Другие истории

      Величественные дубы шумели на ветру своими сотнями листочков, создавая совершенно неповторимый и удивительный звук, окруживши поляну и создавая ярко-зелёную завесу, наконец, под собственной тяжестью склоняясь ближе и ближе к земле и ограждая разнотравье под собой от палящих лучей полуденного солнца — от душистых цветов и до мельчайших травинок. Как в их тенях-покрывалах то тут, то там пораскинулись кудреватые, а радующие глаз рощицы красной бузины, то и дело создавая чудные островки уединения средь деревьев, так и манящих то ли своим величием, то ли наверняка многовековой благостностью.       На одной из таких полянок, если свернуть на чуть заметную тропинку меж двух обнимающихся кустов, и можно найти лежащими на траве настолько разных лиса и крольчиху, и обоих в простой летней одежде — шортах и коротких рубашках. Над крольчихой пролетела бабочка, взмывая в небо искоркой, и хищнику, прищурившемуся и губы которого растянулись в присущей только ему одному улыбке, не оставалось ничего, кроме как наигранно вытянуть лапу, тщетно пытаясь поймать прыткое насекомое и тем самым точно заслужив усмешку той, что была рядом с ним.       И звали этого лиса Николас.       — Хочешь? — вдруг спросила крольчиха, разрезая тишину, и протянула другу наушник.       Вопрос простой и безобидный, но застать того врасплох всё же сумел, отчего Уайлд, недолго колеблясь, с сомнением поглядывал то на неё, то на зажатый подушечками наушник, ведь из-за разности музыкальных вкусов нередко возникали разногласия.       — Давай, почему нет? — последовал ответ.       Не только диковинное обаяние, но ещё и доброе сердце были его отличительными чертами, — чертами, с лёгкостью очерняемыми сродным эгоизмом, и о каком частенько пыталась сказать крольчиха. Отчего, пусть и не всегда, мысли о себе самом и о том, как прожить день получше, были первыми в числе тех, что влезали в голову. Что уж говорить о благополучии других зверей? Он просто жил, и этим был доволен. Будучи достаточно смышлёным, он неплохо зарабатывал себе на жизнь всякими незаконными делами небольшого масштаба. Да и с приходом крольчихи всё должно было поменяться. Он даже стал копом.       Но быстро понял, что это не его судьба.       Ровно как и она. С ней было хорошо, но что-то манило его прочь, домой. По его задумке это была их последняя встреча. Его ждёт другой город, другая жизнь. Об этом он хотел сказать сразу, но не стал. 

Деревья осуждающе зашуршали, и холодный ветерок окутал его рыжую шёрстку. Ник задумался, и это не ускользнуло от напарницы, какая, не подозревая, уже была для него никем.       — Что случилось, Ник? — снова спросила она. — Ты сегодня какой-то не очень весёлый.       — Ничего, Морковка. Просто усталость, наверное.       Крольчиха что-то говорила ему про то, как надо отдыхать, но слова эти проносились мимо ушей. До вылета оставалось четыре часа. Ему пора было уходить. Отдав наушник, он предложил попить кофе недалеко от парка. Это была добротная кофейня со своими уличными столиками, какие украшены пахнущими цветами, как внутри всё было по-домашнему мило — резные панельные стены, настенные и не только светильники, деревянные столы и обитые стулья. Выбрав местечко у окна, частично задрапированного бежевой шторкой, напарники принялись говорить о всяких пустяках. Лис старался сделать вид, что всё хорошо, и у него это получалось.       Ему не хотелось переживать.       Было что-то заманчивое и простое в том, чтобы взять и исчезнуть.       Не придётся видеть слёзы подруги, которая к нему явно неравнодушна, и отвечать на вопросы «Почему?» и «За что?» Он не испортит себе настроение атмосферой разрыва всех отношений. И решение не говорить ей об этом было окончательным. Да, такой поступок многих бы огорчил, ведь он был грязным, словно налёт ржавчины. Но его это не беспокоило. Ведь лис достаточно прожил, подавляя угрызения совести, когда поступал мерзко.       В его жизни это было наименьшее из всех зол.       Выпив кофе и ещё немного поболтав, напарники вызвали такси. На улице собирались тучи: к вечеру наверняка польёт как из ведра. Джуди что-то говорила про грозу. Николас же кивал и поддакивал. Как уже у самого дома крольчихи Рыжему хвосту не удалось избежать объятий. Пусть даже он это и знал.       — Завтра воскресенье, в кино показывают «Кот в сапогах 2», в три часа дня. Может быть, сходим? — Она отстранилась, и затем добавила: — Вдобавок я знаю одно место, где можно купить большое мороженное для пар. — и крольчиха, запрокинув голову, перевела на него взгляд своих сиреневых глаз.       — Да, конечно! Я тебе завтра позвоню, — отозвался Ник и хитро подмигнул. — Не скучай без меня, ладно?       — Да как скажешь! Тогда увидимся! — произнесённые с той же теплотой слова были подобны белому шуму, какой вмиг обрубил звук захлопнувшейся парадной двери.       А довершила эту картину всего одна звенящая в голове мысль: «Ну вот и всё. Вот и конец истории».       Авто довезло его сначала до дома, где он забрал сумку с вещами, а затем в аэропорт, где регистрация на рейс шла полным ходом. Лис вышел на улицу, последний раз полюбовавшись городом, так и не ставшим для него родным, а стеклянные небоскрёбы были столь же безразличны к нему, как и в первый день. Вокруг ходили чуждые звери. Но на душе вдруг наступало облегчение. Он возвращается в родной город, а этот оставит позади.       Покопавшись по карманам, Ник достал новую сим-карту, какая, разломанная напополам, полетела в ближайшую мусорку. Возврата к старому не будет. Также нашёлся потрёпаный марбл, подаренный Финником, и значок, врученный ему Джуди в их первую встречу. Всё полетело в мусорку, в самые её глубины, подальше от света или чьего-либо взгляда. Небо загрохотало. Дождь пришёл значительно раньше прогноза. Кинув последний взгляд на город, который он бросал, Ник засеменил к пункту регистрации. получил после посадочный талон.       Сожалений у него не было.       Пройдя внутрь, он уже оставил всё позади — Джуди, работу, прежних знакомых. Всех. Когда как по ту сторону окон о землю всё чаще разбивались крупные, смешавшиеся вскоре с грязью дождевые капли, как будто провожая Николаса в последний путь.