Teen idle

— Что-то ты совсем голову повесил, котёночек. — Отстань, — отмахивается Чонвон и устало улыбается. Погода хорошая, зато настроение хорошим не назовёшь. Удалось утром сесть на первый автобус и тем самым не попасться на глаза старшему, который зачем-то звонил аж дважды в пятницу (упрямство и уязвлённая гордость не разрешили даже взять трубку). Но пересечений в стенах учебного заведения было не избежать в любом случае. — Киса, киса… — издевательски продолжает Субин и шутливо проводит пальцами под чонвоновым подбородком, как будто хочет почесать — кошки так любят. — Да брось, я же шучу… Рассказывай, что у тебя стряслось? Сравнение с кошачьими началось после того, как два года назад на местном рынке Ян продавал котят. Бабушке пришлось уйти, а Чонвон, оставшись возле коробки с пищащими комочками, которым было всего месяц от роду, занял её место. Продажа, в принципе, подразумевала гроши за каждого из трёх разноцветных котят. И Чонвон отчаянно не понимал, почему родители не разрешили забрать хотя бы одного себе; Субин в тот день покупал с матерью зелень. Котята распроданы и, наверное, сейчас живут счастливой жизнью. А у Чонвона не то что нет домашнего животного — спокойствия нет. Будто бы всё становится только хуже, и есть весомые опасения касательно того, что столица станет настоящим адом (если придётся переехать, конечно). — Ничего. Стоит увидеть на противоположном конце коридора знакомых, сердце сжимается. Ян не труслив и готов отстаивать свою позицию, право учиться в школе без издёвок и шантажа. Но вряд ли готов прямо сейчас сталкиваться взглядом с ним и наблюдать за тем, как Чонсон что-то говорит друзьям и направляется сюда. За что? Чонвон долго думал о случившемся. Отчасти он сожалел о позорном побеге, из-за которого решить проблему сразу не получилось. Но также считал, что поступил абсолютно правильно, пускай и применил насилие к человеку, не готовому получить кулаком в челюсть. Открывают шкафчики одновременно, едва касаясь плечами. И пока Субин на расстоянии метров пяти роется в своём (причина проста: куча сваленных вещей непонятного происхождения), Чонвон не спешит, чтобы не давать понять старшему, что беспокоится. Хотя внутри всё сжимается, ожидаемо торопиться и спешить уйти он не станет — этого и добиваются задиры. — Привет?.. Серьёзно? «Привет»? Чонвон заминает уголок тетради в попытках найти нужную и затем с ровным выражением лица перекладывает её в рюкзак. Так или иначе, но препятствия порой можно обойти — промолчать, потому что имеешь на то полное право. Здороваются ради приличия или с теми, кто близок или кого уважаешь; они друг другу никто. — Ты меня игнорируешь? — с нажимом спрашивает Джей и выставляет руку таким образом, что уйти от ответа не получится. — Я собираюсь на урок. Если тебе плевать на оценки, то мне ни капельки.

***

Чонвон, увы, не самый первый из заходящих в автобус. Смиренно дожидается, пока парень-отличник из старой школы робко усаживается на первое сидение, и улыбается, просто чтобы показаться дружелюбным и не пугать новичка. Пропускает вперёд и Сукхи с её подругой, а затем продвигается вглубь на своё (практически) законное место. Понедельник в стенах учебного заведения прошёл лучше, чем Чонвон ожидал, так что пятнадцать минут поездки — не проблема. Проблема лишь в том, что из-за знакомого запаха одеколона и переговоров позади сомнений нет: за спиной у него Джей. Младший на автомате жадно прислушивается к тому, о чём говорят парни, надеясь распознать в словах что-то связанное с шуткой, но нет. По крайней мере, Сонхун (высокий парень с бледной кожей и родинками-шоколадными крошками) жалуется на преподавателя по математике. И всё бы нормально, если бы Чонсон не сказал, что сегодня не сможет пойти с ними куда-то там, потому что у него появились срочные дела. Как назло, у малознакомой девушки падает телефон в проходе, отчего приходится остановиться и буквально оказаться прижатым к груди Пака. Если бы успел заметить, машинально бы отпрянул и не выпалил «прости», наступив ему на кеды. Чонвон садится и поднимает голову, дабы убедиться, что старший спокойно проходит мимо. Но ни черта — чужой рюкзак бессовестно плюхается рядом, а идея скинуть его не приводит ни к чему. Джей быстро занимает сидение, меняясь с несчастным рюкзаком, и беззлобно шипит: — Перестань, блин, сопротивляться!.. — Я с тобой сидеть не буду. Вали отсюда, — кряхтит Чонвон, но сдвинуть его равносильно попытке сдвинуть гору — бесполезно. Ян не был слаб физически никогда, и какое-то время посещал занятия по борьбе, но ни разу не применял навыки вне специально отведённого помещения, заданий тренера. Это являлось прихотью матери и отца — поддерживать модель образцовой семьи, где ребёнок занимается чем-то помимо учёбы. И в сию секунду, несмотря на произошедшее в пятничный вечер, вновь ударить его не хочется. Пока что. Благодаря тому, что Чонвон сидит возле окна, Чонсону легко упереться ногами в пол и навалиться на младшего, чтобы не оставить путей для отступления. Джей не использует полную силу, но маленькая корочка в уголке его рта (от удара) и непонятное чувство в груди заставляют делать то же самое — стараться недостаточно. Может, со стороны это кажется глупой перепалкой. — Если будешь дёргаться, — полушёпотом угрожает он, — я продержу тебя до конечной. Сиди смирно и… Нам надо обсудить кое-что, — в разы тише. Гордость и тупое нежелание уступать противоречат голосу разума. Чонвон обмякает, злобно выдыхает и показательно ведёт плечами, словно отряхиваясь. Зрительный контакт заканчивается победой старшего — пускай порадуется. Вовсе не означает, что Ян уступает навсегда и готов с ним на откровенный диалог. Джей достаёт из кармана светло-голубых джинсов мобильный телефон и открывает заметки. Правила приличия — не то, о чём необходимо вспоминать. Тем более, когда «подозреваемый» быстро печатает текст, чтобы потом показать содержание Чонвону. «выйдем на остановке? нам надо многое прояснить с пятницы.» Вопросительно смотрит на Джея и вскоре сталкивается с ним взглядом. После секундной навязчивой идеи, отворачивается и обращает внимание на сидящих в конце автобуса ребят — они заняты. Не прислушиваются к разговорам (что было бы логично), не пялятся в ожидании, когда Чонвон попадётся на крючок, заглотнув наживку. Рисковать или не рисковать? Делать отчаянный шаг в бездну, уповая на искренность и внутреннюю — скрытую от посторонних — мечту знать наверняка: стоит ли продолжать общаться с Чонсоном на уровне неплохих знакомых? Забирает его мобильный из рук, отчего опять ток по коже — от прикосновения ладони к ладони. Короткий взгляд из-под полуопущенных ресниц и тёплое дыхание, ощутимое и на расстоянии жалких сантиметров двадцати. Забавный факт: между ними, видимо, постоянно не хватает пространства. С остальными подобного не случалось никогда. «если ты пообещаешь рассказать про сольхи.» «сольхи??? хорошо…» Переписываться друг с другом, сидя плечом к плечу, — абсурдно. Но Чонвон послушно поднимается вслед за Джеем, когда тот призывно хлопает по бедру, и прощается с перспективой в скором времени поесть. Пешком отсюда долго идти, а с пересадкой на общественный транспорт утомительно и требует ожидания — путь займёт около получаса. Зачем назвал старшего тупым? Только умный жестом попросит выйти первым (идея обмануть и остаться внутри промелькнула в голове — отрицать не станет), а то, как его пальцы незаметно сжимают ткань на чонвоновой кофте сзади, убеждает в этом окончательно. Чонсон действительно планирует расставить все точки, где нужно. — Эй! Ты куда собрался? — окрикивает его приятель, который на сто процентов удивлён данному раскладу. Чонвон замирает, обернувшись, и осознаёт, что парни из компании Чонсона не подозревают в чём причина. Неужели поцелуй не был частью розыгрыша? Какова вероятность того, что Джей мог поцеловать без злого умысла? Он просил номер телефона, предлагал сходить вместе погулять и говорил о том, что Чонвон приятно пах, потому что?.. Вакуум лопается. Чонвон, конечно, знал о существовании людей нетрадиционной ориентации, относился к ним с равнодушием и толикой интереса. Но в действительности не мог себе представить, что кто-то из знакомых мог оказаться, к примеру, даже бисексуалом. Чонвону шестнадцать, и, быть может, в будущем многое изменится кардинально. Но сейчас — в две тысячи восьмом — всё смахивает на сон. Не кошмарный, а… Это сложно. — Сказал же: у меня срочные дела. Пока! Остановка напротив старинных двухэтажных домов, идущих вдоль пустой улицы (изредка проезжающие машины не считаются) и использованных под торговые ряды и различные салоны услуг, пуста. Кроме них никто не выходит, и Чонвон напрочь теряется, когда обнаруживает, что сжимает край джинсовки старшего. Мгновенно убирает руку и с надеждой провожает удаляющийся автобус — пути назад нет. Чонсон закусывает изнутри щёку, обхватывает двумя пальцами за запястье и спешно уводит вниз по крутому спуску — туда, где дорога расходится на три части. И если Ян правильно понимает, они направляются в парк. Честно говоря, невзирая на постепенное развитие, в городе было несколько актуальных проблем, не исчезающих с течением времени: где-то нет нормального освещения, заросшие деревьями и травой парки, старые автобусы, что порой на ладан дышат. Видеть ещё совсем недавно твоего врага номер один таким — мучительная пытка. Чонвон ненавидит неопределённость, но вновь получает её с лихвой, ведь тело реагирует странно. И важнее, что оно не поддаётся командам не менее уязвлённого мозга. — Ты можешь начать, — бормочет Чонвон, хотя и не спешит вырываться. — Необязательно куда-то целенаправленно идти, чтобы поговорить. — Ты дал мне по лицу непонятно за что, так что я имею право выбирать. Не спорь и топай за мной. — Я дал тебе по лицу, потому что ты издеваешься. Что? — Что? Оба замирают. Чонвон облизывает нижнюю губу и затем закусывает её, глядя в глаза нахмурившемуся старшему и переминаясь с ноги на ногу. Предвзятое отношение — то ещё дерьмо, но что помешает Джею придумать складную историю? С другой стороны, и сплетники не называли конкретных имён и не давали конкретных определений, справедливо ли ушла Сольхи. — Я правильно понял, что ты подумал, будто бы я поцеловал тебя по приколу?.. — тактильный контакт потерян, и пристыженный Чонвон чувствует вину не только за импульсивный удар, из-за которого могли возникнуть неприятности. Джей звучит обиженным. — Ты от кого-то услышал историю про эту шлю… про Квон Сольхи. Толком не разобравшись, поверил, что она жертва, и потом решил, что ты следующий. Так, что ли? Почему складывается впечатление, что извиняться нужно Чонвону? Младший хмурит нос и качает головой. Попытка перевести стрелки отвратительна, потому что похожа на отказ от ответственности за содеянное и неумение признавать ошибки. — Ну а что я должен думать? — Что проблема в шестнадцатилетней нимфоманке, которая непонятно от кого залетела? Подобный вариант не рассматривался никак. — То есть? Джей вздыхает и уходит с вымощенной кирпичом дорожке на узкую тропу, потом — к огромному сиреневому дереву. — Я могу поклясться, что Сольхи заслуживает звания шлюхи, хотя отчасти мне её жаль. Не тупая и довольно симпатичная, но… Блять, Квон в школе и за её пределами была совершенно разными людьми. Я лично знаю как минимум трёх людей, с которыми она переспала в течение одного месяца, — старший прочищает горло и достаёт сигарету. — Она залетела от кого-то, а когда родители узнали, начала плакаться, что типа всё случилось на дне рождении нашего одноклассника — Джэмина. Якобы напилась и не запомнила того, кто с ней это сделал. Предки, конечно же, подняли шум… Без школы не обошлось. Разумеется. За несовершеннолетних автоматически отдуваются не только родители, но и школа. «Недостаточно обучили», «не рассказали, что хорошо, а что плохо», «не уследили за своими учениками» — классика. — Директор вызвал всех парней, которые в тот день были на празднике? — Ага, зришь в корень, — делает затяжку и сбрасывает пепел. — И вот тогда её план полетел к чёрту. У нас нашлось дохуя доказательств того, что слова Сольхи — пиздёж чистой воды. Чангюн показал переписку, где она предлагает «как-нибудь остаться у неё на ночь», пока родителей нет дома. Сонхун вообще её бывший, так что любой из класса подтвердит. А у меня в диалоге с ней есть её же голые фотки. — Фотографии?.. — Знала бы, что я не испытываю ничего к девушкам, не стала бы отправлять. И говоря о Сонхуне… Они встречались в прошлом году, но расстались — общий друг видел вечером, как Сольхи целовалась с каким-то парнем на дискотеке. Мы Хуну даже кличку дали в честь того, что он был у неё первым. — Какую? На самом деле, плевать на прозвище друга Чонсона. Главное, что признание прокручивается в голове снова и снова, вынуждает кровь закипать, а щёки покрываться румянцем. Причинно-следственная связь, всякие мелочи, сотканные благодаря выбивающимся из рамок дозволенного действиям и «я не испытываю ничего к девушкам». Чонвон в далёкие двенадцать почему-то вбил себе в голову, что все геи обязаны выглядеть слащаво, быть чересчур манерными или выделяться как-нибудь очевидно. В его скудном понимании, основанном порой дебильных фильмах, таких людей было легко обнаружить. Но Джей напоминал бунтаря по жизни, нежели представителя нетрадиционной ориентации, — мужественный и отнюдь не изнеженный. Красивый. — Знаешь фамилию первого человека, полетевшего в космос? — Чонсон кривит губы, будто бы сожалеет. — Шутка для тех, кто шарит. Минута в тишине, нарушаемой дуновением ветра и шумом от проезжающих где-то машин, даёт время принять это и тщательно проанализировать. Жаль, что иллюзия безопасности и отсутствие понимания, что у всего есть итог, едва не погубили судьбы невиновных. Дрогнувшие в полуулыбке чужие губы и запоздалый кивок в качестве «теперь я знаю». Чонсон опускает подбородок, смотря исподлобья очень пристально, и протягивает ладонь. Ян всегда думал (точнее — не думал), что окажется в подобной ситуации и будет ощущать неловкость. Пускай он не из робких и чрезмерно стеснительных, но. В груди разливается тепло. — Можно тебя поцеловать как в прошлый раз, если ты не против? Ты мне, кстати, — откровенно мнётся, неловко почёсывая затылок, — пиздец как нравишься. — Почему? А на языке крутится: «Тебе всё равно, что я сказал тем вечером? Не обидно?». Но Джей пожимает плечами — большего и не надо, когда: — Просто. Чонсон умеет задавать вопросы с абсолютно непроницаемым выражением лица, словно не волнуется. Но невозможно игнорировать его беспокойные пальцы, которые то сжимаются, то разжимаются или вовсе начинают постукивать по бедру. Не исключено, что Чонвон желает обманываться этим и верить в умение считывать нервозность Чонсона. И в итоге, невзирая на столь опрометчивый поступок в виде согласия выслушать его версию, останется уповать исключительно на собственную доверчивость. Но зачем тогда стараться понапрасну? Чётко же сказал, что его не привлекает противоположный пол. Да и многое отныне встаёт на свои места — вопросы про наличие отношений также не пустой звук. Чонвону нравится сама мысль о том, чтобы нравиться ему; нравится проводить с ним время. Не ответить ничего — лучшее решение. Чонвон выпрямляется и прикрывает веки в ожидании более смелого поцелуя в щёку. Пока вокруг никого, а сомнения опять не затопили черепную коробку, идеальный момент. Без подвоха и неожиданности чувствуется иначе. Просить прощения сложнее, чем ранить. Чонвон шмыгает носом, когда старший делает шаг назад и засовывает ладони в передние карманы своих джинсов. Если посмотришь на него, высоки шансы сгореть — волнительно. Джей очень смелый и целеустремлённый, раз не оставил попыток разобраться. Но можно ли утверждать, что симпатия велика настолько? — Больно ударил? — Не, не очень. Подумаешь, — усмехается, — с кем не бывает.