
Пэйринг и персонажи
Описание
В конце концов, сожаления - последняя ступень к принятию собственной вины. Но даже спустя столько лет, невзирая на мучительные последствия, ты всё ещё умеешь молчать о главном.
Примечания
вымышленные города, присутствуют «американские» мотивы. а ничего нового и необычного не будет.
*marina.
фактически продолжение: https://ficbook.net/readfic/12595528
Why can't we just stay together?
19 августа 2022, 06:44
Брат сидит в гостиной на ковре в окружении деталей лего, и не заметивший их Чонвон всё-таки наступает на одну, кривясь от боли. Решимость постепенно сдувается, но от своей затеи не планирует отказываться по причине того, что знает наверняка: в противном случае ничего не получится. Иногда надо вылезать из зоны комфорта и действовать, да и за спрос обычно не ругают, верно?
Старший предложил остаться у него с ночёвкой под предлогом дружбы и позаниматься английским, математикой. Суть в том, что когда оставались наедине, заниматься получалось гораздо хуже, чем по отдельности, — постоянно что-то мешало. Но и в данном случае от идеи Чонсона провести вместе целый день не желал отказываться.
С чего бы?
Практически добираясь до кухни на одной ноге, Чонвон с трудом опускается на стул и потирает ступню. Страх постепенно сковывает конечности и варианты развития событий так некстати лезут в голову. Прекрасно понимает: если нужно, Джей сам захочет спросить и не будет испытывать никакого стеснения. Однако приплетать Пака сюда не хочется; знают ли родители его в лицо?
— Мам?..
— Что? — продолжает помешивать мясо в сковородке и даже не оборачивается. И к лучшему — зрительный контакт не нужен, когда нутро сжимается от мысли о вероятном отказе.
— Можно мне завтра к другу пойти в гости с ночёвкой? Ну, сперва мы погуляем… Его родители не против, к тому же мы хотели позаниматься английским и математикой. Он довольно хорошо знает язык, а я ему помогу разобраться в формулах.
В реальности же времяпровождение сведётся к поцелуям или более смелым касаниям сквозь одежду. Чонвон, сам того не ведая, порой невольно начал испытывать то же, что и Чонсон, — зарождающееся в груди возбуждение, когда были очень близко друг к другу. Разумеется, подобное не случалось в стенах учебного заведения (нормы приличия не чужды), но казалось, что вызывать мурашки по коже могла обыкновенная мелочь.
Взгляд. Прикосновение. Слово.
Его уверенность, внутренняя сила, которая чувствовалась всегда, красивые пальцы, сильные руки — всё. Чонвон не думал, что если бы порой соглашался ему уступать и отчасти слушаться, фактически принимая роль ведомого, стал бы чувствовать себя подавленным или уязвлённым. Да, внутренний стержень и временами ослиное упрямство никогда не позволят стать бесхребетным или безропотно подчиняющимся, но.
Станет ли он, например, лет через десять другим — более зрелым, собранным?
Несмотря на внешнее раздолбайство, Чонсон чертовски сообразительный. Стоит ему взять в привычку выполнять домашнее задание и на контрольных не делать упражнения «чтобы было удовлетворительно», поддаваясь очередному порыву лени, многое будет исправлено. Потому что у него нет проблем с усвоением школьного материала — тот самый ученик, который предпочтительнее ляжет вздремнуть или поиграет PSP, нежели заставит себя взять ручку в руки.
— Правда? Замечательно, если вы действительно будете не только веселиться, но заниматься полезным. Что за друг? Не Субин?
Блять.
Субина мама знала и, конечно, по-своему любила. Чхве считался идеальным ребёнком для посторонних и хорошим парнем (с такими и должны встречаться приличные девушки), пускай взрослые не подозревали, насколько он может быть утомительно весёлым и временами шумным.
— Нет, — совершенно неожиданно, что она начинает расспрашивать, поэтому подобрать слова не так-то легко. — Он учится в моей школе, но ты его не знаешь. Подружились недавно, потому что ездим на одном автобусе.
— А как зовут этого мальчика?
— Чонсон.
Если посудить, имя не такое уж редкое. В городе обязательно должен найтись ещё один Чонсон. Вдобавок ко всему, если не изменяла память, многие знали его под американским именем. Чонвон отчаянно хочет верить, что последующими вопросами не станут: «Где он живёт? Из какой семьи?».
Бояться собственных родителей неправильно, как и лгать им. Чонвон был слишком благодарен маме и папе за отличное детство, наполненное приятными воспоминаниями, чтобы бессовестно врать, глядя в глаза. Прекрасно знал об изъянах родственников, о первопричине всех ограничений и запретов — ради его же блага. Рвение в столицу было обусловлено не столько личными мотивами и попыткой вырваться из маленького городка, сколько из того, что они думали о будущем своих детей.
Университет, после окончания которого можешь найти место с достойной заработной платой; удобства под рукой и статус парня из Сеула. Но нужно ли это? — нет.
— Его родители точно согласны?
Утвердительно кивает, про себя думая: «По крайней мере, Джей так сказал». Старший давно настаивал на совместной ночёвке, и вроде бы понял, что собираться в чонвоновом доме хотя бы из-за маленького брата не очень удобно. Настоящая причина, если честно, заключалась в другом: семья Чонсона.
Бабушка была слаба зрением и не интересовалась, кем именно был их гость. Лишь рассказала между делом за столом, решив остаться на ужин, что Чонвон «занимался уроками с высоким и воспитанным юношей». И никому, в общем-то, не было дела до того, кем именно являлся этот парень.
— Хорошо, но не забывай звонить мне. И возьми с собой на всякий случай деньги, ладно?
— Спасибо.
Радость разбавляет горький привкус вины. Чонвон ощущает себя вдвойне предателем, но ничего поделать не может.
***
Сменное нижнее бельё, туалетные принадлежности и полотенце — вот и все вещи, не считая одинокой тетради по математике. Рюкзак даже не переполнен, что не может не радовать. И всё-таки перспектива провести с Чонсоном сутки перекрывает волнение — внешне почти всегда удаётся сдерживаться. Чонвон сидит на остановке в ожидании нужного автобуса, который по расписанию обязан появиться через десять минут, и смотрит на мыски своих кед. Вокруг ни души, наверное, потому что на часах только половина восьмого утра, и от еле слышного щебетания птиц немного клонит в сон, но это мелочи по сравнению с внутренними переживаниями, накатывающими попеременно. На секунду прикрыв веки и наклонившись, чтобы упереться локтями чуть выше коленей, расслабляется. Но вскоре распахивает глаза, ведь кто-то садится слева на лавочку и обнимает за плечи. — Привет, малыш, — звонкий поцелуй в щеку как дополнение. Чонвон резко выпрямляется и ловит весёлый взгляд старшего, из-за чего и вовсе впадает в ступор. Его здесь никак быть не должно, и причин несколько — начиная от банальной лени Джея, который не может проснуться раньше восьми часов, заканчивая договорённостью встретиться на пороге его дома. Родители должны были уехать по делам и вернуться ближе к вечеру, когда можно было бы закрыться в комнате и не выходить оттуда. Поначалу кажется, что сон, но нет. Второй поцелуй уже в губы отрезвляет. Чонвон в спешке оглядывается и на заливистый смех Джея спешит увеличить расстояние между ними. — Ты дурак? — злиться по-настоящему не получается, но и поступать таким образом весьма опрометчиво. Высоки шансы встретить знакомых, и вот тогда начнётся ад, потому что каждая собака в округе будет знать, что Чонвона целовал парень. За себя не страшно — за репутацию мамы и папы, пугают последствия для самого Джея. Люди бывают жестоки и безосновательно, тогда что говорить про «отличный» повод, чтобы осудить и применить физическую силу? — Не куксись, тут никого. — Т-ты чего?.. — Чонвон всё равно пару раз промаргивается. — Ты как здесь оказался? Мы же договорились встретиться… — У меня появилась идея: почему бы нам не съездить в Хапчхон? — бессовестно перебивает он и продолжает улыбаться. — Сегодня день города, поэтому будет много чего интересного — аттракционы, может, какой-нибудь концерт. Полтора часа езды — немного. Соглашайся, Чонвон. Ни разу в жизни не покидал родной Сунэ в одиночку. Не потому что родители строго-настрого запрещали (такое являлось само собой разумеющимся и не обговаривалось), а потому что не было надобности покидать черту города. Хапчхон посещали, как правило, всей семьёй и ходили исключительно по магазинам, игнорируя места для отдыха и веселья. Тем более, если брать в расчёт, что маленький Чондэ быстро устаёт и начинает капризничать. Провести хорошо время вдвоём — слишком заманчивое предложение, особенно когда чужая ладонь медленно обхватывает чонвонову, чтобы аккуратно сжать. Позади дребезжит нужный автобус; тот, что идёт до Хапчхона отъезжает от вокзала ровно в девять утра. — Тогда нам нужно ехать до конечной, а после ждать пятьсот первый. Договорились. Чонвон не скроет: нравится, когда Джей делает вид, что засыпает, поэтому не может контролировать своё тело. Пак кладёт голову ему на плечо, привычно сползает вниз и левую руку «ненамеренно» кладёт таким образом, чтобы кожа к коже. В умении притворяться спящим и равнодушным, производить впечатление эгоиста с львиной долей самолюбия ему никто не составит конкуренции. И куда больше нравится узнавать Чонсона день за днём, приближаться к тому, каков он в действительности. Значит ли это, что в мире всё всерьёз предначертано? Череда случайностей вызывает сомнения касательно того, что человек вершит свою судьбу сам. Потому что ну не могло быть, чтобы шкафчики оказались рядом; чтобы подошёл за салфетками именно к тому столику, где сидел Чонвон (первая встреча — ещё не знали друг друга). Такие случайности не должны быть случайными. Сидя возле окна и любуясь лесом, растущим вдоль идеально ровной дороги без светофоров и пробок, не перестаёт думать о будущем. Ничего не решено, и Чонвон взаправду не имеет ни малейшего понятия, что случится в следующем году. В отличие от знакомых и друзей, строящих грандиозные планы, не хотел ничего, кроме спокойствия. Чтобы не было проблем, лишних переживаний. Переезд в Сеул — это то, чего не должно произойти. Что, если пути разойдутся вынужденно? Чонвон сознательно отказывается верить, что сказанное Субином может стать пророческим, и придётся расстаться из-за банальной усталости. Джей вовсе не такой, каким его считают, но после ремонта старой школы видеться будут гораздо реже. Автобус полупустой — пассажиров, дай Боже, наберётся человек десять. На весь салон играет совсем старая песня Короны, и полушёпот Чонсона становится неожиданностью: — Я часто думаю… — О чём? — рядом никто не сидит, да и музыка помешает что-либо расслышать любопытным ушам. — Что якобы нельзя опрометчиво разбрасываться словами, — медленно открывает глаза и продолжает полулежать, глядя куда-то вдаль, — но я хочу ими разбрасываться. Пока я так чувствую, пока я уверен… Why can't we just stay together? Чонвон прыскает, пряча улыбку. — Я не шучу. Хочу встречаться с тобой очень долго, — настаивает старший. — Насколько? — Бессовестно долго. Мир постоянно меняется, и мне кажется, что в будущем много что станет другим. Например, — смеётся, — я смогу держать тебя за руку или целовать при всех. И ни одна живая душа не скажет, что мы мерзкие педики, совращающие детей. Да, было бы замечательно.***
Куча товаров, ленточки, натянутые над проходом между торговыми рядами, множество людей — красиво. В толпе никто никого не замечает, однако Чонвон не решается взять Джея за руку, а просто прижимается к нему плечом и, соответственно, ладонью к его ладони. Красный, белый, жёлтый и зелёный — всюду эти цвета. Младший вспоминает: чонсонову красную футболку, выбеленные волосы, жёлтый свет от вечернего фонаря возле парковки, зелёные шкафчики в школе. И отчего-то безумно волнительно в самом лучшем смысле ощущать себя влюблённым и беззаботным. Может, окружающие — более опытные люди — правы, и давать обещания в перспективе навсегда глупо. Но Чонсон тоже прав: пока существует здесь и сейчас, подобное возможно. Пусть оно и останется навек в качестве иллюзорной перспективы, превратившись в недоумение «как я мог быть таким идиотом?». Ну а если впрямь неизбежно — плевать. Абсолютно и бесповоротно. Огромное колесо обозрения вызывает восторг, и Чонвон обхватывает запястье Джея, чтобы встать в длинную очередь. Иногда в Сунэ приезжал цирк, в парке размещали аттракционы (предназначенные преимущественно для малышей лет до семи-восьми), но это — нечто. — Ты уверен, что хочешь туда пойти? — спрашивает Пак и сглатывает. Остатки сахарной ваты на палочке он с кислым лицом выкидывает в урну неподалёку. — Мы могли бы выбрать комнату страха или что-то более приземлённое. — Очень!.. — Да? Блять, — последнее безумно тихо, но Чонвон слышит. — Боишься высоты? Ты же летал на самолёте. — Самолёты пугают меня гораздо меньше, чем эта хрень. Позади слышно осуждающее покашливание. Чонсон не обращает внимания, поэтому не видит женщину лет сорока и, по всей видимости, её дочь, которые стоят прямо за ним. Остаётся виновато поджать губы и сделать вид, будто бы ничего не происходит. По глазам видно, что ему страшно, хотя и старается держаться молодцом. Чонвон кивает сам себе, приподнимая уголки губ, и собирается уйти. Но начинается движение — люди постепенно проходят вперёд, — а сам Джей тормозит. Не позволяет сдвинуться с места и мягко разворачивает за плечи, подталкивая к мужчине, отвечающему за чёртово колесо. Не пришлось уговаривать или идти на уступку — сам согласился. Чонсон старается заходить внутрь уверенно, но заметно, как он напряжён и не смотрит вниз. Садится на скамейку внутри и впивается пальцами в её края, словно это спасёт. И когда с лёгким потряхиванием кабинка отрывается от земли, крепко зажмуривается. Сердце Чонвона переполняется нежностью и одновременно благодарностью. Ян делает несколько смазанных фотографий практически с высоты птичьего полёта и садится на корточки перед человеком, который в очередной раз (как бы выразились некоторые, ничего не смыслящие в отношениях) прогибается. Берёт его ладони в свои и упирается подбородком в бедро Джея, одними губами повторяя «спасибо». Не может удержаться, чтобы поцеловать его в щёку — как благодарность. Время пролетает быстро. Чонвон не понимает, каким образом на часах уже двадцать минут пятого. Ноги от ходьбы болят, а солнце медленно, но верно садится. Невзирая на тёплую погоду, темнеет рано. — Куда хотел бы ты? — спрашивает, потому что это важно. Рюкзак словно стал на пару килограммов тяжелее, выпитая кола стоит в глотке, а усталость скапливается в теле и вынуждает не быть столь резвым. Но то мелочи — несущественное, что в силах перетерпеть. Старший задумчиво жуёт нижнюю губу. — Есть одна идея… Идём, малыш, — напрочь забывает о том, что здесь куча людей, используя личное прозвище. Чонвон думает, что со стороны они могут восприниматься как лучшие друзья — и хорошо. Целенаправленно куда-то тянет за собой, не отвечает на вопросы и, бывает, грубовато распихивает идущих навстречу посетителей. Чонвон в уме прокручивает различные варианты интересных развлечений, расположенных здесь, но останавливается на тире (вторая попытка, так как в первый раз ничего не выиграли?). Логичнее, наиболее «по возрасту» — что кроме? Круто ошибается. Ярко-красная фотобудка с непонятными клоунскими наклейками удивляет. Она оказывается пуста, и Чонсон сладко улыбается, стоит оказаться внутри и закрыть за собой шторку. — Почему не фотоаппарат? — Банально. С донельзя довольным выражением достаёт из своей небольшой сумки на поясе кошелёк. Из кошелька — кучу мелочи. Монеты звенят чересчур громко, пока воодушевлённый старший перебирает их, чтобы поскорее набрать нужную сумму. Чонвон не сдерживается и хохочет в голос. Можно смело утверждать: Джей заранее знал, куда непременно обязаны были зайти напоследок. За раз максимум разрешено сделать четыре снимка. Ян рассчитывает на добрую половину, ведь имеет полное право.