Фрэнк и Мэтт

Мэтт не уверен в том, как должен относиться к Карателю. За эпизод на крыше, когда они орали друг на друга и когда погиб Гротто, Мэтт должен бы злиться. Но злость выплеснулась на "Адских Псов", которые, по мнению Карателя, заслуживали чего-то посерьезнее переломов. А что осталось на месте злости, Мэтт не мог описать, как ни старался. Каратель был себе на уме. Военный, это Мэтт сразу понял, но все равно не такой как все. Мэтт не мог согласиться с его методами. Его не так воспитывали, не так он жил. Убить, даже того, кто едва не прикончил его самого, он бы не смог. Для Карателя это не было проблемой. Когда они переругивались на крыше, Каратель говорил о том, что Мэтт трус. Он много чего тогда сказал, этот чертов спятивший тип. Мэтт бы ему врезал, не будь он тогда связан. Однако было и другое. То, как Каратель говорил. Его голос звучал хрипло, так, словно он уже давно ни с кем не разговаривал. Но тогда зачем-то решил не просто дать Мэтту по зубам и отпустить, а попытаться склонить его на свою сторону. Силой, потому что не мог иначе. А может быть просто никогда не пытался? Мэтт чуял тогда запах крови. Слышал, как Карателя ранили и сам же отбросил его от другой пули. - Говорят, не слышишь ту пулю, что попадает в тебя, - сказал Каратель, уже после того, как усмехнулся, назвав Мэтта "солнышком". - Я всегда считал, что это чушь собачья. А ты, Красный? Мэтт очень хорошо запомнил, как звучала пуля, выпущенная Карателем. Та самая, что ударила его в лоб и едва не прикончила. Запомнил свою беспомощность, когда его слух отказал и вернулся лишь после нескольких часов медитации. Он помнил то, с каким звуком пуля вошла Карателю в руку, и успел услышать, как тот вскрикнул. Наверное, тогда Мэтт впервые подумал о нем как о человеке. Может быть поэтому, услышав следующую, летящую прямо в Карателя пулю, Мэтт отбросил его подальше. Может быть поэтому, когда слух снова предал и Мэтт оказался беспомощным и на несколько мгновений поддался панике, Каратель его не убил. Хотя, быть может все это чушь и Каратель… Фрэнк, вовсе не хотел его убивать. Хотел бы - взял бы на пару миллиметров левее в ту ночь и лицо Мэтта, как выразился Мэлвин "превратилось бы в спагетти". Каратель не сорвал с него маску. - Да насрать мне кто ты такой, - отмахнулся он. Мэтт уже тогда понял, что отнестись с уважением к личности героя в маске может только тот, кто понимает, чем грозит ее отсутствие. - Солдаты не носят масок, Красный, - проговорил тогда Фрэнк, и в его голосе было так много боли. - Нет у нас такой привилегии… Мэтт должен был бы злиться на него. Ненавидеть, презирать, пытаться изменить. Но вместо этого Мэтт чувствовал только сострадание и готовность защищать этого человека. Даже от него самого, если придется. Поэтому, едва услышав о том, что Фрэнк попал в плен, Мэтт бросился его спасать. Держись, Фрэнк, думал Мэтт, перепрыгивая с крыши на крышу, я помогу. Мэтт боялся, что будет поздно. Что он больше не услышит сердцебиения Фрэнка, не услышит этот его стишок про пенни и дайм. Отец Лэнтом говорил, что когда погибает человек, вместе с ним погибает целый мир. И Мэтт не хотел, чтобы погиб мир Карателя Фрэнка, каким бы он ни был. Плохой, хороший, сумасшедший или нет, но Мэтт видел в нем добро. И это стоило того, чтобы бежать на переполненный ирландцами склад, в надежде застать Фрэнка в живых. Мэтт успел. Фрэнк дышал, его сердце билось, и ему было ужасно, просто чудовищно больно. Мэтт чуял кровь и ощущал его боль, хоть и не мог видеть. Но Фрэнк все еще сопротивлялся. Кое-что общее у них с Фрэнком все же было. Они оба хорошо держали удар. Он освободился сам и довольно неплохо держался, пока не подоспел Мэтт, чтобы помочь ему расправиться с оставшимися ирландцами и помешать забить их до смерти первым, что подвернется под руку. Молотком, например. Мэтт подставил Фрэнку плечо и почувствовал, с каким облегчением Фрэнк на него оперся. Мэтт чувствовал - Фрэнк не может идти из-за изуродованной ноги и черт знает чего еще. От него несло кровью, болью и страшной усталостью. Хорошо, что они успели доползти до кладбища прежде, чем у Мэтта кончились силы. Мэтт был сильным, может быть не таким, как Фрэнк, но все же. Однако ирландцев было слишком много, а чертов Фрэнк был тяжелым. Хотя раненые всегда весят больше. Мэтт уже и не помнил, кто ему об этом сказал. Может быть Клэр… Следовало позвать ее. Но Клэр наверняка занята и ничего Мэтту не должна, к тому же, раны Фрэнка слишком тяжелы и он может истечь кровью раньше, чем Мэтт доберется до «Метро Дженерал». Мэтту нечем было перевязать его, оставалось только ждать Махони с полицейскими и скорой. - Мне конец, Красный, - сказал Фрэнк, а Мэтт только помотал головой и спросил, чтобы Фрэнк не отключался, чтобы смог дождаться помощи: - Что за стишок ты читаешь, перед тем как стрелять? Когда Фрэнк начал говорить, Мэтту захотелось обнять его. Фрэнк был так одинок и испытывал так много боли. Мэтт потерял отца. Фрэнк - всю свою семью. Мэтт не видел, и это немного сгладило его потерю. Фрэнку пришлось пережить все до самого конца. Карен сказала, что Фрэнк получил пулю в голову, но остался жив. Фрэнк рассказывал ему о дочери, о том, как та побежала через весь класс, чтобы броситься ему на шею, и Мэтт чувствовал его боль. Он хотел обнять Фрэнка, но боялся лишний раз потревожить его раны. Да и Фрэнк решил бы, что Мэтт жалеет его, а жалости к себе он бы даже в таком состоянии не потерпел. И тогда Мэтт снял перчатку и взял его за руку. Рука Фрэнка была скользкой от крови, большой и грубой от постоянных драк и обращения с оружием. Полицейская сирена была уже близко, когда Фрэнк, соскальзывая в беспамятство, сжал ладонь Мэтта и сказал: - Красный… Он был жив, хоть и плох. Мэтт слышал его сердце и знал, что раз даже пуля в голове не смогла его остановить, то и раны от пыток не смогут это сделать. Фрэнк выдержит и будет бороться дальше. Мэтт мог бы ненавидеть его. Презирать и не понимать. Но сейчас он был счастлив от того, что Фрэнк жив.