Сложности воспитания

      «Я одна? Кто-нибудь, помогите. Я хочу домой. Мне не нравятся эти люди вокруг. Мама… почему мама так долго спит? Мама, прошу, очнись», — непрекращающийся ночной кошмар маленькой девочки. Ещё не было ни дня, чтобы она не просыпалась от него, что немудрено — прошла всего какая-то жалкая парочка месяцев с момента обретения новой «семьи», если можно так назвать человека, спящего в соседней комнате. Розовые волосы, суровый внешний вид и эти два шрама у него в уголках губ.       Малышке, чьё имя было Чисэ Кавагата, всё не прекращала сниться больница, в которую доставили маму, единственного родственника в жизни. Ребёнку бы не поверили ни за что, потому, как только соседи услышали испуганные детские возгласы, тут же набрали номер скорой помощи.       Женщина была доставлена в критическом состоянии, почти не дышала. Из-за неудачного падения был разбит и стёсан лоб. Она и ранее наблюдалась врачами из-за не очень стабильного состояния. При первой диагностике была уже выявлена хроническая обструктивная болезнь лёгких. С ней можно было бороться, и женщина старалась изо всех сил, параллельно работая на двух работах, чтобы обеспечить себя и свою дочь в одиночку.       Отца Чисэ никто никогда не видел. Возможно, он даже и не знал, что где-то в мире есть маленькая его копия, потому ни о какой помощи и речи не шло. Спасать единственного члена семьи у маленькой девочки было уже бесполезно, хоть врачи и пытались, не отбрасывая мысль о приюте для ребёнка.       И этот сон снился Кавагате почти постоянно. Но чаще всего малышка оставалась дома совсем одна в такие моменты, и никого, кроме плюшевой игрушки по имени Мару, не было.       Девочка, хватая плюшевого зайца за длинное ухо, сползла со своей кровати и поплелась в соседнюю спальню. Если раньше ей казалось, что зайди она туда, ей наступит конец или её просто выдворят, то с очередным кошмаром выбирать особо не приходилось. И только плюшевый заяц был с Чисэ в такие мрачные моменты.       К слову, игрушку ей подарил Санзу, когда та ни в какую не хотела спать одна в комнате. Мужчина и сам бы хотел знать, почему вообще ему в голову пришло такое решение. Он ведь всегда сторонился детей, потому как те напоминали ему о сестре, которой, скорее всего, и в живых-то уже нет, так что вдруг изменилось? В любом случае, плюшевая игрушка, стоявшая на витрине, привлекла внимание голубых глаз. Это был плюшевый заяц сине-белого цвета с длинными, висящими ушами. Большие глаза, шёлковый бант в горошек и розовый пластиковый нос. Из-за большой головы и тельца, больше похожего по форме на грушу, его и прозвали они вдвоём Мару.       Время уже давно перевалило за полночь, и лучше бы уснуть как можно скорее, ведь утром нужно отправляться в школу и вести себя так, будто ничего существенного не произошло. Так постоянно твердил Харучиё, только его подопечная не знала, как именно должна себя вести, потому старалась делать вид, словно всё в порядке.       Нужно отметить, что Кавагата никогда не называла мужчину отцом — всегда только по имени. В общем-то ни у кого не возникало лишних вопросов, особенно, когда дело коснулось школы. Однако пришлось столкнуться с рядом других проблем, одним из которых стало определение статуса в жизни Чисэ.       Акаши был ей никем, просто человеком, который забрал её к себе, потому пришлось немного подсуетиться, представившись дальним родственником для девочки, который вернулся из Осаки, как только узнал о гибели дальней родственницы. Так крупно Санзу в своей жизни ещё никогда не лгал. И здесь важную роль сыграло и то, что некоторые черты были схожи, потому никому и в голову не могло прийти, что в этой ситуации явно что-то неладное. — Харучиё, — тихо позвала Кавагата своего опекуна, едва только открыла тихо дверь. Девочка с большими голубыми глазами и тёмной чёлкой, свисающей на глаза, смотрела в полумрак, где на большой кровати спал мужчина. Другие детали интерьера терялись в сумраке. Видна была лишь кровать, спящий на ней Санзу и одна прикроватная тумба.       На счастье, а, возможно, и не счастье, для Чисэ Акаши спал чутко, потому быстро приподнялся на локтях. Взгляд его голубых глаз был устремлён на малышку, которая стояла в проходе, ясно давая понять: она ох как некстати в такой час. — Чего тебе? — голос спросонок звучал немного хрипло, однако ноток раздражения не было, что удивительно. Обычно эта «Мелочь пузатая» его немного злила, потому как ей тоже требовалось внимание. Банально — домашнее задание. Харучиё уже давно закончил школу, ему не было уже дела до всех этих примеров и задачек с морковками и кроликами, но Кавагата просила. «Подобрал на свою голову», — в мыслях ворчал Санзу, понимая, что сам подписал себе приговор жить с ней под одной крышей. — Мне страшно спать одной, — немного помявшись, наконец выдала девочка, теребя в руках ухо плюшевого зайца. Послышался тяжёлый вздох. Акаши ко всему был готов, но явно не к тому, чтобы убаюкивать ребёнка, которому приснился кошмар. — Можно я посплю с тобой? Пожалуйста, Харучиё.       Первое правило, которое уяснила Чисэ — всегда говорить «Пожалуйста», когда о чём-то просит или если хочет, чтобы ей повторили сказанное. По-другому на вопросы и просьбы Санзу никак не реагировал. Демонстративно, чтобы ясно дать понять: с ним нужно говорить вежливо. Второе правило — стучаться прежде, чем зайти. Это правило имело свои исключения, и эта ночь стала одной из них.       Раньше, когда этот странный дуэт стал жить вместе, девочка очень сильно раздражала его. Дети — это большая ответственность, огромное терпение и силы, и вот со вторым у мужчины были большие проблемы. Увы, он был обделён терпением в некоторых моментах, потому нередко случались всплески агрессии, и Чисэ пряталась в шкаф в своей комнатке, чтобы ей не досталось. Это было третье правило — никогда не попадаться на глаза Санзу, если тот не в духе, а такое было не такой уж и редкостью. Мужчина честно заявлял, что не нанимался в няньки к этой девочке.       Он и сам не понимал до конца почему вообще её подобрал, а не оставил на произвол судьбы, но это маленькое подобие человека теперь жило с ним, помогало ему с домашними делами по мере своих сил и возможностей. Кавагата была рада и этому; всяко лучше, чем ничего вовсе.       Акаши нередко заявлялся домой в стельку пьяным, иногда раненным, и максимум, что могла Чисэ, этот светлый ребёнок, что видел всё это «великолепие» суровой реальности — помогать, чем может. Она научилась мало-мальски обрабатывать царапины, накладывать марлевые компрессы на места ранений, что, в общем-то, делало её проживание в квартире не таким уж бесполезным, как могло бы показаться поначалу.       На вопрос Кавагаты Акаши рухнул обратно на постель. Ни «Да», ни «Нет» — возможно, пассивное согласие, на что глаза девочки почти светились от счастья. Она заползла на кровать, пристроила плюшевого зайца рядом с собой и повернулась лицом к Харучиё, почти сразу проваливаясь в сон, в то время как сам мужчина ещё немного наблюдал за ней, мирно сопящей в кулачок.       Как его вообще угораздило взять к себе дитя? Чужое дитя. Ко всему прочему, как в его голову вообще пришла мысль, что он смог бы дать ей то, что нужно больше всего? Любящая семья и хорошее воспитание. С кем угодно, но явно не с больным на голову убийцей. Однако Чисэ здесь, в его квартире, в которую он переехал почти в тот самый момент, когда «Бонтен» был основан, не понимая зачем ему ещё одна комната, потому та часто пустовала. До момента, пока по велению Госпожи Судьбы, что так любит издеваться над людьми, в жизнь розоволосого не пришла она.       Женщины способны изменить твою жизнь. Харучиё не сомневался в этом, однако настроен был к переменам не очень радушно, видя, как те же Хайтани преспокойно ведутся на все мелкие манипуляции со стороны девушек. Однако маленькая женщина явилась в его жизнь, привнося некоторые коррективы. К примеру, раньше банка с таблетками всегда стояла на кофейном столике в гостиной. Теперь же её пришлось спрятать в ящик прикроватной тумбы, чтобы Кавагата не взялась за них. И, казалось бы, с каких это пор Санзу в принципе стало волновать то, что станет с мелкой соплячкой?       Однако маленькая детская ладошка, доселе обнимавшая Мару, легла на его ладонь и сжала. Бровки «домиком», тихие всхлипы сквозь сон и просьба. Она казалась такой простой и глупой, если бы это не напоминало ему о его же детстве. «Не оставляй меня одну», — и мужчина растерялся, не зная, как реагировать. Он не был особо тактильным человеком, всегда сбрасывал руки тех же Хайтани со своих плеч, брезгливо морща нос. Ко всему прочему, его никто никогда в семье не обнимал. По крайней мере, ему так думалось, но память — штука такая, что её можно менять.       Харучиё не помнил, как уснул, однако помнил, как проснулся с больной головой от недосыпа под противный звук будильника. Чисэ уже не было в его комнате. Мужчина даже сослался на глупые галлюцинации от переутомления, однако плюшевый заяц, с которым девочка пришла к нему в комнату, был рядом с ним, с другой стороны. К нему была приложена записка, написанная детской рукой: «Я ушла в школу». Коротко и без лишней лирики. Дети слишком самостоятельны, да и родители спокойно отпускают их одних везде, даже несмотря на ужасные события, о которых Япония вряд ли смогла так легко забыть. Цутому Миядзаки, убивший бесчеловечно четверых детей — и это если опускать множество других жутких фактов о его преступлениях.       Но было ли дело Санзу до этого? Отнюдь. Чисэ, хоть и была его подопечной в некотором роде, она всё ещё была ему никем. Просто маленький человек, который жил с ним под одной крышей. Самостоятельно готовила себе или заказывала еду на дом, оплачивая оставленными деньгами. Всегда только наличные.       С одной стороны, могло бы показаться, что отношение Акаши к девочке было неверным, однако он всё ещё был убеждён, что не нанимался в няньки к ней, чтобы присматривать за ней. «Если ей хватило ума заговорить с незнакомым человеком, ей же и нести ответственность за то, что будет потом», — отмахивался розоволосый, ясно давая понять, что не собирался вызволять малышку, если случится беда. Хайтани шутили насчёт жестокости даже к детям, на что получали такой взгляд, после которого любой человек в здравом уме и доброй памяти оставался тише воды, ниже травы, но Ран всё ещё посмеивался, хоть уже и не так активно.       Вживую Кавагату ни один из четы Хайтани не видел, потому даже были версии, что Санзу это придумал, чтобы иметь какие-либо оправдания своему отсутствию. Могло бы сработать, если бы не одно «но». Его жизнь не поменялась почти с того момента, как в руки попала малютка, потому большинство из «верхушки» организации забыли об этом, даже не думая вспоминать.       Если не учитывать плюшевого зайца и записку, в общем и целом, ничего в жизни мужчины не изменилось. Он как был чёрствым душегубом, отличавшимся стремлением пошуметь и возводить свою работу в абсолют, так и остался. Потому и утро розоволосого началось привычно: водные процедуры, завтрак в тишине и сборы до филиала. У него и его пешек впереди была парочка крупных заказов на убийство, потому Санзу можно было не ждать дома до поздней ночи. Это означало, что Чисэ останется один на один с самой собой, и, вероятнее всего, мужчина найдёт её, уснувшую на пороге, пока та его ждала.       Такое случалось довольно часто, и Харучиё сам бы хотел знать, почему иногда замирал рядом с маленькой девочкой, которая так и не дождалась его прихода домой, снова оставив записку на кофейном столике рядом с порцией заказанной лапши: «Поешь обязательно. Чисэ». И кто он такой, чтобы следовать просьбе? Однако уже через пару минут, когда мелкая соплячка лежит в постели, обнимая плюшевого зайца, мужчина ест то, что ему оставили, в мыслях всё ещё поражаясь тому, что кто-то вообще о нём заботится.       Когда такое было в его-то жизни? Никогда. Даже Такеоми, который был старшим братом, выделял из младших Сенджу, что било по больному, ведь ей можно было всё, без исключений, в то время как Акаши-среднему нередко доставалось за проделки младшей, будто бы они неразлучны, как сиамские близнецы. А Харучиё-то всего лишь хотел, чтобы его видели, как отдельную личность с его страхами и желаниями — не грушу для битья, на которой можно было «отъезжать» за все проделки сестры. И тут в его жизнь, когда розоволосому почти тридцать, врывается маленькая девочка, переворачивая всё с ног на голову. И от этого немного некомфортно, хотя справедливости ради, без неё было всё не так, казалось, будто раньше чего-то не хватало. Может, дело всё было в том чувстве, когда знаешь, что кто-то ждёт тебя дома, может, дело было в чём-то ещё. — Ну, и как там поживает твоя подопечная? — Ран как всегда начал с ленивых шуток и насмешек, делая особый акцент на последнем слове, будто не веря в происходящее. Чтобы Санзу сжалился над какой-то мелюзгой? — Заткни пасть, Хайтани, — рыкнул розоволосый мужчина, ясно давая понять, что не собирался вообще как-либо поддерживать тему, что, в сути, было забавно для Рана. Тот вскинул брови, поджал губы, стараясь унять подступающий смешок и состроил выражение лица с привычным притворным состраданием. — Неужели всё настолько плохо, что ты вышиб бедняжке мозги? — и снова взгляд с ярым желанием вогнать охотничий нож на поясе в глотку по самую рукоять, однако Ран замолчал лишь на моменте, когда младший брат подошёл к ним обоим. Они трое обменяли парой фраз, и Харучиё ушёл по своим делам — работа ждать не будет.       Задание оказалось плёвым. Даже смешным казалось, что у цели не хватило ума окружить себя охраной, потому с жизнью мужчина попрощался быстро. Это был человек, немного за сорок, с обручальным кольцом на пальце, появляющейся сединой. Он задолжал крупную сумму «Бонтен» и не вернул в указанный срок. На его счастье, с женой и ребёнком-подростком тоже расправились. Санзу даже посмеялся, втаптывая лицо убитого в бетон: «Зато не скучно будет там. Передавай всем приветик». Однако ребёнка убил не он — это сделали его подчинённые. Всё же что-то с приходом Кавагты в его жизнь изменилось. Ранее Санзу бы без какого-либо колебания прикончил всех, а тут рьяно вызвался устранить только основную цель.       Обмывание двух успешно сданных заказа на убийство в местном клубе, который организация отобрала у предыдущих владельцев. Что с самими бывшими руководителями неизвестно, потому никого особо уже не волновало. Однако Харучиё пробыл в клубе среди легкомысленных девиц сравнительно недолго, решая вернуться домой. А дома его ждала Кавагата, что вновь уснула у порога, прижимая к себе Мару. — Ты — моё наказание, — тихо выдохнул мужчина, когда взору его голубых глаз, как и прежде, предстала такая картина, однако в этот раз что-то определённо было не так. Девочка чуть приоткрыла один глаз, заметила Харучиё и встрепенулась, словно птица, которую шуганули камушком, пролетевшим мимо. — Харучиё, ты уже пришёл? Ты рано, — отметила Чисэ, бросая взгяд на часы на стене. Ещё не было и двух ночи, а мужчина уже был дома, снимал пиджак и вешал его в гардеробной. — Идём, лапша ещё не остыла, наверное. Я хотела дождаться тебя. Идём же!       Миниатюрная ладонь вцепилась в манжет белой рубашки, и девочка потянула Санзу за собой. Впервые за эти пару месяцев он позволил себе усмехнуться с ситуации, хотя слова подопечной немного озадачили. Она дожидалась его, стало быть, к своей порции не притрагивалась. И убедиться в этом мужчина смог только придя в гостиную.       Странная ночь, но в ней был домашний уют, которого не хватало долгие годы, и именно он вытаскивал наружу эдакую ностальгию по детским годам, когда мир казался большим, а на его познание не хватило бы и жизни.