Мили до берега без весла

— Привет, Майлз. Если ты это смотришь — значит, со мной что-то случилось…

                            Он не помнил как уснул. Скорее всего — просто потерял сознание от усталости. Доведенный до предельной точки организм включил защиту, выключив владельца тела. Майлз пришел в себя с тихим стоном и микроскопической долбящей изнутри головной болью.        Но чего репортер не ожидал — так это проснуться в своем кабинете за столом.        Первое, что бросается ему в глаза — отсутствие второго стола. Второе — брошенный возле клавиатуры старый блокнот. В комнатке душно и тихо. И что-то не так.        По началу трудно на этом сосредоточится. Но потом ощущение какой-то неправильности… неточности заставляет взгляд проясниться. Он знает это место. Но это место не должно так выглядеть. Оно так выглядело когда-то.        Оглядевшись еще раз без лишних движений, Майлз медленно выпрямился и обернулся через плечо. Усеянная заметками стена на месте. Содержимое же… Репортер протянул руку к нижнему крайнему стикеру и оторвал его от общего хаоса.        принтер, Джо        Мурашки осознания посыпались холодным песком за воротник. Апшер схватился за шею. Обручального кольца нет. Зато есть… все пальцы.        Десять абсолютно целых пальцев со всеми фалангами выглядят так дико, что подушечки мелко дрогнули над клавиатурой, выронив стикер. Бумажка спланировала куда-то под стол. Майлз смотрит на свои руки, словно на чужие конечности. Не может этого… или? Пошевелил. Сначала всеми. Затем указательным на правой и безымянным на левой. Шевелятся. Все, десять.        Репортеру достаточно увиденных факторов, чтобы остаться в себе, когда на клочке найденного на столе стикера высвечивается та самая дата.        Он и вправду проторчал всю ночь в офисе в тот день, перед поездкой. Только это было почти два года назад. И Майлз Апшер отчего-то уверен — людям не снятся такие длинные сновидения.        — Хоуп, твою мать, паршивый засранец! — вырвалось рычанием из глотки.        Майлз вскочил на ноги.        И замер.        Дыхание вырывалось тяжелыми глубокими рытвинами, внутри колотило, в висках стучало, а целые пальцы чуть ли не мешались. Майлз с минуту точит стену напротив взглядом, полным ненависти и неконтролируемого отчаяния, и даже бьет себя по лицу. Ну, мало ли — вдруг проснется? Стена остается безмолвной, а вот боль отрезвляет. А еще не понятно, по какую сторону этой временной виселицы лучше, с учетом того, что произошло… и не произошло. Или только произойдет? Черт, что… где?        Майлз свалился обратно в кресло и просто уронил голову в ладони.        В голове вспыхнуло: «Джудит».        Он вспомнил всё. Последний день, в мельчайших подробностях и…        Что же они наделали?! Она вообще жива?        Майлз не задается такими глубинными вопросами, вроде: «как это возможно?» — паскудная петля времени уже подкидывала такие фокусы, так что без шоковой терапии (хотя, привыкнуть обратно к пальцам непросто). Только теперь в ловушке оказался он сам. И что-то не горит внутри репортера восторг от прорыва в мире науки о теориях перемещений — в гробу Майлз видел этот тринадцатый год. Дважды.        За дверью что-то шумит. Наверное, в офисе рабочий день. Независимого репортера с отдельным кабинетом обычно лишнего не трогали, если заставали в ночную, поэтому неудивительно, что он проспал почти до десяти утра. После еще пары проверок на сон внутри сна, пришлось смириться со своим ментальным положением.        Майлз что есть сил процарапал лоб и вдавил пальцы в веки, зажмурившись.        «Соберись, ну же. Сидя, ты ей не поможешь».        Он хоть и человек действия да прекрасных адаптивных акклиматических качеств, но пинок под зад в прошлое вышибет из колеи кого хочешь. Майлзу не за себя страшно. За Джудит. Черт, она ведь… она предполагала такой исход. А теперь его маленькая напарница не понятно даже в каком месте и в каком времени, возможно, наедине с этим чудовищем! Что, если он убьет ее? Выпотрошит и оставит, как чучело на коллекционной полке? А Майлз ничего не может с этим сделать! Блять, он даже не в том году!        Что, если он уже опоздал?        Погоди-ка. Это вообще точно тот год?        Майлз резко выпрямился, в поисках своих вещей. Перетряхнув все ящики и бумаги на рабочем столе, он нашел мобильник за монитором. Репортер на всякий по памяти набрал номер телефона своей напарницы, где ему ожидаемо сообщили, что: «Набранный вам номер не существует, идите к черту». Поразмышляв, Майлз быстро включил компьютер, нетерпеливо барабаня указательным (надо же!) пальцем по столу и ожидая загрузки. В его почте несколько новых писем. Майлз спешно прокрутил последние. Вот и оно. От: 10260110756@mutemail.com Тема: СОВЕТ / незаконная деятельность в «Психиатрических исследованиях Меркофф»        Год, дата и точка отсчета до неминуемого — всё совпало. Мысли обогнули цензуру лишь в знаках препинания.        Майлз навел было мышку на роковую весточку от Парка, но потом передумал. Пометив письмо галочкой «Спам», он закрыл все вкладки и выключил компьютер. С этим потом разберется. Вейлон раньше рассвета из клиники все равно не выберется. Но главное, что выберется — в прошлый раз же смог? А вот Майлзу вообще желательно вернуться в свое время до всей этой чокнутой заварушки — у него развилка в сюжете неоднозначная. Но пока какая-то поганая в обоих вариантах к финалу.        «Я уже воспринимаю всё это дерьмо, как штатную ситуацию. С ума сойти можно».        Апшеру пришло в голову, что если он сейчас здесь, в своем последнем разуме, то возможно… возможно Джудит тоже здесь.        Обеспокоенный этой мыслью, репортер схватил свою куртку и покинул кабинет. По дороге он заметил Кингстона возле кофе-аппарата и поймал его без приветствия.        — Джудит не приходила?        — Кто? — непонимающе переспросил Итан. Кажется, он был удивлен, что Майлз с ним заговорил.        Повисла пауза. Точно. Сейчас кого не спроси про Джудит — никто не вспомнит.        — Не важно, — выдавил из себя Апшер. — Если сюда придет девушка и будет меня спрашивать — дашь ей мой номер. В кабинете на столе.        — Л-ладно.        Майлз стремительно прошел мимо, избегая лишних вопросов и подозрительных взглядов.        Машина нашлась на парковке за углом. Одернув непривычно чистую и не исцарапанную кожанку, парень разблокировал сигнализацию и забрался в салон. На зеркале заднего вида болталось его одинокое удостоверение. Это все также ожидаемо, как и остальное, но… Майлз повернул голову на соседнее кресло.        Пусто. Одинокая камера с парой батареек вместо пассажира.        — Ладно, Джудит, или как тебя там… я сейчас должен ехать на важное дело. Один. Мне не нужны напарники.        Дожидаясь, пока прогреется двигатель, Майлз откину голову затылком на сидение и уставился в потолок.        Сперва он злится. Хочется разораться что есть мочи и садануть кулаком по рулю, а лучше по чьей-нибудь роже. Желательно — виновника межвременного бедлама. И плевать, что для исполнения задуманного сперва надо разобраться как минимум если не в квантовой физике, то хотя бы в сверхъестественной психотерапии.        Потом надеется: а вдруг сейчас он тронется и из-за угла выскочит девчонка? Майлз даже нарочно не торопится уезжать, пытаясь прикинуть во сколько в прошлый раз он выехал из офиса? Но парковка пустая, а к главному зданию «Время правды» никто не подходит. Часы тикают. Никого, похожего на Джудит, так и не появляется.        — Черт! Что б это всё!.. — Майлз переключил передачу и вдавил на газ. Придется искать самому.        «Пожалуйста, будь хоть где-нибудь. Будь жива».                     

***

                            В особняке Палмеров его не ждали. Приветливая домработница, которая теперь знать не знала кто такой Майлз Апшер, при упоминании подопечной помрачнела.        — Нет ее дома.        — А когда вы ее последний раз видели, мадам? — изворачиваясь всей своей харизмой, уточнил он.        Маргара пожала плечами, вытирая руки о фартук. Странного гостя на порог она не пустила, но Апшер и не настаивал.        — Утром.        В сердце жалко колыхнулась надежда. Он помнил, как Джудит говорила ему, что проснулась дома. А если Джудит утром была здесь — значит, она живая. Это хорошо. Это, черт возьми, отличная новость! Ну, почти. Возможно, она как раз мчалась в офис, но они разминулись.        — Она не сообщила, куда собиралась сегодня? Простите за назойливость, я ее одногруппник. У нас совместный проект, но Джудит не отвечает на телефон.        Ложь была дебильной и наивнее некуда, даже по меркам критической ситуации. Майлз с такой тачкой за спиной и в такой одежде смахивал на студента меньше всего.        — Без понятия, молодой человек. У Джудит последнее время свое на уме. Могла уйти к подружкам. Спроси ее одноклассников.        Майлз крайне не желал тащиться в колледж и поднимать там лишнее внимание. Но, возможно, там находился Джорж, который мог знать Джудит. Подумав, что это вариант, Майлз уже развернулся, когда Маргара вдруг спохватилась:        — О, еще может быть ее крестная знает, где она.        — Крестная? — обернулся парень. Кажется, его вежливый тон всё-таки смягчил настрой домработницы.        Маргара продиктовала молодому репортеру номер телефона. Апшер поблагодарил ее и сразу же отправился на поиски напарницы. С офиса ему так и не звонили — и это чертовски не нравилось Майлзу.        В итоге он потратил два часа впустую, потому что тетка Джудит тоже отвечать не спешила, а спросить ее адрес было бы чересчур навязчиво. Одноклассники не выдали ничего вразумительного. Похоже, в это время юная Палмер появлялась в колледже как попало и не особо с кем-то дружила. Найденный там же Джорж подтвердил эту догадку, без энтузиазма поведав странному парню из неоткуда, что не разговаривал с Джудит примерно пару месяцев — кажется, с последней контрольной. Ректор же группы, в которой числилась девушка, и вовсе сказал Апшеру, что если ему «посчастливиться увидеть эту неблагодарную особу, то пусть передаст, что мисс Палмер на грани отчисления».        Тринадцатый год будто сговорился против репортера. Майлз готов был биться головой о стенд с успеваемостью, когда ему вдруг позвонили с неизвестного номера.        — Джудит?! — схватил звонок на ходу репортер.        — Джоан, — поправил на том конце пожилой голос. — Вы мне звонили.                     

***

                            Майлз нашел Джудит спустя еще час. Но лишь только увидев ее силуэт, его надежда растрескалась по всем швам.        Закусочная «Честер-бургеры» выглядела убого, поэтому посетителей в ней виднелось раз-два и обчелся. Из-за широких панорамных окон с перегоревшей подсветкой просматривалась барная стойка, обитые дешевым кожзамом диванчики и две скучающие официантки за кассой. Майлз вышел из машины, переполняемый дурным предчувствием. Его жена и напарница навряд ли бы направилась в такое место, если бы… но ему надо знать. Надо проверить.        Репортер подошел к закусочной. Вернее, к той девушке, что там работала.        Она подметала полы возле уличных столиков. Светлые джинсы, кеды, знакомая клетчатая рубашка, сережки-крестики в ушах и какого-то невразумительного цвета волосы, забранные в огромный лохматый пучок на затылке. Поверх — серый фартук и бейджик с логотипом закусочной.        Майлз подошел ближе и тихо позвал:        — Джудит…        Девушка вскинула голову. Кажется, он затаил дыхание в немой мольбе…        — Чем могу помочь?        …и тем жгуче больнее становится от ее безразличного скучающего взгляда вскользь. Дурно, как от удара по лицу мокрой тряпкой. Девушка посмотрела ему в глаза, но в них было пусто. Не горел тот огонек, что всегда грел маяком душу репортера и зажигался только при взгляде на него. Не узнала. Совсем.        «Всё верно. Она не пошла бы сюда подметать полы и мыть посуду тайком от родителей, если бы помнила всё. Я вернулся в своё прошлое».        Слепая надежда разбилась вдребезги. Майлз обессиленно стиснул пальцами переносицу, жмурясь от отрицания. Это не она. Не его Джудит. Вернее, она еще не стала ею. Конечно — ведь он вернулся в свое начало, и сейчас уже должен был мчать в Маунт-Мэссив в поисках сенсации. А Джудит Палмер пока еще была собой — обычной девушкой со своей жизнью. И ближайшие три года в ее знакомых не будет всяких упрямых репортёров. Ни живых, ни мертвых.        — Мистер, вам плохо? — обеспокоенно травя облитую кровью душу, раздалось рядом. — Вызвать скорую?        Майлз отнял пальцы от лица. Больше всего ему хотелось шагнуть к девушке и встряхнуть ее за плечи, умоляюще воскликнув: «Вспомни меня!». Или хотя бы просто обнять, крепко-крепко прижав к себе. Ощутить, что она жива и невредима. Но Майлз не может этого сделать — как минимум, теперь это неуместно для уличного незнакомца. А он для нее и есть незнакомец.        — Нет. Я ошибся. Прости.        Поэтому Апшер молча отступил и отрешенно вернулся в машину. Недоуменно поглядевшая ему в спину девушка пожала плечами и принялась подметать дальше.        Верно. Он не просто ошибся, он необратимо облажался. Как всегда: поступил радикально и напролом, не подумав о последствиях. Да ведь кто мог предположить, что в силах Вальридера не только убивать, но размазать до самой души? Расшвырять не просто в стороны, а во времени. Где же тогда его Джудит? Он осталась там, в своем времени? Или попала куда-то в другой промежуток?        А может, его Джудит больше нет… Записи стерты с жесткого диска. Отформатированы безвозвратно. Если это так — он не представлял что ему делать.        Зато как же теперь становится понятно, насколько было больно ей заглядывать с робкой надеждой в его глаза и называть свое имя, а в ответ услышать лишь грубое желание отделаться. Тяжела шкурка заблудшего во времени, да?        Как выжатый до последней крохи потрясения на сегодня, Майлз забрался в салон джипа и просто уставился перед собой. Кажется, его догнало с опозданием. Возле закусочной не было мест, поэтому пришлось припарковаться через дорогу — отсюда он отлично мог видеть, как юная Джудит продолжала без лишнего усердия махать веником в одиночестве. Сердце кололо от тоски. Она так близко и так невыносимо далеко.        Что ж, Хоуп, это высшая отметка жестокости.        Майлз обессилено уронил руки с целыми пальцами на руль. И смотрел. Смотрел, как Джудит поднимает стулья. Смотрел, как собирает мусорные пакеты и отвечает какому-то прохожему, как пройти к остановке. У нее такое же лицо, как у его Джудит, но выражение на нем абсолютно другое. Чужое и слишком… слишком подростковое. Ей же еще девятнадцать, верно.        Хотя ей и тогда было девятнадцать. Но пережитое виднелось отпечатком не только в поведение и взгляде. Джудит тогда пришлось многое вытерпеть за короткий промежуток времени. За долго до их встречи. Это чувствовалось в ней.        Девушке же возле закусочной еще не ведомы эти кошмары. Она спокойно просыпается в своей комнате в уютной кровати, ярко красит глаза, собачиться со своими строгими родителями и мечтает вырваться на свободу: как все самые обычные девушки ее возраста. Ее руки еще не держали ничего страшнее швабры, ровная кожа не усеяна мелкими шрамами, вечными синяками и следами от циркулярной пилы. И самое страшное, что ее наверняка сейчас беспокоит — это нехватка карманных денег и отчисление из колледжа.        Апшер сморгнул навернувшуюся на глаза горькую пелену. Да что же это такое?        Такой слабости он не поддавался очень и очень давно. Не обязательно очнуться в камере пыток, чтобы по ощущениям грудную клетку прошибали насквозь чем-то острым, до самых ребер. Джудит была цела и невредима, стояла прямо перед ним. А его будто раскатали под колесами его же машины. В кровавую смятку.        Где-то в сотни километров отсюда еще только-только раздавались предсмертные хрипы первых жертв Вальридера. Майлз же сидел в джипе, безучастно продолжая смотреть на уборщицу с красными волосами и бэйджиком с именем «Джудит». Он пытался заставить себя думать. Действия всегда прогоняли апатию. Да только сейчас Майлз не чувствовал в себе сил даже завести автомобиль.        В Маунт-Мэссив он ехать не хотел. Теперь-то репортер знал, что внутри, и пополнить пленку камеры эксклюзивом как-то не тянуло. С другой стороны: там сейчас Вейлон. И пусть они тоже еще не знакомы лично, бросать программиста — совсем уж не по-людски. Парк выбрался из лечебницы после рассвета, впереди еще куча времени.        Мысли закрутились сами собой, представляя: вот он подъезжает к развилке в заповедные горы и просто ждет. Из леса на обочину вывалится хромой и побитый так себе работой Вейлон, которого Майлз подберет. Можно даже ничего не объяснять программисту и не выставлять себя еще одним сумасшедшим. Достаточно просто солгать, что он выехал из-за письма только сейчас, поэтому пропустил всю ночную вечеринку. А дальше дело за малым: доставить беглеца домой и намекнуть сразу валить из страны. Состояния Вейлона и убедительности репортера хватит, чтобы тот не тянул, пока свидетеля начнут искать. Пусть хватает Лизу и детей и сразу валит подальше. Ни к чему им эти разборки.        Ну, а сам Майлз теперь и вовсе чист — теперь он не открывал письмо и о предательстве сотрудника Меркофф слухом не слышал. Можно будет сделать рожу кирпичом хоть перед самой Глик. Даже позволить залезть ищейке во все свои аккаунты — никто не заподозрит.        Только вот Меркофф продолжит существовать, а Маунт-Мэссив, скорее всего, функционировать.        Парень уставился на свое удостоверение из-под упавшей на глаза темной пряди.        В принципе, он мог бы этому помешать и один.        Мог бы в это время свободно собрать нужные данные по новой. Без лишнего риска, муторных переездов, посещения скотобойни в Аризоне. Вытащить по ниточке все, что требуется для развала Меркофф, и в соло завалить ублюдков на той же конференции.        Как всё идеально складывается, а?        Только вот ключевое слово: в одиночку. Без Джудит. Без кого либо еще.        А потянешь ли ты, репортер, который не боится расследовать самые мрачные секреты и отважится пробраться туда, куда не рискнет сунуться ни один репортер? Ты совсем отвык от партий в одиночку, а твоя последняя кончилась крайне незавидно.        Майлз вновь поднял взгляд через дорогу. Девушка ушла внутрь. Он видел ее и через окна, да пропасть между ними сейчас была куда глубже пары стекол.        Без Джудит, да? А что будет без Джудит? Даже если ему удастся провернуть спарринг с Меркофф одному, то, согласно памяти, Джудит Палмер поднимется на порог газеты «Время правды» только в шестнадцатом году. Ждать еще три года. Да и чего ждать-то? Если он сам, как репортер, никуда не исчезнет, то его кабинет не будет пуст и объявление о вакансии не выйдет в печать. Джудит не увидит адрес редакции и никогда не придет в тот офис. И уж тем более не будет спрашивать коллег: кто такой Майлз Апшер и почему он пропал без вести?        Если бы не роковые события той (этой?) ночи — они бы никогда не встретились.        Можно, конечно, «познакомиться» хоть сейчас. Майлз мог бы пойти по канонам всех адекватных начинающих пар и просто начать с чего-нибудь банального, например, номера телефона и улыбки. Но… это уже будет не то. Это будет не его Джудит. Это будет просто готовящаяся сбежать из-под опеки родителей девчонка, не имеющая ничего общего с девушкой, что бросилась за ним в ад. Как бы Майлз не ненавидел корпорацию и все эти психушки, всратые эксперименты и остальное, но он не мог отрицать, что только благодаря всему этому кошмару они стали тем, кем стали. В том числе и друг для друга. Напарниками, чьи клятвы любить и следовать вместе, не страшились даже смерти.        И даже если предположить омерзительно-эгоистичный вариант: вытащить эту Джудит с собой и сунуться в Маунт-Мэссив сейчас (нет, Апшер не собирался этого делать — он не настолько спятил) — это все равно не вернет ему жену. Это все равно будут другие воспоминания, чужие и отталкивающие. Не такие. Они не скрепят вместе их сердца и не вернут репортеру его напарницу. У этой Джудит нет ни единой причины с ним ехать куда либо.        Майлз обреченно закусил губу.        Может, это его наказание, а?        Провернуть все заново без жертв, но отдать свою душу на вечные мучения в одиночестве? Не втягивать никого и ничего. Оставить Джудит в покое. Она пережила так много кошмаров, что даже после не могла быть полностью счастлива из-за вечной паранойи. Так, может быть, если она никогда не познакомится с человеком по имени Майлз Апшер — будет ли это лучшим вариантом? Ее спасением.        Майлз молча пялился на удостоверение с разрешением на репортерскую деятельность. Ответа не было.        Он чувствовал себя не просто потерянным во времени, а беспощадно тонущим в попытках броситься против течения в милях до берега без единого весла.