Чудеса Света и Тьмы

      Малфоя достало слушать извинения античного колдуна, поэтому ему пришлось изобразить прощение и подобие доверия. Это, впрочем, сыграло на руку, потому что говорливый древний грек поведал немало интересного о своих интригах и злодеяниях, которые наречённый Аполлон слушал с показным равнодушием.       Драко не мог понять, работала ли сыворотка правды, заботливо предоставляемая колдуну всякий раз вместе с напитками. Потому что, едва в речах начинала звучать какая-то истина и даже мудрость, как бред и ересь врывались и портили всю картину.       Мог ли человек вообще нормально сохранить свой разум, пролежав камнем две тысячи лет? — хороший вопрос. И ещё более занятный — мог ли он адаптироваться в современных реалиях?       Драко знал одно: он не верил ни в то, ни в другое.       Вскоре, когда голова загудела от бесчисленных ценных знаний, он понял, что заскучал по Гермионе. Её здесь не хватало, чтобы внимать этому потоку россказней, заклятий и тайн.       Она проснулась очень рано и упорхала за очередными книгами и кое-какими компонентами зелий, рецептами которых очень хотел поделиться с ней Герпий. Пообещала, что не станет задерживаться слишком надолго. Им обоим предстояло, наконец, нормальное познание древних секретов.       Драко улыбнулся, вспомнив, как чувственно она шептала ему вчера перед сном. Так крепко обнимала, гладила мягкими пальчиками. Он окончательно растаял и поверил, что всё у них наладится. И она, словно чувствуя это, то и дело повторяла: у нас всё будет хорошо, любовь моя.       Всё будет просто чудесно. — Тебе нужно будет научить Гермиону мгновенному чтению, — заключил Драко, когда понял, что больше не был способен воспринимать речь Злостного… — Она очень любит читать и потому точно сумеет освоить эту магию. — Она уже просила меня, но я не стал, — осторожно ответил чародей. — Потому что обещал тебе… не трогать её. — В смысле? — Это знание передается весьма интимным образом, и потому… — он развел руки в стороны, а потом благоговейно кивнул.       Вот ведь дикость! Знания и плотские утехи вместе плохо укладывались в голове. Жаль, что они в древности все были чокнутыми. Драко был бы очень рад, умей его жена прочесть целую книгу, не тратя на неё кучу времени — им посчастливилось бы проводить больше времени вдвоём. Но, очевидно, не судьба.       Малфой заметил, что при упоминании Гермионы, Тёмный чародей как будто немного разволновался, и ему это очень не понравилось. Он решил, что причиной тому был банальный голод, и следовало просто поесть, чтобы поскорей подобреть.       После обеда, когда добытая путем бредоподобной болтовни информация более-менее улеглась, в голове Драко начали выстраиваться собственные схемы…       Античный чародей был силён, и многие сковывающие заклятия оказывали на него временный эффект. По-настоящему эффективно работала только семейная магия Малфоев, и поскольку пасти́ колдуна постоянно они не смогут, потребуется вмешательство сил, которые будут способны его обуздать. Это мог быть только аврорат. У них в Англии — а Драко знал это наверняка — были такие ресурсы. После Второй Магической Войны развитие защиты от Тёмных искусств приобрело небывалый оборот, и он сам лично приложил к этому руку, чтобы в конечном итоге полностью обелить себя. Греки тоже не подведут — пообещал ему Хтонассис, и Драко эти слова успокоили.       Знания при этом вытаскивать надлежало добровольно… ну, почти добровольно — из уст первоисточника. Легилименция, любимый метод авроров, могла многое исказить, что делало её ненадеждым и не самым эффективным способом. А веритасерум, очевидно, могла и вовсе не работать, как надо.       А после всего…       Драко уже ясно понимал, что как только Гермиона наиграется и отпустит древнего колдуна, тот будет приструнён быстро и тайно, сначала руками друзей отца, а потом, после тщательного стирания его памяти, и Олимпа. Потому что всё, что видела сейчас пара серых глаз, было ясным как день: Герпий Злостный был, пусть и весьма харизматичным, но всё же опасным. — Давно ли ты перестал прорицать, Феб? — спросил его Герпий, когда Драко встал из-за стола, чтобы выйти в сад подышать. Этот вопрос сразу же вызвал встречный: долго ли он будет верить в то, что человек перед ним — божество?       Драко мог поклясться, что в этот момент в тёмных глазах мелькнуло нечто похожее на страх. Это «показалось» уже не было паранойей на фоне голодной злобы. Это было непонятной и ещё пока плохо осознаваемой тревогой. Он словно похолодел изнутри, позволив своей подозрительности разыграться на полную, и передумал покидать святилище. Все эти происходящие странные вещи требовали решительных действий. — А кто тебе сказал, что я перестал? — прозвучал спокойный ответ.       Прямо сейчас нужно посмотреть правде в глаза. Драко немного боялся увидеть в памяти чародея события того странного пьяно-гейского вечера. Они с Тео конечно баловались в школе, но то было давно… и неправда. — Остолбеней! — произнёс Малфой, и Злостный замер. Далее, ткнув кончиком древка в лоб, он произнес: — Легилименс.       И вот оно…       Гермиона, Гермиона, Гермиона. Смеется, замирает, слушает внимательно, открыв рот, пишет в блокнот. Античный чародей играет на лире, поёт с нечеловеческими завываниями. Гермиона повторяет странные звуки. Снова смеется, снова пишет. Какие-то формулы вперемешку с ересью про плодовитых титанов. Далее танец, и ещё больше бреда в песенной форме. Ничего странного, кажется. Немного двернегреческой магии, поданной в своеобразной манере.       Драко видит своими глазами, как Гермиона намекает на обучение быстрому чтению. И правда, в ответ получает отказ.       Всё пока очень неплохо.       Далее в образах мелькает и он сам. Злой, недовольный, потом скептично-хмурый, закрытый. Злостный наблюдал за ним, как выяснилось, очень настойчиво. Сердце Драко ускоряет свой ритм…       И принимается стучать, как бешеное, когда Драко видит, наконец, себя с бокалом в руке. Быстро проматывает разговор, который и так неплохо запомнился. И вот — этот собственный пьяный вид, чёрт подери. Вот глаза закрыты. Вот он уже лежит и… что? Стонет во сне? Ебаный стыд. Он, правда, стонет и трогает себя. А палочка, правда, приходит в движение и бьет по лбу античного чародея. Герпий долго смотрит на Драко. Долго, долго. Он, блять, весь исходит от вожделения, а палочка, как назло, бьёт в лоб ещё раз и ловится античной рукой.       Далее видятся осторожные движения, полные сомнений. Слышится собственный голос: не надо тормозить, радость моя. Займись делом. Я жду.       Полный пиздец.       Вот исчезают одежды. Драко видит себя обнажённым и, минуя стремительную мысль о собственной красоте, обращает своё пристальное внимание на действия Злостного. Он подходит. Медленно. Раздевается. Ложится рядом. Обнимает, блять, и… всё.       Всё? Просто объятия?       Драко выдохнул с облегчением, мельком просматривая дальнейшие незначительные события. Всё было вполне невинно, не считая неуместного обнажения и подглядываний. И…       Что это?       Решив, что неприятное позади, Драко вдруг видит Гермиону, которая угрожает древнему магу палочкой и далее говорит про какой-то их план. Их план? Показывает блокнот с зарисовками и заметками, говорит о подземном мире, спрашивает, каков был Стикс в древние времена, слушает ответы. Снова упоминается титан Уран и почему-то его семя… Я пойду туда утром, — говорит Гермиона. Затем снова звучат слова о царстве Аида. Видится запястье Злостного, кинжал и капли крови, падающие в пузырёк из-под зелья.       Это поможет тебе отогнать всякую тварь.       Гермиона кивает, самоуверенно улыбаясь.       На этом образе, Драко вылез из древнегреческих мозгов. Встал и, отвернувшись, закрыл глаза рукой, стремительно складывая пазл в своей голове. Как ледяной водой окатило.       Зелье. Она захотела решить проблему их бесплодия самостоятельно и, кажется, пошла на большой риск, ничего не сообщив. — Вот тебе моё пророчество на ближайшее будущее, — сказал Драко холодно. — Ты сейчас выложишь всё, что знаешь о местонахождении моей жены. А потом сделаешься шёлковым и будешь молиться, чтобы я нахер тебя не убил. — Я… уверен, что… всё будет хорошо… — пробубнил маг. — В смысле всё будет хорошо? Конечно, всё и будет хорошо и есть хорошо, и не надо блять трепетать, произнося это, будто в страхе. Или… — он поймал убегающий взгляд тёмных глаз, — ты от меня что-то скрываешь.       Голос Драко был насквозь ледяным. Он сам был воплощением спокойного, статичного гнева, словно его по щелчку лишили всех других эмоций. Ему сейчас не нужно было ничего, кроме правды. — Прости… — выдохнул Тёмный маг. — Я не хочу больше слышать твои блядские извинения. Просто скажи честно: где Гермиона, и чем она сейчас занята? — Я… — волшебное древко упёрлось чародею в кадык. — Я пообещал ей приготовить «семя Урана»…       Взгляд серых глаз испепелял, а палочка намеревалась проткнуть горло без малейшего колебания. — Я в курсе, — прорычал он. — Она отправилась за водой… — Стикса… — подтвердил Злостный. — За водой той самой жуткой хтонь-реки в подземном царстве твоего якобы предка. Отправилась одна.       Он убрал палочку от его горла и Герпий кивнул. — Да. Быть может, светлейший Феб, ты не знал, но сильный пройдёт это испытание. Она уверила меня, что у неё выйдет, и я рассказал ей все подробности.       Какие нахер подробности? Две, сука, тысячи лет назад!       Драко вдруг понял, что на этот раз не мог предъявить колдуну никаких претензий. Во всём, о чём он только что узнал, отчетливо прослеживался замысел Гермионы.       Отправиться в опасное место ради их общей мечты. Не сказать при этом ничего. Чёртова гриффиндорская упрямица! — Не стоит переживать, светлейший. Она вернётся. А если нет, то точно не подходит тебе…       Последних слов Драко не расслышал, потому как устремился прочь из храма с намерением немедленно аппарировать.