
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Желю называли Ангелом. Ангелом, но вообще-то она была сестрой милосердия. Светлая, добрая, чистая — таким не место на войне, а она не побоялась вступить в ряды Добровольцев, желая помочь своей родной стране. Слабая, бесполезная, жалкая — при виде неё внутри Флока всё трепетало. Она так и манила сломать её, подавить, подчинить.
Если Желя была Ангелом, то Флок станет для неё Дьяволом.
Примечания
И ещё один сборник связанных драбблов.
Отучите меня выкладывать стописят впроцессников подряд, пожалуйста...
Никак не могу перестать писать истории про «плохих мальчиков», ломающих «хороших девочек». Как же я люблю этот троп, блин!
Флок с замашками яндэрэ — что может быть лучше? (ง ื▿ ื)ว
Посвящение
Исаяме-сэнсэю и Флоку Форстеру, себе любимой и дорогим читателям.
5
23 августа 2022, 10:03
Всё готово, Это праздник для меня. Я облизываю твои губы, Потому что ты мне нравишься. Я неприятен тебе? Я внушаю тебе страх? Кто же здесь здоров, а кто болен? Verrückt — Eisbrecher
Желя видела — или старалась видеть — хорошее во всех, абсолютно во всех. Даже в солдатах, которые продолжали негативно отзываться о пришельцах с Марли, а таких ведь было много. Поэтому когда в ресторан пробрались два кандидата в Воины, виновные в смерти Саши, неосторожно признавшиеся в этом Николо, ища у него защиты, Желя вступилась за детей. Она чуть сама не получила ранение, но не дала Николо совершить грех, помогла семье Брауз и разведчикам остановить несчастного парня. И даже сейчас, когда Флок направил пистолет на Оньянкопона, что сделала Желя? Она заслонила собой товарища, хотя была меньше его в два раза! Это выглядело так нелепо со стороны, Форстер чуть ли не скрипел зубами от злости. Когда же это закончится? Когда его Ангелок наконец перестанет строить из себя не пойми что? А может, стоит уже прекратить её страдания, раз она так хочет сдохнуть? Нет-нет, смерть будет слишком лёгким выходом для неё. Нельзя позволить ей сбежать в тот Рай, где живут такие же, как она, ангелы. Пусть уж варится с ними в этом адском котле на земле. — Вы все арестованы, — с неподдельным удовольствием произнёс Флок, обводя присутствующих взглядом, и, вперившись глазами в своего Ангелочка, он довольно улыбнулся: — И ты тоже, Ангелок. Она даже не думала сопротивляться, поэтому надевать на неё наручники едва ли был смысл, но Форстер всё же сделал это, чтобы лишний раз показать своё превосходство, чтобы снова коснуться её кожи, почувствовать её запах — он так давно не ощущал этого, успел соскучиться по ней, пока находился на гауптвахте. Даже в карете они ехали вместе, сидя рядом, вплотную друг к другу. Желя понурила голову, глядя на свой запятнанный кровью, водой и вином, некогда белоснежный передничек. У неё волосы дыбом стояли от пристального взгляда Флока, а тот и не планировал отворачиваться. Она молчала всё это время, кажется, даже не собиралась начинать разговор, и поэтому ему пришлось взять инициативу в свои руки. — Ты меня даже под стражей не навещала, Ангелок, а ведь я так надеялся, что ты придёшь, снизойдёшь до отступника. Неужели совсем не скучала по мне? Не жалела несчастного солдата? Или, пользуясь возможностью, посвятила всю себя Жану? Девушка подняла голову и уставилась прямо перед собой. — Ради чего всё это, Флок-сан? На лице Форстера снова расцвела улыбка. — Ради мира, разумеется. Желя повернула голову в противоположную от него сторону, наверное, чтобы он совсем не видел её лица. — Отпустите семью Брауз и Николо. Они ведь тут совсем не причём. Парень наигранно печально вздохнул и опустил тяжёлую руку ей на макушку, чтобы потрепать по волосам, вспомнить их мягкость. — Да, родственников Саши жалко, — согласился он. — Ничего, мы их отпустим, но позже. Для них будет безопаснее остаться в нашем штабе. А вот Николо я не отпущу… — и паузу долгую сделал специально. Догадается ли Ангелок задать ему вопрос насущный? — Почему не отпустите? — наконец спросила она, понизив голос. — Ну он же всё-таки твой друг. А я не зверь какой, чтобы лишать тебя общения с близкими. Должна же у тебя быть… хоть какая-то радость, — и улыбнулся почти виновато.***
Комната, в которую её посадили, была небольшая, но обжитая и почти уютная. Возможно, совсем недавно здесь обитал какой-нибудь капитан или майор. А сейчас будет она, Желя. Потому что он так захотел. И он пришёл к ней уже совсем под вечер, расправившись со всеми делами. Вошёл в комнату тихонько, прикрыл за собой дверь, и сел рядом с ней на явно узкую для двоих кровать. Его рука преодолела короткое расстояние и легла на девичью коленку, спрятанную под подолом длинной юбки. Она даже не дрогнула. — Вы задумали неладное, Флок-сан, — произнесла девушка, глядя прямо перед собой, как будто не обращая никакого внимания на то, как он касался её, забираясь под плотную ткань и поднимаясь выше, щекоча кожу. Форстер кривовато улыбнулся. — Забавно. Я думал, все Добровольцы поддерживают план Зика Йегера, — он приобнял её за хрупкие плечики и притянул ближе к себе, на мгновение зарывшись носом в волосы. — Это не совсем верно, — ответила собеседница, упрямо глядя куда угодно, только не на него. — А Эрена-сана не просто так заключили под стражу. Он ведь тоже ведёт свою игру. Это ясно видно. — Неужели? — притворно удивился Флок, даже вытащив руку из-под платья. — И что же, по-твоему, задумал Эрен? Наконец она подняла на него свои большие серые глаза и заглянула прямо в лицо. — Он Дрожь земли активирует, — заявила Желя. — Никого за морем в живых не оставит. Ему свой народ дороже миллионов людей, что там живут. Они — мы же вам враги, от стара до млада. Губы Флока тронула лёгкая ухмылка. — Не устаю я удивляться твоей проницательности. Может, ты правда настоящий ангел, как на тех картинках?.. И какая же тебе разница, что станет с материком, если ты всё равно останешься в этом Аду со мной? — Не останусь. Я не нужна Вам, Флок-сан. Вы поиграетесь со мной и выбросите, как вещь ненужную. Форстер испуганно ахнул, показушничая. — Что ты, Ангелок! Как можно бросить тебя? Это ты, скорее, можешь отказаться от меня, устав отмаливать мои грехи. Я ведь уже тебе надоел, да? Ты наверняка не раз жалела, что вообще связалась со мной. Девушка похлопала глазами и закачала головой, а он вдруг обхватил её рукой за подбородок и приподнял, чтобы встретиться своими губами с её. Они у неё такие тёплые и мягкие, а пахла она сладко-сладко, как самый дорогой десерт в мире, и на вкус была такая же. Слишком идеальная, нереально прекрасная. Такие, как она, просто не имеют права на существование! — Ты притворяешься, что из нас двоих я — чудовище, — зашептал Флок ей в самые губы, когда чуть отстранился, наслаждаясь ощущением её горячего дыхания на своей коже. — Хотел бы, давно бы взял тебя, а после правда убил, да? Но видишь ли, в чём дело, Ангелок: ты мне нравишься. Нравится быть с тобой, говорить, касаться тебя. Жаль только, что страха я в твоих глазах совсем не вижу, и ни капли отвращения. Неужели тебе тоже это нравится? — Это неправда! — неожиданно громко воскликнула Желя, как будто только что от оцепенения отошла. — Врёшь ведь и даже не краснеешь, — парень хмыкнул и оттянул её голову за волосы назад, открывая вид на тоненькую шею, на которой заметно пульсировала артерия не то от страха, не то правда от наслаждения. — Боишься признать, что такая же ненормальная, как я? — Нет! — она всхлипнула от отчаяния, а затем ахнула, когда почувствовала прикосновение мокрого и тёплого языка к коже и широкую ладонь, почти нежно обхватившую ей грудь. И не встречая более никакого сопротивления, он уложил её на кровать и навис сверху, целуя, гладя, трогая, искренне наслаждаясь процессом. Но ещё больше он обрадовался, когда девичье тело стало отзываться на почти целомудренные ласки, предавая невинную душу Жели. Она инстинктивно подавалась навстречу его губам и пальцам, потому что тоже хотела его — хотела прикоснуться, попробовать, почувствовать ещё ближе, и ближе. Но простых поцелуев и прикосновений им недостаточно. Ему надо по-настоящему войти в неё, сжать в своих объятиях и не отпускать. Отдать всего себя, чтобы показать, что и Дьяволы способны любить. — А всё-таки мы стоим друг друга, Ангелок, — игриво заметил Форстер, приподнявшись, чтобы полностью насладиться видом разложенной перед ним девушки, на чьей бледной коже рассыпались маленькие следы укусов-засосов, в чьих уголках глаз стояли так полюбившиеся ему слёзы и чьи припухлые губы едва слышно шептали имя — его имя, а не какого-то там Бога.