Задохнись моим прахом

На мое счастье, парни вернулись быстро. Еще обед не начался. И принесли с собой много еды и воды. По пути они решили свернуть и напоролись на какое-то здание, где сидели пару человек из «Саузен Пауэр» и девчонки в плену. Они, видимо знатно так накурившись перед дорогой и еще чутка в дороге, решили их отбить. Они всегда с собой таскали биты и кастеты. Солдаты оказались хлипкими, поэтому разобраться с ними было не тяжело. Девочек оказалось трое. Одна была уже мертва, когда они принесли ее к нам, двое еще более-менее дышали. Мы с Ией и Пруденс сразу же рванули ко входу, чтобы им помочь. Уже тащили с собой бутылки с водой, перекись и бинты. Вид у них был убитый. Если бы не их метания и тяжелое дыхание, можно было бы подумать, что все трое оказались трупами. Я занялась первой девочкой, парни дотаскивали вторую, но уже к другой кровати. Как они нам сказали — их пытали. Парни нашли их раздетыми и привязанными к батареям. Бог знал сколько они там проторчали. У той, которой занялась я, была зияющая рана на голове. На теле не было живого места, все было в синяках. Я боялась до нее дотронуться, так как она не прекращала стонать. Тогда мы решили сунуть ей деревяшку между зубов, чтобы она терпела, пока мы ее обрабатываем. Все девчонки тащили им одежды. Кто-то кофты, кто-то даже носки. Хотя последнего явно никому из нас не хватало, все носили по две-три пары одновременно. Но ее было безумно жалко. На вид ей было лет пятнадцать, совсем еще девочка. Хотя по осмотру была уже женщиной. Меня сменила Роуз, которая решила встать с постели. Ей необходимо было развеяться. Наверное, это происходит со всеми: когда видишь, что другому хуже, чем тебе, сразу же забываешь о своих болячках. Я же решила сходить посмотреть на вторую. И когда увидела кто это, у меня упал дар речи. Это была Мелоди. И я бы ни за что в жизни бы не узнала ее, если бы не шрам детства на правом бедре и татуировка под грудью. Это была она. И выглядела куда хуже первой девочки. Такая же синяя, каждое прикосновение сопровождалось стоном. Но в отличии от первой, Мелодии обошлась без деревянной палки. Она терпела. Ее правый глаз заплыл, а левого и вовсе не было. И не было довольно давно, рана на нем успела затянуться. Волосы, на удивление, у нее еще были. Такие же красивые, как и пару месяцев назад. Только спутанные, комками. Я всегда считала, что если у кого-то и есть волосы красивее моих, то только у Мелоди. И в тот момент она меня также опережала. Я не смогла долго смотреть на то, как ее, полностью раздетую, обхаживают ребята. Схватила плед со своей кровати и накрыла ее, едва они закончили с нижней частью. И отошла. Мне стало дурно. Будто все органы решили разом выпасть из моего рта. Отойдя в сторону, я выблевала все то, что скопилось во рту. Это были и эмоции после родов, и пацанский косяк, и теперь встреча с лучшей подругой. Когда Роуз рассказывала о своем парне, который перешел в «Саузен Пауэр», я не совсем понимала, почему она хочет думать, что он уехал. Ведь ей надо было думать о ребенке и его помощь, даже в составе этой группировке, тогда бы не помешала. Но теперь, увидев Мелоди в таком состоянии, я понимала, что лучше бы она была вдали от всей этой грязи. Не обязательно дома, хотя бы даже на юге, ведь там не воюют. Лучше живой и подальше от меня, чем такой, но настолько близко. Настолько близко, что мне было трудно дышать. Я не могла находиться рядом с ней: слышать как она стонет, видеть, что с ней делают. Я просто вышла из комнаты прямо через окно и засела в кустах, закрыв при этом ладонями уши. Хотелось, как Роуз, унестись куда-то подальше от всего этого ужаса, снова окутывавшего меня. Уже второй раз за один день! Это было невыносимо. Я настолько сильно зажмурила глаза, что стало больно. Хотела, чтоб глазницы провалились куда-то вовнутрь, спрятались во мне. И больше не видели того, что приходится. Хотя бы не сегодня. Просидев так пару минут на корточках, я легла навзничь на траву и стала кататься по ней так сильно, что трава начала царапать мои руки. Я каталась, чтобы заглушить звук, который передавался через мои ладони. Который доносился до глубины моего сознания, нанося при этом свежие раны. И раскрывая пошире старые. Я не помню сколько так пролежала. Час или два. Меня нашел Ривер, который вышел покурить. У него не был испуганный взгляд. Скорее спокойный и, как всегда, усталый. - Ты ее знаешь? - тут же спросил меня он. - Почему ты… - Ты закрыла ее тело пледом, чтобы никто не видел ее голой больше, чем полагается. Ты отошла от нее сразу же, как увидела, хотя с другой девочкой проделала все процедуры сама. Так поступают со знакомыми, Лав. Скорее даже с друзьями. Я не знаю почему меня накрыло именно тогда, спустя столько месяцев. Возможно, действительно это был самый тяжелый день из всех и я просто устала. Но я разрыдалась, едва Хьюго коснулся моего плеча. Прямо как маленькая девочка, упала в его объятия и обмочила своими слезами его грудь. А он и не был против. Ривер не стал меня успокаивать. Говорить, что все хорошо и чтос Мелоди будет все в порядке. И я искренне считала, лежа у него на коленях, что он просто так дает мне выплакаться. Но когда я закончила, он взял меня за оба плеча и сказал. - Лав, ей осталось пару часов. У нее внутреннее кровотечение, которое мы на время остановили, и разрыв органов. Я даже не уверен, что смогу сказать каких именно. Мы… мы даже не сможем поддерживать ее на лекарствах, будь они у нас бесконечными. Ей нужна больница, до которой два часа езды. Но даже если бы у нас была бы машина… Лав, она не выдержит. Мысли крутились в голове как сперматозоиды после соития на видеороликах уроков биологии. Настолько быстро я пыталась понять в какой момент подумала о том, что она может выжить. С такими-то ранами. Когда ее привезли, внешне она уже больше походила на труп, чем на человека. У меня было всего пару часов, чтобы сказать ей все то, что я хотела за эти месяцы. Да за все эти годы! И бог знает как я хотела бы оттянуть это время. Собраться с мыслями, записать свою речь, понять что стоит говорить ей. Что вообще говорят людям перед смертью? Я всегда думала, что мне придется такое проделывать с пожилым отцом, а не подругой одногодкой. Которая даже была на пару месяцев младше меня. Лав! Времени думать не было. Ривер вернул меня в настоящий момент, помогая не упустить время, отведенное мне. Кто знает, найди ее парни завтра, мы бы уже не смогли поговорить. Я вообще не мечтала о том, что когда-то увижу ее. Но в основном из-за того, что не верила, что сама отсюда выберусь. А Мелоди… Нет! Я скинула со своего плеча его руку, встала с земли и побежала вперед. Куда глаза глядели. А глядели они тогда лишь в лес. Куда я бы сама, еще раз, ни за что не пошла. Особенно одна. Но в тот момент, когда я без оглядки бежала под крики Ривера, доносившиеся сзади, мне было все равно. Даже когда я споткнулась об какую-то ветку и упала в лужу грязи. И снова поднялась. Ноги несли меня куда-то вперед, будто совсем отключились от мозга. Икры быстро забились от той скорости, которую я набрала, но меня это тоже не остановило. Не знаю могло ли что-то меня тогда остановить. Только лишь силуэт Мелоди, которая звала бы меня обратно домой. Нет! Я схватилась за голову, не прекращая бежать. Даже умудрилась закрыть глаза. Не знаю как я тогда не врезалась в какое-нибудь дерево. Просто повезло. Хотелось набрать еще больше скорости и воспарить куда-то в небо. Улететь отсюда. Из этой чертовой Подесты. Долететь до дома, где меня совсем не ждет отец. Черт, он меня даже не ищет. Ему все равно. Всегда было все равно. А сейчас, когда проблема в виде меня исчезла, он должен быть счастлив. Также счастлив, когда узнал, что пропала моя мать. Тогда я не понимала, как уход любимого человека может так обрадовать. Но теперь я его понимала. Одной было быть намного легче. Ты не чувствуешь той жгучей боли в груди, когда теряешь кого-то. Не бежишь куда-то без оглядки, когда чей-то труп лежит прямо у тебя перед носом. Не стараешься закричать со всей силы слово «Нет», понимая, что не можешь. Тебя просто найдут. А если тебя, то значит и остальных. Почувствовав, как в легких заканчивается воздух, а второе дыхание так и не открывается, я наконец-то остановилась. Настолько резко, что казалось, что, бьющееся на всех порах, сердце вот-вот выскочит из груди. Выдохнется и рассыпится прямо во мне. Как прах. Господи, какие мысли меня посещают. Каша в голове давно покрылась плесенью, из которой выходили белые червячки. Которых я однажды видела в папиной тарелке, которую он как неделю не мог помыть. От этого воспоминания содержимое желудка вновь попросилось наружу. Но у меня не было сил его выпускать. Как будто мое горло запротестовало от таких частых позывов и пригрозило отправиться всему этому назад. Ведь в нем уже и так был огромный комок слез, которые не успевали стекать по моему лицу. Упав наконец от бессилия на холодную и мокрую землю, я уже не могла себя сдерживать. Крик просился наружу, но я не могла дать себя обнаружить. Солдаты из соседнего здания сразу же услышат меня. Если уже не услышали мои прерывистые рыдания вместе с резвым бегом. Возможно, они уже сейчас штурмуют в школу, убивая каждого, кого найдут. Женщин, детей. Бедную Роуз, которая только и ждет смерти. Или малышку Шарлотту, которая все еще надеется увидеть родителей. От этой мысли стало еще тошно и пришлось выбирать — либо кричать, либо снова блевать. Заткнув рот ладонью и уткнувшись лбом в колени, я выпустила истошный, пусть и тихий крик. Тихий для окружения. Громкий для меня внутри. Он раздался эхом по всему моему организму. Отдался в органах, прозвенел в ушах. Вот-вот бы и лопнул их вместе с глазницами. Настолько сильным этот ураган ощущался внутри. Который сносил все живое, что во мне оставалось. Потому что после уже ничего не осталось. Прокричавшись в согнутом положении, я тут же схватила спазм. Он прошелся по всему телу, особенно отдавался в спине. Не дал мне возможности размяться, лишь позволил, в таком же положении, лечь на бок и смотреть вперед. А впереди был лишь страшный и темный лес. Не было видно ночных существ, каких-нибудь сов там или сверчков. Целый акр земли, или даже больше, застыл на месте, застыл во времени, чтобы позволить мне побыть в моменте. В очень длительном и мучительном моменте, которому не было конца. Как и этому лесу. Я ведь тогда даже и не дошла до родника. Даже не представляла сколько до него было идти. Поэтому и не могла вообразить, что лес был кончаем. Для меня это было бесконечно повторяющееся пространство из деревьев, кустов и растительности, среди которой спрятался лагерь этих тварей. А теперь и я. Я даже не могла оглянуться — может я лежу сейчас прямо под их оградой. Настолько сильно я потерялась в лесу. Но даже если и так, то пусть. Они быстрее закончат мои мучения и отправят на тот свет. К малышке Хоуп, к моим одноклассникам. Ко всем тем, кого я умудрилась потерять. И о ком еще не знаю. О ком не хотела знать. Кроме Мелоди… черт, Мелоди! Напоминание о том, что мой бедной девочке осталось совсем не много, подняло меня быстрее, чем какой-нибудь укол адреналина. Даже спазм сразу же прошел. Я уже не ощущала, что творится у меня внутри. Фокус наконец-то вернулся на мозг, в котором пульсировала одна мысль «Надо бежать, надо успеть, надо спешить к Мелоди!». Но куда бежать? Повсюду темень, ни намека на какой-нибудь свет. А если бы он и был бы, его легко можно спутать с тем самым лагерем. Я все еще боялась привлечь их внимание к себе и школе. Поэтому старалась не так сильно шуметь, как раньше. Хотя и мысль о том, что я могу не успеть, сильно меня ускоряла. Я даже не замечала насколько сильно. Стала присматриваться к своим следам, которые оставляла. Пожалела, что не взяла что-то типа фонарика. Стала буквально вынюхивать что-то, похожее на школьный запах. Это не помогло. Что я собака что-ли какая-то? Мысли вскипали, подбрасывая мне безумные идеи по типу забраться на дерево. Еще не хватало в такую слякоть с него свалиться и переломать себе кости. Тогда я точно не успею попрощаться с Мелоди… боже… Мелоди. Ее имя стало для меня проблесковым маячком, который старался вести по верному пути. Перестав оглядываться по сторонам, я просто решила пойти назад. Оттуда, откуда пришла. Вряд-ли я, пока бежала, куда-то сворачивала. По крайне мере, надеялась на это. Земля подо мной начала еще больше проминаться, промачивая мне все ноги. В кроссовках была уже не просто вода, а целое море с маленькими камнями, мешающими идти. Но встать у дерева и вытряхнуть их я все равно не решалась. Не было времени. Потом вытряхну. Потом все сделаю. Сейчас не это главное. Главное — Мелоди. Впереди показался сгусток света, который решительно приближался ко мне. Я тут же спряталась за дерево. Не хватало еще прогуливавшихся «Саузен Пауэр», которые меня заметят. Тут же присела на корточки и стала надеяться на темень, которая меня спрячет. Еще хотя бы на мгновенье. - Лав! – услышала я знакомый голос. Тут же выскочила из своего укрытия и напугала своего спасителя. Встала прямо перед ним. Свет от фонаря ослепил мне глаза, но не заставил зажмуриться. Мне важно было узнать кто пошел меня искать в лесу в такую темноту. И когда я увидела лицо, то неплохо так ошалела. - Роуз! – выдохнула я и обняла прибывшую ко мне подругу. Та тоже была рада видеть меня и ответила на мои объятия. Даже сильнее, чем я предполагала. - Пошли! Мы все тебя ищем! «Все тебя ищем». Эту фразу я готова была в тот момент выгравировать на себе как татуировку. В память о тех людях, что не побоялись моей мимолетной истерики и пошли вызволять из лап страшного леса. Хоть и знали меня всего ничего. Роуз не рассказывала мне всего того, что происходило все это время. Лишь расспрашивала как я: ничего ли себе не повредила, как я себя чувствую. Она совсем не выглядела как человек, потерявший ребенка. А ведь и дня не прошло! А она так быстро пришла в себя. В глубине души я думала, что сделала она тогда это ради меня. Чтобы больше никто, кроме нас, в этой школе не потерялся в глубине той темноты, что их засасывает. И это я сейчас совсем не про лес. В комнате, где лежала Мелоди, было тихо. Люди начали потихоньку ужинать, некоторые это делали рядом с раненными девчонками. Ривер, увидев меня с Роуз, согнал тех, кто сидел рядом с Мелоди. Те, увидев как я приближаюсь, как будто бы прочитали мои мысли и покорно отошли. Я боялась поднять голову и посмотреть на нее. Надеялась, что ребята подлатали и обвязали ее бинтами так, что теперь она выглядела чуточку лучше. Но когда я все-таки это сделала, то увидела лишь мумию, которую наполовину подготовили к погребению. Лишь ее руки, изрядно поцарапанные, остались нетронутыми. - Воды, - прокряхтела она. Казалось, что ее связки истончили до миллиметра и теперь она напрягает все силы, чтобы сказать всего пару слов. Присев к ней, я поднесла к горлу бутылку с водой, которой она тут же поперхнулась. Но потом издала удовлетворительный вздох. Прям как из рекламы Coca-Cola. - Я не пила … неделю. Слезы собрались у подножия моих глаз, вот-вот готовы были покатится по-моему и так уже мокрому лицу. Я боялась испугать ее своими рыданиями. Боялась, что она поймёт, сколько ей осталось жить. - Возьмите меня… пожалуйста. Она попыталась поднять левую руку. Я тут же перехватила ее и постаралась не сильно сжимать, но показать, что я рядом. Что она не одна. - У вас теплые… руки. Каждое слово давалось ей с большим трудом. Я не понимала, что она хочет сказать. Осознает ли, что это ее последние слова? - Прямо как у Лав… моей подруги. Мои губы начали дрожать. А слезы покатились ливнем. Не знаю даже, откуда во мне было столько воды. Она помнила обо мне. Также как и я о ней. Возможно думала, что еще успеет увидеть. Или считала, что я успела спастись и уже где-то далеко. Также как и я когда-то считала. Сзади подошел доктор Ривер. Он указал своим пальцем на часы, давая мне понять, что времени у меня осталось еще меньше, чем он предполагал. А прошло всего пару минут. Я не стала ей ничего говорить. Не стала развеивать надежды, что я могу быть где-то далеко. Что спасена и моя жизнь не кончена. Что моя жизнь не разрушена, как ее. Что у меня еще есть шанс. Я хотела, чтобы Мелоди была уверена в этом всем перед смертью. Пусть это была и неправда. Это было не важно. Ведь в конце концов, когда наступил мое время уйти с этого света, мы все равно с ней встретимся. В том месте, куда уходят все души перед смертью. О котором мне рассказывала мама в детстве. Куда ушла тогда наша бабушка. Она говорила, что та будет ждать меня там после смерти. Как теперь и будет ждать меня Мелоди. Мы еще долго держались за руки. Столько, сколько ей потребовалось, чтобы уйти из этого мира. Я чувствовала, как силы потихоньку покидают ее и когда она перестала держать руку на весу, я поняла, что это конец. Умирая, ей не было так больно, как в начале нашей встречи. Доктор Ривер и девчонки сделали все, чтобы она и другая девочка ушли спокойно, без адовой боли внутри. Я была безмерно рада, что последнее, что она почувствовала, была моя теплота. Ведь перед тем, как опустить свою руку и издать последний вздох, она улыбнулась. Возможно, она на секунду решила, что это все-таки я держала ее за руку. А возможно просто вспомнила наши гулянки по центру Милвена, ночевки и планы на будущее. И это вызвало у нее улыбку. Искаженную, еле заметную из-за перекошенного лица, но все-таки улыбку. Такую же искреннюю, как когда-то была сама Мелоди. Самой лучшей подругой, которая у меня когда-либо была. Когда уже Роуз заметила, что все кончилось, то решила позвать Ривера. Все то время, что я прощалась с Мелоди, она не отходила от меня далеко. Сидела рядом, но за спиной. Не позволяла себе напомнить о своем присутствии, но и не давала мне остаться одной. Это была такая тонкая грань: я чувствовала, что мы с Мелоди были только вдвоем, но при этом ощущала какую-то поддержку за спиной. Когда я начала заваливаться назад от бессилия, Роуз поймала меня. Не дала упасть на спину. И тогда я впервые поняла истинное значение фразы «Вонзить нож в спину». Ведь тогда, несмотря на огромное количество этих ножей, Роуз бережно схватила меня за плечи, не давая напороться на них. Не дав сделать себе еще больно. И не делая мои раны шире. Усадив меня на пол рядом с кушеткой, она вновь позвала Ривера. Тот все еще возился с телом второй девочки. И вот наконец-то позволил ее закопать, предварительно закрыв глаза. Роуз спросила может ли оставить меня на время, пойти помочь им с девочкой. Я сказала да. И когда они покинули комнату, я медленно встала с пола и вновь подошла к Мелоди. Ее кожа уже начала бледнеть, а губы серьезно сохнуть. Нельзя было ее, в таком положении, класть в могилу. Пусть и временную. Да, я надеялась тогда, что когда выберусь из Подесты, заберу с собой ее тело. И закопаю по нормальному, на нашей родине. Ведь на ее могилу захотят приходить родители. Которые еще ничего не знают… черт, они же ничего не знают. Очередной приступ слез я решила купировать подготовкой Мелоди к захоронению. Взяла уголь с кровати Пруденс. И расческу с кровати какой-то девушки. Которая как раз не спешила расставаться со своими волосами. А волосы у Мелоди, как я уже говорила, были шикарные. И я хотела, чтобы в последнем своем пути до могилы, она блистала. Сняла с нее окровавленную футболку, в которой она приехала. Сразу же выбросила — не хотела больше видеть. Надела какую-то безрукавку, которую ранее нашла и думала, что надену. Она была ей великовата по размеру. Но больше ничего красивого не нашлось. Остальное оставила на ней, только предварительно почистила. И зачем? Ведь, по-хорошему, все это не имело значения. Для других да. Но для меня… я просто хотела проводить ее по-человечески. Как бы хотела этого сама Мелоди. Ведь будь она на моем месте, сделала бы тоже самое. Я в этом уверена. - Красивые волосы, - сказал Ривер, наконец-то вернувшись с улицы, - ставлю свою банку с тушенкой, что вы пользовались одним шампунем. Он попытался выдавить из меня улыбку. И какая-то ее грустная доля все-таки появилась на моем лице. Но ненадолго. - Ты не хочешь их отрезать? - Нет, - ответила я, - она заслужила быть упокоенной настолько цельной, насколько может быть. В отличии от нас всех, у нее еще есть шанс. - Как знаешь. Решение за тобой. Но я скажу тебе, что будет дальше. Он взял стоявший стул и присел на него рядом со мной. Несколько раз провел рукой по ее волосам, приговаривая. - Завтра какая-нибудь мамаша, у которой давно кончилось грудное молоко и любые другие смеси, пойдет и выкопает, пока ты будешь спать, ее труп. И не побреет ее, как я предлагаю, а выдерет скальп. Да, прямо с кожей. Полностью. А потом оставит лежать так на земле, пока ее не съедят крысы или волки. Потому что ей будет плевать, как какая-то девочка будет похоронена. Ведь это не ее ребенок. И не ее родной человек. Ей не важно насколько она цельная и кем являлась. Ведь в данный момент, в данную секунду, единственную ценность, которую она представляет, это ее волосы. Он смотрел на меня, не отрывая взгляда. Даже не моргнув. Потом встал со стула и снова положил руку на плечи. Готовясь к тому, что я снова, в порыве эмоций, убегу в лес, прячась от неизбежного. - У нее нет больше возможности жить. А у тебя есть. Используй ее. Этого бы точно хотела Мелоди. Я уверен. Хотя ее я и не знал. Выключив свет лампочки, которая висела над нами с Мелоди, он пошел обратно на улицу — ждать моего решения. Снова напоминая, даже без слов, что времени у меня было не так много, как хотелось. Все вокруг уже начали ложиться спать, предвкушая новый день. Новые вылазки, походы к роднику и посиделки у радио в перерывах. Обычный день, как и сотни предыдущих. Ведь у них ничего не менялось, кроме даты на календаре, приближающей всех выживших к концу сентября, когда война могла вновь закончиться. Пусть и на время. Но не для меня. Для меня вся эта бесконечная череда однотипных серых дней теперь стала привычкой, которую разнообразила смерть Мелоди. Теперь оттенок серого стал еще темнее. Все ближе и ближе пододвигая меня к той самой тьме, от которой мы все бежим. И в которой все, рано или поздно, погрязнем. Я как будто до сих пор думала, что все это розыгрыш. Сейчас Мелоди очнется, поблагодарит меня за то, что я, все-таки, не решилась ее стричь, и пойдет спасать своих брошенных на улицу щенят. Но она не встала. Я даже ее слегка толкнула рукой в плечо, чтобы она пошатнулась. Встала и сказала «Ты что делаешь, Трейнор? Больно же». Но она не встала. Снова. Тело просто двинулось на мгновение, показывая всю ее хрупкость и маленький вес. Я бы сама могла ее донести, настолько худой она была. А теперь, когда ее душа вышла из тела, так тем более. Да, это была уже не Мелоди. А просто ее тело. Все такое же красивое и элегантное, как при жизни. Пусть и синее от увечий. Это не делало ее страшной. Нет. Это все равно делало ее прекрасной. Или это был лишь мой фильтр любви к ней. Который потихоньку отключался. На ее похороны я не пошла. Не смогла. Да и Роуз мне запретила. Сказала, что сейчас ее закопают, а завтра — мы с ней простимся. Я спорить не стала. Если бы дошла в тот день до могил, обратно бы меня пришлось им нести на руках. Еще одна ноша… нет, хватит с них сегодня. Посещу Мелоди завтра. Заодно и зайду к Хоуп. Если бы не обстоятельства, это звучало бы намного круче. Как будто, после утренней пробежки, я зайду к своим подругам. И мы вместе пойдем в кафешку. Но в Подесте друзей посещают на кладбище. Принося им любимые милкшейки, которые так и останутся нетронутыми. Волосы Мелоди были, как мои прежде, до лопаток. Кудрявые, немного запутанные. Я провозилась с ними целую ночь, пытая расческой, чтобы отдать ребятам на вылазку их в годном виде. За это накидывали еще пару годных вещиц. К тому моменту, как я закончила, то уже не чувствовала, что это были волосы Мелоди. Нет, волосы Мелоди всегда были спутанные. Пусть и не настолько, как сейчас. Но она редко пользовалась расческой. Любила видеть их в пышном виде, пусть и с комками на кончиках. А это… это были волосы какой-то умершей девушки. Но не моей Мелоди. Больше нет. Ложась спать, я не стала далеко убирать состриженные мной ее волоски. Крепко держала их в руках. Если бы кто-то решился тогда украсть их у меня, им бы пришлось отрезать мне руки. Настолько сильно я в них вцепилась. Пытаясь заснуть, я тихо напевала под себя ту песню, что пели раньше дети. Почему-то на ум пришла именно она. Возможно, из-за своей мелодичности и нежности, которую я слышала в детских голосах. Потому, что в моем тихом и слабом голосе, она звучала как-то безжизненно. Oh, sing sweet nightingale Sing sweet nightingale, high Oh, sing sweet nightingale Sing sweet nightingale Oh, sing sweet nightingale Sing sweet ... Oh, sing sweet nightingale, sing Oh, sing sweet nightingale Oh, sing sweet Oh, sing Так и не заснув, но немножко подремав, я услышала приход тех парней с зала, которые собирались на вылазку. И как раз направлялись до границы. Свернув свое сокровище в рваный пакет, я два раза обернула его скотчем и отдала одному из них. Решив также спросить. - Слушай, а что было в той самокрутке? Я помню, что-то успокаивающее, но ты еще говорил про какой-то пепел… Что вы сожгли? Он усмехнулся, прежде чем ответить. Никто еще не спрашивал о таком и он не знал, как впервые об этом сказать. - Мы ничего. Это прах одного из наших друзей. Тоже ходил с нами на вылазки, пока не сожгли прилюдно, попав с нами в плен. «Саузен Пауэр». И пока они нас держали, то делали такие самокрутки. Из всех, кого тогда сожгли. Их нехило вставляло. Прям как тебя. Вот мы и решили забрать их, пока они спали. Сами к тому времени еле-еле спаслись. Ха, мы даже еду не взяли. А вот прах ребят да. И хотели сначала похоронить, как полагается, но один раз сами попробовали. И нам зашло. Знаешь, после этого проще куда-то выходить. И домой тащить раненых. Будь у нас энергетики или хотя бы алкоголь, мы бы и не решились на такое. Но они уже на том свете, а мы все еще живы. И нам нужно оставаться живыми. Чего бы нам это не стоило.