Задохнись моим прахом

Светало. Наступал новый день. Не для всех. Пока народ не начал просыпаться, мы закопали младенца с Ривером на заднем дворе. Там, куда я еще не приходила. Где ребята устроили мини-кладбище из тех, кто умер в школе. Ривер не просил никого проведывать могилы, сам за ними ухаживал. Но после смерти малышки Роуз, никто не согласился ее закапывать. Кроме меня. Это был первый ребенок на этом кладбище. И я тогда надеялась, что последний. Еще раз пережить то, что произошло пару часов назад, я бы не смогла. Да и Хьюго, по его убитому виду, тоже. Хоть он и видел кучу смертей за эти месяцы, смерть этой малышки по весу была больше, чем все предыдущие вместе взятые. Мы не стали спрашивать Роуз как она хотела бы назвать ребенка. Это была девочка. Мы просто вырезали на деревянном кресте, который соорудили из подручных материалов, имя Хоуп. Я думаю, она будет не против. Имя подсказал нам Марко, который вышел покурить и заодно проведать нас. Но сам рыть могилу не стал. И даже с малышкой не попрощался. Докурил самокрутку и вернулся в школу, оставив нас снова одних с маленьким трупом. Саму малышку мы положили в ящик из-под обуви. Подлатали его скотчем, чтоб не разошелся, и украсили цветочками. Из-за маленького роста и небольшого веса, Хоуп туда поместилась. Мне даже тогда показалось, что малышка была недоношена. Настолько маленькой она мне казалась. Но уточнять я у Хьюго не стала. Это уже не имело никакого смысла, но принесло бы еще больше боли в его изношенную душу. Тяжело было не выкапывать ей могилу и класть внутрь, а закапывать. Слышать, как рыхлая земля падает вниз и маленькие камни отлетают от коробки. Хотелось достать ее из той коробки, обернуть вокруг полотенцем и согреть своим теплом. Поверить, что мы просто ошиблись. Услышать ее плач внутри коробки. Но этого не случилось. И мы просто до конца ее закопали. Позже мы с Ривером взяли немножко земли в руки и бросили вниз. Она была холодной. Настолько, что мне хотелось согреть ее прежде, чем кидать в могилу Хоуп. Чтоб как-то согреть ее хотя бы там. После похорон Ривера сразу же позвали внутрь — Роуз проснулась и тут же впала в истерику. - Не ходи туда, - сказал мне он. Видимо хотел уберечь от утяжеления травмы, которую я получила недавно. Ее крики были слышны даже на заднем дворе. И я решила пройтись, чтобы найти укромное местечко и там перекантоваться, пока она снова не уснет. Проходя мимо бывшего спортивного зала, я увидела парочку мужиков. Они собирались на вылазку в лес — там проходила тропинка до ближайшего села. Все, кто туда ходил, приносил самые большие банки консервов. А один раз кто-то умудрился притащить с собой целую пачку шоколада. Но мало кто решался пойти туда. Поговаривали, что там все еще жили люди. И большинство из них поддерживало «Саузен Пауэр». Только сильные, не только физически, но и духом мужики, отваживались на такой путь. Увидев меня, один из них сказал. - Эй, красотка, подойди. Услышав я такое в обычной жизни, тут же бы пошла назад. Но здешние парни никого не насиловали. Они берегли женщин и делали все, чтобы те спокойно растили своих детей. Будущих солдат, способных свергнуть всю нечисть. Поэтому во мне не было страха, когда я пошла вперед. - Тебя вроде Лав звать, да? Ривер рассказывал о тебе. Говорил, какая у него умная помощница. Они предложили сесть на пень, который притащили в зал. Перед ним стоял оборудованный стол, где они перекусывали перед дальней дорогой или играли в карты. - Там вроде вчера девчонка какая-то рожала, - сказал второй, - кого родила? Мальчика или девочку? - Девочку, - сказала я, отхлебывая у них воды из железной кружки, - мертвую. - Вот те раз, - отреагировал третий. Он тут же снял с себя шапку и прижал к груди в знак уважения. За ним это сделали все остальные. Наступила минута молчания. - Вот, попробуй, - сказал один из них, - тебя это успокоит. Он вытащил из кармана самокрутку и разобрал ее. Внутри был не порох, а пепел в скупе с толченой таблеткой. - Я не буду, - моментально отреагировала я. К сигаретам я на тот момент до сих пор не притрагивались. К наркотикам — тем более. - Это просто толченный антидепрессант. И пепел, который дает более яркий эффект, - рассказал один. - Тогда зачем его толочь? - Чтобы побольше вставило, - ответил мне другой. Успокоительные у меня быстро закончились. Особенно после вчерашнего. Мне казалось, что я на них подсела. Или это была просто реакция на все происходящее. Такие лекарства были нужны нам тогда как витамины, без которых организму было просто тяжелее вставать по утрам. Тем более мы видели тех, у кого съезжала крыша. Они либо начинали говорить что-то про себя, даже по ночам, либо хватались за ножи и резали себя на глазах у детей. Я не хотела себе такой судьбы. А она подкрадывалась ко мне все ближе и ближе с каждым дерьмовым воспоминанием. Будь это оторванная рука Итана или мертвое тело Хоуп. Я отказывалась понимать, что на самом деле произошло. Не верила в это. Это ведь не могло случится. Думала, что мне это приснилось. Или что той мертвой девочкой была совсем не Хоуп. Мне не хотелось тогда принимать резко наступившую реальность. Хотелось вернуть ту картину мира, что была передо мной еще вчера. Когда мы все вместе сидели за столом и спокойно попивали вино. Что-то внутри меня кричало о том ужасе, который произошел. Делало это с помощью учащенного дыхания и громкого сердцебиения, которое не прекращалось все утро. Ривер даже тогда предложил мне укол. Я отказалась. Роуз он сейчас был нужнее. Как и наверное эта самокрутка, что мне сейчас предлагают ребята. Я взяла их самокрутку и вдохнула содержимое в себя через нос. Я не делала раньше ничего подобного, поэтому половина содержимого успела выпасть из меня обратно. Парни сразу же поспешили собрать с меня остатки. Так было наверное ценное это вещество. Меня тут же охватил покой. Тот, который я не могла достичь ни лежа в ванной с расставленными ароматическими свечами, ни лежа на капоте машины Джереми, когда мы выбирались с ним загород посмотреть на небо, украшенное яркими звездами. Меня тут же охватила тишина. Не было слышно голосов удивленных парней от того, как меня, видимо, быстро вставило. Ни своего собственного голоса внутри, который неумолимо кричал что-то вот уже целый месяц. Меня охватила безмятежность. Как будто пенек подо мной исчез и я начала парить над всем этим миром, где-то в облаках. Наверное, именно такое ощущение ищут те, кто пытается медитировать. Покой. Тишина. Безмятежность. Три слова, которые окутали меня с ног до головы и отпустили только когда до меня дотронулся один из парней, проверяя жива ли я. - Ну, ты как, Лав? - спросил он с широко выпученными глазами. Они сказали, что до сих пор не давали эту самокрутку женщинам и не знали, как отреагирует слабый пол. Но мне понравилось. Мне хотелось расспросить что это, дабы втихаря делать такие же самокрутки. Ведь ничего не предвещало того, что война на днях закончится. Но им уже надо было идти. Было семь утра, скоро должны были начать рыскать по округе «Саузен Пауэр». Нужно было вернуться до того, как ребят бы обнаружили. Поэтому, также нюхнув содержимое на дорожку, они поднялись с мест и начали обмундировать друг друга. Вряд ли их вставило также, как меня. Просто исчезло беспокойство с лица, которое было ранее обращено ко мне. Видимо без этой штуки им было тяжело ходить в лес, где их в любой момент могли прикончить. Такая бесстрашная смесь на завтрак с кофе вместо бутерброда. Возвращаясь назад, я старалась запомнить маршрут до спортивного зала, чтобы, когда ребята вернуться, тут же встретить их. Проявить заботу, расспросить о том, как все произошло, помочь разобрать провизию. И незаметно, у одного из них, из кармана стащить эту самокрутку, если они не решатся мне дать еще одну такую. Роуз лежала на кровати практически неподвижно. Я даже поначалу испугалась, была ли она жива. Но она просто лежала. Видимо истерика выкачала из нее все силы. Ей было тяжело дышать из-за резких вскриков и учащенного сердцебиения. Так сказал мне Ривер, прося посидеть с ней до обеда. Вид у нее был так себе. Она выглядела измученной и опухшей. Ногти были забинтованы, видимо она их кусала. Не самый плохой способ успокоиться. Я прошла к своей кровати и начала искать в ней свои запасы. Пару пачек снотворного и всего несколько пилюлей обезболивающих. Ни намека на успокоительные. Тогда я и подумала, что когда закончится вылазка, Роуз нужно будет взять с собой к тем парням. Если она сможет ходить. - Лав, - вдруг услышала я сзади себя. Это была Роуз. Вдруг проснувшаяся с полуоткрытыми глазами. Я хотела было уже бежать снова за доктором Ривером, но она меня остановила. Как будто знала наперед, что я хочу делать. - Как ты? Все нормально? А Пруденс? Я видела, как она упала… Возможно, из-за огромной дозы снотворного, она тогда интересовалась совсем не тем, кем надо было. И до сих пор не смогла полностью открыть глаза. Роуз находилась не в полном сознании. Где-то между сном и реальностью. Сев рядом с ней на кровать и взяв за руку, я представила какого-то это — быть под обе стороны в одно время. Наверное, это было то место, где мы все тогда хотели бы оказаться. Укрыться, так сказать, от всего ужаса, что нас окружает. Спрятаться, пока за туманом не скроется вся та боль, что сокрушает нас изо дня в день. Была ли та боль вообще материальна? Для меня да. Как будто маленькие гвоздики с неровными рубцами втыкаются тебе в сердце, потом их кто-то достает оттуда и с еще большей силой втискивает в только что зажившие дыры. Такую огромную свежую дыру я внутри себя прозвала Хоуп — она все еще зияет внутри меня. И ни один пластырь не закроет ее. Ни одно лекарство не залечит. Она просто останется там навечно, покуда живет мое сердце. И знаешь, так хотелось, чтобы оно перестало биться. Со всеми этими дырами внутри. Что было в сердце Роуз я и представить не могла. Возможно, уже тогда, вместо сердца, у нее была огромная черная дыра, которая засасывала все жизненные соки. Засасывала все то светлое, что осталось в этой прекрасной девушке. Не давая шанса ей выбраться из сна в реальность. - Все хорошо, Роуз. С ней все в порядке. Мы все живы, - поспешила успокоить ее я. - Нет, Лав. Все мы давно мертвы, - сказала Роуз и вновь ушла в свой сон. Я почувствовала, как из моих глаз наконец-то вытекли слезы, которые я держала в себе уже несколько часов. Все те, кто веселился ночью, уже заснули. И я осталась одна. Даже доктор Ривер дал себе пару часиков на отдых перед тем, как вернуться ребята с вылазки. А пока я, добравшись до своей кровати, схватила единственную имевшуюся у меня подушку и зажала ее между ног. В ней же я спрятала свое трясущееся лицо, заглушая в себе тот крик, который долго сидел. Крик потерянной надежды на то, что когда-нибудь боль отступит. Она не отступит, Пандора. Больше никогда. Ведь мы все давно мертвы.