Teen idle

— …Представь, что ты проводишь собеседование. Чонвон встаёт с мягкого пледа, на котором разложены закуски и настольная игра с кубиком, и на мгновение смотрит в белоснежный потолок, вспоминая заученные фразы. Предстоящая встреча с потенциальным работодателем пугает не на шутку, впервые в жизни вынуждает волноваться настолько сильно. Потому что, во-первых, это не какая-нибудь малоизвестная контора с сомнительной репутацией, а вполне себе престижная компания, где требуется сотрудник с высшим образованием и непременно отличной характеристикой, множеством навыков. Предложенная заработная плата удивляет в хорошем смысле, и подобные предложения на дороге не валяются. Чонвон понимает, что такой возможности больше не представится — надо действовать. Во-вторых, товарищ с университетских времён, который знал о чонвоновых неурядицах и имел связи в отделе кадров, сам рассказал о вакансии. Пока никакого официального объявления не было, но оно абсолютно точно найдёт отклик. Задача Яна, имея преимущество в виде осведомлённости и подсунутого начальнику резюме (благодаря Сону), опередить будущих конкурентов и получить работу. Шкуру неубитого медведя не делят — правило. Однако он успел посчитать свои вероятные доходы и сделать нужные выводы. — Опять? Ну, блин, — с досадой протягивает Ники и откладывает чипсы в сторону, — зачем, хён? Ты на сто процентов пройдёшь. Зуб даю. — В последний раз. С тех пор, как начал жить отдельно от семьи и полностью возложил на себя заботу о себе же, в полной мере осознал сложности взрослой жизни. Проблема была в том, что у родителей в собственности была одна квартира — та, где жили впятером. И если раньше соседство с мамой, папой, дедушкой и младшим братом воспринималось нормально, в какой-то момент (после рубежа в двадцать восемь лет) понял, что дальше так продолжаться не могло. Стыдно почти что тридцатилетнему ютиться в комнате с шестнадцатилетним подростком, которому тоже необходимо личное пространство. Чонвон дико скучал по дому, а не по бетонной коробке в спальном районе столицы; скучал по прошлому. Отчасти поэтому решился снимать квартиру на собственные деньги, не прибегая к помощи родителей (стыдно выклянчивать у них деньги). И если поначалу на съёмное жильё, продукты и «иное» средств хватало, после смены начальства на последней работе ситуация в корне изменилась. Зарплата упала, коллектив рассыпался буквально на части и, в конце концов, попадание под сокращение с соответствующей выплатой в некотором роде стали отличным побудительным сигналом к переменам, но. Если не возьмут в эту компанию, придётся всё начинать заново — череда собеседований, идеально выглаженная одежда и уложенные волосы, зазубренные слова-самореклама. Это оставляет отнюдь не благоприятный отпечаток, а в последних числах следующего месяца нужно будет платить хозяйке за аренду. Главное — мыслить позитивно и не падать духом. Нервные клетки выжжены давным-давно не только учёбой и бесконечной погоней за «если не быть первым везде, хотя бы не позорить родителей». Будучи старшим ребёнком в семье и гордостью из-за обучаемости в общем и целом, выигранных в школе олимпиадах, Чонвон без фанатизма стремился вписываться в стандарты. — Поздравляю, вы приняты. Ждём вас завтра. — Ты неисправим… Чонвон шумно выдыхает и опускает плечи, потому что Нишимура едва ли серьёзно настроен. Он не придавал таким «мелочам» особого значения, ведь наивно полагал, что старшего примут. Но реальность не сходилась с его представлениями — помимо идеального знания английского, красного диплома и сносной характеристики у Яна не было ничего. Чонвон чётко понимал: без связей и диплома из престижного зарубежного учебного заведения пробиться трудно. Так или иначе, Сону огромное спасибо. Ким мог бы не напрягаться, потому что вообще не обязан был, но сделал это. Вряд ли должность секретаря начальника другого — финансового — отдела окажется непосильной для того, кто по специальности журналист. Очень хочется верить в лучшее. — Я пытаюсь до тебя донести, хён, что ты зря переживаешь. Ты всегда остаёшься собранным и говоришь, что волнение — враг. От неизбежного не убежать, да? — Да, — садится обратно на плед и забирает кусочек сырной пиццы. — Но у меня плохое предчувствие касательно завтрашнего дня. Я нутром чувствую, что что-то обязательно пойдёт не по плану. — Документы и кошелёк взял? На всякий случай ручку и проездной? — Да, но… — отрицательно качает головой. — Трудно объяснить. Ники жил по-соседству в собственной квартире, купленной ему родителями, и не волновался ни о чём. Нишимура уехал из Японии в чужую страну фактически вслед за дядей. Чонвону было невдомёк, как некоторые люди внезапно меняли постоянное место жительства и оставались довольными. Сам в глубине души безумно скучал по домашним, пусть и привык возвращаться в тишину. Ещё одним поводом для самостоятельности выступили отношения. Точнее — полное их отсутствие, и несколько неудачных свиданий не значили ровным счётом ничего. Чонвон не открещивался от знакомств, но морально устал от сайтов и плыл по течению. Он даже не помнил, когда в последний раз занимался сексом (прошлой осенью?). Боже, как же сложно. — Ты справишься, — японец воодушевляюще треплет по плечу. — Хорошо бы. И при первом собеседовании не было так страшно. Во рту становится сухо, ладони потеют, а колени немного дрожат. Внешне, наверное, никто и не заметит этого — и замечательно, — но внутри настоящая истерика. Чонвон умел сохранять самообладание на людях, но никак не в действительности. Сону рассказал, что начальник не натуральный Цербер — для него важна производительность, ответственность и грамотное исполнение возложенных обязанностей. Друг лишь упоминал, что в гневе он страшен (а какой начальник не вызывает страх?). Куда ценнее для Чонвона наличие свободного времени. Грустно усмехнувшись и почему-то вспомнив о былом, с горечью признаёт: сам далеко не свят. Можно бесконечно сваливать вину на юный возраст, но без толку стараться. В подростковые годы он поступал несправедливо, делал больно людям (одному). Вроде бы никого открыто не обижал и не старался, а всё равно на душе есть тёмные пятна. Огромное пятно, похожее на чёрную дыру. Забавно, что именно в подобные моменты начинаешь пересчитывать свои грехи. Жизненные, на первый взгляд совсем не смертельные «житейские» провалы становятся клеймом на коже. Фотографии — напоминание. — Ты слушаешь? — А? Прости, задумался, — Чонвон рассеянно промаргивается, отгоняя непрошенные мысли. Думать о нём спустя столько лет как минимум глупо, максимум — высшая степень безумия от задетой гордости и уязвлённого самолюбия. — Что ты говорил? — Я спрашиваю, ко скольким тебе завтра? Принятые когда-то решения не отпускают, сожаления волочатся следом непонятным сгустком и порой заляпывают твоё настоящее, дают установку на грядущее. Чонвон ненавидел испытывать горечь и пожинать плоды этих чёртовых решений. Может, тогда судьба была бы другой. Впрочем, разве под силу обычному человеку её менять? — нет. Удобно скорбеть с оправданиями, жалкими отмазками — облегчает задачу и сбрасывает груз совести перед тем, кто и не вспоминает о Чонвоне. Если бы Ян знал наверняка, что человек из прошлого в настоящем жил счастливо, отпустил бы навсегда вину. — К девяти тридцати. Я думаю, что прийти за полчаса или пятнадцать минут — что надо. — Верно, — утвердительно кивает. — Ты должен показать им, что никогда не опаздываешь. Будь я бы твоим начальником, принял бы сразу. — Ты бы принял меня из-за того, что я готовлю тебе пасту. Это не считается. Ники фыркает. — Считается. Кстати, а кто научил тебя готовить? Мама или сам? Пусть останется секретом. — Задай мне неожиданный вопрос, — умело переводит тему разговора, совмещая полезное с необходимым. — Например, чтобы застать меня врасплох. Как проверка на реакцию. — Окей…

***

Чонвон надувает щёки, прежде чем шумно выдохнуть и нервно покоситься на горящую кнопку лифта. Из-за утренних пробок, своего непонятно откуда взявшегося нервоза и мутных сновидений, оставивших неприятный осадок, настроение ни к чёрту. Чонвон больше чем уверен, что сегодняшнее утро запомнится ему на всю жизнь. Сомнительно, что в хорошем смысле. Противное, премерзкое ощущение безысходности преследует. Казалось, что оно давно позабыто и похоронено под пепелищем выжженных воспоминаний из старшей школы. Пожалуй, те мучительные времена сильнее всего повлияли на то, что Ян имел в сию секунду. — Всё будет нормально, — заверяет Сону и улыбается. «Верю», — думает Чонвон, глядя на постепенно сменяющие друг друга цифры. Двадцать второй этаж — как количество причин, по которым внутренний голос не затыкается. Чонвон привык доверять чутью и самому себе, однако это не фатальное «я по уши». Скорее, неопределённость со странным привкусом на кончике языка. Двадцатый. Двадцать первый. Ожидаемый щёлчок при прибытии заставляет сердце болезненно сжаться. Чонвон мысленно даёт себе пощёчину и пытается успокоиться осознанием, что, невзирая на жуткие пробки, на часах девять семнадцать ровно. Он успел — не опоздал с позором, — поэтому плюсик в копилку честно заработал. Ни одному руководителю не понравится работник, не умеющий приходить вовремя. Сону одет в брюки и милый вязаный жилет, под которым белоснежная рубашка. Про дресс-код не сказано ни слова, но одеваться не в деловом стиле неуместно. Сперва нужно привыкнуть и посмотреть на одежду других работников (при условии, разумеется, что примут), а уже потом делать выводы. — Я провожу тебя, — заверяет друг. — Есть что-то, что мне заранее нужно знать? Какие-нибудь важные мелочи?.. Ким пожимает плечами. — Синби показывала ему резюме в четверг. Есть все шансы, если он не отверг твою кандидатуру сразу же, Чонвон. Поверь, не у каждого есть такой список заслуг. Веди себя естественно и держись уверенно. Я знаю, что ты можешь. «Ага, список заслуг непонятно какой давности», — думает, но не озвучивает. Ещё в университете не переживал и из-за экзаменов, по обыкновению утешая мнительного Сону, а теперь вёл себя отвратительно. По крайней мере, собственное поведение вызывало лёгкое раздражение и искреннее недоумение, мол, а почему так? Что с тобой происходит? Чонвон не беспечный паникёр с комплексом отличника, у которого вся жизнь построена на «либо ты лучший, либо иди и убейся». Здравый смысл преобладает, держит в узде лишние чувства и борется со стрессовыми, по-настоящему волнующими ситуациями, однако. — …Пусть позвонит Муну и договорится о встрече в ближайшие дни. Поняла? Голос. Чонвон как собака-ищейка резко поворачивает голову на источник знакомого шума и не пытается скрываться. К счастью или же сожалению, никто из присутствующих в широком коридоре не замечает этого. Ян пару раз моргает — всерьёз начинает думать, что из-за переживаний чудится всякое, чего не может быть на самом деле, и упускает роковой момент. Потому что практически из-за его спины выходит высокий и хорошо сложенный черноволосый мужчина, лицо которого, естественно, не получается рассмотреть. Карма существует — факт. У кого-то запоздалая, навёрстывающая упущенное за несколько лет, а порой и десятилетий; у кого-то чуть ли не мгновенная. Само существование отрицать бесполезно — для Чонвона точно. Он думает, что утверждение по поводу своей хорошей памяти, справедливо. Конечно, Чонвон, как и любой человек, что-то забывал, а что-то напрочь улетучивалось из мозгов, но не всё. Особенно важные вещи и люди хранились не в черепной коробке, а в груди — там, куда логика и инстинкты самосохранения, призывающие вытравливать их, не могли пробраться. И стоя в коридоре вместе с бывшим одногруппником, где многие присутствующие работники изучают новенького, слышит глухой стук сердца в ушах. Как в замедленной съёмке Сону делает шаг вперёд и приподнимает указательный палец, словно пытается привлечь таким образом внимание (давнишняя привычка), и с робкой улыбкой окликает мужчину: — Господин Пак! Уделите, пожалуйста, немного времени… Тот оборачивается. Таймлайн — период с шестнадцати лет до настоящего времени — не заканчивался. Чонвон больше не находится в современном офисе и не вдыхает запах женских духов, кофе и свежей выпечки. Белые стены сменяются светло-голубыми и зелёными, а потом картинка исчезает, и суровая реальность вкупе со знакомым лицом бьёт наотмашь. Говорят, что спустя и пять лет не узнаешь некоторых знакомых. В данном случае прошло чуть больше десяти, в течение которых Чонвон предавался воспоминаниям и размышлял о том, что случилось бы, если бы он не поступил как высококачественный подонок. Если бы имел каплю смелости, которая была у бывшего парня. — Новый сотрудник? — выгибая бровь, лениво обводит взглядом с ног до головы и вновь смотрит на Сону. Не узнал. Обещания, что даны в подростковом возрасте, не обязаны восприниматься всерьёз. Если однажды тебе что-то казалось жутко важным, спустя всего и шесть месяцев способно превратиться в труху. Пока ты недостаточно зрелый и только-только познаёшь мир взрослых, трудно расставить приоритеты правильно, не имея багажа знаний и очевидных ошибок. Но это очень обидно. — Да. Он может подождать в моём кабинете, если вы пока что заняты? — Позже я более свободным не стану. Идёмте, — делает жест рукой, — в конец коридора. Товарищ одними губами шепчет «удачи» и поднимает сжатые кулаки в качестве поддержки. Чонвон прислушивается к шагам позади и, подойдя к нужной тёмной двери, немного сдвигается вправо. Ключ-картой уже не будущий начальник открывает её и пропускает первым. Чонвон не получит работу по многим причинам — начиная от банального отсутствия опыта работы секретарём, заканчивая дерьмовым прошлым. Пак Чонсон волен опустить его за жалкие пятнадцать минут разговора наедине ниже плинтуса, не задействовав личные темы и не вороша прошлое. Чонвон был сам виноват во многом тогда и сейчас (стоило бы спросить имя и фамилию начальника, а не довольствоваться сухим «господин Пак»). «Без отца и его влияния ты никто», — да? «Держу пари, ты всю жизнь будешь висеть на шее у родителей и тратить их деньги, потому у тебя в голове пусто», — такое говорил ему прямо в лицо, чувствуя исключительно раздражение? По-прежнему легко послать его куда подальше, верно? Джей садится в кожаное кресло, берёт чёрную папку и пробегается взглядом по второму из пяти листов в резюме. Чонвон сквозь внутреннюю дрожь опускается на один из шести стульев, стоящих вдоль длинного стола, примыкающего к рабочему месту начальника отдела (наверное, тут часто проводят совещания). Заламывает пальцы и отчаянно пытается не смотреть на старшего. Карма — профессиональный палач, готовый содрать с тебя кожу живьём, вытряхнуть содержимое и жестоко пристыдить. Чонсон, разумеется, повзрослел и стал ещё красивее, мужественнее. Он всегда был привлекательным, пускай строгие костюмы считались чем-то несовместимым с Паком. Природное обаяние и прирождённая уверенность в себе — этим завоёвывал окружающих. Упорством Чонсон добивался желаемого, всё же считаясь с мнением объектов своего воздействия. Благодаря этой черте характера преодолевал трудности, снова и снова доказывая, что является кем-то большим, чем типичным богатеньким отпрыском, для коего законы не писаны. У Яна нет плана и чётких инструкций под названием «Что делать и как быть, если твой бывший парень — твой начальник?». Заветной должности не добьёшься при любом раскладе — ясно как белый день. Чонвон мечтает всего лишь исчезнуть, испариться на пару дней. — Ян Чонвон, — тягуче произносит Джей (этим именем он назывался в старшей школе) и поднимает глаза. — Расскажите, почему хотите работать здесь? — Я… — Или ответьте на вопрос: зачем вам работать моим секретарем? Зрительный контакт. Чонвон медленно умирает где-то в школьном коридоре, когда раздаётся знакомая трель звонка.