Под каменными сводами

— И это лучшее, что вам удалось найти? — кривится Мори, посматривая на крытую повозку, запряженную двумя лошадьми. — У меня было меньше часа на улаживание дел целой недели с необходимостью не вызывать подозрений, доктор Мори. Если бы вы удосужились помочь… — раздраженно отвечает Фукудзава, обрывая себя на середине фразы — не хочет тратить силы на перепалки с врачом. Дазай же посматривает на них со стороны и ухмыляется. Ему приходит мысль о том, что если эти двое продолжат так собачиться, то они никуда не уедут, и Осаму решает взять всё в свои руки. — Да какая разница, доктор Мори, поехали уже, — с этими словами наследник трона закидывает свою сумку на одно из сидений и сам залезает за ней. Мори лишь улыбается и пожимает плечами, забираясь вслед за Осаму. — А ваш багаж, доктор Мори? — крикнул ему Фукудзава. — О, нечаянно оставил у ворот. Будьте так добры, принесите. И будьте осторожны — у меня там множество особо хрупких предметов, — с напускной наивностью восклицает врач. Фукудзава хочет спросить — на кой черт Мори все его банки-склянки в дороге, но сдерживается. Скрипя зубами, он возвращается за вещами. Никем не замеченный, Сакуноске наблюдает за сборами из окна. Его грудную клетку противным вьюнком оплетают плохие предчувствия, но он ничего не может поделать — если Осаму что-то решил, значит, так тому и быть. Чуть позже, когда повозка уже на ходу, а капитан стражи расстелил у себя на коленях карту, Дазай замечает необъяснимую странность — они движутся ровно по дороге, но он не заметил кучера ни на кóзлах, ни где-либо поблизости от кареты, а все его немногочисленные попутчики сидят внутри и нисколько не удивлены подобным раскладом. — Почему наша повозка, которой никто не правит, движется? — спрашивает Осаму скорее в воздух, чем у кого-то конкретного. — Не беспокойся об этом, Дазай, — рассеяно отвечает сидящий напротив него Мори, не поднимая глаз от какого-то древнего талмуда. Он, кажется, написан на давно забытом языке — по крайней мере, он незнаком Осаму. Юкичи особенно громко шелестит картой, привлекая внимание сидящих напротив. Он откашлялся и начал говорить. — Если позволите, я немного расскажу о нашей дороге. Сегодня нам будет где остановиться на ночь, а вот дальше — нет. Наш путь по большей части пролегает через дикую местность, а при приближении к Греуну ещё и сильно похолодает, — вещает капитан стражи, — Стоит начать подыскивать трактир, если вам не хочется ночевать посреди поля. Вместо ответа Мори просто выглядывает в окно, выискивая глазами упомянутое место остановки. — Вон там что-то светится, — вклинивается раньше врача Осаму, — Постоялый двор, наверное. — «Гнутая подкова». Доверия не вызывает, — привычно настораживается Юкичи. — Бросьте, Фукудзава. Бывало и похуже, — расслабленно отвечает Мори, и повозка начинает потихоньку снижать скорость и съезжать к правому краю дороги. Дазаю никогда раньше не приходилось бывать на таком отдалении от дворца, а уж тем более на постоялом дворе. Он искренне надеется, что сияющие глаза не выдают его интереса к каждому углу далеко не чистого зала трактира. Мори осматривается вокруг с лёгким недовольством, приподнимая плащ, чтобы тот не волочился по полу — будто не он только что заявлял, что «бывало и хуже», Фукудзава же пытается договориться с трактирщиком. Время позднее, гости одеты неплохо, приехали на своей повозке, а это значит, что содрать с них можно и побольше — так думает трактирщик. Юкичи же, напротив, готов экономить до последней медной монеты — по крайней мере, на себе. Они — придворный врач, капитан стражи и его высочество наследный принц — не сговариваясь перешли на неформальное общение, дабы не вызывать подозрений у жадного трактирщика и засидевшихся пьянчуг. Осаму не сразу осознал это, но такой вариант общения был удобен и быстро стал нормой в странной компании из трёх совершенно разных людей. Уже глубокой ночью, лёжа в постели, матрас которой очевидно был набит соломой и неприятно скрёб покрытую рубашкой спину, Дазай принимается размышлять. Он с разгона бросился в водоворот событий двух последних дней, даже не задумываясь о том, что собирается связать свою жизнь с человеком, которого увидит впервые и единственно ради своей цели. Не то чтобы ему есть дело до этической стороны вещей или чувств греунского принца — им обоим едва ли светило что-то лучшее. Ночной ветер напевает свою заунывную мелодию, заставляя стекла в окне подрагивать. На прикроватном столике коптит свеча, которую давно пора бы затушить, но Осаму не может отделаться от роящихся в голове мыслей. Ему не страшно, нет. Может быть чуть-чуть, но отступать уже поздно. Завтра они проедут по болотистой местности и окажутся в Греуне. Следовательно, надо действовать и прекращать сомневаться — так его часто успокаивал Одасаку. *** У короля, — а следовательно, и у всех в замке, — день не задался с самого утра. Воздух под высокими каменными сводами то и дело сотрясали ругательства и угрозы. Сначала Нагамоцу получил холодный завтрак, а теперь ещё и вечно исполнительный капитан стражи опаздывает на два часа с еженедельным отчётом. Пусть для короля почти все его слова — пустой звук, но его крайне выводит из себя мнимое неуважение подданных. — Акико, приведи мне сюда капитана стражи, в конце-концов! — рявкает в итоге Нагамоцу, и Йосано поспешно ретируется в сторону кабинета Фукудзавы. Спустя некоторое время, в тронный зал входит Сакагучи с бумагами, которые обычно приносил его начальник. — Что-то я не понял. Капитан Фукудзава где? — раздражение короля плещется, переливаясь через край. — Сегодня я его подменю. Позвольте начать, ваше величество, — отвечает Анго. — А у него что, язык отсох? Почему он не явился? — Нагамоцу, за неимением лучшего, стучит кулаком по подлокотнику трона — звук выходит глухой. Страж от неожиданности отступает назад и чуть сжимает пергамент в руках. Анго не боялся короля, но такое его поведение совсем не привычно. — Капитан в отъезде, ваше величество, — выходит из полумрака в углу комнаты советник короля, Ода. — Почему меня не уведомил? — Нагамоцу прячет недоумение за недовольством, и после короткой паузы неожиданно обращается к Анго, — Постой, да ты же Сакагучи Анго из стражи. Я сказал Дазаю взять тебя в качестве охраны для поездки в Греун и не успел… — король осекается, когда его накрывает осознание, — Этот щенок утащил с собой капитана стражи вместо того, кого я приставил?! Вернётся, я ему покажу кузькину мать! Под аккомпанемент криков короля, Сакуноске берёт сбитого с толку и возмущённого Анго за плечо и выводит из тронного зала. — Поверь, ты не хочешь оказаться рядом с ним, когда он планирует чьё-то убийство, — без тени шутливости заявляет Ода и уходит в сторону восточного крыла, оставляя возмущённого вторжением в личное пространство Сакагучи в одиночестве. Пустота и тишина коридора резко контрастируют с буйством Нагамоцу, заставляя стражника нервно сглотнуть и, на ходу поправляя шейный платок, ретироваться туда, где не будет ни звука бьющихся бокалов, ни замогильного шелеста гобеленов. Король же, в свою очередь, пытается привести затуманенные гневом мысли в порядок. Осаму, маленький сучёныш, обхитрил его, но только один раз. У Нагамоцу в руках власть, а значит, он всегда на шаг впереди. — Сердце что-то шалит, — бормочет король, — Приведите мне доктора Мори! Что значит уехал?! *** Дазай наблюдал сменяющиеся пейзажи за окном. Сначала они ехали по типичному для Свиолора густому смешанному лесу с прогалинами в виде деревень. Редкие деревянные домики в один-два этажа и печные трубы. Маленькие речки и такие же маленькие мостики через них — ему даже показалось, что один из них не выдержит повозку. Ближе к вечеру картинка за окном сменилась. В преддверии морозной степи Греуна, деревья стали редеть до такой степени, что в один момент вокруг неровной дороги, по которой ехала повозка, осталось лишь болото с небольшими кочками и кустарником. Вообще-то Осаму был не из тех, кто созерцает дорогу и природу часами — наблюдать за людьми было гораздо интереснее. На его несчастье, попутчики у него оказались не самые открытые. В начале дороги он даже пытался разговаривать с Фукудзавой, но капитан стражи, хоть и был предельно вежлив, отвечал односложно и сухо, а личные вопросы вообще пропускал мимо ушей. Общение же с Мори неизбежно сводилось к поучениям, в своеобразной манере врача. Они ехали в молчании, но чем ближе солнце катилось к горизонту, тем чаще Фукудзава выглядывал в окно, будто бы в поисках чего-то. — Надо останавливаться, — чуть охрипшим от долгого молчания голосом объявляет Юкичи, когда сумерки и туман уже начали спускаться на болото. Кажется, оно называлось Реманское, но принц не уверен. И снова тайна их повозки даёт о себе знать: карета сама останавливается на обочине. Фукудзава сразу же выходит из кареты, Мори же лишь устраивается поудобнее на сиденье. Снаружи прохладно, и врач кутается в свою чёрную мантию с фиолетовой оторочкой. — Попытайся заснуть, Дазай. Завтра важный день, — с улыбкой обращается к наследнику Мори. «Опять он ведёт себя, как курица-наседка, да ещё и с подтекающей крышей» — думает Осаму, но всё же следует совету врача и укладывается на бок, подложив под голову свёрнутую коричневую куртку. Видимо, созерцание пейзажей — дело столь же утомительное, как и труд на каменоломне, потому что Дазай засыпает почти сразу. Это очень удачно, ведь заснуть, когда тебя окружают одновременно мрачные мысли и холодный воздух, довольно сложно. Сквозь сон он уже не слышит, как Мори встаёт и, стараясь не скрипеть дверцей, выходит наружу. Однако спокойный сон Осаму длится недолго — его будят чьи-то разговоры и неяркое свечение за окном. Не застав ни одного из своих попутчиков внутри, он встаёт и приоткрывает дверцу, выглядывая и пытаясь найти источник звука. — И долго ты собирался здесь стоять? Думал, справишься сам? — восклицает один из голосов. — Всю ночь. У меня с собой меч драконьей стали, очевидно, что я бы справился, — отвечает другой, более спокойный. — Я мог бы оставить Элис, и дело с концом. Ты нам тоже нужен бодрый, знаешь ли, — в ответ на эту реплику собеседник фыркает. Разговаривают около повозки, очевидно, Мори и Фукудзава, но кто такая Элис и с какого чёрта они там собрались — Дазай при всей остроте своего ума понять не может. — А если бы ты уснул? Она всё-таки беспризорный дух, не забывай. Натворила бы дел, а мне потом разгребать. — Здрасьте, — возвещает о своём присутствии Осаму. — И тебе привет. Чего не спишь? — Фукудзава уже ничему не удивляется. Наследному принцу кажется, что в голосе капитана проскользнуло неподдельное, почти родительское беспокойство. Крупный фонарь, стоящий на земле, неровным пламенем освещает островок земли посреди кромешной темноты. — Вас услышал и решил выйти. Что-то случилось? — Дазай окончательно выходит из повозки и потягивается. — Фукудзава лично решил, что ночное дежурство — исключительно его прерогатива, — с нажимом произносит Мори, — Даже если он не в состоянии справиться с ним самостоятельно. Всегда ты так, — последние слова были адресованы капитану стражи. — Так, а можно поподробнее? Почему не в состоянии, кто такая Элис и откуда у нас фонарь? — Осаму устал выпадать из диалога. — Прости, нужно было раньше тебе объяснить, — вздыхает Мори, неловко почёсывая затылок, — Я ещё с молодости занимаюсь магией и преуспеваю в этом, — Дазай закатывает глаза на такое лёгкое признание, — оттуда и фонарь. С этим связана и Элис — просто прекрасное создание! — Это дух какой-то маленькой девочки, которая раньше жила в Свиолорском замке. Она привязана к книге, которую Мори имел неосторожность забрать из библиотеки одной академии, — вносит ясность Фукудзава. Магия и чародейство — относительная норма для Земли Семи Королевств, но к ней зачастую относятся с подозрением, ведь все люди, ею обладающие, должны иметь в запасе ещё абсолютную тайну, которую никогда и никому не дано будет услышать. Таковы законы магического мира. Из этого вытекает и следствие — все рассказанные вслух тайны и секреты принимают обличие злых или нейтральных сущностей: никс, духов, волколаков, драконов и многих других. Чем страшнее и темнее тайна, тем опаснее её порождение — простая пропорция. — Да, я чаще всего просто слышу её, но иногда она принимает видимое обличье, — Мори, похоже, души не чает в призраке. — Теперь понятнее, — Дазай чувствует, что историй и объяснений там ещё непочатый край, но на сегодня и этого достаточно. Тишину обрывает выкрик Мори. — Юкичи, сзади! Дазай тут же оглядывается в ту сторону, куда Фукудзава повернулся всем корпусом, и видит несколько странных силуэтов. Некоторые из них идут, а некоторые ползут по земле. Они белёсые, гладкие, будто бы скользкие и напоминают перекошенных людей. Глаза навыкате поддёрнуты пленкой, а открытые пасти обнажают множество рядов мелких, но острых пожелтевших зубов. Это же… — Нингены, — неожиданно холодно подтверждает его догадки Мори, — Держись позади меня. Пока Осаму напряженно всматривается, Фукудзава вытаскивает из ножен меч и заносит его над ближайшей из шипящих тварей. — Это всё твой чёртов фонарь! — гаркнул капитан стражи в сторону Мори, когда голова первой нингены со шлепком упала на землю. — Что уж теперь поделаешь, — отвечает Мори, подходя ближе и заставляя другое существо замереть с помощью заклинания. Фонарь — вернее, его иллюзия, — чуть подрагивает, когда он применяет заклинание в другом месте, но не исчезает; Мори действительно сильный маг. Дазай оглядывается, пропуская то, как Мори вгоняет короткий кинжал в грудную клетку нингене. Видит он только поток темно-бурой крови, хлынувшей из туши. В воздухе необычно тонко для такой громадины свистит блестящий под луной меч — это Юкичи справляется с ещё одной тварью, которая уже и так лишена одной когтистой лапы-руки. Происходящее завораживает Осаму: Мори и Фукудзава очень органично смотрятся на импровизированном поле боя, переговариваясь одними лишь взглядами и безоговорочно доверяя и помогая друг другу. Они противоположны и одновременно так похожи — до ужаса эффективный дуэт. Появляется ощущение, что они проходили такое уже не раз. Эта мысль усыпляет бдительность Дазая ровно до того момента, пока он не слышит шипение прямо над ухом. Он резко оборачивается и видит прямо перед лицом морду нингены. Его обдаёт рыбной вонью и Осаму с размаху ударяет кулаком в морду той, что хотела его сожрать. Нингена немного отшатывается назад и шипит ещё громче, разбрызгивая вокруг слюну. — Не так это делается, — с надрывом произносит Фукудзава, пришедший на помощь Дазаю, и точным ударом меча разрубает зубастую гадость пополам. Наследник благодарит Юкичи кивком и пытается перевести дух. Одно дело — в книгах читать и совсем иное — видеть вживую. Пульс частит, мысли чуть подёрнулись туманом тревоги — с Дазаем такое впервые за долгое время. Тем временем Фукудзава добивает последнюю из нинген, которая пыталась уползти обратно в болото. Мори понимает, что опасность миновала, и наблюдает со стороны. — Конечно, форму ты растерял. Сидение в кабинете не идёт тебе на пользу, — комментирует Мори Фукудзаву, который опирается на повозку и отирает пот со лба полуперчаткой, а теперь ещё и смотрит на него исподлобья. — Продырявленный бок не идёт мне на пользу, — недовольно переиначивает его слова мечник, но Мори его уже не слушает. — Как ты, Дазай? Порядок? — фокус внимания Мори сместился на принца. — Я нормально, спасибо, — Дазай не задаёт вопросов, лишь окидывает своих попутчиков — можно ли уже назвать их опекунами? — вопросительным взглядом. — Что касается Фукудзавы, тут более прозаичная история, — продолжает врач, будто бы и не было нападения нинген, — Мы с ним раньше были напарниками в охоте на монстров. — Ничего себе прозаичная! — восклицает Дазай. Теперь он понимает и источник недоверчивости Фукудзавы ко всему подряд, и слаженность их с Мори команды. — Потом мне посчастливилось напороться сразу на несколько ругару в одиночку, и я получил тяжелую травму, — себе под нос добавляет переведший дух Юкичи. Даже такое короткое упоминание этого события даётся ему с трудом, он явно не хочет об этом говорить. — Дазай, на языке нашего дорогого Фукудзавы тяжелая травма означает «я там чуть не умер». Так бы и случилось, не успей я вовремя, — Мори делает паузу, как бы позволяя бывшему напарнику продолжить. — Мне пришлось оставить своё прежнее дело. Ты тоже почему-то не захотел искать другого напарника, — говорит Фукудзава, одновременно обращая взгляд к Мори. — Где же мне, извольте, надо было найти равного тебе? — заявляет Огай, будто объясняя очевидное, — Серебряный волк — единственный из ныне живущих, кто мог бы потягаться с Дикой Охотой. Дазай мысленно ловит свою челюсть. — Погодите, я все эти годы жил бок о бок с Серебряным волком и Тёмным магом? — Осаму не мог не слышать слухов и легенд об этих двоих, но уж никак не думал, что знает их лично. — Ненавижу это прозвище, — кривится Фукудзава, — Обещай никому не рассказывать. — Он очень ранимый, — наигранно-серьёзно говорит Огай, кивая. — Захлопнись, или я расскажу, как тебя никса чуть не утопила, — качает головой Юкичи. — А это я с удовольствием послушаю! — широко улыбается Дазай. Не может придворный врач и маг дать подзатыльник наследному принцу. По крайней мере, так думали все трое ровно до этого момента.