Под каменными сводами

Осаму ожидал от Греунского дворца чего угодно — мрачных каменных стен, как в Свиолоре, песчаника и резных окошек, огромного деревянного сруба, — но точно не того, что увидел. Вскоре после того, как окна кареты начали покрываться инеем со внешней стороны, а колёса ее застучали по мерзлой мостовой, взору открылся замок. Будь среди наших путешественников хоть один писатель, на бумагу тут же легли бы такие эпитеты, как величественный, утонченный, будто высеченный из цельного куска мрамора и, конечно же, холодный. Он стоял на крутом обрыве над Северным морем. Справедливо говоря, его и морем не назовёшь, ведь вместо волн к стенам дворца подступают ледяные штыки, а на его застывшей глади никакого движения, кроме редкой позёмки. Когда повозка остановилась возле дворца, Осаму на секунду застыл в нерешительности, но тут же снова встрепенулся — его спутники уже вышли наружу, Мори расправлял мантию, дабы выглядеть презентабельнее, а Фукудзава придерживал для наследника дверь с лёгким поклоном. Видеть их такими стало непривычным. Дазай привык быть в обществе этих двоих, когда они переругиваются друг с другом, потом совершенно по-детски обижаются, а в следующую минуту по-родительски его поучают — в общем, ведут себя совсем не так, как подобает подданным при наследном принце. Когда он наконец преодолел маленький порожек повозки, Осаму заметил одну крайне неприятную деталь — пронизывающую стужу. На нём лишь рубашка с жилетом, а ветер будто бы повсюду, чуть ли не сдирает кожу с рук и лица своей морозностью. Когда несколько десятков тонких, будто изо льда, ступенек остались позади, стало очевидно, что их здесь ждут. Ворота раскрываются, и за ними ожидает прекрасно одетая женщина. Её платье и накидка — удивительно, что верхнюю одежду здесь носят даже в помещении, — в тон красно-рыжим волосам, которые украшены тонкой заколкой-палочкой с рубинами, что сверкают в зимнем солнце. — Приветствую вас, ваше высочество, — она улыбается, встречая Дазая небольшим поклоном, — Доктор. Капитан. Мори и Фукудзава удостоились лишь сдержанных кивков этой ослепительной дамы. Она, жестом приглашая их следовать за собой, проводит гостей по коридору с высокими и тонкими поддерживающими сводами и окнами, расположенными так высоко, что они заливают холодным светом всё пространство и кажется, что белые потолки утопают в ледяном сиянии. По этим протяжённым и тихим комнатам, будто скованным льдом, легко разносится любой звук, будь то шелест красного платья, бряцание меча на поясе, стук каблуков кожаных ботинок или перезвон цепочки карманных часов. — Меня зовут Озаки Коё, я придворный астролог его величества, — наконец представляется женщина. — Прошу прощения, мисс Коё, но, насколько мне известно, астрология — не наука, — Фукудзава сам не знает, кто тянул его за язык, когда он это сказал. Наверное, бес попутал. — Верно, астрология — не наука. Это искусство, открытое лишь избранным. И, судя по вашей грубости, капитан, вам его никогда не постичь, — отвечает Озаки без тени замешательства. Она явно привыкла давать отпор тем, кто много думает о себе и мало — о ней самой. Мори смеётся в кулак, Фукудзаве же ничего не остаётся, кроме как злобно зыркнуть на него: «Не позорь меня еще сильнее!». За то время, которое уходит на обмен колкими фразами и значительными взглядами, маленькая процессия преодолевает множество разветвлений светлых коридоров и достигает тронного зала. Дворец Греунского правителя определённо создан с бóльшим изыском и вкусом, чем Свиолорский, что напоминает очень большую пограничную крепость. Однако Дазая это не прельщает — он никогда не чувствовал в себе сильного тяготения к роскоши, а в родном дворце, где каждый уголок знаком наизусть, он ощущал себя как рыба в воде. Двери с резными ручками распахиваются внутрь, открывая вид на тронный зал, в котором нет ничего лишнего, кроме самого трона и безгранично белого пола. Дазай навскидку представляет, сколько стоит такой мрамор, который можно достать только в Южных Землях, а значит какой-то древний король Греуна был готов раскошелиться на такую бессмыслицу. Кстати, о королях — рядом с троном присутствует статная фигура. Высокий, лет двадцати пяти мужчина с типичной для греунцев внешностью — острые черты лица, светлые, почти белые волосы, голубые глаза. Единственное его отличие от среднестатистического греунца это тонкая, по виду будто фарфоровая кожа, которая не знала ни когтей мороза, ни искрящейся снежинками вьюги. Тёмный костюм удивительно хорошо сочетается со светлой мантией, утеплённой мехом пушного зверька, и короной, которая напоминает пики льда, круглый год держащие дворец в полукольце со стороны Северного моря. Поль Верлен улыбается, но от него веет тем же холодом, что и от стен этого помещения. — Приветствую вас, ваше высочество. Чем обязаны такой чести? — он конечно же знает, зачем Дазай здесь, но Верлен ставит соблюдение формальностей и приличий на почётное второе место после извлечения собственной выгоды. Прежде чем Дазай успевает ответить, его прерывает странный шум за второй дверью тронного зала. Пять голов рефлекторно оборачиваются на звук. За ней, очевидно, переругиваются два голоса. Один напирает, едва не срываясь на брань и крики, а второй пытается вразумить его обладателя, не будучи восприимчивым к подобным эксцессам. Вот голоса всё ближе и ближе, и дверь наконец открывается, являя гостям, астрологу и королю двоих спорящих — парня лет восемнадцати с ярко-рыжими волосами и седого мужчину, который его сопровождает. — Это именно то, что я пытаюсь вам объяснить! Почему же вы все так упрямы и зашоренны?! Пора вылезти наконец из своей раковины и… — не успевает рыжий и удивительно хорошо одетый молодой человек закончить свой монолог, как некоторая внутренняя сила заставляет его обернуться, осознать, куда он вошёл, и приглядеться к гостям, — Придурок Осаму?!