Прелюдия к истине

Времени осталось мало, я должен… Доесть.

Утренний аквабус был практически пуст, не считая их небольшой группы и двух молоденьких девушек, смахивающих на туристок или, быть может, студенток Исследовательского института (по крайней мере, на это намекали фотоаппараты в их руках и небольшие бинокли, болтающиеся на шеях). В остальном отсутствие людей было неудивительным, даже объяснимым: на улице творилась настоящая господня срань, начиная с порывистого, хлесткого ветра, студящего голову, заканчивая молочно-белым туманом, все еще плывущим под их ногами: того и гляди вынырнет из этой белесы какая-нибудь премерзкая тварь — слова не успеешь сказать, как окажешься за бортом, а потом в каком-нибудь чертом забытом коллекторе. На секунду Навия прикрыла глаза и зачем-то представила это, но быстро опомнилась, вернув себя на землю одним лишь воспоминанием о цели этой утренней «поездки»: — Что известно? — Навия щёлкнула крышкой жестяной банки и сделала торопливый глоток, чуть поджав губы, когда шипящая жидкость прокатилась по горлу — энергетик оказался чертовски холодным, и в сочетании с продувающим со всех сторон ветром, окончательно заставил ее съежиться. Девушка, быстро подняв руку, подцепила кончиком ногтя ворот черной кофты и натянула его по самый подбородок. Все ее тело и без того противно потряхивало, не хватало еще заболеть под конец дня. — Только адрес, вот, демуазель, возьмите, — мужчина поправил съехавшие на нос очки и протянул ей короткую записку с адресом. И пусть любопытство побуждало буквально выхватить бумажку из рук помощника, пальцы дрожали, а сердце отчаянно сжималось. Кажется, не было никаких сил это читать. Воспринимать. Видеть. Впрочем, голубые глаза уже пробежали по одной единственной строчке и широко распахнулись: — Черт! — воскликнула Каспар так громко, что сидящие рядом девушки ойкнули и даже будто смутились, уставившись на нее. Навия вмиг прикрыла рот — даже не поняла, как дёрнулась ее рука, почувствовав лишь короткий импульс в предплечье, но в остальном на устремленные вопрошающие взгляды внимания так и не обратила. Зрачки ее глаз сузились и задрожали. «Да. Что. Это. Такое. Вашу. Мать?!» — Демуазель, — мягко шепнул Мелус, скорее ради приличия, чем в желании одернуть девушку. — Пожалуйста. Навия медленно перевела взгляд на помощника. Тот слегка прищурился в мягкой, извиняющейся перед случайными спутницами улыбке. Потерянно сжав в трясущейся руке клочок бумаги, наспех вырванный из старой записной книжки Мелуса, Каспар вновь вернулась к криво накарябанному черной ручкой тексту. Нет. Ей действительно не показалось. В третий раз! Адрес, танцевавший на языке буквально три дня назад, теперь монументом застыл перед зрачками. По всему ее телу словно прокатилась ледяная волна — Каспар подняла опасливый, даже тревожный взгляд, пробежавшись по притихшим пассажирам, и шумно сглотнула, тут же передав записку Люмин. Путешественница, проводив ее серьёзными, вдумчивыми глазами, наконец опустила голову к тексту, а затем ее брови удивленно взметнулись, пока Паймон уже во всю размахивала руками: — Это же! Это же! Паймон помнит этот адрес! Точно помнит! — Да, Паймон. Это он. — Чуть сипло ответила Люмин, исподлобья посмотрев на застывшую в ужасе малышку. Навия резко отставила банку энергетика в сторону — адреналин в ее крови теперь зашкаливал и без этого. Она положила руки на колени, комкая брюки и чуть сжимая ткань ногтями, в попытках сохранить внешнюю невозмутимость, но интуиция не просто кричала, она отчаянно вопила прямо в ухо, как гребаная сирена: «С этим … лучше не связываться! Бери-ка себя в руки, и бежим в обратном направлении! Хватит, уже поиграли в «сыщиков-героев»! Опять хочешь оказаться на допросе?!» И, честно признаться, Каспар даже не знала, что противопоставить этому ору в своей голове. Ладони неприятно вспотели, и резкий контраст ледяного влажного воздуха почти обжигал кожу. Девушка чуть сжала пальцы и торопливо растерла их между собой. На этот адрес, именно на этот ублюдский адрес, она на днях отправила целую партию макарун, украсив коробки шикарной золотой лентой, поставив печати Спина-ди-Росула и положив в подарок вдохновляющую открытку. Да о чем тут можно говорить, этот контакт был отмечен как постоянный — именно в этот дом в Элинасе доставки осуществлялись регулярно чуть ли не с того самого первого месяца, когда Навия начала продавать свою выпечку за пределы Пуассона. Она даже сможет вспомнить имя заказчицы… Как же ее… Мадам Дютье? Дюфте! Мадам Дюфте! Точно. Каспар отправила ей самую большую поставку макарун «Осеннего ассорти» за последние полтора месяца. Ну конечно! Они никогда не встречались вживую — по адресу доставки Навия понимала, что женщине, вероятно, не в пору было ездить так далеко, чтобы забирать заказы самостоятельно, но, несмотря на это, мадам Дюфте была стабильным и, без прикрас, щедрым клиентом: выпечку покупала пару раз в месяц строго большими партиями (Сильвер только и успевал отдавать их в доставку, бедняга, всю спину себе сорвал с этими коробками), а также отличалась особыми привилегиями на дегустацию новых вкусов — частенько писала письма Навии с просьбой добавить или изменить что-то в рецепте, на что Каспар откликалась с большим удовольствием — что-что, а эксперименты на кухне по праву считались ее страстью. А теперь… Воображение рисовало таинственную заказчицу — может быть, у нее большая семья, наверное даже есть дети, которые обожают сладкое, и… Наверняка сейчас все они пребывают в страшном горе. А что, если мертва не она? Где-то под рёбрами жестко кольнуло. А вдруг мертв кто-то из детей? Господи, нет! Только не это! Она резко откинулась назад, впившись позвоночником в железный поручень спинки, и, неосознанно шикнув от боли, закрыла лицо ладонями. Кожа на кончиках пальцев словно горела, будто намекая — в этот раз ты точно причастна к делу. Все буквально провернуто твоими руками. Остатки рациональности бушевали в голове попытками вернуть ясность мысли: нужно сначала дождаться прибытия на место преступления, а после делать какие-то выводы. Однако, подсознание накручивало самые жуткие картинки, разгоняя воображение Каспар, доводя девушку чуть ли не до слез и истерики. Где-то под слоем пульса и внешнего шума остро грохотало: «Это не совпадение. Не бывает таких совпадений. Он обо всём знал!» На миг ее сердце словно сжали когтистые лапы: господи, но как от него… От него же нигде не спрятаться! Руки с уже присущей им дрожью обессиленно опустились на коленки — на губах появилась горькая усмешка. Всё это время она была лишь пешкой в Его руках, и он собирался разрушить не только всё то, что она строила годами, не только светлую память о Калласе, не только «Спина-ди-Росула», закопав организацию в грязных обвинениях, он собирался уничтожить ее. Несправедливость и, одновременно, страх обожгли горло, словно раскаленным железом. «Убийства… Я не совершала этих преступлений. Я никогда не была причастна к беззаконию… Разве я не боролась против него…? Разве это все, чего я заслуживаю…? Неужели все правда будет… Так?» Отец часто говорил ей о том, что выход есть всегда. Есть выбор, есть последствия принятого выбора — множество развилок, где каждая приводит к разному исходу. Но то, что сейчас приобретало ясность в глазах Навии, явно кричало об обратном: на этот раз нет никакого выхода. Никаких вариаций. Команда сохраняла обременительное молчание. Наверняка понимая, что для совпадения ситуация выглядит слишком нереалистичной, они в то же время не хотели волновать Каспар догадками и проявлением собственного смятения. Невольно поёрзав на сидении, Навия заломила пальцы и уставилась на неохотно выползающий из тумана причал, четко осознавая: высаживаться на том берегу ей не хотелось.

***

Гравий забивался под ботинки и со скрипом прокатывался под подошвой, больно врезаясь в ступни, поэтому команда шла извилисто и быстро, стараясь сместиться поближе к коротко подстриженному газону. Солнце здесь светило тухло-серое, бросая на роскошно остриженный сад бледные тени — в преломлении света красно-оранжевые листья казались грязными и неживыми. Воздух ощущался так же — тяжелым, пропитавшимся застоявшейся пылью — густо и неподвижно. Навия сделала глубокий вдох, но он вышел абсолютно сухим и оставил привкус железа на языке. То самое ощущение горечи, которого она так боялась, но к которому начинала постепенно привыкать. Шаги Мелуса и Сильвера за спиной звучали приглушенно, как будто они раздавались где-то из параллельной реальности, как накрытые невидимым куполом. Ветер здесь был спокойнее и легче, чем в Пуассоне — он бежал по верхушкам деревьев, но те даже не шелестели — только едва заметно колыхались, неохотно уступая движению порыва. Где-то среди ветвей темнели силуэты птиц: ни одна из них не пела — они молча наблюдали за чужаками. Навия приблизилась к Люмин, идущей чуть впереди, и поравнялась с ней плечом к плечу. Паймон летела чуть позади, пытливо рассматривая сад на предмет неочевидных улик. Каспар остро чувствовала собственное нежелание говорить, но слова уже грелись в глотке и зудили на деснах. Она глубоко, наверное, слишком шумно вдохнула, потому что повисшая тишина между ними ощутилась безмерно тяжелой. Люмин, словно ощутив на собственном теле колебания напарницы, бросила на Навию быстрый взгляд — внимательный, но ничего не говорящий. — Ты ведь тоже это чувствуешь, да? — все-таки вырвалось у Каспар, и она вдруг поймала себя на мысли, что голос прозвучал гораздо громче, чем ей хотелось. Паймон удивленно вскинула голову, но, что поразительно, промолчала — она вообще не открывала рот после того, как они сошли со станции аквабуса в Сент-Луи, видимо, сама переживая не меньше. Люмин не остановилась, продолжая шагать в том же ритме, но уголки её губ едва заметно дрогнули: — Что именно? — конечно же, она чувствовала. Понимала, но не хотела допустить недомолвок между ними — пусть уж лучше Каспар договаривает свою мысль. Навия помедлила, смотря себе под ноги: — Что здесь… Что-то… Хм. Как будто само место дышит нам в спину, не считаешь? — Навия невольно нахмурилась, подразумевая, что, возможно, звучала глупо, и тут же сжала кулаки, ощущая, как тяжесть скручивается где-то внутри, словно пружина, готовая лопнуть. Люмин на мгновение замедлила шаг, словно обдумывая её слова, и затем почти прошептала: — Вопрос лишь в том, что мы с этим будем делать. Лёгкая дрожь прошла по её телу, и сердце забилось быстрее: вот уж действительно, знать бы, что с этим делать… Каспар облизала пересохшие губы и украдкой взглянула на Люмин. Непоколебимая уравновешенность путешественницы казалась просто непробиваемой, как будто она знала что-то, чего не знала Навия, и это ощущение мучило последнюю всё больше и больше. Собрав всю решимость в кулак, Каспар сделала еще один глубокий, успокаивающий вдох: — Люмин… — голос на мгновение дрогнул, но девушка быстро взяла себя в руки. — Насколько близко ты общаешься с Невиллетом? Бабах — грохнуло сердце где-то в желудке. Ну, по крайней мере, она все же это озвучила. Вопрос прозвучал неожиданно даже для неё самой, не говоря уже о вытаращившей глаза Паймон и слегка, на самую малость застопорившейся Люмин, но отступать было поздно. Безусловно, она не знала, чего ожидать в ответ, и именно поэтому чувствовала, что ответ путешественницы будто… сможет многое изменить. — Почему ты спрашиваешь? — В её голосе не было напряжения, только лёгкий оттенок удивления, как будто вопрос действительно застал её врасплох. Паймон тут же вскинула голову. Она продолжала идти вперёд, но в движениях появилось нечто настороженное — угловатое. «А-ха, теперь давай, попробуй все это логично объяснить», — Навия стиснула кулаки, ощущая нарастающую плеяду волнения. И приложила все силы, чтобы голос не сорвался на хрип: — Меня тревожит кое-какое странное предчувствие, — начала она, стараясь удержать взгляд на дороге впереди, но уже ощущая, как закручивается дымка фокуса перед глазами. — Я не могу описать его… Во всяком случае пока не могу, — Каспар резко выдохнула, чувствуя, как накопившееся напряжение выходит наружу, превращаясь в осторожные, но прямые слова. — Но ты не задавалась вопросом, как он всегда оказывается на месте преступления раньше нас? — Навия бросила быстрый взгляд на Люмин, ожидая хоть малейшей реакции, но лицо напарницы оставалось бесстрастным. — Как обнаруживает улики, якобы обличающие меня, — блондинка на мгновение прикусила губу, чувствуя, что её смелость начинает подтаивать, но, не дав себе потерять тень уверенности, продолжила, — и предъявляет обвинения с таким хладнокровием, будто его совсем ничего не смущает? — Ох, Навия… — Люмин выдержала короткую паузу, словно собираясь с мыслями, — Я думаю, что для такого человека, как месье Невиллет… пойми меня правильно, но… — Её голос стал более мягким, но в то же время и более твёрдым. — Для него в этом нет ничего необычного. В конце концов, это его работа. В его подчинении целый следственный комитет и Сумеречный двор, и, к тому же, регион сейчас постоянно патрулируется. Было бы куда более удивительным, если бы он не был в курсе всего происходящего. Наконец, Люмин остановилась, чтобы взглянуть на Навию — глаза напарницы светились пониманием, но в них всё равно оставалось что-то пугающе блеклое. Разбитое. Было неясно, случайно ли Люмин пропустила часть вопроса о такой очевидно-навязчивой якобы причастности Каспар, или же осознанно не стала комментировать эту размытую догадку. — Я полагаю, что ему просто мгновенно докладывают, когда получают информацию. Мы же, напомню, обходимся ограниченными ресурсами, поэтому слегка отстаём. Тебя смущает, что мы уступаем ему? Вопрос завис в воздухе, катализатором вызывая яркую химическую реакцию из гнева, растерянности и мерзкого чувства уязвимости. Люмин, казалось, зрила в корень, все же понимая, что за этим вопросом скрывается нечто большее, чем просто конкуренция между ними и Невиллетом — все это блеснуло всего на миг в глубине янтарных глаз, но Навии хватило, чтобы больно закусить изнутри губу и чуть отстраненно кивнуть: — Возможно. — Вместе с тем глаза оторвались от носков собственных ботинок и устремились вперед — оказывается, они уже вышли на главную площадку. Этот особняк был ей незнаком — первое, что подметила девушка, смотря на трёхэтажное здание в стиле традиционной эклектики с видом на угрожающе черный в тусклых лучах залив. Коротко стриженная лужайка в некоторых местах уже была усыпана сырыми клиновыми листьями — видимо садовники еще не успели убрать их или ночная гроза постаралась. Лужайка начиналась у песчаного берега и простиралась метров на пятьсот до самого парадного входа, изящно огибая мраморные статуи божеств Тейвата. Вдруг бросилось в глаза, как тени ветвей деревьев танцевали на каменных плитах, создавая иллюзию движения в полумёртвом пространстве сада. Выглядело все это жутковато, и Навия снова нервно прикусила губу, уже изрядно припухшую изнутри. — Ух, но посмотрите, дом-то какой шикарный! Сколько же на него ушло моры?! — не удержалась Паймон от дозы восхищения, взыгравшего на общем фоне тревожности. Каспар заметила охранников на входе, стоящих по обе стороны от массивных дверей особняка. Их строгая, темно-синяя форма не обещала ничего хорошего, а золотые значки, отполированные до блеска даже с расстояния, слегка слепили. — Люмин, там охрана. — Прошептала девушка, указывая на двоих в форме. Чувствовала она себя чрезмерно взвинченной для человека, который не раз проходил все эти процедуры. Тем не менее, Люмин не стала задавать вопросов, молча шагнув вперед, и без промедления начала объяснять ситуацию патрульным, конечно, не забыв упомянуть о личном знакомстве с юдексом, от чего Навию почти передернуло. Наконец, когда комплекты бахил и перчаток были выданы, группа зашла в холл. — Мы найдем месье Невиллета, может быть, ему уже что-то известно, — Навия не успела даже слова вставить, как Люмин и Паймон тут же скрылись на лестнице. Она остановилась в прихожей и закрыла глаза, чувствуя под веками знакомое жжение. Каспар понимала — ей нужно время, чтобы морально подготовить себя к… к тому, что ей придётся увидеть. Внезапно на плечо легла чья-то горячая, чуть мокрая ладонь: она аж взвизгнула от неожиданности и резко дернулась в сторону: — Сильвер! Черт тебя раздери, ты меня напугал! Идите, пожалуйста, лучше за Люмин, я вас догоню. — Но босс, я же просто… — Идем Сильвер, не будем заставлять демуазель нервничать, — вдруг вклинился Мелус и слегка подтолкнул напарника к лестнице. Как только шаги помощников стихли, Навия почувствовала, что напряжение медленно начало отпускать сжатые тисками плечи. Признаться, это стало для нее неожиданным: едва ли ей когда-нибудь удавалось испытать облегчение в доме с трупом. И пусть теперь девушка осталась одна, и воздух вокруг заметно потяжелел, став почти осязаемым, Каспар уловила, что это краткое уединение было ей необходимо, как глоток ледяного напитка в жару. Наконец, глава «Спина-ди-Росула» сделала осторожный шаг вперёд, едва касаясь носками ботинок ковра, и остановилась на пороге просторной комнаты. Она заглянула в гостиную, но не решилась войти — непонятно, что ее остановило: внутренняя тяжесть или першащее от дискомфорта горло, однако тело отказалось сделать даже крохотное движение, будто предостерегая ее: зайдешь и назад уже не вернешься. М-да. Приятного мало. Глаза медленно проскользили по комнате, а ногти впились в ладони. Первым делом Каспар зацепилась за золотую лепнину с цветочными узорами под потолком, сразу напомнившую ей день судебного заседания по делу Лини и Линетт и проклятый оперный театр «Эпиклез». С этого кошмарного места все и началось. Хрустальная люстра, свисающая с центральной балки сейчас не горела, но отражая дневной свет, серыми бликующими гранями резала кремовые стены и аукционные картины известных художников: Навия без труда узнала в одном из пейзажей песков Аль-Азифа работу мадам Соннет — хорошей знакомой отца, которой, к слову, Спина-ди-Росула и помогла устроить закрытый аукцион в Фонтейне лет…. Господи, сколько же лет прошло?! Пять? Десять…? Навия с ужасом распахнула глаза и, потерянная, отступила назад, вернувшись в холл. Где-то наверху раздавались до головокружения знакомые звуки следствия — щелчки камер, тихие переговоры, шаги на поскрипывающих досках второго этажа. Сердце начало биться чаще, будто откликаясь на эту гамму шорохов. Каспар внезапно замерла, словно кто-то схватил ее за ногу, и медленно повернула голову в сторону. Прямо перед ней высилось широкое зеркало в пол, обрамленное массивной золотой рамкой, приглушенно сияющей в солнечных лучах. Его роскошь контрастировала с бумажно-белым, резким светом, но то, что поразило ее куда сильнее игры бликов — собственное отражение. Навия увидела себя — бледную, взволнованную, с широко открытыми глазами, мутными от усталости и страха. Изможденную — она и не заметила, как сбросила несколько килограммов (хотя, может быть, это так бросилось в глаза из-за черной одежды), как теперь дрожали ее руки, как метался взгляд. Сглотнув с тупой болью в висках, девушка вдруг поняла, что реальность ударила ее с новой силой. Что же происходит… Кто все это делает? Кто все это делает с ней?! Каспар просто не могла оторваться от собственного отражения. Это, безусловно, была она, но уже далеко не та уверенная и решительная женщина, которая играла исключительно по своим правилам. Из зеркала на нее смотрела другая Навия: маленькая, испуганная девочка, скрученная по рукам и ногам острой проволокой обстоятельств. Господи, как все дошло до этого?.. Абсурдные обвинения, словно грозовые тучи, висящие над ее головой, готовые взорваться в любой момент. …Как до такого дошло? — Я не совершала этого… — прошептала она, но голос прозвучал пусто, утонув в тишине холла. Каспар видела, что губы ее шевельнулись, но с болезненным импульсом вдруг поняла, будто это отражение ей не принадлежало. Будто не она это вовсе. Не ее это слова. Не она это только что сказала. Страх начал медленно ползти по клеткам, заполняя ее, как угрожающий поток воды, готовый утянуть на самое дно. Взгляд вновь метнулся. Что-то изменилось. В отражении, за спиной появилась фигура — высокая и одновременно с этим угрожающая. Навия замерла — сердце затрещало прямо в висках, когда Каспар узнала его. Невиллет. Один. «Почему он один?! Где его привычная охрана?! Что он собрался делать?! Почему. Он. Один?!» Он был сдержан, как и всегда: строгий аметистовый взгляд не выражал ни малейшей эмоции, но теперь от этого спокойствия вдруг завеяло смертельным холодом. Впервые настолько острым. Настолько… пугающим. Навия ощутила, как все тело напряглось, словно стальные прутья сковали всю ее волю к движению и сопротивлению. Ноги немного дрожали, но девушка не могла сдвинуться с места, словно этот дом прирастил ее к своему полу. Каспар смотрела в зеркало, не осмеливаясь обернуться, пытаясь себя успокоить, будто бы просто увидела призрака, а не реального человека. Но его шаги звучали в действительности, четко и размеренно, как удары самой справедливости, приближающиеся к ней с каждым мгновением. Навия вдруг уловила, что его тень все больше заслоняла собой дневной свет. Ее дыхание участилось, но она все еще карабкалась, пытаясь держать лицо, хотя внутри все сжималось и кричало от страха. Невиллет не спешил, будто зная, что ей некуда бежать — он остановился прямо за ее спиной и посмотрел в зеркало. Их взгляды встретились в отражении. На лопатках заискрилась сыпь горячей пульсации от угрожающей близости судьи — безусловно, он оставил между ними приличное расстояние, но его все равно было недостаточно, чтобы незаметно сглотнуть комок, вставший поперек ее горла. В его острых, как клинки, зрачках не было ни гнева, ни сожаления — лишь какая-то тихая неизбежность. Навия осторожно приоткрыла губы. — Вы хотите что-то сказать, мисс Каспар? Как же чертовски низко прозвучал его голос: ее аж до мурашек пробрало хриплое придыхание. Она сглотнула почти в ужасе. И не ответила, неотрывно смотря на него через зеркало, будто бы оно единственное могло ее уберечь. «Во-… возьми себя в руки, Каспар!» Наконец, Навия крепче сжала пальцы и постаралась выдохнуть: — Что вы хотите услышать? — на последнем слове она чуть охрипла и тут же внутренне дала себе пощечину. «Ну что ты расклеилась, как сопля на деревяшке! Соберись! Хватит! Хватит-хватит-хватит.» — Что вы хотите услышать? Признание в том, чего я не совершала? Извинения за то, что посмела сопротивляться? Он не шелохнулся, но на лице что-то мелькнуло — Навия не успела уловить, что именно: — Правду, мисс Каспар. Мне будет достаточно всего лишь правды. — Я не виновата. — Она вдруг резко развернулась, вздернув подбородок, и посмотрела ему прямо в глаза теперь безо всяких преград. — Но вам не хочется этого признавать. Почему? Почему вы так поступаете? Наконец ее голос прозвучал тверже, сильнее, с некоторым надрывом. Слова повисли в воздухе, пока ее радужки бегали в его глазах в поисках каких-то… Ну чего? Ответов? Намеков? Понимания? Она вновь осмелилась бросить ему вызов, несмотря на весь кошмар, кипящий внутри, и получила ли что-нибудь в итоге? Едва ли. Невиллет около десяти секунд разглядывал ее лицо — бледное, с отпечатками слез и бессонной ночи, возможно слегка ошарашенный ее вопросами, но так и не нарушивший молчания. Поджав губы, Навия разочаровано покачала головой и медленно отступила назад, а затем, развернувшись, прошла мимо него к лестнице на второй этаж, надеясь как можно скорее найти Люмин. Надеясь как можно скорее отвлечься.

***

Навия второпях прошла мимо хрустальных торшеров, цепляясь ладонью, скрытой перчаткой, за отполированные патиной перила. Ее тонкие, холодные пальцы скользили по витиеватому железу, словно пытаясь поймать опору на фоне последний событий. Несмотря на то, что неторопливая стрелка часов не дошла и до полудня, солнце было мертвенно бледным — едва ли способным осветить хотя бы половину дома. Его слабые лучи не проникали внутрь, оставляя коридоры в сумраке, где желтый, старинный свет ламп искрился каплями хрусталя и бросал на стены горбатые тени. Навия слегка увела лопатки назад, пытаясь сбросить с костяшек монотонное напряжение: будто эти острые чёрные языки специально расползлись по углам, хищно следуя за каждым её движением. Бархатистый изумрудный ковер скрадывал звуки шагов, и каблук слегка вяз в ворсе: девушка невольно застопорилась, дав себе несколько секунд, чтобы собраться с силами. Вместе с тем ее радужки пробежались по кремовым стенам с извилистыми, резными вензелями, увешанным картинами в богатых рамах. Полотна потемнели от старости или казались такими в игре света — уже не разобрать, но в любом случае, Навии они не понравились — слишком роскошно. Слишком тяжело. Она медленно переводила взгляд с одного портрета на другой, стараясь приметить какие-то детали в густых мазках краски, но ничего не могла разглядеть, кроме трещинок лака. И вдруг ее взгляд остановился на портрете пышногрудой дамы с рыжими волосами, аккуратными волнами собранными в пучок. Где-то среди шпилек забавно торчало перо белого павлина — но не это заставило Навию неловко приоткрыть губы и, тихо сопя, сглотнуть. На коленях у женщины расположилась малышка лет девяти, не больше — черноволосая и голубоглазая, почти с фарфоровой кожей, такая хрупкая, словно кукла. Девочка смотрела прямо на Навию и крепко прижимала к груди плюшевого зайчика, будто боясь, что тот вот-вот спрыгнет с ее рук и сбежит. Каспар резко распахнула глаза — по ее телу взлетела дрожь, и девушка поспешно обняла себя руками. Мелькнувшая яркой вспышкой мысль: «А если… убит ребенок…?!» оказалась для нее слишком острой и болезненной. На долю секунды ресницы дрогнули и крепко сжались — Навия втянула воздух через нос с такой силой, что слизистую невольно зажгло, а затем громко, медленно выдохнула и, не переставая приобнимать себя за локти, двинулась наверх. «Никаких домыслов, Каспар, только факты. Спокойствие. Самообладание.» Следуя за мнимым хладнокровием, но, впрочем, не отпуская тревожных мыслей, маячащих где-то на периферии, девушка выпрямила спину неестественно ровно, ощущая, как маленькие горячие точки пульсацией прошлись по позвоночному столбу, осев прямиком на поясничных ямочках. На втором этаже оказалось намного светлее: через широкое окно, затянутое плотными золотыми занавесками с каким-то полупрозрачным узором, мягко драпирующим раму, по стенам рассеивались теплые медовые блики. Но даже тонкая лучистая переливка не ослабляла жутковатого предчувствия. Конечно, ей было страшно. Какой бы эмоционально выхолощенной она себя не чувствовала, первобытный инстинкт брал свое, пуская корни ужаса в гулко стучащее сердце. Возможно, не так истошно, как вчера, но и не равнодушно. Далеко не равнодушно. — Миледи, прошу прощения, у вас есть ордер на осмотр места происшествия? — перед лицом Навии вдруг возник высокий мужчина. Его скрытая белым халатом фигура словно выросла из ниоткуда, преградив проход, в котором секунду назад мелькнула макушка Люмин. Он чуть выставил руку, обтянутую перчаткой, так, что Навия обязательно бы напоролась на нее плечом, если бы продолжила ход. Ее глаза резко взметнулись наверх в легкой растерянности. «Неужели эта чудесная протокольная чушь никогда не закончится?» Судмедэксперт был терпелив и даже слегка приветливо, насколько это позволяла ситуация, улыбался. Хотя выражение его лица и оставалось непоколебимым. Навия невольно закусила губу, с трудом удерживая напускную призму спокойствия, и тихонько вздохнула — именно в этот момент девушка осознала, насколько сильно устала от… боже, от всего этого. Она помотала головой, словно помогая себе очнуться, и тихо пробормотала: — Извините… Но… Вы не могли бы, — прозвучало куда хуже, чем пару секунд назад до этого в голове. Девушка нахмурилась и чуть впилась ногтями в предплечья. — Не могли бы вы сказать, кто жертва? Да, кажется, этот вопрос звучал громче других в ее голове. Мужчина чуть прищурился, и от этого его карие глаза показались почти черными. А затем, понизив голос до строгого полушёпота, вкрадчиво произнес: — Сожалею, миледи, но это секретная информация. Если у вас есть ордер, то я провожу вас на место преступления и вы все увидите сами. Если же нет, то — увы… «Ничего нового…» Ее плечи разочарованно съехали — Каспар, скрипя зубами, молча кивнула и внимательно, мрачно взглянула на него. На мгновение их взгляды пересеклись, и холодный блеск в его глазах неожиданно дернулся в сторону: очевидно, мужчина на что-то отвлекся. Впрочем, более это было не важно, потому что Навия уже набрала воздуха в грудь, чтобы наступить на горло собственной гордости и позвать Люмин, как вдруг судмедэксперт неожиданно встал ровнее, чуть нервно вздрогнув, и проговорил немного громче: — Вчера вечером была убита мадам Дюфте, женщина 53-х лет. Предварительная причина смерти — отравление. А теперь прошу меня извинить, миледи, мне пора вернуться к работе. И, не задерживаясь более ни на секунду, мужчина обошел Каспар, скрываясь в соседней комнате. Навия удивлённо приподняла брови, невольно провожая судмедэксперта обескураженным взглядом. От изумления информация о жертве едва ли не пролетела мимо ушей. «...Что это сейчас было?» Обернувшись, Каспар вздрогнула от неожиданности, резко врезавшись взглядом в Верховного судью, остановившимся на лестничной клетке. Их глаза сцепились друг с другом на жалкие полусекунды, но этого хватило, чтобы Навия зависла в смятении и чуть изогнула бровь. «И долго он тут стоял?» В этот момент Люмин осторожно положила руку на плечо блондинки, заставив Каспар слегка дернуться и мгновенно повернуть голову. — Ох, Люмин… — Пойдем, напарница, нам нужно осмотреть место происшествия. Навия загружено кивнула, стараясь проглотить волнение, и, следуя за Люмин, почувствовала, как её сердце снова пропустило несколько беспорядочных тактов. Она нахмурилась, с усилием прокрутив слова эксперта в голове. И тут же ощутила зыбкое, почти туманное облегчение: «Жертва хотя бы не ребенок… Господи… спасибо. Спасибо…» По крайней мере теперь, она сможет унять травящую здравый смысл панику и подойти к делу более прагматично, насколько, конечно, позволит ей сегодняшнее состояние. Невиллет безмолвно двинулся за ними, отрешённо держась в стороне. Его тень росла позади, нагоняя дискомфортного напряжения. Но она и не думала оборачиваться.

***

— Люмин, — тихо позвала Каспар, приостановившись перед массивной аркой из красного дерева, отделяющую коридор от просторной комнаты. Кончики ее пальцев слегка пощипывало от холода, однако она все ровно коснулась локтя путешественницы, словно прося обернуться. Жест получился каким-то смазанным, как во сне, где каждое движение замедляется, оставляя странное ощущение — будто мир замер, а ты продолжаешь барахтаться в нем, как сломанная марионетка. Навия едва заметно тряхнула головой, стараясь сконцентрироваться на напарнице. — Навия? — золотые глаза слегка расширились. Они обе остановились. — Насколько там все… Плохо? — нерешительно спросила Каспар, отдавая себе отчет, что больше никогда в жизни не хочет видеть того, что увидела в лесополосе вчера вечером. Ее сердце билось чуть сильнее, отчетливо врезаясь в стеночки горла, но глаза, несмотря на дрожащий зрачок, были темными и сосредоточенными — она была настроена в любом случае довести это дело до конца… И по возможности сделать это как можно скорее, пока окончательно не свихнулась. В этот момент месье Невиллет осторожно обогнул их, мягко ступая по ковролину, будто не желая добавлять новых звуков в и так непрекращающийся гомон идущего следствия. Люмин на мгновение отвлеклась: её глаза слегка сузились, прослеживая траекторию его движения. Судья ни слова не произнес, только коротко скосил на них свой взгляд — бесцветно тяжелый, словно оценивающий их реакцию, и в тот же миг отвел глаза, направляясь к главному следователю. Люмин негромко выдохнула, размяв ладонью шею: — Конечно, приятного мало. Но лучше, если такая характеристика вообще позволительна, чем вчера. — Еще один негромкий, сдержанный выдох. — Пойдем, Паймон уже заждалась. Навия кивнула, делая шаг вперёд, но стоило ей переступить порог, как она вновь ощутила это странное давление в горле, словно сердце, сбившееся с ритма, начало рваться наружу. Да, безусловно, жертва не ребенок — эта мысль приносила ей секундное облегчение, но, как только в голову приходило само слово «жертва», что-то тяжелое снова и снова давило на грудь. В конце концов, она постепенно начала ощущать себя металлической статуей — покрытой холодными мурашками и потом. И с таким же привкусом железа на языке. Люмин скользнула взглядом мимо Каспар, цепляясь за силуэты жандармов в дальнем конце комнаты, и Навия инстинктивно повела взгляд следом. Перед ними раскинулась широкая комната — роскошный, почти парадный зал — наверняка женщина нередко принимала здесь дорогих гостей или устраивала благотворительные вечера для узкого круга. Вместе с тем, в нос резко ударил затхлый смрад табака — удушливый и густой, он висел над комнатой, прячась в винтажных портьерах и прилипая к тяжелому золотому тиснению на обоях, точно невидимая пленка. Казалось, мадам Дюфте никогда не отказывала себе в этом удовольствии, медленно отравляя воздух, оседающий на этих стенах, вместе с тем, как отравлялась сама. Или, быть может, запах просачивался сквозь приоткрытую балконную дверь, на которой ветер покачивал занавеску, дерзко проникая внутрь вместе с могильным светом фотовспышек жандармов. «По крайней мере это не цианид.» Но эта мысль, так неожиданно пролетевшая, Навию совсем не успокоила — если жертву отравили, и это был не цианид, то какой тогда яд был использован? Не запутает ли это следствие? Не решат ли они теперь, что авторство принадлежит разным лицам? Не упустят ли они очевидную связь между этими тремя происшествиями из-под своего носа? К тому же расстояния между местами, где были обнаружены тела, — огромны по меркам Фонтейна. И тут до нее дошло. Следствие уже соединило три убийства в единую цепочку. Невиллет еще этой ночью задавал вопросы об участии «Спины» в организации шоу магистра Лини, где жертва была отравлена цианидом. Теперь еще один человек убит идентичным способом. Неужели он уже тогда все… знал?! Пораженная своей догадкой, она мгновенно обернулась — как и ожидалось, Невиллет внимательно смотрел на нее. Ее глаза слегка распахнулись, губы дрогнули. Где-то в подсознании Каспар понимала, почему он так смотрит. И это понимание пугало ее не меньше. Девушка с болью сглотнула и с усилием заставила себя отвернуться, подойдя ближе к жертве. — Вот, Паймон все записала, посмотрите сюда, — малышка вытянула ручку, помахав блокнотом и призывая напарниц наконец взглянуть на труп. Справа, в самой глубине комнаты, у массивного окна, через которое струился мертвенно-серый свет, бросая холодные, блеклые полосы на ковёр, стояло роскошное кресло. Оно было повернуто так, что можно было представить: сидящий там человек наслаждался видом, но теперь казалось, что кресло, обитое темно-зеленым бархатом, засасывало в себя этот труп, не отпуская. Кожа покойной выглядела болезненно-синеватой, словно она давно была абсолютно лишена тепла, а с левого уголка рта стекла бордовая струйка, уже успевшая высохнуть. Кровь, свернувшись, стала темно-рубиновой и напоминала плотную вену, поблескивая в дневном свете. Навия зависла, не сводя взгляда с обездвиженной фигуры. Полные руки мадам Дюфте безжизненно свисали с подлокотников, до треска натягивая кремовую ткань шелковой рубашки, пальцы, чуть испачканные липкими крошками макарун, были искривлены, будто застыли в муках, и ногти, слегка отросшие, покрытые красным лаком, вонзались в обивку кресла, оставляя крошечные рваные борозды. Её голова была опущена к плечу, словно женщина пыталась прошептать что-то в последнем вдохе, но звук так и остался застрявшим в продырявленным язвами горле. На ее коленях лежала открытая коробка с мелкими, почти невинными крошками внутри. Внезапный звук громких шагов где-то за спиной заставил Навию инстинктивно повернуться — Мелус и Сильвер уже встали от нее по обе руки. — Босс, на третьем этаже ничего не обнаружили, — поспешно доложил Сильвер, торопливо поправив собственный галстук, и хотел было добавить что-то еще, как слова перебились и застряли в горле. — Демуазель, это ведь не… Навия сделала шаг вперед, исподлобья взглянув на Люмин и Паймон — те напряжено молчали, неотрывно следя за действиями блондинки. Она осторожно, будто боясь обжечься, подцепила кончиками пальцев крышку коробки, смотря на логотип. Слишком знакомый логотип. Свой собственный, черт возьми, логотип. «Ну конечно!» — почти с издевательской ясностью мелькнуло в голове. Едва заметная, нервная улыбка на миг скользнула по её лицу, быстро сменившись суровой, неподвижной маской. Навия попыталась удержать себя в руках, но мысли сплелись в тугую спираль паники и сомнений. Этот штамп, эта коробка, эта женщина, этот особняк — совпадение за совпадением. Гвоздь за гвоздем в крышке ее гроба. — Навия? Все вокруг как-то в один момент замолчали: жандармы остановились, следя за разворачивающейся картиной, Мелус и Сильвер напряженно ожидали указаний босса, Люмин и Паймон нервно буравили ее взглядом. А Невиллет… Ей даже знать не хотелось, что он делает, как смотрит и какой триумф расползается в глубине его глаз. Нет. — Я… — она снова посмотрела на коробку и чуть наклонила голову в сторону, теперь замечая возле ног еще одну — упавшую навзничь рядом с валяющейся открыткой возле края юбки. Навия наклонилась, едва касаясь кончиками пальцев крошечной бумажки, заляпанной сладкими, липкими пятнами, словно ее до последнего держали в руках, и против воли задержала дыхание. Люмин тут же шагнула ближе, заглядывая в открытку через плечо. Паймон обескураженно зажала пальцами рот — она же самолично выбирала эту открытку. Ровным, почти печатным почерком на ней было выведено: «Спина-ди-Росула всегда держит слово.» Бабах — гулкий удар в грудной клетке. Это ведь ее почерк. Господи, это ее почерк! Навия смотрела на открытку, словно в ее руках неожиданным образом появилось что-то абсолютно неестественное. Слова прыгали перед ней, и буквы, знакомые до боли, скручивались в нечто невыносимо злое и отчуждённое. Всегда держит слово? Откуда это, блять, взялось?! Почерк был точно её, её собственные размашистые, острые, тонкие линии — тот самый росчерк, который она видела тысячи раз. Вне сомнений. «Но это… Точно писала не я, — запершило прямо в горле, и что-то тёмное, липкое зашевелилось внутри, как отдалённый шорох змеи. Она не могла отвести взгляд от подрагивающей в руках бумажки. — Но… как?!» — Навия! — охрипшим от страха голоском залепетала Паймон, в ужасе скосившись на Люмин. — Но ты ведь… Ведь… Мы не это писали в открытке! Люмин с тревогой переводила взгляд с подруги на открытку. В ее глазах золотился опасный блеск легкого ступора, и она, осторожно забрав записку из рук Каспар, молча перечитала ее, ожидая комментариев напарницы. Однако у Навии больше не осталось слов. Она с трудом сглотнула, ощущая тяжесть каждой секунды зудом на плечах. «Нет, а-ха, он и в этот раз все рассчитал… Холодная, расчётливая тварь!» — Да, Паймон. Мы писали совсем другое в записке… — Её голос сорвался, как будто слова прилипли к небу, и последние слоги уже были больше похожи на выдох без сил, чем на законченную фразу. — Мне нужно на воздух, извините. Да, перед очередной «экскурсией» на нижние этажи дворца Мермония свежий воздух не помешает. Не дождавшись ни поддержки, ни возражений, она быстро развернулась и покинула комнату, смотря строго себе под ноги и сжимая ладони в кулаки. Как оказалась на крыльце, Навия не помнила. Мозг попросту не смог зафиксировать ни как она спускалась по лестнице, шагом или, быть может, даже бегом, ни как ей удалось сразу найти нужный коридор, ведущий к парадному входу. Извилины заработали только в тот момент, когда поток свежего воздуха, насыщенного кислородом, резко хлынул в голову, позволив, наконец, рассудку чуть поостыть. Вернув себе возможность соображать, Навия, однако, вновь попыталась осознать все только что увиденное. Все улики складывались в четкую картинку, на которой ясно вырисовывался ее собственный образ в роли убийцы чуть ли ни всех трех девушек. «Ну просто замечательно! До чего складно все получается!» — она вновь вспыхнула. Перед глазами опять предстали серые стены допросной и бесконечные бумажки юдекса. Сердце споткнулось об эти гадкие воспоминания, но Каспар, шумно выдохнув и распрямив пальцы на холодном, каменном ограждении крыльца, опираясь на него всем весом, заставила его биться дальше ровно и спокойно, пусть и тяжело, качая загустевшую кровь. По крайней мере теперь она уже знала, чего ожидать. А когда знаешь, к чему стоит готовиться, уже не так страшно, правда? Голубые глаза устало поднялись из-под тяжелых век, устремляя взгляд в глубь сада. Птицы, усевшись на полуоблетевших ветках деревьев, все так же насмешливо глядели на нее в ответ. Навия хмыкнула: как будто, когда она только шла к особняку по гравийной дорожке вместе с остальными, они уже тогда знали, чем все обернется и просто молча наблюдали за этим шоу. Каспар отвернулась от них, уперевшись в ограждение поясницей, не желая быть посмешищем для этих божьих тварей. Простояв так несколько минут, путаясь в мыслях, Навия продолжала чувствовать взгляды. Казалось, что не только птицы, но и следственная группа, и напарницы, и помощники, и все-все, смотрят на нее из окон особняка, насмехаясь: «Ну какая же ты слабая!» Сорвавшись с места, Каспар, вернулась в дом. Холл пустовал, а голоса и шумы, доносящиеся со второго этажа, давали понять, что работа кипит. Никто не следит за ней, у всех есть дела, куда более важные. Нехотя поднявшись по парадной лестнице, останавливаясь через каждые несколько ступеней, она вновь оказалась у дверей в зал. Входить, однако, Навия не спешила, замерев перед дверью. Кусая губы, она все еще чувствовала в себе готовности вновь наблюдать, как уже знакомые белые костюмы складывают остатки так старательно изготовленных ею макарун в свои пластиковые пакеты. Теперь это тоже улика, и снова против неё. При виде этих пакетов сознание сразу тянуло целую нить воспоминаний: сапфир в пакете, сапфир на коже Корали, сапфировые глаза Адель, размозженный череп её матери. Навию передернуло от невольной ассоциации, с которой ей, по-видимости, теперь придется учиться жить. Сделав несколько шагов по коридору, будто игнорируя дверь, за которой активно велось следствие, она остановилась у высокого окна. Каспар бедром облокотилась на деревянный подоконник, в пол-оборота взглянув в окно на меркнущий в осенней серости сад. Крылатых наблюдателей уже видно не было, и Навия невольно выдохнула. От прямых взглядов их маленьких черных глаз отчего-то становилось не по себе. Поднялся небольшой ветер, чуть колыхнувший садовые качели в тени кудрявых сосен. Видимо, ветер-то и прогнал птиц — подумалось Навии. Она машинально представила, как мадам Дюфте могла качаться на этих качелях, с наслаждением уплетая выпечку, приготовленную руками Каспар. Теперь же качели пустовали, сад потерял свои яркие краски, и даже вечнозеленые сосны не делали этот вид менее удручающим, а хозяйка… Хозяйка всех этих угодий мертва. И «Осеннее ассорти» — улика в целлофановом пакете. Как всё переменчиво, черт возьми. Навия плотнее сжала губы. Конечно же, она знала наверняка, что макаруны были приготовлены строго по рецепту, все контролировалось ею, она, как и всегда, делала все сама, за исключением того, что в этот раз Люмин и Паймон были рядом с ней за компанию. Но также четко она осознавала, что если её ужасная утренняя догадка верна… Тогда в макарунах найдется тот самый яд. Она уже видела, как её снова заводят в эту ужасную комнату «пыток», как юдекс вновь задает свои проклятые вопросы, зная уже наперед, что у неё не будет на них ответов. Она даже ощущала себя виновной. Вся эта картинка складывалась так легко и естественно, что и сама Навия начинала верить в её правдивость. Да, это точно конец. Она не знала, сколько простояла у холодного окна, мечась от одной мысли к другой, в попытках успокоиться и начать, наконец, мыслить рационально и вернуться к Люмин, пока в коридоре не раздались голоса. — …При всем моем уважении, но нет. Поверьте, так будет правильнее для всех. — холодный тон Невиллета прошелся вибрацией по полу. Навия невольно замерла, ловя каждое слово из дальней части коридора. Голоса не приблизились — видимо, говорящие остановились. — Не могу сказать вам того же, месье Невиллет. — Каспар даже опешила от такого напора Мелуса. Кажется, она не слышала от него дерзкого тона никогда в жизни. До сих пор. — Девочка и так испытывает жесточайший стресс, она потеряла обоих родителей! А вы хотите отправить туда, где она будет совсем одна?! — «Дом очага» создан для таких случаев, месье. — И часто происходят «такие случаи», скажите мне? — Не понимаю, на что вы намекаете, но я вынужден настаивать на том, чтобы Адель распределили в «Дом очага» как минимум до окончания расследования. Могу вам пообещать, что о ней позаботятся в достаточной мере. Навия распахнула глаза и оторвалась от подоконника. Быть того не может! Он и сюда решил приложить свои чертовы руки! Ну уж нет, этого она не позволит. — Не могу полагаться на ваши обещания, месье Невиллет. «Спина-ди-Росула» в данном вопросе не уступит. Воспользовавшись паузой, Каспар спешно направилась в сторону, откуда доносились голоса, быстрым, уверенным шагом. Ее каблуки глухо стучали по полу, рискуя спугнуть говорящих, но ей было все равно. — Мисс Каспар. — Невиллет кивнул, завидев её издалека. — Я невольно услышала, о чем вы беседовали, — Навия высоко держала лицо, с вызовом взглянув на юдекса. Он не должен почувствовать её страх, который цепной реакцией разрастался по всему телу, как только она вновь оказалась подле него. — Месье Невиллет, «Спина-ди-Росула» берет на себя опеку над Адель. Сегодня же все необходимые бумаги будут подписаны. — Мисс Навия, — он сделал паузу, будто собираясь использовать один лишь свой леденящий душу взгляд в качестве аргумента. Но на этот раз Навии было плевать и на его взгляд, и на него самого — решалась судьба Адель. — Боюсь, я не могу допустить конфликта интересов в данной ситуации. — Я подпишу бумагу, что не буду приближаться к ребенку до того, как с меня снимут абсолютно все подозрения, если вам так будет угодно, но я повторю: Адель останется в Пуассоне. На этом разговор окончен. Каспар резко развернулась на каблуках чтобы уйти, взглядом позвав Мелуса за собой. Она готова была подписать практически что угодно — какая разница, если завтра, вероятнее всего, она уже будет за решеткой. К удивлению, Невиллет более возражать не стал. Ещё бы, ведь по закону он не имеет права настаивать на определении сироты в детский дом, если появляется человек, желающий стать опекуном и соответствует всем прописанным требованиям. Аршенуль была не только образцовым работником «Спина-ди-Росула», но и будучи дочерью Мелуса, нередко возилась с Навией, когда та была ребенком на правах названной старшей сестры — а значит и могла доказать, что имела опыт в обращении с детьми. Этого достаточно. Каспар помнила, как та грезила о большой семье и детях во время совместных игр, но так и не встретила достойного мужчину для осуществления своих планов и была вынуждена целиком и полностью отдаться работе. Мелус берег репутацию дочери, и Навия могла с уверенностью сказать, что при всем желании найти что-то на Аршенуль невозможно — она абсолютно чиста. Дождавшись пока Мелус поравняется с ней, Навия направилась обратно к месту преступления, будучи теперь под влиянием собственной решимости. Люмин и Паймон, должно быть, уже закончили опрос служащих поместья, а значит, пора обсудить детали дела.

***

Навия осторожно отступила в сторону, пропуская последнего жандарма к выходу из гостиной — эксперты уже как двадцать минут сгружали найденные улики в экипаж и один за другим отправлялись обратно в штаб. Их работа на сегодня была закончена, в отличии от Спина-ди-Росула, получившей, наконец, возможность обговорить детали наедине. Навия подошла к Люмин, застывшей возле балконной двери, и мягко коснулась ее плеча, выдергивая напарницу из прострации мыслей. — Уже пора идти? — с надеждой пролепетала Паймон, устало потирая глаза. — Паймон больше ни минуты не выдержит в этом доме. — малышка захныкала. Навия лишь увела глаза к потолку и, запустив тонкие пальцы в небрежно собранные волосы, помотала головой: — Как вы думаете, чем ее могли отравить? — только успела взволнованно спросить Каспар у Люмин, как позади, совсем близко раздались очередные громкие шаги. Навия чуть отшатнулась и резко обернулась. Голова уже шла кругом. В горле снова засвербела тошнота. Невиллет остановился рядом с ними, сложив руки за спиной. Взгляд Навии метнулся на него, полный отвращения и… Страха? Паники? Что ему опять надо? Лично пришёл выставить гребаный ордер на ее арест? А может быть, уж сразу суд? Или даже дуэль. — Возможно, у вас появились какие-то предположения относительно сложившейся ситуации? — обратился он к Люмин со всей своей приторной любезностью. — Будто бы вы сами не видите! — вставила Навия, и уже было открыла рот, чтобы добавить что-то ещё, как резко была перебита Люмин. — Хватит. Довольно. Навия, успокойся и промолчи хоть раз, — Люмин на секунду повернулась на нее, опешившую от такой внезапной резкости напарницы, а затем тут же вернула все внимание юдексу. — А вы, месье Невиллет, раз уж интересуетесь нашим мнением, то будьте добры прислушаться. Это очевидная подтасовка фактов, чтобы вменить обвинение «Спина-ди-Росула». И, кстати, мы готовили эту партию макарун вместе с Навией, и Паймон лично пробовала все ингредиенты. Малышка, чуть отойдя от шока из-за неожиданно возникшей перепалки, сразу же закивала: — Да, Паймон пробовала, потому что это была новинка, и мне было очень интересно! И Паймон была в восторге от вкуса! Люмин заговорила тише, хотя в комнате, кроме них, никого не было: — В любом случае, мы готовили из самых обычных ингредиентов, дальше просто передали их в доставку. Если вы правда хотите обвинить Навию, тогда справедливо будет обвинить и нас, потому что в таком случае мы все причастны к этому делу. Но мое мнение не изменится: преступник действует очень продумано, и он, так или иначе, нацелен на «Спина-ди-Росула» или же конкретно на Навию. Я не знаю почему, может быть личные счеты или попросту зависть, но он будет подставлять организацию и дальше. И, идя по тому следу, который он для нас сам постоянно оставляет, мы никогда его не найдем. Поэтому нам нужны зацепки. Скрытые моменты. И, хотите вы того или нет, именно поэтому нам нужно получить доступ к архиву и поднять дело Калласа, чтобы установить, наконец, эту связь! Потому что даже у таких осторожных убийц, как этот, подошва ботинок бывает грязной. Если мы ничего не найдем — хорошо, значит, будем искать дальше. Но мы просто обязаны проверить. — Люмин, да с кем ты говоришь… — Навия отвела глаза, сложив руки на груди. Люмин и сама, должно быть, понимала, что Невиллет может легко оказаться тем самым, кто водит их за нос. — Мисс Люмин, вы… правы, в данный момент я и сам не считаю дело таким простым, каким оно казалось на первый взгляд. Пока Каспар хлопала глазами, неприкрыто удивленно таращась на него, он продолжал: — Но тем не менее, я все ещё глубоко убежден, что архивные дела никак не связаны с текущим циклом. Дела закрыты, а виновные наказаны. — Но… — начала было Люмин, вскинув руки в эмоциональном порыве, но Невиллет властным жестом остановил ее. — Однако, я решил удовлетворить ваше ходатайство на изучение архивного дела «Семи». Если это поможет вам убедиться в отсутствии предполагаемых вами связей — хорошо. Отработав эту версию, вы сможете составить и другие. Ваше активное участие в расследовании будет не лишним. Его взгляд был обращен напрямую на Люмин, пока Навия замерла где-то в стороне, будто выброшенная на обочину из этого разговора. «Ага, конечно, будто все так просто! Что он задумал?» — Я сегодня выпишу на вас ордер… — мельком брошенный взгляд холодных глаз с узкими зрачками пронзил Навию почти насквозь. Он добавил: — На вас обеих. Навия почувствовала, как по коже пробежали мурашки. «Что… Что он только что сказал?» Её губы не дрогнули. Все тело будто окоченело, замерло в вакууме застывшего времени. То, что она только что услышала, ещё не успело перевариться в воспаленном мозгу. Быть может, она и вовсе ослышалась или не так поняла? О каком ордере речь? — Месье Невиллет, вы говорите об ордере, который даст нам доступ к архивным делам? — уточнила Люмин, будто слыша вопрошающие мысли Каспар. — Только к делу «Семи». — О-х… Спасибо, месье. Это действительно ускорит расследование, мы уверены. — Путешественница будто бы даже немного изменилась в лице. Не сказать, что это было удивление, скорее удовлетворение, что она в очередной раз сумела добиться своей цели. Её пальцы ободряюще коснулись предплечья Навии. — Когда мы будем готовы отправиться, партнер? — Боюсь, нужно сделать это завтра же. — Невиллет ответил так быстро, будто бы ожидал этого вопроса, хотя тот предназначался вовсе не ему. «Снова условия и рамки. Опять игра по твоим правилам, Невиллет? И что она значит на этот раз?!» В мыслях промелькнул уже знакомый шлейф неприятной догадки: Невиллет всегда на шаг впереди. А что, если в архиве они действительно могут ничего не найти и это лишь повод снова щелкнуть ей по носу? Показать, кто здесь главный? Мысли, спотыкаясь одна о другую, путались в комок, разрастаясь всё шире и шире и давя на череп будто бы изнутри. Эти три года Каспар жила только одним убеждением — отец непричастен. Он не убил ни одну из тех девушек. Он не убил Жака. Он достойнейший из достойных. Но спокойное, самодовольное лицо юдекса вновь переворачивало всю ее картину мира. Оно было будто сделано из камня — непроницаемое, неподвижное, бесчувственное. Скала, о которую разбилось не одно хрупкое судно надежд. «Отец никого не убивал», — твердая уверенность, день за днем лишь крепнущая в ее сознании, аксиома, не требующая доказательств. Но если эта истина так очевидна, отчего так спокоен юдекс? Неужели ни одна мышца на его лице так и не дрогнет? Неужели он не допускает ни малейшей вероятности того, что ошибся? Не в первый раз она смотрит в его глаза, транслирующие уверенность в справедливости вердикта. Не в первый раз она слышит его монотонно-сухой голос, в тоне которого будто бы вплетена издевка: как бы ты ни хотела иного, Навия, твой отец — Каллас Бесчестный, и это уже доказано. Всё это много раз представало перед ней, ее надеждой, упорством и верой, и никогда она не допускала и мысли, что может ошибаться. Теперь же, когда он, такой уверенный и спокойный, прямым текстом говорит, что вот-вот она, Навия Каспар, сможет приоткрыть завесу этой тайны и убедиться лично в том… а в чем убедиться? Очередное легкое касание руки вернуло ее в разговор, который она так и не смогла до конца осмыслить. — …и поэтому единственная ближайшая возможность пройти в архив и изучить необходимые документы — завтрашний вечер. — Закончил Невиллет. Видимо, Люмин его спросила о чем-то. Наверное, о времени встречи и о причинах спешки, которые теперь останутся загадкой для Навии. По крайней мере, спрашивать Люмин она о них точно не станет. Не до этого. Перспектива провести пятничный вечер в архиве на нижних этажах дворца Мермония бросала в пот, а провести это время ещё и в компании судьи — и вовсе откровенно пугала. Все опасения, родившиеся утром, с утроенной силой зароились вокруг неё: а что, если он так спокоен, потому что задумал что-то? Или же вовсе архив дела «Семи» — просто приманка? Нет-нет-нет. Оценивать искренность этого человека и тем более, его намерения, было не просто трудно, скорее попросту бесполезно. Скорее мраморная статуя выдаст человеческую эмоцию, нежели юдекс Фонтейна. А другого шанса, хотя бы такого же призрачного, больше может и не быть, поэтому не время сейчас пытаться сделать какие-либо выводы, она все и так увидит завтра. Своими глазами. — Отлично. Тогда мы подойдем в приемную в шесть. Спасибо ещё раз за такую возможность, месье Невиллет, мы ценим ваше доверие. — Люмин протянула юдексу руку, слегка улыбнувшись. От её вежливости в адрес этого человека у Навии чуть не перекосило лицо, но она сумела вовремя удержать свое пренебрежение при себе. Едва сжав ладонь путешественницы, юдекс простился слабым кивком и через мгновение его уже не было: только удаляющиеся шаги в коридоре подтверждали реальность только что состоявшегося разговора. «Неужели, завтра всё откроется?» Навия рвано выдохнула, наконец, расслабившись. Только теперь она осознала, что все это время держала все свое тело в напряжении.

***

После этого бесконечно долгого дня, растянувшегося аж на двое суток, полных чудовищных, изматывающих потрясений, коснуться подушки было сродни чему-то волшебному. Навия была невообразимо счастлива, наконец, остаться одной. Нельзя сказать, что общество верных помощников или же таких долгожданных напарниц ее тяготило. Нет, если бы не они все, она бы точно уже свихнулась. Но в темноте своей комнаты, вдали от всех жутких подробностей следствия и этих изнуряющих обсуждений, смыв с себя все воспоминания этого дня, будто прилипших мелкими частицами на ее коже, волосах и одежде, становилось попросту спокойнее, легче. Теперь, к тому же, можно больше не притворяться и не изображать нерушимое спокойстве, эту неестественную нечеловеческую непоколебимость. Она натянула одеяло на лицо и, зарывшись с головой в пахнущее кондиционером белье, оставила лишь небольшую щелку для воздуха, будто пытаясь спрятаться ото всех и от всего. Казалось, ничего не мешало ей заснуть в одну секунду: усталость ощущалась во всем теле, каждая клеточка которого буквально выла от бессилия. Но что-то никак не отпускало ее уже практически отключившийся рассудок. Что-то засело комом, вставшим поперек горла, концентрируя на себе все ее рассеянное внимание. Это было предвкушение или же страшно интригующее волнение, которое сдавливало Навию будто тисках, заставляя непременно еще раз осмыслить происходящее перед тем, как провалиться в сон. Могла ли она поверить в то, что уже завтра сможет изучить дело отца? Сколько раз она представляла себе этот момент? Момент, когда она изучит каждую строчку, от и до, по несколько раз проверив каждое гребаное слово. Она не пропустит не единой детали, ни одной запятой. Она обязательно найдет там то, что заставит и юдекса, и Фурину, и весь Фонтейн, наконец, публично признать свою чудовищную ошибку. Каждый из них публично будет просить ее отца о прощении… Она облизнула губы. Осознавала ли она, продумывая столько раз, что будет говорить им всем, что этот момент будет так реален, так близок? Невольно Каспар представила завтрашнюю встречу в архиве. Вот она, ее напарницы, все они заходят в двери таинственного архива, и… И за ними входит он, Невиллет. Как же без него. Сладковатый привкус скорой победы вдруг сменился уже куда более привычной ей горечью. Рой вопросов налетел шумом в ушах и учащенным сердцебиением. Один звучал пуще других: «Зачем ему все это? Зачем ему я?» Каспар зажмурилась, закатив глаза под сжатыми до покалывания веками, пытаясь отключиться как можно скорее, пока тревожные мысли не прогнали такой желанный и такой необходимый ей сон. Плотнее завернувшись в одеяло, она будто нарочно лишала себя кислорода, только бы его такой пугающий взгляд, его леденящий голос, только бы все это испарилось. «Что тебе от меня нужно?!» … Мне будет достаточно лишь правды, мисс Каспар.