Teen idle

— Здравствуйте, — Чонвон кланяется, но продолжает украдкой рассматривать его родителей и невольно прижиматься к Чонсону. Практически бессознательно, в попытках инстинктивно найти поддержку. Что же, люди не врут. Если папа похож на типичного бизнесмена, то мать выглядит просто великолепно для своих лет — и женщины моложе могут смело завидовать ей, так как весомые причины есть. Ну а даже если слухи о пластической операции на веки и нос правдивы, плевать. Она очень красивая; впрочем, сын всё равно красивее. — Ма, — лениво бросает Джей и большим пальцем указывает куда-то назад, — мы пойдём в комнату. Женщина кивает, пока господин Пак невозмутимо ужинает, словно ничего не слышит. Чонвон на задворках сознания надеется, что своим присутствием никак не мешает и не вызывает раздражения, потому что иначе волнение и ощущение ненужности заполнит сознание, и, вероятно, захочется поскорее уйти. Но уверенность Джея поражает не на шутку — «по-дружески» кладёт ладонь на поясницу и мягко подталкивает к лестнице. Это был замечательный день. Чонвон навсегда запомнит его, и восемь фотографий (дважды платить никто не запрещал) навсегда будут греть душу. Снимки однообразные и едва ли пестрящие чем-то особенным для других влюблённых, зато для них — да. Ставит рюкзак на компьютерный стол и медленно начинает разбирать вещи, украдкой поглядывая, как старший раздевается, сидя спиной. Чонвон чуть бледнее, но его кожа вкупе с белоснежными волосами просто бесподобна, и временами думается, что провести языком от крепкой груди до шеи, где бьётся жилка, не такая уж скверная идея. Пусть странно и отчасти извращённо, Чонвон хотел бы сделать это и после взять в рот его великолепные пальцы. Всеми ли подростками движет желание утолить бушующие гормоны? — Кто первый в душ: я или ты? — Могу я. Чонвон ловит его осоловелый взгляд, но предпочитает проигнорировать — чересчур жадно. И есть огромный плюс в том, что из спальни Джея можно попасть в отдельную ванную комнату. Спускаться на первый этаж, где находятся мама и папа Пака, нет никакого желания. Ян не уверен, что произвёл хорошее впечатление на них, а мерзкое предчувствие, по какой-то причине внезапно пробудившееся, скребёт изнутри своими когтистыми лапами и призывает возвращаться домой. Может, Чонвон был недостаточно приветлив? Джей говорил, что собственное выражение лица почти всегда злобное и высокомерное — ему неподвластно. А Чонвон знал, что переживания могли вариться внутри него и подбрасывать будущие картинки тех или иных событий, пока снаружи царит спокойствие и отчасти какая-то безучастность. От мокрых волос приятно пахнет мятным шампунем, от тела — гелем с ароматом яблока. Возвращаясь в комнату, одетым исключительно в пижамные шорты, Чонвон пристально смотрит на голый торс Чонсона. Невольно закусывает нижнюю губу, а затем цепляется взглядом за что-то чёрное, промелькнувшее буквально на мгновение, стоит Чонсону потянуться к комоду с вещами, и с придыханием спрашивает: — Это?.. Джей вопросительно выгибает бровь, но вскоре понимает, почему на лице столько удивления. Чонвон подходит ближе, чтобы кончиками пальцев коснуться аккуратных знакомых цифр. Пытается поскрести коротким ногтем, дабы убедиться, что она ненастоящая, но нет — взаправду. Набить на рёбрах с левой стороны одну из самых нелепых, глупых татуировок в свои семнадцать лет? — да. «4008», — без всяких пояснений. Нормальный он после этого человек? — Татушка. — Ты дурак, — смелее растирает уже порозовевшую кожу и отказывается верить. — Ну клёво же. — Не-а, совсем не клёво, — отрицательно качает головой, пытаясь скрыть улыбку. Низ живота горит, а слова вылетают изо рта со свистом, ведь это номер его шкафчика. — Называй, как хочешь. Я скоро. Скоро не получается — Чонсон моется чуть дольше. Но даже в мучительных минутах ожидания есть нечто особенное, из-за чего внутри разливается тепло. Ян не думает о том, что вскоре случится, надеясь на «всё будет хорошо и волноваться не нужно». Его мысли сосредоточены на ином: почему Чонсон решился на тату? Чонвон нервно косится на дверь и после подходит, дабы убедиться, что та взаправду закрыта изнутри. Давление подскакивает, и приходится ругать самого себя за внезапно обрушившуюся тревогу. Джей сделал его таким, каким являлся сам, — чрезмерно мягким, податливым, готовым отдавать на безвозмездной основе. Но внутри. Вода перестаёт шуметь. Ветер из приоткрытого окна заставляет кожу покрыться мурашками, и тихие шаги старшего — как контрольный. На самом деле, Чонвон готов признаться, что слабее него в разы. Да, физически, быть может, совсем наоборот, учитывая занятия тхэквондо в прошлом, однако смелости Джею не занимать. Как бы то ни было, он добивался поставленных целей, не идя по головам, но оставаясь верным самому себе. Это дорогого стоит. — Мы одни, — озвучивает очевидное и медленно приближается. Делающий маленькие шаги назад Ян не прерывает зрительный контакт, но с трудом отвечает, цепляясь за остатки относительно трезвого разума: — Ага. — Нас никто не услышит. Нужно ли продолжать? — нет, и так понятно. Чонсон целует первым, в меру грубо обхватывая ладонью нижнюю челюсть и не позволяя отстраниться. Пальцы путаются в светлых волосах с немного отросшими чёрными корнями, и Чонвон расслабляется. Не вспомнит, каким образом оказался на постели без одежды, — прохладное одеяло вызывает лёгкий дискомфорт. Прикрывая глаза и надеясь, что щёки не покрылись румянцем, послушно расставляет колени и слушает, как щёлкает крышка бутылочки смазки. Джей глубоко дышит, и несмотря на, казалось бы, столь откровенную и отчасти унизительную позу, есть стопроцентная уверенность: ему нравится вид. Чонсон всегда — абсолютно всегда при позволяющих сделать это обстоятельствах — старался как бы невзначай дотронуться до бедра или шлёпнуть по заднице. — В прошлый раз было хорошо, но… — делает паузу, касаясь мокрыми пальцами колечка мышц. — Я хочу, чтобы мы стали ближе. Чтобы было безупречно, слышишь? На языке привычно крутится «безупречно не бывает», которое непременно бы произнёс прошлый Чонвон. И указательный входит ровно наполовину, когда с губ слетает удивлённый вздох. Неприятно, хотя и не настолько ужасно, когда пробовал делать это самостоятельно, чтобы не облажаться потом. Чонвон хотел заранее знать, что его ожидало, однако с Джеем было всё равно иначе. Пак волнуется, поэтому старается успокоить — поглаживает по бедру и признаётся: — Покупать смазку и презервативы стрёмно. Мне пришлось ехать на другой конец города и надевать маску и панаму. Клянусь, — Чонвон выгибается, и старший замолкает, жадно вслушиваясь в потрясающие стоны. — Я уверен, что аптекарь меня узнает, если мы когда-нибудь встретимся. Чонвон собирается издевательски захохотать, но давится очередным стоном, когда уже три пальца входят до конца, — вспышкой удовольствия прошибает всё тело. Истекающий член прижимается к животу, и приходится из последних сил сдерживаться, чтобы не закончить мучения собственной ладонью. Всего слишком много. Снова жаркий поцелуй и тело старшего, лежащего сверху. Чонвону немного стыдно перед своими родителями, но куда сильнее ощущается вина перед хозяевами дома. Пускай шумит телевизор, разница в этажах и толстые стены должны помочь сберечь тайну и не пропустить ни одного лишнего звука, безумно страшно. Оказаться застуканными — хуже, чем внезапно признаться в ориентации. Джей входит медленно, придерживая за талию, и шепчет что-то бессвязное. Но самое лучшее в мире — его лицо в данный момент.

***

С недавних пор как-то так получалось, что в столовой ели вчетвером-впятером. Чонвон предпочитал не изменять своим привычкам и не навязываться, потому что парни из старой школы держались обособленно — всегда вместе. Зато Джей, видимо, не видел проблемы в том, чтобы внезапно начать сидеть рядом; за ним подтянулся и Сонхун. На вопрос «не обидятся ли твои друзья?» отвечал коротко: «Главное, что мой лучший друг не обижается. С остальными я могу себе позволить не проводить двадцать минут от перемены дважды в день. Забей». Увы, не получалось не обращать внимания. Хисына нигде не видно (вполне вероятно, что он тусуется с ребятами из своего класса или пока не пришёл обедать), но это совершенно неважно, потому что сейчас напротив Чонвона сидит лучший друг Джея. Ян был наслышан о некоторых странностях старшего, но не придавал им большого значения ввиду того, что друзья часто так делают. Шутят друг над другом, не обижаясь ни на что, дают грубоватые клички или вовсе имеют «локальные» шутки. Но увиденное по-настоящему обескураживает. У всех свои вкусовые пристрастия — немудрено. Чонвон, к примеру, терпеть не мог кукурузу и белую фасоль. Однако то не идёт ни в какое сравнение с тем, что делает Пак Сонхун. — Гурман ёбаный, — цокает языком Джей и откидывается на спинку стула. — Да, да… — невозмутимо и нараспев тянет приятель, ложкой выковыривая остатки джема из маленькой пластмассовой упаковки. Сладость выдавали утром к творожной запеканке — значит, специально сберёг. — Я тебя прекрасно слышу, продолжай, пожалуйста. Клубничный джем размазывать по филе тушёной куриной грудки — сомнительное удовольствие по итогу. Но Чонвон не спешил осуждать, ведь, в конце концов, Сонхун ел нормальные продукты, но не в обыденной вариации. Он никому не мешал и не вызывал отвращения. Чонвон чувствует, как чужие пальцы переплетаются под столом с его пальцами, и старается держаться невозмутимым. Никто не заметит с данного ракурса, тем более Джей не выглядит как тот, кто в сию секунду поглаживает чью-то тыльную сторону ладони. В умении держать чувства в узде Чонсон способен посоревноваться разве что с младшим, но и в данном случае Ян не уверен, что выйдет победителем — внутри в подобные моменты творится невообразимое. — Здарова всем, — раздаётся резко, из-за чего испуганный столь неожиданным визитом Субин чуть ли не подпрыгивает. — Привет, Джей-хён, отдельное. Знакомый. Чонвон уверен, что парень один из учеников старой и славится наитупейшими шутками и поведением в целом. Как-то при разговоре Чонсон поделился, что в их компании некоторые люди не общаются по отдельности, а некоторые недолюбливают друг друга. И Ким Джунхи был из тех, с которыми старший поддерживал холодно-нейтральные отношения, в то время как первый отчаянно старался навязаться к нему и Чангюну, видимо, из-за популярности. Дружить с богатыми детишками классно, ведь правда? — Чего тебе? — ни капельки не раздражаясь, Сонхун с полуулыбкой вилкой «распиливает» курицу в своеобразном соусе и кладёт кусочек в рот. — Если собираешься снова ныть, почему мы сидим здесь, то отчитываться не обязаны. Иди, мы заняты, — довольно забавный жест, словно отмахивается от назойливого насекомого, но. Вау. Лучшие друзья имеют много схожестей в стиле общения. Чонсон более вспыльчивый, а Сонхун практически всегда выглядит так, как будто живёт в отдельном мире и большую часть реплик проговаривает про себя. Если стало бы возможно показывать субтитры на лбу, было бы замечательно — помогло бы в его ситуации. Ким не сдаётся. Присаживается на краешек стула, где сидит Субин с набитыми щеками и с осуждением смотрит на ученика другой школы. Чхве попросту не знает, как нужно реагировать и стоит ли вообще, когда обращаются не к тебе. И Чонвон, если честно, тоже ни черта не понимает. — Мы звали тебя тогда потусить с нами, но ты ответил, что не хочешь. А сегодня утром сестра мне сказала, что видела тебя и его, — кивает на Чонвона с перекошенным то ли от обиды, то ли от злости лицом, — в тот день в Хапчхоне. Пояснишь, чтобы мы поняли? Джей шумно ставит локти на стол и, кажется, сидящие неподалёку ученики замирают. Кто-то из общих приятелей просит Джунхи занять своё место и не нарываться, так как «пожалеешь потом». — Ты ничего не перепутал, уёбок? Ты кому претензии предъявляешь? Был с Чонвоном — значит, захотел. Не твоё собачье дело, где я и с кем. Есть люди, сующие свой нос в чужие дела и не осознающие, что у каждого своя жизнь. Но данный факт никоим образом не оправдывает поступок Кима, потому что можно буквально кожей почувствовать, насколько раздражён Чонсон. Если Чонвон умело держится, чтобы не усугублять, пока не будет нарушена красная линия (с такими, как Джунхи, бесполезно говорить серьёзно), сложно представить, что чувствует Джей. — А, ясно. Иначе можно подумать, что вы педики, — скрипучий смех. — Повсюду вместе… Но если дело только в репетиторстве, Чонвон-и, помоги-ка мне с математикой, а то я вообще не шарю. Если это должна была быть шутка, хуже не придумаешь. Некоторые взрослые не могут вовремя замолчать или хотя бы прикусить язык на полуслове, что уж говорить про подростков. Фильтровать речь — приоритетное умение, когда рискуешь получить и за неаккуратно брошенное слово. После того Хэллоуинского вечера Чонвон долго не мог найти причину, по которой Чонсон не ударил в ответ. Да, поначалу растерялся, но мог бы нагнать и дать сдачи в полную силу. Видимо, сильная симпатия, позднее переросшая в нечто большее, остановила его от рукоприкладства. Зато сейчас — нет. — Ты, сука, кого так назвал?!

***

Директор сцепляет пальцы в замок и удручённо качает головой, шумно вздыхая и зажмуриваясь. Мужчина в песочного цвета костюме выглядит усталым — ещё бы, кому понравится разбираться в драке между временными учениками? Господин Чон вообще любил сваливать всё на заместителя, с удовольствием занимаясь лишь выездными поездками или организацией каких-нибудь развлекательных программ. Отчёт перед руководством превыше всего. К тому же, если классный руководитель не солгал, ему пришлось звонить коллеге из первой школы в городе, а в том нет ничего приятного. Чонвон не знает, в курсе ли Чон о недоразумении из-за Сольхи, но отчаянно желает верить, что это никак не скажется на судьбе Чонсона. Объективно рассуждая, виноваты оба. Джей — потому что начал драку, Джунхи — потому что не следил за языком, получив как следует за свою идиотскую шутку (что фактически шуткой и не являлась). И наихудшим становится не одно обстоятельство, а сразу несколько: ссадина на скуле старшего, проблемы в качестве последствий, что вызвали родителей всех участников. И пусть лишь пытался с Субином, Сонхуном и каким-то парнем расцепить дерущихся, сам попал под горячую руку. После стука дверь приотворяется и с позволения директора мама заходит в кабинет. Не прошло и часа, как она приехала, и Чонвон знал: предстоит тяжёлый разговор. Тётя Субина тоже здесь, поэтому остаётся надеяться на смягчающее в виде его «соучастия». — Очень, — выделяет следующее слово, — очень жаль видеть вас здесь по такому поводу. Но вы не оставили мне выбора!.. Чонвон косится на Джея, сидящего ближе к мужчине — прямо напротив стола, — и стыдливо опускает глаза. Смотреть в лицо матери мучительнее. Её голос был радостным ровно до того момента, пока не промямлил в трубку что-то наподобие: «Тебя вызывает директор. Можешь приехать, пожалуйста?». И всё при условии, что ей пришлось сорваться с работы. Какой новостью она собиралась поделиться? Чонвон отказывается брать во внимание вероятность того, что она как-нибудь связана со столицей. От упоминания Сеула и его прелестей подташнивает. Ян практически ненавидит цель мамы и папы, презирает озабоченность проживанием в главном городе Кореи. — Буду откровенен, я не вижу смысла держать здесь примерных учеников, потому что не верю в их причастность. Однако вашим родителям необходимо услышать историю, чтобы стало понятно, кто виновник и чем чревато общение с задирами. Завуалированный намёк на учеников старой школы? В чём в чём, а в том, чтобы отмазать кого-то, ему не было равных. И осуждать господина Чона нельзя — он заботится о репутации своих детей, избавляет от лишней волокиты своих подчинённых. Но хочется испариться (или чтобы мама оглохла на минуту), когда он обращается к Джею с вопросом: «Не желаете ли, Пак Чонсон, высказаться?». Она мгновенно складывает дважды два, а прожигающий правую половину лица взгляд ужасает. Отныне, не испытывающая ничего светлого к семье Пака, была осведомлена, что её сын общался с сыном известного бизнесмена и члена администрации города. Отвратительно. — Сказать нечего. Пусть вон тот придурок, — кивает на Кима — с расплывающимся синяком под глазом и разбитой губой, — вам рассказывает. Мне извиняться не за что. Джунхи возникает, и начинается словесная перепалка, что едва не перетекает в новую потасовку с матом. Ким утверждает, что не делал ничего и на него накинулись сразу несколько человек. Разумеется, подобное не остаётся безнаказанным, и Джей делает рывок вперёд, оставшись на стуле, но всё равно до ужаса напугав младшего. Не выдерживая, директор благодарит собравшихся за понимание и просит оказать содействие в плане воспитания. Чонвон думает, что его отмазали не столько за примерное поведение и учёбу, сколько за недавно полученный в качестве приза шанс поучиться в другой стране. Для учебного заведения такое тоже немаловажно. Дорога домой прошла отнюдь не в тишине. Мама ожидаемо отчитывала за то, что ввязался в неприятности, а вдобавок начал общаться с невоспитанным грубияном, который «думает, что благодаря родственникам ему ничего не будет». И каждая попытка возразить, оправдать Чонсона и убедить, что он не такой, рассыпается вдребезги о непоколебимый настрой матери. Теперь придётся лгать, что идёшь гулять с друзьями? Придётся становиться более осторожными? Предчувствие не обмануло. Чонвон в шестой раз порывается написать сообщение старшему, но передумывает. Разбирательства вряд ли закончены, да и Джей непременно отправит смску или позвонит, когда получится. Мама отвлекает от просмотра пустого экрана — ни одного уведомления, — когда устало проходит на кухню и присаживается за стол: — Принеси мне свой дневник. Вдруг ты скатился в оценках?.. Я собиралась приготовить праздничный ужин, а случилось это. Ты меня сильно расстроил. — Прости, — виновато закусывает губу и достаёт из сумки дневник в плотной прозрачной обложке. Не получается не вспомнить о нём. Джей иногда вообще разрисовывал тетради от нечего делать, не относился бережно к учебникам (на самом деле, он книги намеренно не портил). — Держи. Мама раскрывает дневник, и из него что-то выпадает. Хватает секунды — догадка пробивает голову, как пуля навылет, и вниз по позвоночнику пробегает холодок. Неверие в собственную глупость и забывчивость сменяется горьким пониманием, что ничего не поможет. Из-за какой-то бумажки с четырьмя изображениями рушится всё. Как можно было облажаться настолько? — Это что такое, Чонвон?