Teen idle

тринадцать лет назад.

Чонвон закидывает сумку на плечо и лучезарно улыбается. Людей куча — и это чертовски похоже на американскую школу, что не может не радовать. В их городке численностью свыше тридцати тысяч человек школ всего две, но и количество обучающихся велико. По сути, школа представляла собой не одно здание, а несколько корпусов с парковкой для автомобилей, скутеров и прочих средств передвижения. Также имелся огромный стадион для занятий физкультурой, целый этаж под библиотеку в главном здании, баскетбольная площадка и небольшой парк. Несмотря на почти полное отсутствие крупных торговых центров, многоквартирных домов и, соответственно, высоток, Чонвону нравилось жить в Сунэ. Сунэ развивался в меру быстро, не терял былого шарма, да и в целом оставался довольно милым. Ближайший город втрое больше находился в сорока семи милях на север, и наличие рядом леса, фактически окружавшего населённый пункт и растущего вдоль преимущественно каменистого побережья, придавало этому месту особенную атмосферу. Потому Чонвон искренне недоумевал, когда в семье в очередной раз начинались разговоры про вероятный переезд в столицу после того, как он закончил бы обучение. Ну, или когда папа найдёт достойную работу, чтобы продать просторный дом на тихой улице и переехать в душную квартиру. Жутко. — Я думал, что окончательно свихнусь, — шумно выдыхает Субин и держится двумя руками за лямки рюкзака. — Я больше не смогу сидеть на английском с Хонки. От него постоянно пахнет овсянкой и девчачьими духами. Клянусь, нет ни одного мужского одеколона с клубникой — я готов дать руку на отсечение. Чонвон коротко хохочет. — Да брось, меня не было всего месяц. — Вот именно — целый месяц! Я думал, что ты из своей Америки не вернёшься. Учеников очень много, и с некоторыми знакомыми Чонвон успевает поздороваться либо на словах, либо через жесты — поднятая вверх ладонь. За эти тридцать дней успел соскучиться по Корее и многим ребятам. По крайней мере, у него не было весомых причин ненавидеть школу и всячески пытаться отсрочить возвращение сюда. Обучение по обмену в качестве приза за третье место в олимпиаде среди учеников старших школ во всём округе стало отличным опытом. Чонвонов английский был не настолько хорош, но на уровне. К тому же, если начистоту, подобные поощрения активно практиковались, так что он не считался первым счастливчиком, привлекшим к своей персоне слишком много внимания (и замечательно). — Тебе там хоть понравилось? — продолжает расспрашивать друг, будто бы не переписывались по электронной почте и не созванивались каждое воскресенье. — Честно? Нормально, но… — Чонвон невольно косится на стену с ярко-зелёными шкафчиками, где стоит группа незнакомых парней и девушек. Вообще, оглянувшись, замечает одну странность: учеников, судя по всему, больше обычного. — Я скучал по дому. К собственному стыду при разговорах с родителями без включенной камеры, позволял себе внаглую дремать. Разница в часовых поясах и банальная вежливость по отношению к американской семье не позволяли болтать чересчур много и поздно, потому что очень хотелось оставить приятные воспоминания людям, приютившим у себя. Ян слушал новости и сплетни от матери вполуха, периодически поддакивая и тем самым подавая признаки жизни. Совестно ставить клеймо на своих родителях, подаривших жизнь и отдающих самое лучшее, но у них имелись существенные недостатки. Мама была собирательницей слухов, не стеснялась порой лицемерить, любезничая с теми, которые ей жутко не нравились, а отец явно превозвышал собственные возможности. Он находился на хорошем счету подле начальства, так как чётко знал, что нужно говорить и на чью сторону встать. Но как люди они не были плохие — отзывчивые, готовые действительно прийти на помощь в трудную минуту (но ожидающие того же взамен). Чонвон просто научился фильтровать информацию, казавшуюся не настолько важной из их уст. — Скажи, а почему столько учеников? — Разве ты не знаешь? — лицо Субина вытягивается от удивления, и младший тихо посмеивается. Чхве был высоким, в меру неуклюжим и сообразительным. Его можно назвать милым из-за покладистого характера и образа хорошего парня. Не соседского умницы, которого нещадно рекламируют всем девушкам, а именно хорошего. — Конкретно ты мне ничего не говорил, — делает акцент на «ты» и перестаёт разглядывать новеньких. На самом-то деле, Чонвону по большей части всё равно, если какие-либо изменения не касаются его. И на задворках сознания по неведомой причине мелькают ассоциативные с пожаром слова, но не исключено, что это больные предположения от недосыпа. Привыкать обратно к часовому поясу и своей спальне тяжело. Бессонница, попытки принять максимально удобную позу — еле удалось заснуть. — Да в старой кто-то неудачно покурил… Ну, где типа предбанник перед столовой — там ещё раковина стоит, как у нас… Короче, выбросили бычок в мусорное ведро — оно и загорелось. Я не знаю, как работники столовой и другие не заметили вовремя, но пожар был офигенный. Пожарные долго тушили, зато никто не пострадал. А из-за того, что школе теперь нужен ремонт, старшеклассников к нам перевели, пока его не сделают. Говорят, могут учиться с нами месяца четыре или вовсе до конца учебного года. Старой называли первую школу в городе, которая едва ли сильно уступала второй — новой — по всем параметрам и находилась на другом конце. Идея разгрузить погоревшее учебное заведения благодаря старшим классам гениальна — малышам утомительно и даже опасно ездить так далеко, а вот взрослые могут и потерпеть. Однако минусов не избежать и «местным» ученикам — длиннее очереди в столовой, меньше мест в автобусах. И это не считая того, что, вероятнее всего, произойдут изменения в расписании занятий (если уже не произошли). А Чонвону вполне нравилось раз в неделю приезжать ко второму уроку, никуда не спеша и не переживая о толкучке при входе. — К нам добавили кого-нибудь? — Не, но мы на физкультуре сразу с двумя классами, — разочарованно цокает языком. — Учитель Ким выгоняет нас на улицу и включает режим бешеного тренера. Серьёзно, бро, он стал совершенно невыносимым. И винить надо этих парней-спортсменов… Ким как узнал, что они выигрывали в соревнованиях, словно с катушек слетел. Чонвон рад, что шкафчики для его потока светло-синие (один из любимых цветов). Ян открывает свой под номером сорок ноль восемь и с необъяснимым благоговением, перекладывает туда ненужные учебники и тетради. Перед отъездом был вынужден фактически опустошить его, чтобы ненароком ничего не потерять или испортить — мало ли что и кому взбрело бы в голову. Сейчас же приходится возвращать. Но Ян напрочь теряется, когда среди оставленных не слишком важных вещей (типа ручек, влажных салфеток и чистой тетради в клетку) находит сложенную пополам бумажку розоватого оттенка. Чонвон уверен на сто процентов, что находка не относится никоим образом к нему, потому что для подобного нет подоплёки, однако всё же читает записку. «оппа, ты очень красивый. мне нравится, как ты играешь в баскетбол. удачи! ♡» — Что это? В качестве аргумента можно легко привести несколько фактов. Но если обойтись главными и мгновенно приходящими на ум, они неопровержимы: вернулся в эту субботу и долгое время не играл в баскетбол. Вдобавок есть занятное обстоятельство, согласно которому некому подкидывать завуалированные признания в чувствах. Чонвон общался с девушками и не выделял никого — исключительно дружеское взаимодействие. Субин наклоняется ближе, чтобы прочесть, и приподнимает уголки губ. — Видимо, она волновалась настолько, что засунула своё признание не туда, — и под недоуменный взгляд друга поясняет. — Сорок ноль семь принадлежит новенькому. Он как раз из списка тех выскочек, от которых девчонки пускают слюни. Когда Субин делится таким, не звучит как завистник или человек, осуждающий предпочтения девушек. Будучи не зацикленным на поиске пары и отношениях в принципе, Чхве реагировал абсолютно спокойно. Наверное, из-за пассивности в плане стараний обзавестись второй половинкой вместо романтической рутины, они и подружились. Бывший лучший друг переехал в Малайзию три года назад — связи, как бы ни было грустно, оборвались. Зато есть Субин. Чонвон думает, что послание обязано дойти до адресата, поэтому ловко забрасывает бумажку в нужный шкафчик. Неприятно становиться невольным свидетелем чего-то сокровенного. — Сейчас биология? — Ага, пойдём.

***

Чонвон сидит возле большого окна в столовой, подперев ладонью щеку, и невольно сутулится. Ничего не мог поделать с этой привычкой, когда ощущаешь себя неловко или вокруг чересчур много людей, а ты вынужден кого-то ждать без спасения в виде музыки. Временами кокон личного пространства разрастался до чудовищных размеров, и возникало желание попросту оказаться в своей комнате и побыть наедине с собой же. Нутро интроверта брало верх — и вполне объяснимо, учитывая недавнее путешествие, которое по сути было жутким стрессом. Поначалу думаешь, что всё в порядке, а потом в секунду накрывают лихорадочные мысли: «Ты, чёрт побери, жил в другой семье и стране». Чужая рука появляется перед глазами в виде смазанной сюрреалистичной картинки. Чонвон отвлекается и поднимает голову, тут же выпрямляясь, чтобы столкнуться с глазами на пару оттенков темнее, чем собственные. И пускай его светлые волосы отдельными прядями спадают на лоб и частично закрывают их, перепутать с другими едва ли удастся. Мурашки по коже оттого, насколько хищный у парня взгляд вкупе с соколиным прищуром. Многие говорят, что глаза — это зеркало души. Чонвон не уверен в справедливости данного утверждения, потому что здесь только огонь. Не от маленького костра с потрескиванием веток, не успокаивающее пламя в камине, а реальный пожар как в фильмах или из репортажа новостей. Может, парень напротив лишь раздражён, и выводы поспешны, как и убеждение в том, что он — типичный представитель бэд-боев, которых лучше лишний раз не трогать. Но Чонвон таких никогда не боялся, ведь в неприятности с ними не влипал, не пересекался в целом. Его пальцы сжимают парочку белоснежных салфеток, зрительный контакт не прерывается. Губы блондина кривятся. — Нельзя? Неужели трудно было попросить у работниц столовой или кого-то сидящего поближе?; почему вообще не попросил? — Пожалуйста, бери, — невозмутимо отвечает Чонвон и отворачивается к окну, вновь подпирая нижнюю челюсть кулаком. Погода солнечная, а летающие снаружи птицы и вовсе поднимают настроение — приятно наблюдать за чем-нибудь хорошим и ярким, но. На языке крутится недовольство: парень пропустил банальную вежливость и спрашивал с откровенным вызовом. Не поддаваться на провокации Чонвон умел, а ещё умел постоять за себя, невзирая на то, что ненавидел конфликты. Весомого повода для конфронтации нет, но впредь будет относиться настороженно ко всем «новеньким». Что с ним не так? Очевидно, старшеклассники остались недовольны решением властей. Трата времени, чтобы добраться сюда, негласное соперничество с местными (не у всех поголовно, но это порой случалось) и нежелание выглядеть ущемлёнными. В старую школу преимущественно ходили дети из такой же старой — то есть исконной — части города, где проживали многие обеспеченные, известные в округе семьи. Да, значительного расслоения не было (и крутых детишек не так уж и много), зато слухи распространялись невероятно быстро. Например, некоторые «новые» ученики добирались с личными водителями: дочери-близняшки хозяина швейной фабрики и внешне совершенно неприметный пухлый паренёк с милой улыбкой, по слухам принадлежавший к династии банкиров. Не все кичились богатством, однако мелочи выдавали — телефоны последней модели, брендовые вещи, явно купленные в соседнем Хапчхоне, а не в Сунэ, и в большинстве случаев безупречная учёба. Репетиторы делали своё дело. — Фух, я успел отхватить последние булочки. — Спасибо. Если можно скучать не по одноклассникам (хотя то не правда), по местной еде точно. Чонвон не любил некоторые блюда, приготовленные в столовой, но обожал булочки с вишней. Их пекла одна и та же повариха — госпожа Синьдон, живущая неподалёку от дома Субина. И за её выпечку можно было раз в неделю давиться рыбой на пару с противной морковью, не жалуясь. Откусывая первый кусочек, Чонвон невольно обводит взглядом помещение и натыкается на группу парней. Все лица незнакомые, может, за исключением того блондина с агрессивной аурой и отсутствием всяких манер. По тому, настолько развязно он сидит на стуле, уже можно сделать выводы. Вытянутые вперёд ноги, поза немного «сползшего» человека — он пьёт из трубочки шоколадное молоко и слушает музыку в наушниках, пока вокруг него творится какой-то хаос. Приятели смеются и говорят очень громко — соседним столикам наверняка доставляет неудобства. Чонвон никогда не понимал таких людей. Его учили уважать посторонних и думать о том, какое мнение о тебе сложится. Первое впечатление самое важное — с него начинаются предрассудки и вешаются ярлыки, от коих после тяжело избавиться. — Кто они? — кивает в нужную сторону. Друг непринуждённо оборачивается, но не успевает произнести ни слова. На свободный стул плюхается чья-то туша, а поднос с едой чудом не сбивает чонвонов стакан с апельсиновым соком. Состроив рожицу и произнеся тихое и весьма забавное «упс», Хисын аккуратно отодвигает напиток подальше. Проживая всевозможные потрясения внутри и предпочитая не загружать близких личными переживаниями и проблемами, Чонвону удавалось налаживать отношения не исключительно с одноклассниками, но и с остальными ровесниками. Хисын числился среди тех, с кем необязательно учиться в одном классе, чтобы поддерживать дружбу. Старший удивительно комфортный человек, к которому относиться плохо нереально. — Всем привет, — быстро говорит он и после обращается к Чонвону. — С возвращением. — Привет, хён. Хисын приподнимает уголки губ и жестом призывает продолжить разговор. Никаких тайн между ними не было — никто не слыл откровенным предателем, выдающим секреты. — Те самые спортсмены. Ну, как спортсмены… — Субин с трудом проглатывает еду и на всякий случай делает глоток воды; едва не подавился несчастной булочкой. — Они не тупые качки, но в спорте хороши. Я бы не советовал с ними связываться, потому что Тэхён рассказал, что недавно в старой школе произошла мутная история с членами этой весёлой компании. Ходили слухи, что некоторых чуть не исключили из-за скандала. — А что именно? Субина опережает старший: — Я тоже нечто похожее слышал от девчонки, с которой теперь езжу на автобусе домой. Её, кстати, Сингё зовут — хорошая девушка. Так вот, ребят, — делает паузу, потому что с набитым ртом разговаривать неудобно и некрасиво. — Скандал заминали всячески даже родители тех, кто попал под замес. Произошло что-то взаправду очень серьёзное. Я знаю, что история завязана на какой-то Квон Сольхи. Сингё больше не называла имён, но семье жертвы пришлось переехать то ли в Хапчхон, то ли гораздо дальше. Неужели… секс? Как правило, если в истории принимают участие парни, на обыкновенной травле это не заканчивается и не основывается. Чонвон подозревает, что несчастную попросту развели на близость и (если в разы хуже) сделали обнажённые фотографии/видео с доверчивой школьницей. Страшно представить чувства человека, уверенного во взаимности и в том, что личное не всплывёт где-нибудь, когда случается противоположное. — Виновных наказали? — Теперь они учатся у нас, — очередь Субина говорить. — Случайно ли директор школы недавно купил иномарку последнего поколения? Сомневаюсь. Плюсы и минусы небольших городков заключаются в том, что жители про всех всё знают. Слухи распространяются с завидной скоростью, однако есть определённый круг лиц, способных пресекать это на корню. Влиятельные и богатые. — Кто-нибудь в курсе, что за парень?.. — косит глазами на блондина и незаметно кивает. — В красной футболке. — Сыночек члена администрации и крупного бизнесмена. Его отцу принадлежат склады на окраине, гаражи и строительные магазины, — будто бы заученно перечисляет Чхве и невозмутимо жуёт салат из свежей капусты. — Много чего, короче. — Сын Пак Чжинсона?.. — Угу. Чонвон никогда не видел мужчину (или видел, но не помнил), хотя был наслышан достаточно. В молодости у господина Пака была кличка «купи-продай» из-за его умения перепродавать купленные вещи за большую стоимость и тем самым получать прибыль. Сколотить бизнес для такого человека в развивающемся городке не составило проблем — успел занять нишу и разбогатеть. И отныне становится понятно, почему его сын ведёт себя неподобающе. Наверняка ощущает безнаказанность из-за влиятельных родителей. — А зовут как? — Чонсон. Но он родился в Америке, поэтому и имя ему дали странное — Джей. Только на Джея откликается.