Чудеса Света и Тьмы

      Глаза предательски закрылись от жуткой слабости, и свет исчез.       Гермиона летела вниз по спирали, как на подбитом магловском вертолёте. Это было чувство, похожее на первое по-настоящему взрослое опьянение огневиски, только сильнее в сто раз.       Свет? Где-то сквозь пелену она догадалась, что это была просто иллюзия. Она умирала, кажется, и видела галлюцинации. Шум источника по-прежнему близко… Он рядом. Но не добраться. Не пошевелиться больше. — Посмотри на меня… — голос Драко. Отчётливо. И пальцы на лице — потрясли слегка.       Одно невообразимое усилие — и Гермиона снова увидела его. Так светло, Господи. Вокруг адское болото, но ей, чёрт возьми, светло. От осознания этого парадокса хотелось заплакать, потому что этого не должно было быть. — Я вижу тебя, муж, — пролепетала слабым голосом. — Конечно, ты видишь меня. Помнишь такое детское заклинание — Люмос Максима. Проще простого.       Светлая кожа. Светлые волосы. Такой родной. Жаль, не было сил дотронуться. — Да, — улыбнулась она, проваливаясь в забытье. — Я пока помню. — Помнишь и будешь помнить ещё долго. Посмотри на меня!       Гермиона снова распахнула веки и держала их открытыми из последних сил. Понимание происходящего покинуло её окончательно. — Сейчас тебе будет ещё хуже. Но ненадолго. Нас перенесёт чёрный туман. Тебя будет тошнить. Соберись и постарайся не упасть в обморок, хорошо?       Она кивнула, и дальше крепкая рука подхватила её обессилевшее тело. И снова наступила кромешная темнота. Виски́ будто сдавили львиные лапы, внутри всё свернулось в клубок, а из носа проступили капли крови. Больше она ничего не помнила...

*****

      Злобные зубастые твари кусали её со всех сторон. Мелко так, противно — прошлись, суки, по всему телу. Но на удивление, Гермиона быстро привыкла к этим ощущениям, и они даже начали нравиться. Рычание чудовищ стало похоже на голоса, а укусы — на прикосновение ласковых рук.       Спустя вечность, она осознала, что и воздух вокруг снова стал свежим. Открыла глаза.       Вокруг было очень красиво: полупрозрачный шатёр в ажурной тени деревьев с серебристой листвой. Сил особо не было, но любопытство заставило Гермиону откинуть лёгкую простыню, чтобы разглядеть своё обнажённое тело и убедиться, что с ним полный порядок внешне, после осторожно выползти из укрытия и… замереть на траве, стоя на четвереньках под пристальным взглядом своего мужа.       В серых глазах — вся гамма чувств разом. За непробиваемой маской ледяного спокойствия Гермиона прекрасно научилась это читать.       Драко не улыбался, качал головой. Злился на неё, разумеется. — Ты с ума сошла, скажи мне, а? — заговорил он наконец, опустившись рядом. — Чего удумала? Для чего?       Она присела на зад и виновато потупила взгляд. — Ты знаешь для чего. Я очень хочу, чтобы мы были настоящей семьёй. — Мы и так настоящая семья, глупая. Мы друг друга выбрали. Какой ещё тебе нужен критерий для понятия «настоящая»?       На этих словах Гермиона заплакала. Капли слёз превратились в ручьи почти сразу же, как только она осознала, что жива, и Драко сидит перед ней. Скомкала свою простыню, сжалась. — Ты… — её губы дрожали. — Ты ведёшь себя так, будто тебе наплевать на потомство. Будто ты устал и ничего не хочешь, решил оставить всё, как есть. А я не могу с этим смириться. Не могу!       Она зажмурилась, когда ощутила руки Драко на своих плечах. Волны пережитого стресса стремительно покидали её тело, заставляя его мелко трястись. — Могла бы сказать мне. Вместе бы всё раздобыли. Но нет, дура гриффиндорская. Ты решила переть на рожон в гордом одиночестве. Вместо ребенка — вдовство. Отличный ход, жёнушка.       На этом плач прекратился. Она всхлипнула ещё раз и посмотрела на него. — Да, я признаюсь, — ответила спокойно. — Я хотела обмануть тебя. Твой род, ваш запрет. Выставить так, что всё вышло само по себе, естественным чудом. Да, жила бы с этим обманом, но результат меня устроил бы на все сто.       Драко неожиданно улыбнулся и бережно стёр со щёк все её слёзы. — Лгунья. — Тебе смешно, я вижу… — Ты знаешь, что твоя способность к изворотам радует меня по умолчанию. Но неосторожность никогда не будет мне по душе. Да, я в курсе, что девчонкой ты умудрилась грабануть Гринготтс, сбежала оттуда верхом на драконе и тебе очень многое по силам. Но ведь ты тогда была не одна. Почему сейчас, Гермиона?       Потому что приняла всё за личное испытание, за борьбу с судьбой один на один.       Но она не сказала этого в слух.       Драко обнял её понимающе, сгрёб в охапку. Зарылся носом в волосы. Чуть покачал на руках, как маленькую. Это всегда успокаивало, создавало ощущение дома. Ощущение того, что они единое целое.       Как же хорошо в этих крепких руках. Так и осталась бы в них навечно. — Да, я дура, Драко. Твоя дура. — Моя, — сжал её крепче. — Теперь придётся терпеть меня дальше. Потому что фиг я куда сбегу от тебя. — Лучше любить, а не терпеть, как думаешь? — прошептал он ей на ухо, и она замурлыкала. — Как ты нашёл меня так быстро? — Наша брачная клятва не так проста. Каждое слово — особое заклятие. Мы связаны гораздо сильнее, чем ты думаешь. — Он бережно погладил её по лицу, когда увидел в её глазах любопытство. — Позже объясню. Сейчас тебе нужно отдохнуть ещё немного, и мы сможем аппарировать. Как ты поняла, я использовал Тёмную магию, чтобы выбраться — так было быстрее. Ты очень ослабла, а туман забрал ещё сил. Люди Хтонассиса помогли мне с лечением твоих ран. Дальше только отдых способен окончательно привести тебя в чувство.       Он попытался поднять её, чтобы отнести обратно в импровизированную постель, но Гермиона будто прилипла намертво. — Нет, — отрезала она коротко, сильнее хватаясь за его плечи. — Я хочу так. Даже не пытайся скинуть меня. Я только что пережила второе рождение и имею право. И буду сидеть так, пока не наберусь твоих божественных сил. И… кстати! — она посмотрела в глаза мужа с неподдельным, похожим на детский, интересом. — Как вышло, что у тебя получилось зажечь свет в той пещере? Там с незапамятных времён ни одно заклинание не работало. — Это всё моя любовь к тебе, — ответил он тихо, нежно проведя подушечкой пальца по её веснушчатому носу. — И немного природной малфойской удачливости.       Гермиона стала вдруг очень серьёзной. — Нет, дорогой. Там не работает ни Люмос, ни фонарик. Факелы в древности всегда гасли. У всех. Каждому, кто ступает туда, положена кромешная темнота, а всякая магия только во вред, но ты…       Драко смотрел на неё внимательно, совершенно не зная, что сказать. — Божественный свет, Драко, — прошептала Гермиона. — Такое дано только… богу света. Только Аполлону. Что если… — Она закрыла рот рукой и округлила глаза ещё больше. — Точно. Представь себе… В вашем роду всегда рождался только один ребёнок и всегда мальчик. Всегда светловолосый. Ты не думал, почему? Это похоже на отметину, на некую избранность. Что если… ты потомок Феба. Того самого… Мерлин.       Отчего-то Драко вспомнил, что отец всегда впадал в священный трепет, глядя на статую Аполлона Бельведерского в своём кабинете. Вспомнил своё собственное удивление, когда накопал в средневековой книге оригинальную трактовку девиза Малфоев. Не чистота превыше всего, а именно свет. Однако отбросил все сказочные предположения прочь, чтобы оставаться трезвым. — По-моему ты наслушалась небылиц от кое-кого и выдумываешь собственные. Все эти приключения… — Нет, — отрезала Гермиона и покачала головой. — Ты же знаешь, как я умна. Я редко ошибаюсь. И теперь мы… оба открыли эту истину! О, Драко… — она снова прижалась к нему сильнее. — Как же мне повезло, что ты у меня есть. О… Я так люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, моя умная дурочка. И надеюсь, что в свете новых знаний, ты больше не станешь скрывать от меня свои опасные замыслы. Хватит. Ты Малфой уже достаточно давно, чтобы возвращаться к бреду в духе золотого трио.       Она кивнула несколько раз, соглашаясь. И тут же впечаталась губами крепко-крепко. Заставила его приоткрыть губы для глубокого поцелуя.       И как только могла отказывать себе в этом. Ну точно — дура. Он же самый главный источник её силы и вдохновения.       Гермиона дрожала, и это сводило Драко с ума. Сколько же силищи, сколько безбашенности в этом изящном теле. И как оно только выдерживает? Иногда ему казалось, что она соткана сплошь из упрямства. Вот что она сейчас делала вместо сна? Целовала, сладко постанывая, разжигала в нём огонь совершенно не вовремя. Прижалась бёдрами, разумеется, уже обнаружив его возбуждение, и явно не собиралась отступать от задуманного. — Как же я хочу тебя, муж, — прошептала в нетерпении и заёрзала, скидывая с себя тонкий шёлк. — Сейчас, здесь. И прямо на земле, как древние люди. У нас ещё не было так. — Ты точно тронулась, — улыбнулся он. — Да. Абсолютно. Я хочу быть уверена, что ты правда со мной. Что это не галлюцинация, и я не тону в том ядовитом болоте. Я хочу почувствовать жизнь. Пожалуйста, дай мне это… Сейчас.       Его не надо было долго уговаривать. Драко всегда легко возбуждался от чувственных слов своей женщины. Потому что они всегда были искренними, и это пленяло. Потому и позволил ей расстегнуть свои брюки, скинул рубашку. Уложил её прямо на траву, как и просила.       Её глаза — такие огромные напротив, блестящие от недавних слёз. Смотрели на него с обожанием. Губы снова впились в губы. Жадно. — Сейчас… — взмолилась Гермиона, сжала рукой его зад, зашипела, когда он вонзился в неё. — Вот так, милый. Теперь мне ещё лучше…       Его тело задвигалось, как волна. Гермиона тонула в ней, покидая окончательно свой «вертолёт». Под ней была земля, и это опьянение страстью казалось самым правильным и самым трезвым на свете – молила про себя Мерлина, чтобы оно длилось подольше. Обвила ногами бёдра Драко, стонала так свято и грешно.       Живая. Невозможная дура. Его. — Никогда больше, — прошептал он сквозь прерывистое дыхание, обвёл языком мочку уха. — Никогда больше не предавай меня. Не оставляй меня одного. Поняла? — Да, — ответила она, приняв в своё тело мощный толчок. — Я слишком люблю тебя, Драко. Слишком. Я посмела забыть на время. Прости меня. — Никогда, — повторил он, меняя угол проникновения, отчего Гермиона издала громкое и протяжное аааа.       Ей невыносимо прекрасно, ну просто божественно. И в сердце, и в теле — каждое касание, каждый рывок его плоти внутри. Туго. Тесно. Всякий раз поучал так за косяки. Ещё, милый. Надо ещё!       Он как змей — одна сплошная мышца. Одна сплошная сила. Впечатывал в землю, душил, размазывал по траве. Фиаско строптивости. Полнейшее. И это был повод кричать от любви и дышать, дышать непрерывно запахами друг друга, наслаждаться одним на двоих по́том на коже. — Никогда, — вскрикнула Гермиона, вцепившись ногтями в плечи мужа. — Всегда.       Растеклась, как маленькая покорная рабыня — вынимала душу из Драко сейчас как-то особенно изощрённо. Правильно. Сладко. Стонала на каждое движение, подавалась навстречу. Давала понять, что её можно и нужно любить так, как хочется — и потому его ритм сорвался в жесткий и властный под самый конец. Умница, девочка. Ты это любишь. Ещё немного и получишь награду. — Боже, — вырвалось у неё из груди, когда низ живота залило жидким пламенем, и она ослепла на миг. — Боже…       Отличный финальный аккорд вышел. Синхроном. Драко зарычал, кончая необыкновенно сильно и остро. Накрыло, как следует. Оба дрожали, глядя друг другу в глаза. — Вот, любимая, — выдохнул он. — Молись так всегда. Мне одному…       И сник, тяжело дыша в тонкую шею, нежно поцеловал в плечо. Она обнимала и руками, и ногами – от этого не смог подняться ещё чёртову вечность. Так и провалялись, потерянные, растворённые в пространстве между олив. Как два древних духа. И даже больше. Они сами по себе — пара чудес света...