Дорога домой

Стоило ее ногам коснуться сухой поверхности, Мэй с облегчением вздохнула и тут же прикрылась рукавом. Кадзу проследил взглядом за ее рукой. — Заметная. Такао перевел взгляд на нее, Мэй опустила взгляд, чувствуя себя неуютно под столь пристальным вниманием. — Ты прав. Наряд императрицы будет сильно выделяться на улицах города. — Особенно учитывая, что из дворца только что сбежала принцесса. — подтвердил Масамэну. — А никого не волнует, что нас тоже будут искать? — вмешался Сатоши, уже роясь где-то. — Хонг оставил тут вещи, загримируемся все. — Глупо. Долго. — отрезал Кадзу. Мэй не успела заметить даже, когда он отошел от нее, но в руках его было кимоно. — Надень. Там есть. — мотнул головой себе за спину, и девушка юркнула туда, в укрытие стеллажей с полотенцами и тапочками. «Вот так, утром одевалась в крыле императора в личных покоях с помощью служанки, а сейчас — среди щеток и грязного белья. Не впервые». Облачаясь, она слышала разговор мужчин. Кадзу был привычно краток и конкретен: — Савада не хочет, чтобы люди узнали. Побег принцессы плохо скажется. И так шатко. Побоится бунтов. Не подаст признаков, скажет, сбежала наложница или служанка. Про принцессу велит молчать. Его поддержал Такао: — Через какое-то время, чтобы люди не связали, скажет, отказалась от престола и уплыла вместе с отцом за моря, пожелала отдыха и покоя. Или скажет, что император не счел ее готовой к управлению. — Возложил ответственность за империю на сегуна и уплыл отдыхать с найденной дочкой. — хмыкнул Сатоши. — Хочешь сказать, искать нас не будут? — чуть недоверчиво уточнил Масамунэ. — Будут. Воины, лично служащие сегуну. Их не так много осталось после бойни. Будут, но ориентировки на нас не подадут, внешность девушки не опишут. — Нас многие видели. Могли запомнить. — Сатоши, найдешь дорожные кимоно и четыре шляпы? — попросил Такао. — У меня своя. — Я не надену. — Две шляпы, Сатоши. Мэй вышла из-за стеллажей, стараясь скрыть смущение. Кимоно было хорошим, качественным, но после многослойных, тяжелых одежд, что надевали на нее с начала этой весны и до конца лета, даже привычное когда-то кимоно майко показалось бы ей нагадзюбаном. Она ощущала себя слишком легкой, почти обнаженной. — Ого, я узнал нашу Мэй! — прервал Сатоши духовные метания. Кицунэ вздернула бровь, глядя сверху вниз на того, кто посмел дерзить принцессе. — А, нет, обознался. — стушевался тот. Масамунэ хмыкнул, и даже Такао позволил себе улыбку, примеряя шляпу. Мэй поймала взгляд Кадзу. В нем не было ничего… непривычного. Привычный холод и привычная теплота, привычная колкость и привычная мягкость. Девушка провела пальцами по складкам ткани на себе. «Ходила такая вся важная, вечно прекрасная, цветущая, ухоженная. Теперь — калека, наверняка извазюканная землей после тоннеля, в кимоно прачки, двухвостая и…» Кадзу оказался вдруг близко. Другие оказались вдруг далеко. — Любую люблю, красивая. — прошептал, словно секрет, пробежался нежными пальцами под рукавами, тронул губы трепетным поцелуем, и остановил встрепенувшуюся, вздрогнувшую и раскрывшуюся будто Мэй ладонью на щеке. — Самой стыдно будет. Ласковая. Скоро будем дома. Мэй доверчиво и слегка оглушенно прошла следом за ним. «Скоро будем дома». Ожидавшие их у выхода из бани мужчины дружно поднялись, никак не комментируя, даже Сатоши явно сделали внушение заранее, и они вышли на воздух. «Домой». Мэй ступила на крыльцо, вдохнула глубоко-глубоко, ощущая, как разливается соком сладких ягод по ее телу глоток свежести. Солнце пощекотало кожу, играючи забралось под рукав, когда Мэй подняла с шеи платок, подаренный Сино-Одори, на лицо. Мысль о ёкае заставила улыбнуться еще ярче. Никто не собирался задерживать простую служанку, поэтому Нанами просто вышла сегодняшним утром в город за лучшими поясами для госпожи, и вдруг пропала за стенами города, как только стала известна тревога о пожаре во дворце. Мэй знала, что они встретятся. Сино пообещала ей, перед тем, как уходить. Она шагнула вперед, прячась от солнца за тенью Кадзу. Он обернулся, ухмыльнулся кратко. «Сменили роли». Нестройным рядом, они отправились вниз к воротам по каменной брусчастке. Двигались прогулочным шагом, но Мэй знала: каждый напряжен и готов к атаке в любой момент. Только столица продолжала жить тем же размеренным неколебимым темпом. Солнечные лучи многогранно отражались в перстне Кадзу на ее пальце, распадались светом по дорожному камню, бликами отскакивали от вывесок, освещали разложенные кимоно и драгоценности на лавках, скользили дальше — щекоча лица детей и стариков, расходясь зайчиками от холодных фонарей, любопытствующе заглядывали в окна и убеждались — город пережил трагедию и идет дальше. Только изредка на лице очередной прекрасной госпожи за платком, шляпой или макияжем можно было разглядеть покрасневшие от горьких слез глаза, но лучики заботливо слепили прохожих. Мэй привычно держала голову поднятой. Знала — опустит — вспомнит, как брусчатку покрывала липкая кровь, воздух наполнял запах страха и лязг оружия, и заставляла себя смотреть вперед. Прямо здесь и сейчас — империя продолжает жить. Погибшие самураи останутся чернилами в летописях, погибшие господы — цветами и благовониями, простые горожане же останутся лишь в памяти их друзей, в сердцах жен и глазах детей. Империя Нойре продолжит развиваться — только уже без нее. Мэй шагала ровно и уверенно, не позволяя себе больше опираться на руку Кадзу. Она знала, что не должна испытывать вину, но все же чувствовала ее. Внимательный взгляд за завесью волос. Чуть дрогнувшая щека. Мягкое, совсем незаметное прикосновение мизинцем к мизинцу — а душа Мэй вздрогнула, взмыла, запела. Ощущая под прикрытыми веками горячее солнце и обжигающую влагу, она вздохнула, зная — станет сильнее. — Уже стала. — словно в воздух, словно невпопад. Их спутники вопросительно оглянулись, но не решились спрашивать. Мэй же это более не нужно было знать наверняка. Она позволила себе только один взгляд в тот переулок, где развязалась схватка с лучниками. Она убила человека тогда. Лишь один только взгляд. Солнце предательски освещало загнутые крыши. Открытые окна, отцветающие деревья, чистая брусчастка. Ничего. Словно не было той ночи. Отворачиваясь к стенам столицы, Мэй знала, что будет видеть этот переулок во снах. Знала, что не испугается, если рядом будет тот, кто прошел с ней через ту ночь. — Не только ту. — тихо, но не шепча. Перешептывания бы привлекли внимание. Мэй поймала его взгляд, отражающий прощальное солнце. Впереди показались городские ворота. Кицунэ прикрыла лицо рукавом, будто оправляя прическу. Голос Кадзу не заставил ее вздрогнуть: — Пушистой легче пройдешь. — она вздохнула и приподняла брови. — Убивать не придется, только пригрозить. Опустив взгляд, Мэй оценила количество ног издали. «Много. Наверняка кто-то узнает принцессу даже за платком, бились, возможно, вместе, возможно, против». Поймала взгляд Такао — поддерживающий, Сатоши — чуть смешливый, Масамунэ — серьезный, и Кадзу — спокойный. Вздохнула, нашла глазами вывеску с кимоно под стать прачке и громко ахнула, просительно-почтительно заглядывая в глаза Масамунэ и Такао, как самым представительно смотрящимся из их компании. — Господин, прошу, позвольте... — тем тоном, что слышала у служанок во дворце. Кивнув покровительственно и снисходительно, мужчины проводили ее в лавку, оставив ниндзя снаружи. Их встретила хозяйка ателье и ее помощница. «Снова Кадзу в роли слуги. А Сатоши? Наверняка, за престарелого гувернатора принять можно. Ох, и разворчится он после» — думала Мэй, перебирая ткани лениво и неспешно. Развернула полупозрачный фатин, словно разглядывая на солнце, осторожно поглядела на спутников. "Отвлеките". Кивнув одними глазами, Масамунэ увлек хозяйку разговором, поведав, что собирается в этом году выдавать дочь замуж, и планирует подыскивать свадебный наряд именно в этом ателье. Обрадованная госпожа тут же поспешила продемонстрировать обилие нарядов, подходящих для такого торжества. Такао же, задумчиво повертев в руках какой-то поясок, спросил у помощницы, вившейся вокруг Мэй, из какой ткани сделан сей прекрасный аксессуар. Засмущавшись, совсем юная девушка засуетилась, подбирая слова, чтобы сказать, что этот пояс — женский, а материала она вовсе и не знает, поскольку не умеет читать. Продолжая перебирать ткани кимоно, Мэй нырнула совсем вглубь, воскликнула: «Заверните вот это!» — и обернулась лисой, тут же юркнув вниз, прошмыгнув под стеллажами и вывешенными нарядами. Услышала, как хозяйка велит помощнице: — Заверни выбранное госпожой кимоно, и поскорее! А я сейчас подыщу для благородного господина лучшую бумагу для пригласительных на свадебное торжество! И пробу тканей для праздничного кимоно приложу, пусть невеста выбирает тщательно! Крадучись, Мэй прошла под длинными подолами, присела, ожидая, пока пробежит мимо служанка, направляясь в ту сторону, откуда слышала голос покупательницы, и юркой стелящейся тенью пробежала за спиной лепетавшей хозяйки. Такао, мгновенно сообразив, сорвал ближайшее к ним кимоно, Масамунэ щедро отсыпал денег, что хватило бы на четыре наряда, и положил на полку. Мэй, не тратя драгоценные секунды на совесть, запрыгнула сверху на ткань в руках Такао. — Госпожа? — раздался голос помощницы, не сумевшей найти покупательницу среди стеллажей. Свернувшись калачиком, Мэй прижала уши к голове и ощутила, как сверху на нее Масамунэ положил еще одно легкое кимоно. — Господин, я нашла лучшие варианты для свадебного… — услышала она в то же мгновение, как ощутила качку, просачивающийся сквозь ткань солнечный свет, услышала гомон улицы и ворчливое: — Я почти состарился. — Грим бы не пришлось носить. — Шустрее. — Отправляемся с подарками на крестины в соседнюю деревушку к старому другу. Идем пешком, ибо последние сбережения на кимоно для долгожданной дочери ушли. Единственную лошадь ведем в подарок старшему сыну. Самурай, слуга самурая, лекарь и архивариус его. В багаже подарки да личные вещи. Запомнили? Мэй не слышала ответов, но могла представить их кивки. Качало немного неприятно. — Слуге логичнее вещи нести. — услышала она с благодарностью. — Конечно. — мягко ответил Такао, и лиса, завернутая в два кимоно, оказалась на давно знакомых руках. Здесь ощущалось гораздо спокойнее, и она сонно положила мордочку на лапку. — Все правильно. Самое ценное лучше доверить презренному слуге. — хрипло возвестил Сатоши, войдя в образ архивариуса. Хотя, быть может, и оставаясь собой попросту. — Столь прекрасны эти наряды, что в сумку их ну никак запихать нельзя. Помнутся ведь, а как нам их преподносить? Дочке дорогого нашего друга до них ведь лет восемнадцать еще расти, разгладится в сундуках не успеют, эх. Придется руками тащить до самой деревни, да. Ну, на то и слуга, доля твоя несчастная. Грешный ты небось, вот и наказал тебя всеведущий, родила тебя мать в теле слуги… — Са...като. — А что, не прав, я разве, друг мой коллега, скажи? Вот вы, господа стражники, верите во всеведующего? — Старик, сумку скорей показывай да ступай своей дорогой. — Вот! Вот, о чем я говорю! Никакого уважения к старшим! Сколько тебе лет, а, воин? — Ты бы не нарывался, господин. Велено проверять. — Вот! Вот, о чем я говорю! Служивый долг свой знает! Вот тебе, слуга наш презренный, поучиться бы надо у сих благороднейших господ! Чего вылупился? — Сумку вашу, проверить… — Ой, помилуй вас всезнающий! Старца почтенного хотят обокрасть. Люди добрые, вы поглядите, что делается-то! Да разве ж может что-то помимо бумаги да пера быть в сумке архивариуса, тридцать лет империи служившего! Вот о чем я говорю! Вырождается народ, молодежь нынче без всякого уважения к старшим! — Да иди уже, чего разорался. Приказ исполняем. — Вот, о чем я говорю! Слуге моему учится надо, пока палкой его не побил благородный мой друг. Коллега, признайте: раньше было лучше. Нынче никакого уважение к старшим! Мэй поняла, что они отошли от городских ворот, по дружному мужскому хохоту. Даже Кадзу позволил себе пару смешков, Мэй ощутила всем телом прошедшийся рокот по его груди. И громко фыркнула сама, расслабляясь и заметив, насколько же была напряжена. — Признаться, ваши методы не перестают меня удивлять. — заметил Масамунэ, отсмеявшись. — Ха, ты еще не слышал историю, как я в бордель пробирался! Не слышал ведь? — Не уверен, что хочу… — Хочешь-хочешь. Значит, как-то раз мы с отцом поспорили… — Сатоши. Хонгу расскажу. — Да что я? Я ничто, я так. Раз Мэй такой красивый и благородный самурай не нужен, не пропадать же добру. — Прости? — Ладушки. Тогда слушай, как мы добирались до дома с островов без лодки и оружия… Пригревшись в родных руках, укрытая словно одеялом, Мэй прикрыла глаза. Она легко могла представить, как Сатоши экспрессивно рассказывает, размахивая руками, Масамунэ поднимает брови в вежливом недоумении и изредка посмеивается, Кадзу смотрит прямо перед собой, внимательно вслушиваясь, а Такао с почти отцовским снисхождением смотрит на все это безобразие. Сквозь накатывающую дремоту она ощутила, как заботливые руки чуть сдвинули ткань с носика, облегчая дыхание, поправили, чтобы было теплее и незаметнее, и окончательно провалилась в сон, мягко урча в жесткую ладонь.