Пируэт "Ласточки"

Юля закончила училище летом 1987 года, и её тут же приняли в трупу Большого театра, единственную со всего потока. Ей удалось лишь на пару дней вырваться домой к родным, в Харьков, а потом она снова вернулась в Москву, что бы разучивать программу. Дни слились в один. С Юркой они теперь практически не переписывались, но зато раз в две недели созванивались, что бы обменяться новостями. С Володей они больше не виделись и не общались с того похода на концерт, однажды лишь они созванивались, но потом Коневу снова закружили дела в училище, а перед выпускным она вообще днями и ночами пропадала в балетном классе и на сцене училища. Она так сильно и тщательно готовилась к выпускному спектаклю, что когда он был уже вот-вот на пороге, то её пачка в прямом смысле стала на ней болтаться, так сильно она похудела. В 1988 год Юля ворвалась со своим первым дебютом на большую балетную сцену. К Новому году в Большом театре ставили «Щелкунчика». По всей Москве висели афиши с её изображением, ведь она танцевала главную партию. Юле это ужасно льстило, это был, пожалуй, пик её успеха, к которому она шла всю свою жизнь. Но чего-то ей не хватало. Или кого-то. Спектакль, не смотря на тяжёлое время в стране, в которой «цвела» перестройка, прошёл с аншлагом. Уже в январе им предстояли гастроли, сначала по СССР, а затем и по ближнему зарубежью. Гастроли были такими же успешными. Почти полгода они колесили по стране, а потом и по загранице. Объездили такое количество стран, которое ей даже не снилось никогда. Конечно, они побывали и в Австрии. На спектакле был Кристиан, но увидеться она с ним побоялась, хотя и передала ему записку. Тот в ответ оставил ей в гостиничном номере огромную корзину белых лилий и записку, в которой говорил, что он будет ждать её, сколько потребуется. *** Юля сидела в гримёрке после спектакля. Она уже переоделась, и ей оставалось распустить волосы из тугого пучка, и можно было отправляться домой. Недавно они вернулись в Москву и в преддверии 1989 года отыграли ещё несколько спектаклей. Страна разваливалась, окончательно выбивая из-под ног советских граждан оставшуюся, и без того, хлипкую почву. Родители собирались эмигрировать в Германию, но их попытки пока никак не венчались успехом. Юля же не знала, как ей быть. На фоне всей этой разрухи Юля, казалось, была в самом выгодном положении. Страна рушится, а балет стоит, твёрдым монолитом. Всё бы ничего, но в её жизнь снова вернулся Кристиан, который, теперь, с падением нравов, а заодно и Берлинской стены снова стал частью её жизни. После гастролей в Австрии он несколько раз приезжал в еле дышащий уже Советский Союз, они несколько раз тайно встречались и, казалось, их отношения снова вернулись на круги своя. Раздался тихий стук в дверь. Конева, уставшая до ужаса, не хотела никого видеть. Это был уже третий спектакль подряд и силы были на исходе, так как после гастролей они почти не отдыхали. — Войдите. – Юля обернулась и увидела в дверях, чуть смущающегося Володю. – Не может быть! – воскликнула Юля, бросаясь старому другу на шею. Она знала, что они с Юркой до сих пор переписываются. Но долгожданная братом встреча так и не состоялась, из-за чего Конев-младший очень переживал. Не смотря на то, что Юрка таки поступил в консерваторию Володя, всё откладывал их встречу и отчасти, Юля догадывалась, почему. — Привет! – смущённо откликнулся молодой человек, протягивающего ей букет роз. Он был одет иначе. МГИМО он уже должен был закончить, и сейчас выглядел, как солидный бизнесмен, практически новый русский. — Откуда ты тут? Как? – Юля рассматривала особенного друга своего брата с нескрываемым восторгом. — Увидел твоё имя на афише, решил, что не могу пропустить. Маме тоже очень понравился спектакль. — Спасибо. – Юля всё ещё не могла поверить, что это был Давыдов. – Как ты? — Я хорошо. Закончил институт. Работаем с отцом, у нас небольшой строительный бизнес. Очень успешный. – Володя сплюнул, постучав по деревянной столешнице. — С каких пор ты стал суеверным? – молодой человек отмахнулся с улыбкой. – Ты спешишь? — Нет, у меня свободный вечер. — Отлично! Я сейчас оденусь и выйду следом, хорошо? – Володя кивнул, выходя из гримёрной. Юля быстро дораспустила свой пучок, расчесала волосы, накинула пальто, взяла сумку и вышла из гримёрной. Володя и вправду ждал её внизу у театра. Не видеть его почти два года было странно, но радостно. Он изменился, стал, будто выше и шире в плечах. Но всё ещё присутствовала в нём эта бледность, контрастирующая с тёмным цветом его волос. Очки на нём были другие, более дорогие, видимо. Да и сам он был одет в костюм и дорогое драповое пальто. Давыдов галантно открыл перед девушкой дверь совей машины, а сам сел на водительское сиденье. — Ты голодна? – спросил он. — Если честно, ужасно! – Володя улыбнулся и завёл мотор, выезжая с театральной парковки. Они поужинали в ресторане, болтая о всякой ерунде. В основном рассказывала Юля, про гастроли за границей и про театральную жизнь. — Юрка поступил в консерваторию, ты же знаешь? – Володя кивнул, тут же помрачнев. – А вы так и не встретились до сих пор. – констатировала Конева. — Нам нельзя с ним видеться. – тихо откликнулся Володя. — Эта песня хороша, начинай сначала. – пробормотала Юля, откладывая столовые приборы. — Ты не понимаешь. Я лечусь и… — Лечишься? – Володя кивнул. — Да, прохожу терапию со специалистом. Лечусь от… от этих чувств и… — И предаёшь моего брата. – кивнула девушка, комкая на коленях салфетку. — Ну Юль, не говори так. – девушка больше ничего не ответила. Она понимала и видела, что говорить об этом бессмысленно. Да и бесполезно. Очевидно, что Володя не собирался её слушать и давно всё решил. И она могла бы его осудить, если бы сама не срывала от Юрки теперь слишком много. — Юрка знает про твоё лечение? – Володя кивнул. – Значит теперь у меня от него секретов больше, чем у тебя. — Каких секретов? — Родители хотят эмигрировать, ты, наверное, знаешь? – Володя кивнул. – Я долго думала, стоит ли мне уезжать с ними, а потом…на гастролях в Европе кое-что произошло. – он внимательно смотрел на Коневу, ожидая, когда она продолжит. – Мы выступали в Стокгольме и туда приехал Крис. — Тот самый? – вскинул в удивлении брови. Юля кивнула. — Словом, мы встретились, и он снова позвал меня замуж и я согласилась. Я не могу больше сопротивляться, чувствую, что каждый раз оставляя его я упускаю что-то очень важное. Всё рушится, Володь. СССР считай, больше нет, и я боюсь, что если всё и вправду развалится окончательно я вообще не смогу больше его увидеть. — И что же теперь? — Мы поженимся в австрийском посольстве через четыре дня, и я уеду отсюда, как жена австрийского дипломата, но тогда я ещё очень долго не увижу ни родителей, ни Юрку и, возможно, дорога в балет для меня будет закрыта навсегда. В Европе таких «талантов», как я, пруд пруди. — Ты сомневаешься? – Юля задумалась, а затем покачала головой. — Нет, уже нет. Два года назад сомневалась, сейчас уже нет. — Но это же хорошо, Юля! – Володя сжал её руку. — Да, но только об этом даже Юрка не знает, я не знаю, как ему сказать. — Скажи ему правду. Пошли письмо, если не можешь сказать по телефону. — Да уж, наверное, ты прав. – Юля кивнула. Они ещё долго сидели в ресторане. Выпивали, разговаривали, делились новостями и вспоминали лето 1986 года в «Ласточке». — Володь, только пообещай мне, пожалуйста, что ты обязательно встретишься с Юркой, - просила она его, когда они уже прощались у машины, которую прислал за ней Кристина к ресторану. – Встретишься, пока… - она осеклась, закусив губу. Юрка, видимо, ещё не сказал ему, что документы в посольство Германии у Коневых приняли, Юля не могла предать брата, надеясь на благоразумие и благородство Давыдова, она попрощалась с ним и уехала. 29 декабря 1988 года Юля уволилась из Большого театра. 30 декабря Юлия Конева вышла замуж за Кристина Губмайера, а на следующий день уже улетела с нив в Вену, как жена австрийского дипломата.