, хотя теперь и предстояло многое проверить и пересмотреть. Уже сегодня в его списке дел значилась встреча со свидетелем по шестому убийству. Почти сразу он принял решение допросить его самостоятельно. Это объяснялось, как ни странно, вовсе не недоверием к новым партнерам по расследованию: Невиллет был уверен, что более приватная беседа со свидетелем с большей вероятностью пройдет успешно. За сотни лет практики юдекс мог расколоть любого, а методы воздействия выбирались непосредственно при личной встрече с допрашиваемым. Неопытность мисс Люмин и, тем более, лишние эмоции мисс Навии, могли сыграть злую шутку. К тому же, что-то подсказывало Невиллету, что он обязан решить эту несостыковку самостоятельно, все же если свидетель был допрошен некачественно — это явный промах его подчиненных. А значит, его личный промах. Но осознание незавершенности чего-то очень важного не давало пошевелиться ни телу, ни разуму. Прежде чем приступать к следующим шагам, необходимо закончить начатое еще два дня назад. Он шумно выдохнул, плотно сжав губы. Скулы напряглись, сдавливая челюсти чуть ли не до скрежета зубов. Его обдало такой леденящей волной раздражения к собственной слабости, что ощущение было подобно физической боли. Невиллет и представить себе не мог, что такое простое на первый взгляд действие может оказаться таким трудным в реализации. Да, вероятно, заявляться в тот вечер в Пуассон было не самым правильным решением, однако так сбежать и до сих пор так и не найти подходящего момента, чтобы выразить запоздалое сожаление мисс Каспар и принести извинения — трусость, которую Невиллет не терпел ни в ком, и в первую очередь в самом себе. Ну же, юдекс. Ошибка определенно совершена и признана. Теперь пора расплаты. Одна рука потянулась за бланком, пока другая наощупь искала ручку. Так и не обнаружив ту на столе, Невиллет достал другую из ящика стола и, не медля ни секунды, начал заполнять пустые графы.

***

В крохотной, но даже при таких размерах кажущейся пустой, квартирке на самой окраине Кур-де-Фонтейна послышался хриплый звонок в дверь. Щуплый мужчина зашаркал к двери, спеша встретить гостя, которого ожидал с прошлого утра, как только получил соответствующее уведомление. — Месье Верховный судья, прошу вас, проходите! Гостиная в нашем с вами распоряжении, — замельтешил человек, как только перед Невиллетом распахнулась тонкая, чуть ли не картонная, дверь. — Не волнуйтесь, месье Фабре, я прибыл лишь за вашей помощью, вовсе не для того, чтобы доставлять вам неудобства. — Конечно, месье, я только поставлю чайник! Пока Остин Фабре суетился, подключая одну единственную конфорку на плитке, Невиллет мельком оглядел его: выглядел тот худощавым человеком около сорока лет в вышарканной, застиранной одежде, и хотя качество брюк и свитера оставляло желать лучшего, было заметно, что он постарался над своим сегодняшним образом. Отметив про себя скругленную осанку и немного дерганные движения, юдекс переместил взгляд на фотографию в своих руках, взятую из досье на свидетеля: с нее на него смотрел молодой поджарый парень, во взгляде которого горела искра и даже считывался вызов. Одет он тоже был куда лучше. Невиллет прищурился и спрятал фотографию во внутренний карман пиджака. Закончив с чайником, Остин присел напротив в местами надломанное кресло из ротанга. Губы юдекса изогнулись в плавную, мягкую улыбку, а зрачки чуть расширились, делая его взгляд более доброжелательным. Наконец, не выдержав этого прямого зрительного контакта, Остин, чуть поерзав на стуле, пробормотал: — Смею предположить, что вы прибыли по важному делу, если ваша светлость смогла выделить время на поездку в такой отдаленный район. — Вовсе нет, месье, напротив, я бы хотел, чтобы наша беседа не ощущалась для вас тяжелым бременем, а я убежден, что в домашней обстановке это будет куда проще, не находите? К тому же, как я говорил, мне действительно нужна ваша помощь, господин Фабре, совершенно не хотелось бы навлекать излишний официоз с протоколами, допросами, когда можно просто… поговорить? — Несомненно, вы правы, месье Невиллет, но позвольте все же уточнить, в чем меня обвиняют? — Я разве сказал, что вас обвиняют в чем-то? — на лице Невиллета отразилось неподдельное удивление. — О…Я… Прошу прощения, ваша светлость, я по-видимому не так вас понял, — Остин опустил бегающий взгляд, но, очевидно, поуспокоился. — Что ж, мой друг, вы сейчас живете здесь? — юдекс оглядел маленькую комнатушку с выцветшей мебелью. — Да, все так, живу здесь один, вот уже четвертый год, — мужчина обвел комнату глазами вслед за юдексом и уложил ладони на острые колени, чуть сжав ткань брюк меж пальцев — выражение его лица между тем наконец стало ровным, на щеках даже промелькнул слабоватый румянец. Казалось, Остину действительно удалось взять себя в руки. Невиллет приподнял уголок губы, удовлетворённый тем, что расположил к себе человека, и в следующую секунду произнес учтивым тоном: — Смею предположить, что зарплаты в архитектурных бюро недостаточно покрывают все потребности? Прошу прощения мою бестактность, мой вопрос вызван отнюдь не простым любопытством: уверен, что оплата труда должна быть справедливой для всех жителей Фонтейна, особенно которые заняты в важных сферах обеспечения жизни региона. — Этого я, увы, не знаю, месье. Меня уволили из проектного бюро, и было это достаточно давно, — Фабре простодушно пожал плечами, вновь внимательно посмотрев на судью, однако едва установившееся спокойствие на его лице пошло трещинами — он вдруг резко вскинул руку и потер шею. — Вот как! — брови Невиллета поднялись так, будто бы он не знал о своем собеседнике все до мельчайших деталей. — Я… впрочем, это совсем неинтересная история, месье Невиллет. Уверен, она не достойна вашего внимания, — в его бледных глазах застыл болезненный стыд. — Прошу, скажите, чем я могу помочь вам, я сделаю все, что в моих силах, уважаемый юдекс. — Хм, действительно можете: дело в том, что несколько лет назад вы были свидетелем в деле Семи… — Я все сказал следователю, и… и на суде. Я все уже сказал. Я больше ничего не знаю. Даже не помню, прошло столько лет, — Остин чуть ли не подскочил на стуле, перебив судью и замахав дрожащими руками. — Нет-нет, прошу вас, успокойтесь, — Невиллет чуть вытянул руку вперед в примирительном жесте. Если бы кто увидел со стороны его распахнутый взгляд, смягчившиеся черты лица, бесконечно располагающие к себе, то смотрящий никогда бы не смог поверить, что перед ним верховный судья, способный произнести приговор к пожизненному заключению и даже смерти, даже не моргнув глазом. — У следствия есть основания полагать, что… Месье, должен сказать, что это тайна следствия, надеюсь, я могу вам доверять. Невиллет заговорчески взглянул на Фабре, и тот неуверенно закивал. — Следствие полагает, что месье Каспар действовал не один, и его сообщник мог скрыться. Пока не могу поделиться с вами деталями, но мне кажется, что кто-то мог попытаться подкупить свидетелей… — Вы обвиняете меня во лжи? — Остин вскочил на ноги, но почти сразу сел обратно в кресло, когда волна эмоций чуть отступила под сожалеющим взглядом юдекса: — Я лишь прошу вас вспомнить, не предлагали ли вам денег или чего-либо еще, не случалось ли в то время случайных встреч с кем-то, кто вдруг совершенно неожиданно был в силах помочь вам? Остин молчал, смотря куда-то в пол, что казалось, что еще чуть-чуть и он прожжет в нем дырку. — Я все сказал вашему следователю, месье Невиллет, простите, что не могу вам помочь, — прошептал он, с непонятно откуда взявшейся уверенности в голосе. — Спасибо, — Невиллет поднялся. — В любом случае я благодарен вам за уделенное время, если вдруг что-то вспомните, вы знаете, где меня искать. Однако, полагаю, что кто-то из свидетелей непременно расскажет что-то, ведь я почти уверен, что злоумышленник пытался выйти на связь хотя бы с одним из них. Хорошо, что существует программа защиты свидетелей. — Юдекс на секунду задумался, поглядев в маленькое окошко, а затем вновь радушно улыбнулся и протянул Фабре руку на прощание, — Что ж, был очень рад. Кстати, у вас чайник кипит. Выйдя за дверь, Невиллет уже почти было вернул своему лицу привычную холодную невозмутимость, как за спиной послышалось: — Месье Невиллет, постойте!

***

Отправляясь на эту встречу, Невиллет, конечно же, уже знал и о том, что Остин Фабре давным-давно не работает в архитектурном бюро, и о том, почему оказался в доме на окраине города, и о том, почему вся его набирающая обороты карьера рассыпалась на кусочки: Бюро он покинул достаточно скоро после пропажи его босса, мисс Лемуан, не проработав там и года после всех трагических событий. Виной тому была его зависимость — несчастный давно страдал лудоманией. Этот порок делал его идеальной мишенью для любого, кто хотел бы подкупить свидетеля, заставив его говорить только то, что было выгодно злоумышленнику. Однако, Остин все же пытался бороться со своей слабостью и целый год провел в лечебнице. Этот факт сразу заинтересовал Невиллета — откуда у начинающего архитектора-лудомана деньги на дорогое лечение, еще и на целый год. Наследственных дел на его имя не открывалось, премий тоже выплачено не было. Судья понимал, что показания Фабре принять к делу было нельзя, ведь получены они были неофициальным путем, даже уведомление, предупреждающее Остина о скором визите юдекса, было не оформлено по всем нормам, делая его не более чем простой запиской личного характера. Впрочем, свидетель и не сказал ничего конкретного: неизвестный связался с ним по почте, текст был выштамплен на печатной машинке, бумага была абсолютно ничем не примечательной, совершенно обычной. К тому же отследить отправителя спустя столько лет попросту невозможно. Но здесь и одного понимания, что подкуп был, было достаточно, чтобы начать процедуру повторного расследования, теперь уже не с целью вынести обвинения в адрес Калласа Каспара, а чтобы убедиться в его невиновности. Невиллет спешно поднимался по махровым, ковровым ступеням на судейский подиум театра Эпиклез. Впереди было два заседания, а в голове трещали наслаивающиеся друг на друга помыслы и догадки по делу Семи. В горле застыл невесть откуда взявшийся страх — а что, если они не успеют? Что, если выйдя из зала суда, он получит очередную весть о новом трупе в Фонтейне? Кулаки крепко сжались, а из груди вырвался шумный выдох. Губы сложились в тонкую нить, но быстро расслабились. Невиллет за много лет научился быстро приводить себя в порядок, какие бы потрясения ни ложились на его плечи.

***

— Еще раз! Она снова ударила грушу. С силой, до боли костяшек под боксерской перчаткой. После тренировки они наверняка будут сбиты в кровь и на ближайшую неделю останутся соцветием синяков — и, черт возьми, как же все равно. Снова удар. Глухой шлепок о грушу. Удар. Ты должна быть подготовлена лучше. Пульс стоял в ушах, почти оглушая. По телу бежал пот, впитываясь в лямки черного топа и противно прилипая к резинке шорт, но в данный момент, это была единственная эмоциональная разрядка, которая действительно помогала. Громовой бас Сильвера снова прорычал на весь зал. Она даже не знала, что он так умеет: — Быстрее, босс. Давайте! Ещё! Ещё! Сильнее, ну же! И следом ее резкие: удар, удар, сдавленный рык, удар. Груша с каждым толчком отзывалась все глуше, будто специально подначивая ее бить еще сильнее, еще интенсивнее. Монотонный, ритмичный звук ее движений прерывался лишь сдавленными полухрипами блондинки и жестким напором помощника: «Покажите, чего вы стоите, босс!». Руки немели от боли, как будто каждое столкновение пропитывало кожу металлом, обжигало, но отступать Навия не собиралась. Ни сейчас, ни потом. Голос Сильвера дерзко пробивался сквозь гул в голове, заставляя её бить ещё яростнее. Кровь уже стучала так громко, что слова теряли смысл, но что-то в его бойцовском тоне держало её в фокусе. В фокусе событий, в фокусе себя — в фокусе чего? Удар, удар, ещё — и, наконец, она почувствовала, как тело дошло до грани, до той точки, где физическая боль ненадолго заглушает душевную, где сбитые костяшки и пульсация кожи душат сожаления и пустые, никчемные мысли. — Достаточно, босс. — Я… — едва прохрипела она, совершенно оглушенная ударами, — сама решу, когда мне достаточно! Ее дыхание стало совсем отрывистым, почти беззвучным, а грудь болезненно поднималась из последних сил. Навия резко отшатнулась назад, будто бы оступившись, и наконец остановилась. Груша всё ещё раскачивалась перед её лицом, как дразнящий призрак. Её руки дрожали, но не от усталости — это был тот разрывной выброс адреналина, который почти шипел в каждой клетке. С лица и шеи струями стекал пот. Навия медленно опустила кулаки и выдохнула, как будто с этим выдохом слетела вся спесь эмоций, изводившая ее все эти несколько дней. Стараясь вдыхать через нос, девушка чуть согнулась, опираясь руками о дрожащие колени. Отводя взгляд, она встретила мрачный, удовлетворённый кивок Сильвера, и всё же не смогла удержаться от невольного подъёма уголков губ — усталая, как никогда, но в моменте всё же победившая. — Отличная работа, — похвалил он, смягчив тон. — Так держать, босс. Дисциплина. Хладнокровие. Контроль. — Он поднял руку и приставил указательный палец к своему виску, неотрывно смотря ей в глаза: его губы тут же мягко растянулись в улыбке. — Дисциплина. Хладнокровие. Контроль, — почти эхом повторила Каспар, и мелко кивнула, пытаясь отдышаться. Следом она стянула перчатки и, ощущая, как разгорячённая кожа стянулась болезненной коркой, посмотрела на сбитые костяшки. Улыбка исчезла, сменяясь холодной решимостью. Она все делала правильно. — Спасибо, Сильвер. — Все для вас, босс. Спустя полчаса ей все же удалось выползти из зала. Не выйти, не выбежать — именно выползти. Навия едва шагала, чувствуя, что ноги превратились в трясущиеся свинцовые гири, и благоразумно придерживалась рукой о стену, чтобы не рухнуть на пол. Впереди раздались глуховатые, чуть протяжные шаги — она подняла голову и увидела, что Люмин и Паймон направлялись к ней. Брови Люмин невольно поползли вверх, едва она разглядела обессиленное состояние подруги. Паймон же, как обычно, не постеснялась быть более прямолинейной: — Ой-ой, Навия, ты как после катаклизма, честное слово! — А-ха, есть такое. — Ты в порядке? — участливо спросила Люмин, подходя ближе и предлагая свое плечо для опоры, но Навия лишь отрицательно мотнула головой и достала из спортивной сумки бутылку воды. — Все в порядке, не волнуйтесь. Просто сгоняю лишние эмоции на ринге, как ваши дела? — она прервалась на остервенелый глоток воды, закрывая глаза и заходясь в дрожи всем телом. Паймон тут же залепетала: — На самом деле мы переживаем за Невиллета. Говорят, он в последние дни сам не свой, — малышка поджала губы и грустно сложила руки за спиной. Каспар прикусила губу, мазнув взглядом по бетонному полу подвала, где в прошлом году они наконец-таки оборудовали презентабельный ринг и спортзал, затем медленно подняла глаза на слегка встревоженную Люмин: — Правда? — недоверчиво переспросила она, и тут же получила утвердительный кивок от блондинки. –Да, правда, — подтвердила Люмин. — Похоже, что-то его сильно тревожит, но он ни за что не поделится. Кажется, никто этого не замечает, но… Мы были во дворце позавчера и он… мягко говоря, выглядел не совсем… как обычно. — Ну, может быть он просто немного… устал? У нас у всех такое бывает, — Каспар пожала плечами, внутренне сжавшись — не для того она два часа пахала в зале, чтобы избавиться от мыслей о чертовом юдексе и том дрогнувшем, потерянном взгляде, который буквально въелся под корку. С деланным равнодушием она потерла сбитые костяшки, стараясь не зацикливаться на том, что сердце вдруг больно ударилось об ребра и куда-то гулко сорвалось от секундной мысли, что всегда такой сдержанный и «ледяной» Невиллет может испытывать нечто… Подобное. «Каспар, нет. Замолчи. Нет.» — Мне кажется, что он переживает внутренние изменения, — Люмин сложила руки на груди, и прижала правую ладонь к подбородку в задумчивом жесте. — Полагаю, что это из-за случившегося в архиве. — Да-да! — дрожащим голоском перебила малышка. — Паймон заметила, как он побледнел. Жуть! Навия помедлила, но все же сделала шаг в сторону лестницы, кивком призывая напарниц следовать за ней. — Что ж, все возможно. Она не нашла больше сил для ответа, потому что все последние дни с грандиозным успехом старалась избегать этой темы. А теперь ей попросту нечего было добавить. Девушка начала подниматься по ступенькам, молясь, чтобы разговор о юдексе прекратился. — Мы хотим его навестить, узнать, как у него дела, хочешь с нами? — заголосила Паймон, летя чуть позади Люмин. Навия не убавила шага, даже когда малышка озвучила свое предложение. Да и вообще, если быть до конца откровенной, когда внезапный и слегка болезненный приступ аритмии отпустил ее — мысли юркнули и тут же проворно разлетелись в разные стороны. Поэтому в данный момент ей был нужен больше всего душ и чистая одежда. Ноги двигались сами собой, напоминая о том, как сильно ей хотелось сбросить с себя весь груз от тяжелой тренировки и бесконечного потока мыслей. Но, несмотря на это, она всё же бросила короткий взгляд на напарниц, когда они вышли в коридор, и чуть замедлилась: — Нет, — голос прозвучал решительно и твердо. Ей наконец удалось восстановить дыхание. — Не поймите меня неправильно, но я не лучшая моральная поддержка для Невиллета. Люмин понимающе кивнула, хотя ее янтарные глаза слегка потускнели. Паймон разочаровано опустила голову, пробормотав что-то вроде: «Ну вот…». Навия ощутила, как её собственные слова нависли в воздухе, утяжеляя атмосферу, и, чтобы не давиться возникшим молчанием, тут же предложила: — Слушайте, в ресторанчике у Луиджи через час подадут пасту с грибами, если хотите, можем вместе поужинать. Вы же все равно не пойдете во дворец на ночь глядя? Паймон при упоминании еды аж воспряла духом: — Божечки, жизнь-то налаживается! Если ее еще и подают бесплатно, конечно мы останемся! — глаза её засверкали, а на лице расплылась счастливая улыбка. Люмин хмыкнула и по-доброму закатила глаза: — Паймон, да ты когда-нибудь наешься? Малышка в притворном изумлении округлила глаза: — Люмин, да ты когда-нибудь перестанешь задавать глупые вопросы? Навия тихо наблюдала со стороны за этой дружеской перепалкой, и уголки ее губ невольно поднялись в улыбке. Вместе с тем в груди зародилось мягкое, теплое чувство, как будто легкий солнечный луч пробился сквозь тучи и наконец окутал всё вокруг нежным светом. Как прекрасно иметь друзей, которые одним своим присутствием могут разогнать все проблемы. Каспар шире улыбнулась и невзначай влезла в непрекращающийся монолог Паймон: — Мне нужно заскочить к себе, поэтому встретимся там, хорошо? — Конечно, Навия, мы будем тебя ждать!

***

Навия устало перекинула полотенце через плечо и потянулась за бутылкой минералки, оставленной на прикроватной тумбочке. Двигалась она размеренно и лениво — казалось двухчасовая тренировка под руководством Сильвера помогла ей выплеснуть все напряжение и дурь, а ужин и горячий душ окончательно расслабили крепкие мышцы. Тело незаметно окутало дымкой сонливости, и девушка широко зевнула, открыв крышку бутылки. Веки практически слипались, но стоило шипящей жидкости прокатиться по горлу, как Каспар снова погрузилась в пучину собственных размышлений. Эти несколько дней она прилагала неимоверные усилия, чтобы оставить внутри себя только сладкое чувство триумфа от в некотором роде личной победы над правосудием, но раз за разом перед зрачками мазался фокус, и Навия вновь видела лишь настойчивое воспоминание: Невиллет. И чувствовала от того ранее неприменимую к его персоне тоску и горечь. Непоколебимый судья с растерянной дрожью в глазах. Трещины в ледяной маске. Замешательство. Она помотала головой — нет, так дело не пойдет. Нужно сосредоточиться исключительно на себе, на Спина-ди-Росула и открывшихся фактах, вновь все пристально изучить и подготовиться к обсуждению… когда там он сказал? Через несколько дней? В дверь постучали. Каспар, едва глотнув воды, резко повернула голову, вздрагивая от неожиданности. Две неосторожные капли скользнули по нижней губе и упали на ворот широкой майки. На лице отразился легкий удивленный испуг, практически мгновенно сменившийся понимаем: вечерняя почта, ну конечно. Она и забыла. Девушка торопливо сглотнула, обтерла мокрый рот ладонью и открыла дверь, впуская внутрь Сильвера со стопкой конвертов. — Еще не спите, босс? — учтиво поинтересовался молодой человек, проходя по знакомому маршруту к рабочей зоне и медленно сгружая на стол все бумаги. Каспар на миг задержала на нем свой взгляд. Выглядел помощник совершенно обычно, в какой-то степени даже непримечательно — черный брючный костюм с приталенным пиджаком, волосы, собранные в низкий хвост и ровная осанка. Она вновь глотнула воды, отрицательно покачав головой и встретив заинтересованный мужской взгляд. На лице Сильвера застыла дежурная улыбка, которая всегда казалась немного насмешливой, но в этот раз в ней отчетливо промелькнуло что-то ещё. Что-то мягкое и… теплое? Девушка размяла шею, не придавав этому особого значения, и обошла помощника, склонившись над столом. Она ожидала, что он поступит как и всегда: слегка склонит голову, пожелает приятных снов и скроется за дверью, мягко ступая к себе в комнату, а потому голубые глаза сразу же сосредоточились на стопке конвертов, внимательно пробегаясь по адресам. Но мужчина по-прежнему не двигался с места, пристально наблюдая за ней. Навия игнорировала его присутствие не меньше нескольких минут, пока лопатки не начало покалывать от навязчивого внимания. В конце концов, девушка шумно выдохнула и обернулась через плечо, вопросительно приподняв бровь: — Что-то ещё? — Строго говоря, нет… Практически нет. — Практически? — Навия чуть нахмурилась и развернулась к нему лицом, сложив руки на груди и уперевшись бедрами в край стола. И хотя голос прозвучал ровно, язык ее тела говорил, что Каспар снова почувствовала напряжение. Сильвер медленно достал из внутреннего кармана пиджака еще одно письмо. Его не нужно было долго разглядывать, чтобы уловить, насколько оно отличалось от остальных белых и желтоватых конвертов. Хотя бы потому, что было тёмно-синим с массивной сургучной печатью следственного комитета палаты Жардинаж. Ее губы слегка приоткрылись от изумления, а на лице отразилось секундное замешательство — разве они не решили все вопросы, будучи в архиве? Сглотнув и нахмурившись, Каспар забрала конверт у помощника. Бумага была матовой, плотной и довольно приятной на ощупь, оставляя на подушечках пальцев едва различимый аромат древесины. На лицевой стороне конверта крупными тиснеными буквами было выбито имя адресата. Чернила использовались особые — насыщенного белого цвета с бархатистой текстурой, которая мягко блестела при любом освещении. Центр конверта скрепляла массивная печать — кобальтового цвета с тонкими прожилками золота. Герб следственного комитета был выгравирован с филигранной точностью: щит, окруженный лавровыми ветвями, и весы правосудия с двумя драгоценными камнями по бокам, символизирующими истину и закон. По окружности печати шел латинский девиз: «Veritas et Aequitas» — «Истина и Справедливость». Навия едва ли не подавилась от возмущения. Истина и справедливость — ну как же. Конечно. В безмолвном возмущении она подняла глаза на Сильвера и прикусила губу, сдерживая злость, набатом пробирающуюся к груди. — Это всё? — ещё через несколько секунд отрывисто спросила она, заглядывая в лицо напротив. Помощник кивнул, но не торопился уходить, выглядел он при этом достаточно… обеспокоенным: — Вы в порядке, босс? Навия нервно сжала конверт в руках, ощущая матовость пергамента под пальцами. Она не могла позволить себе показать слабость, сорваться или отреагировать хоть в какой-то степени неправильно. Кроме того, она действительно не понимала, к чему этот конверт, если несколько дней назад им удалось установить, что ни Навия, ни ее отец в преступлениях невиновны? Что в таком случае еще от нее нужно? Блондинка покачала головой и наконец поставила бутылку минералки на стол — она и не заметила, что все это время держала ее в руке. Затем вновь посмотрела на молодого человека и выдавила легкое подобие улыбки, уверено кивнув: — Всё хорошо, Сильвер. — Вслед за выражением лица и тон ее голоса стал спокойнее. — Спасибо за почту. Отдыхай. Сильвер чуть поколебался, но всё же кивнул и направился к выходу. Прежде чем исчезнуть за дверью, он обернулся: — Если что-то понадобится, вам стоит только позвать меня. Хорошенько отдохните, босс. Когда дверь закрылась, Навия всматривалась в нее ещё пару секунд, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Лишь когда шум полностью стих, она медленно перевела взгляд на конверт в руках и позволила себе облизать пересохшие губы. Пальцы нервно сжались сильнее, оставляя едва заметные вмятинки-полумесяцы на плотной бумаге. — Истина и справедливость… — прошептала она с горечью и вскрыла конверт одним, уверенным движением. Внутри лежал сложенный пополам лист пергамента с гравированной золотом эмблемой палаты Жардинаж в верхнем правом углу. Письмо состояло из печатных букв, и лишь в нескольких местах личных данных было заполнено до скрежета идеальной каллиграфией. Навия сильно прикусила губу и рвано сглотнула, впиваясь в строчки глазами, улавливая, как от волны шока и раздражения ее брови стремительно поднимаются. «Мисс Каспар, В соответствии с положениями статьи 49, параграф 6 Уголовно-процессуального кодекса Кур-де-Фонтен, мы приглашаем Вас явиться в качестве свидетеля по делу №22091815. Вызываем Вас на допрос, который состоится 26 сентября 1815 года в 7:15 в административном здании дворца Мермония, Кур-де-Фонтейн. Просим Вас иметь при себе документ, удостоверяющий личность. В случае невозможности явиться в указанное время и место, просьба незамедлительно сообщить нам об этом либо почтовым отправлением по прилагаемым координатам, либо иным удобным способом. Обращаем Ваше внимание на то, что отсутствие без уважительных причин может повлечь за собой меры, предусмотренные действующим законодательством.

С уважением,

Следственный комитет

Палата Жардинаж

Кур-де-Фонтейн, 25 сентября 1815 г.»

Навия открыла и закрыла рот. Прочитала письмо снова. И еще два раза для верности, чтобы убедиться, что четкость зрения ее не подводит и не обманывает. Затем оперлась рукой о стол, ловя равновесия и ближе подходя к настольной лампе. Облизала пересохшие губы и в недоверии вновь уставилась на упрямые строчки. Вихрящаяся мысль, наконец, пробилась наружу лишь спустя две с половиной минуты: Дворец Мермония. Допрос. Завтра. Внезапно она чуть не поперхнулась воздухом от прошибающего насквозь понимания: — Завтра? Как это завтра?! Бледнея от обязательства вновь оказаться в жуткой комнате для допроса так скоро, Навия скинула конверт на столешницу и, не в силах уделить время больше ни одному письму, отшатнулась назад. Рвано втянула воздух одними губами, ощущая гул давления в крови и висках и ошарашенно уставилась прямо перед собой, опуская одну руку на талию, а второй закрывая распахнутый в беззвучном шоке рот. Сглотнув, девушка провела пальцами по коже и прикусила кончик ноготка большого пальца, оставив его между зубов. Постояв так несколько секунд, она медленно потянулась к минералке и сделала крупный глоток, а затем возмущено хмыкнула: — Нет, они там вообще все сдурели что ли! Сколько можно то?! Ни дня без них, никакого продыху, это что вообще значит! — она стрельнула глазами на вскрытый конверт и чуть колыхнувшийся белый лист поверх. — Тц, Невиллет, не дай Архонт этому не найдется логического объяснения — я устрою тебе такой допрос, что статья в газете сказкой покажется. — Она нахмурилась и замолчала, впрочем, уже через секунду возобновив негодование. — Нет, неужели это теперь в порядке вещей?!.. Блондинка закрутила крышку бутылки и оставила ее на столе, щелкнула выключатель лампы и сбросила полотенце в кресло, а затем, бормоча под нос невнятные возмущения, побрела к кровати, въедливо разглядывая настенные часы, двигающие стрелки к одиннадцати часам.