не уверен - не целуй

- Когда это ты курить начал? - Фил с Пашей сидели на крыльце дома Майе, когда Акользин достал из штанов пачку сигарет. Вася заснул в его руках, как маленький ребенок - это было не удивительно, с того момента, как Фил уехал из их дома, Вася, по его словам, едва ли спал; Майе же выспался на неделю вперед и не стал беспокоить, решил спуститься вниз, где все еще сидели Анна, Павел и Ярослав, занимаясь каждый своими делами - Анна у плиты жарила сырные тосты, Паша - ел их, запивая горячим чаем, Ярослав - смотрел футбол на телефоне. Они немного поболтали, Анна пообещала заняться техническими вопросами - дверью и окном, и Филиппу пришло сообщение от Майорова - в нем он просил Филиппа немедленно приехать в Meet.Point на Ленина и встретиться с ним, уточнил, что будет ждать его там. Майе не был уверен в своих силах, поэтому не сел за руль, и пока он ждал такси, которое, как обычно, назначалось целую вечность, он вышел на свежий воздух - и Паша пошел за ним. - Я всегда курил, ты не помнишь? - пробормотал Акользин, зажимая сигарету в зубах и щелкая зажигалкой, прикрывая ее трепещущее пламя от ветра. - Редко видел, просто. Единственная вредная привычка, от которой я так и не смог отказаться. - Брось, как-то в любом случае нужно расслабляться, - Фил чувствовал себя таким окрыленным и свободным - это счастье не слезало с его губ, растягивая их в улыбке. - С такой жизнью без опиума далеко не уехать. Вода бежала по желобкам вдоль асфальтированной дороги и шумела - Фил давно не видел такого дождя в Магнитогорске, хотя... прошлым летом, когда он только-только насовсем приехал в Магнитогорск - был точно такой же. Молнии полосовали темное небо, освещая глянцевые от воды дома, дороги, машины, на пустынной улице не было ни одной души. Филипп дышал свежим разряженным воздухом и чувствовал в нем нотки запаха Василия. Дым Пашиных сигарет путался в каплях, Фил видел, как дождь оставлял в клубах сквозные отверстия, как завитки серого смога завивались вокруг них и растворялись в воздухе, уплывая куда-то наверх, чтобы там смешаться с облаками и продолжить проливаться на землю. - Я правда такой плохой друг, Филипп? - спросил Акользин, двумя пальцами вынимая сигарету изо рта после непродолжительного молчания и выдыхая дым в воздух. - Нет, - сразу же ответил Фил, понимая, что у него не осталось никаких обид ни к кому, - просто я был в отчаянии и говорил очень много вещей, которые тогда мне казались правдой. Я был обижен, расстроен, напуган - и больше всего на свете меня пугало то, что я могу лишиться всего, что у меня есть. Только вот я как-то не задумывался о том, что ты - это тоже, в какой-то степени, часть того, что у меня есть. - Правда? - Павел повернул к нему голову. - Я уже начал думать, что ты больше видеть меня не хочешь. - Я бесконечно рад тебя видеть, - Майе посчитал нужным положить голову ему на плечо, и Акользин тут же приобнял его, - и благодарен тебе за то, что ты думал обо мне. Прости меня за то, что я как-то оскорбил тебя или расстроил - я правда дорожу тобой и хочу, чтобы такая кошка между нами больше не пробегала. На плечи скольких людей Филипп вскарабкивался за свою жизнь - и для скольких он сам стал трамплином? Майе было уже тридцать лет - этот праздник он никак не отметил, хотя стоило бы - четвертый десяток его жизни определенно должен был принести ему что-то новое и неизведанное. Фил вступал в этот период жизни неуверенным в том, что ждет его дальше - но все было таким непредсказуемым, что какая-то азартная искорка в Филиппе зажигала в нем пламя и заставляла его нестись дальше. Он решил для себя - он не оставит Васю просто так. Он уже не первый раз показывал свою бесхребетность этому миру, и в ответ его ломало так, что тяжело было подняться на ноги - он больше не позволит так обращаться с собой. Он маленький - но сильный; и такие люди, как Паша, рядом - определенно давали ему силу. - Дождь заебал, - Паша докурил сигарету и затушил тлеющий бычок о мокрые доски порога, - на рыбалку хочу. - С собой возьмешь? - буднично спросил Филипп - туман в его глазах рассеялся и теперь он наконец снова мог видеть дальше ближайшей минуты. - Красиво у тебя там, на том местечке. - Возьму конечно, - Акользин выставил ладонь из под навеса, собирая в руку падающие капли, - ты, я, Васька, Лига Чемпионов, рыбка, шашлычок, кальянчик - на пару дней. А потом можно будет уже и в тренировки с головой уходить. - А Ярослав? - Майе посмотрел на моргнувший экран телефона - автомобиль был наконец назначен, но время ожидания затягивалось на десять-пятнадцать минут. - Или...? - Или... - вздохнул Павел, рассматривая бычок в своих пальцах. - Который раз говорю себе - "ну не ебись ты со своими одноклубниками, Паша", - он усмехнулся, - и все равно продолжаю - потому что так интересно добиться и попробовать то, что кажется тебе запретным плодом. По факту это все достается тебе даже проще, чем откровенно проститутка за деньги, а из проблем - да уж лучше бы половые заболевания, клянусь, - Акользин выкинул бычок на газон, - и для каждого я - батут, для каждого - площадка для того, чтобы попробовать, узнать, какого это - быть с мужчиной, в то время как для меня это - моя жизнь. Может, что-то менять пора? - Есть же всегда универсальная карточка, - Фил пожал плечами, - у омег - выйти замуж и родить, у альф - пойти в армию. - Да я, блять, дедулька для армии уже, - Паша засмеялся, - хотя над вариантом "жениться на какой-нибудь разведенке" я задумываюсь в последнее время все чаще и чаще. Ебанный кризис среднего возраста. - Да ладно тебе, на рыбалку съездим, водочки попьем - и отпустит, не переживай, - Майе похлопал его по плечу, но Паша поймал его руку, прижимая к своему телу, - а там опять с головой работа затянет, тренировки, игры, перелеты - и все образуется. Если что - ты знаешь, что я всегда рядом. - Затянуть-то затянет, только вот годы идут, а мы не молодеем нихуя, - Павел достал еще одну сигарету и повторил все манипуляции с зажигалкой, что проделал в первый раз, - что я после себя оставлю? Ролик в интернете, где я сосусь с мужиком? Или профиль на сайте KHL? Может, раз уж я упустил возможность первый раз зацепиться за свое счастье и прожить свою жизнь в спокойствии - может, надо попытать его еще раз? Не знаю, - он затянулся поглубже и закашлялся. - Был дома у Ярослава, его жена притащила подругу какую-то, прикольная... моего возраста. В теле, без губ накачанных, скромная, хохотушка - муж бросил. Таня зовут. Взял номер ее, вот, думаю - звонить или нет. - А Хабар? - Филипп все еще не понимал - куда в этом уравнении делся Ярослав. - Да чего ты все с этим Яром-то, блять, - фыркнул Павел, - ебались мы с ним просто, не было ничего никогда у нас - не знаю, что он там себе придумал. Характер - чистый Фисенко, мол, ты будь для меня всегда доступен, всегда на связи, я буду приезжать и ебать тебя тогда, когда я захочу - но при этом если что-то понадобится тебе - "ну я же женат, Паша, у меня дети, я не могу постоянно тебе время уделять на то, чтобы вместе фильм посмотреть или поужинать", - Акользин поморщился. - Единственное - сосет хорошо. - Это да, - Филипп не удержался от смешка и оценочного поддакивания. - Ага, - Паша не стал углубляться в подробности, - а я, может, устал уже ебаться - последний раз не помню когда удовольствие получал, - он едва улыбнулся, чувствовалось, что он пытается сдержать эту улыбку, - только если с тобой, - он украдкой посмотрел на Филиппа, - я, может, чего-то высокого хочу - конфетно-букетного периода, чтобы своего партнера можно было красивого в ресторан отвести поужинать, чтобы за ручку по набережной погулять, по "Притяжению", чтобы... Утром завтрак готовить, просыпаться вместе, детишек в школу собирать, на матчах им голы посвящать, что ли, не знаю. - Не ссы, я тоже только и думаю в последнее время, что о детях, - этот разговор был таким простым, как ситцевая тряпочка, которой Фил вытирал стол в кухне - но таким успокаивающим, как медитация, Фил хотел бы, чтобы он не заканчивался никогда - у них с Пашей не было рамок и ограничений в разговоре, - у меня альфа на грани эмоционального срыва, у него детей отнимают, на меня его родители охоту объявляют, а я - уже представляю, как я своей дочке косички заплетаю. Или сына на коньки ставлю, - Фил непроизвольно улыбнулся, - какие же люди все-таки ебанутые создания. Я, может, вижу Васю последний раз в жизни - что там у него в голове, я, блять, ума не приложу, - Филипп вздохнул, - я всю жизнь после каждого узла - да даже после каждого секса - пью контрацептивы. А сегодня не выпил. Если учесть, что я их столько лет пью, что от одного раза ничего не случится - это факт, то что меня заставляет чувствовать себя таким окрыленным - я понятия не имею. - Услышать от взрослой, состоявшейся и умной омеги фразу "я хочу от тебя детей" - это самый лучший и желанный комплимент для альфы, - сказал Павел, - как бы ты не барахтался в попытках откреститься от этого, думая, что ты в восемнадцать лет дохуя умный и съел эту жизнь - ты рано или поздно придешь к этому. С нужным человеком - ты придешь к этому так внезапно, словно по щелчку пальцев. - Да, вот оно, самое главное - с нужным человеком, - кивнул Филипп, - как все, оказывается, просто, когда ты находишь своего человека. Все твои решения выстраиваются только вокруг того, что ты горы свернешь для того, чтобы быть с ним - ты не распыляешься на вопросы из разряда "а что если, а что если", - Майе наблюдал за тем, как в воздухе клубится дым. - Ты идешь к цели, достигаешь этой цели, и не получаешь удовлетворение - ты становишься счастливым, выходя на это плато. - И что ты, - Акользин замялся, - уверен в Васе? - На все сто, - не первый раз Филиппу задавали этот вопрос - и не первый раз Фил молниеносно отвечал на него "да" каменным голосом, словно возводил из этих "да" фундамент для своего будущего дома, - это - мой человек. Я бесконечно люблю его. Белый внедорожник, назначенный Филиппу в приложении такси, показался вдали улицы. Филипп поднялся на ноги, отряхиваясь от невидимой пыли, застегнул олимпийку под горлом и ступил под дождь. Он был теплым, летним, Майе только заметил, как от охлажденного асфальта начинала подниматься едва видимая дымка испарины. Молочно-теплые капли касались лица и волос Филиппа, он задержался на несколько секунд под дождем, чувствуя, как намокает плотная ткань толстовки. - А ты вообще куда собрался-то? - спросил его Акользин, бросая на газон второй бычок - еще тлеющий. - Да так, по делам нужно съездить, - ответил Майе, махая водителю такси рукой и подходя к машине. - Скоро вернусь, если еще останетесь - то поболтаем. Дорога была недолгой, и Фил вспомнил, что забыл удивиться тому, что Майоров вообще делал в Магнитогорске? Буквально несколько дней назад они виделись в Москве, и Максим сам говорил, что ему Магнитогорск кажется отвратительным городом, наполненным плохими воспоминаниями - у него здесь нет друзей, знакомых, никаких дел. Зачем он прилетел? Но у Фила было хорошее предчувствие - он был рад видеть его. Кажется, он не сообщил ни о чем Васе - иначе, Кошечкин бы, как минимум, не лег так умиротворенно спать; в голове было так много мыслей, они путались, бросались друг на друга, пытаясь побороться в голове Филиппа за прайм-тайм. Фил провел языком по сухим губам, накинул капюшон на голову и прислонился головой к стеклу автомобиля. - Как ты? - Максим, одетый в укороченные брюки и кожаную куртку, встретил его около входа в заведение и повел его за собой - Фил до этого бывал здесь в баре, но не был в зале караоке - днем там никто не пел, просто подавали блюда и напитки. - Что-то переборщил с алкоголем, начал пить с Алексом в Москве, закончил - только вчера, - Филипп сел за стол, из вежливости беря в руки глянцевое меню, и увидел, что на столе перед Максимом уже стоял небольшой графин с виски. - А ты со Дня Рождения трезвел хоть? - Майоров сделал глоток виски и покачал головой, заставив Филиппа усмехнуться. - Ты по какому поводу-то в наших краях? - Да у меня повод за поводом - сначала восемнадцатилетие, - его глаза блестели от алкоголя в приглушенном свете помещения - он был гораздо более расслабленным, чем во все предыдущие разы, когда Майе видел его, чуть осунувшееся лицо подтверждало его слова о том, что пил он не один день, - потом - соглашение с новым спортивным агентом, наконец я сотрудничаю с человеком, который понимает меня, а не учит жизни за мои же деньги, а сегодня Александр позвонил мне и сказал, что меня ждут в "Шарлоттаун Айлендерс" уже с трусами и клюшками. Контракт на девяносто девять процентов подписан, - он лучезарно улыбнулся, как ребенок, которому подарили новую игрушку, о которой он долго мечтал - и для Филиппа эта улыбка была всем, - это было мое заветное желание с того момента, как меня поставили на коньки - играть за океаном, быть самостоятельным и ответственным за себя - и благодаря вам с Алексом она исполнилась, - какими же одинаковыми у отца и сына были лица, когда они радовались. - Ты не представляешь, как я благодарен вам за это. - Я очень счастлив за тебя, Максим, - пробормотал Майе, сдержанно улыбаясь. - Выпьем? - Майоров взял с подноса второй стакан, и Фил сначала отрицательно покачал головой. - Ну же, - Максим состроил щенячьи глазки, - я заебался пить один уже. Чувствую себя алкоголиком. - Да и меня сейчас развезет на старые дрожжи, - Филипп вздохнул - он ничего не ел и, возможно, еще не до конца отошел от предыдущего раунда, но не поддержать Максима он не мог, особенно когда он так просил об этом, - будешь только успевать тормозить. - Главное не добраться до караоке, - Майоров налил Филиппу около ста грамм виски и долил в стакан колы, - иначе мы тут точно застрянем, - он поправил ворот футболки и посмотрел на соседний стул - на нем лежал его рюкзак. - Но я, на самом деле, не просто так прилетел, - он взял его в руки и открыл рюкзак, доставая из него цветастую папку - именно такие с собой всегда привозил Шварц, когда брал в путешествие какие-то важные документы, вполне возможно, ею Макс обзавелся именно от Александра. - Я вчера разговаривал с адвокатом, - он открыл папку и достал какой-то листочек - текст на нем был напечатан на принтере, внизу была рукописная надпись корявым почерком с большой подписью - похожей расписывался Василий, но это явно была не его подпись - и вчерашней датой. - О чем ты? - Филипп нормально воспринимал русскую речь на слух, но читал - особенно если текст был формальным - с большим трудом. - Об иске Ирины, - Максим сделал еще глоток виски и пригладил волосы, - мне вчера утром пришло уведомление - я же прописан в Москве, в квартире, в которой вы были - с приглашением в суд в Тольятти. Я подумал, что раз уж мне исполнилось восемнадцать лет, то на меня уже не распространяется возможный переход только под опеку Ирины - и я узнал, что она в принципе моим опекуном не является. Я пошел к знакомой в ее адвокатскую контору, и она, со слов выслушав меня, подсказала мне кое-что - и это помимо того, что у меня ни в одном документе и ни в одной базе нет упоминания о том, что Ирина хоть как-то является моим родственником. Интересно, как я летал с ней куда-то, когда был мелким - может, разрешение выписывал отец? - он отвлекся. - Неважно, - он вздохнул, - значит, по закону я, как ребенок, лишившийся одного из родителей, нахожусь под опекой до двадцати одного года - вроде того, - Майоров сам запутался в своих словах, но помогал себе жестами, используя стаканы и графин, как визуальные эффекты, - один мой родитель - это отец, то есть права получать могу, алкоголь пить могу, имуществом владеть могу, но какие-то моменты все еще должен решать только с ним. Ирина, как бы, была его супруга, но она, при этом, по документам, не мой родитель, то есть в суд я вообще приглашен на правах всех бабушек, дедушек и друзей - как свидетель, но при этом есть нюанс. - Какой? - с придыханием спросил Майе, складывая руки на столе перед собой. - Папа ведь отец остальных детей в нашей семье, оказывается, малышня со мной разлучена не может быть. То есть, если лишать папу прав на детей - то на всех, а не на кого-то выборочно, а для того, чтобы лишить его прав на меня - надо чтобы я этого захотел, так как мне уже есть восемнадцать, - Максим замедлялся с каждым словом - видимо, видел, как вытягивается лицо Филиппа и думал, что это от того, что омега не понимает ни слова. - Но при этом я отправлюсь в приют - и мои братья и сестра со мной. Конечно же, случиться этому никто не позволит. В общем, адвокат сказала, что если упомянуть этот факт в суде и попросить обратить внимание на то, что в первую очередь я не хочу разрушения нашей семьи, суд обязан будет это рассмотреть и встанет на сторону детей, скорее всего - папа у нас, все-таки, мастер спорта, почетный гражданин и все такое. Чтобы наверняка, мы составили это прошение, - он кивнул на лист, бумаги перед собой. - Без пол литра не разберешься, - Филипп все еще пытался понять и осознать все, что ему только что сказал Максим, но рука сама потянулась за стаканом. - Я об этом же, - Макс засмеялся и подмигнул Филиппу, - поэтому и пью все это время - иначе не довез бы эту информацию до тебя, забыл бы по дороге. Ну, что скажешь? - он заинтересованно и выжидающе смотрел на Фила. - Это... это только твое решение, ты сам должен принимать его - все-таки это ваше, семейное, я не могу лезть в такое личное, - Майе немного опешил - перед ним на белом листе с печатным текстом лежал самый настоящий "джокер", который был способен перебить все карты, которые были брошены до этого. - Я накосоебенил, Филипп, - Максим вздохнул, подзывая официантку и заказывая еще один небольшой графин виски, - это моя личная попытка извиниться лично перед тобой. Я влез в ваши с папой отношения, - он перешел на шепот, - хотя должен был помалкивать, так еще и ты, зная, что все эти скандалы происходят по моей вине - продолжил помогать мне и поддерживать меня. Альфы так не поступают, - он слегка улыбнулся, - хотя едва ли у меня был живой пример перед глазами. Папа меняется рядом с тобой - я видел, как он смотрел на тебя, как прикасался к тебе, как он смеется и улыбается передо мной - он счастлив. А я понял, что я толком никогда не видел его счастливым. Он мудак, но он все еще мой отец, и я люблю его, - было видно, как Максиму тяжело давалось это признание - но это был такой взрослый поступок, что едва ли каждый взрослый человек был способен на него. Филипп больше не мог сохранять черствость в этой ситуации - Максим просто появился из ниоткуда и дал ему спасительный билет, и ничего, что Филипп сделал для него до этого, не было равносильно тому, что сейчас сделал Майоров. Омега соскочил со своего стула, скользнул по дивану и, отбрасывая рюкзак Максима за спину, бросился обнимать его - совершенно наплевать было, что Филипп пах алкоголем, своим природным запахом, запахом Василия, усталостью и отчаянием, плевать было, что вокруг был ранний вечер и в кафе было уже довольно много людей, плевать было на замершую в изумлении официантку с графином в руках, которая добрую минуту не решалась подойти к их столику, чтобы принести заказ. Максим смело приобнял Филиппа в ответ, принимая немую благодарность Майе. - Какой же ты молодец, Максим, - пробормотал Филипп, - он тоже тебя очень сильно любит - знал бы ты, как он переживает по поводу того, что вас могут отобрать у него. Это же... это же буквально решение всех проблем и возможность ничего не менять, - не удержав равновесие, Филипп, вставая коленом между ног Майорова, взял в руки документ. - Макс, господи, ты просто не представляешь, какая же это потрясающая новость, - он сел на стул рядом, рассматривая бумажку так, словно она была сокровищем. - Давай обрадуем его вместе? - Да, допьем и поедем, - согласился Майоров, - только подстрахуй меня. Я с Шарлоттауном уже почти подписался - но мне, хоть убейся, нужно разрешение от папы на работу за границей. Повлияй на него, хорошо? - Стоит ему услышать о возможности закончить судебный процесс своей победой или досрочно - он тебе тысячу таких бумажек подпишет, ты даже не представляешь, в каком лояльном расположении духа он сейчас - ему будет важна любая поддержка, - сказал Филипп. - Я поверить своим глазам не могу. - Я ее в любом случае отдам - я не хочу с мелкими расставаться, - уже тише добавил Майоров, - вот уж кто-то, а они вообще ни в чем не виноваты. И папу они очень любят - как Антоше преподнести информацию, что папа - теперь ему не папа, я не представляю. И бабушку мне жалко, - он шмыгнул носом. - Ты, кстати, может, поешь? Филипп пытался контролировать себя, как умел, но Максим, хоть и веселел с каждым графином, переставая удерживать развязавшийся язык, внешне практически не менялся и держался откровенно лучше Фила - Майе уже весь облился, измазался в соусе, который ему принесли к картошке фри, громко и несдержанно смеялся над шутками молодого альфы - как будто все уже было сделано и все вернулось в прежнее русло. Макс тянулся к его вниманию - ему необходимо было поговорить с кем-то не его возраста, ему хотелось поделиться какими-то мелочами, ему хотелось услышать совета и поддержки - он явно был обделен этим, и, пусть парню уже было восемнадцать - совершеннолетие его наступило только несколько дней назад. Сам Майе чувствовал себя комфортно, пусть и понимал, что он довольно пьян - словно перед ним сидел человек, который был его племянником или двоюродным братом, с которым он очень долго - или даже никогда - не виделся. - Папе не говори, - когда они стояли на улице и ждали такси, Макс вытащил из кармана электронную сигарету и закурил ее. - Не переживай, я умею хранить секреты, - кивнул Филипп, смотря в небо, укутываясь в олимпийку и улыбаясь - дождь закончился, а затянутое днем облаками небо очистилось, ветер гонял по небосводу остатки дымчатых клочков узорчатой сетки из полос, оставленных самолетами и дыма труб комбината. - Дашь покурить? - Держи, - Макс протянул ему электронку. - Секреты, говоришь, умеешь хранить? - Майоров почесал кончик носа. - Тогда сохранишь еще один? - Филипп кивнул. - Шварц горячий пиздец. - Так, мелкий, - Майе протрезвел по щелчку пальцев, - даже не задумывайся над этим, выкинь из головы, нет-нет-нет, - Фил закашлялся, путаясь в испарениях сигареты, в которые сам себя же и укутал. - Максим, ебанный в рот. - Я шучу, шучу, - он засмеялся, - просто проверял твою реакцию, - он забрал электронку из рук омеги, - я вообще гетеро, не смотри на меня так. - Я старый уже слишком для таких шуток, господи, - Майе облегченно вздохнул, но все равно вцепился глазами в реакцию Максима на его слова - и не увидел ничего, на что он мог бы обратить внимание. - Выбери кого-то менее токсичного и более симпатичного. - У меня другие приоритеты сейчас, - Макс щелкнул по экрану телефона, чтобы посмотреть марку машины, которая должна была за ними приехать, - поверить не могу, что я буду играть в Канаде. Мечтаю увидеть лица одноклубников, когда у них больше не будет возможности измываться надо мной месяцами, называя "папенькиным сынком", - он как-то злостно усмехнулся. - Идем, Renault белый наш, - он осторожно толкнул Филиппа в плечо, указывая на машину. - Ты играл в таких низких лигах, как та, в которой находится "Шарлоттаун Айлендерс"? - Начинал в подобной, только в региональной, округа Монреаль, - сказал Фил, когда они сели в машину, - ничего страшного - стандартная по Канаде зарплата с неплохими надбавками, если повезет - если у тебя нет семьи, которую нужно обеспечивать, или штрафов и долгов, то ты можешь спокойно позволить себе безбедную жизнь, может, даже позволить своему партнеру не работать. Я с первых зарплат начал родителям спокойно помогать, но я, справедливости ради, и жил с ними, и ел, что готовила мама, и ездил на отцовском Mustang, так что трат у меня особых не было. - Да деньги-то - не проблема, - вздохнул Максим. - Не проблема - только когда они есть, - Филипп натянул капюшон на голову, - папа тебе не всегда помогать будет. - Теперь у меня есть второй папа, чтобы мне помогать, - прыснул Майоров, прикрывая пьяную улыбку ладонью. Остаток дороги они провели в тишине. Филипп с трудом воспринимал до этого все жесты Майорова в свою сторону - иногда они казались ему излишне неуместными, недвусмысленными или даже пошлыми - рука на шее, волосах или пояснице, странные взгляды, объятия - но после этой фразы Максима все напряжение рассеялось, словно все встало на свои места. Тактильный и до глубины души одинокий парень просто тянулся хоть к кому-то, кто проявлял к нему заботу, и неважно, в шутку ли он сказал фразу про "второго отца" или всерьез - Филипп воспринял эти слова очень близко к сердцу, словно теперь у него появилась по-настоящему большая ответственность за кого-то. Они попали в пробку на объездной дороге, Максим зевнул и положил голову на плечо Филиппа. Не шевелясь, словно боясь спугнуть, Майе, пряча улыбку в капюшоне олимпийки, смотрел в окно, провожая редкие облака чуть рассеянным взглядом. Темное, но теплое - из-за испарины от дождя - лето укрывало город большой ласковой ладонью. Фонари, пролетающие в глазах Майе, оставляли на зрачках влажные полосы желтого света, который путался в канве темного неба, сплетаясь в косички. Слегка посапывающая лохматая голова пьяного парня в тяжелой и холодной кожанке давила с нажимом на расслабленное плечо, заставляя Филиппа тоже облокотиться на тело Максима. - Погоди, Фил, - Макс поймал его за капюшон, когда они поднимались к входной двери, - давай ты сначала папе все удочки закинешь сам, поговоришь с ним, а потом я, хорошо? - Без проблем, - согласился Майе, запуская альфу в дом и замечая горящий на кухне свет, - вы что, не уехали еще? - Филипп заглянул в дверной проем и обнаружил, что компания, восседающая у него в гостях, совершенно не изменилась - Анна и Ярослав играли в шахматы, неведомо откуда взявшиеся, Павел пил кофе, сидя за кухонным островом. - Макс, посиди с ними, что ли, - предложил Филипп, оборачиваясь на Максима, который уже успел засветиться в коридоре. - О, Кошечкин-младший, какая встреча! - воскликнул Хабаров, отрываясь от партии и подавая Майорову руку. - Давно наши края таких птичек не видали, какими судьбами? - В гости к бабушке, - фыркнул Максим, - дядь Паша, привет, - он поздоровался с Акользиным. Филипп взял из оставленного в прихожей рюкзака Майорова папку и поднялся наверх. В темной спальне храпел Василий, зажимая скомканное одеяло между ног, Филипп, понимая, что у него нет никаких моральных сил безжалостно разбудить Кошечкина, просто лег рядом, положив папку на прикроватную тумбочку. Широкая спина альфы размеренно вздымалась от его мирного дыхания, морщинки на лице разгладились, а само лицо приобрело умиротворенное выражение - во сне Василия ничего не беспокоило и не тревожило. Филипп, тихонько повернувшись на бок, влюбленными глазами смотрел на него - с каждым разом, как он на него смотрел, он казался ему все более красивым. - Маленький, - прошептал Майе, ласково и едва ощутимо целуя нос Кошечкина, - ма-аленький, - еще тише шепнул Фил, видя, что он вполне может достучаться до Василия сквозь поверхностную фазу сна, - ты спишь? - Ну я не ты, я сутки задницей к верху не спал, - пробубнил Вася, морщась и вытягивая губы трубочкой, - ты меня еще так выебал классно, меня отключило как выстрелом в голову, - он приоткрыл глаза, лениво проводя мягким взглядом по лицу Филиппа, - ты что, пьяный? - Да, - признался Филипп - хотя, все было вполне очевидным, так как Макс и Фил выпили на двоих чуть больше бутылки виски, выкрутиться было бы не так просто, - для храбрости, немного выпил. - А кого испугался? - несмотря на вполне ясный взгляд, Василий еще не проснулся до конца. - Да так, мыслей своих иногда боюсь, - Филипп хихикнул - Вася прикрыл глаза, борясь с желанием провалиться в сон поглубже, - всего, на самом деле. Просто стараюсь не показывать. - Чепуха это все, - прошептал Кошечкин. - Нечего тебе бояться. Я тебе уже говорил, что "мое от меня не уйдет"? - он снова приоткрыл глаза - подернутые дымкой уставшие глаза смотрели куда-то сквозь Филиппа. - Я изъебнусь, я на преступление пойду, я все сделаю - но я останусь при своем, - Вася улыбнулся, - и ты тоже мой. И дети мои. Все мое. - И далеко тебя эта философия заведет? - Майе шумно выдохнул и повернулся на спину, смотря в потолок. - Я, вот, иногда думаю, что очень часто - проще отпустить, чем бороться за что-то, привыкнуть к положению дел. Не думал об этом? - Ты знаешь, ты в чем-то прав, - Кошечкин пожал плечами, - действительно иногда проще отпустить, чем загоняться по поводу того, что ты что-то не можешь удержать в своих руках. Только вот, одно дело - ты, я не знаю, на аукционе статуэтку не смог перебить, а другое - ты на чаше весов членов своей семьи взвешиваешь. Я одну ошибку за все это время сделал, конкретную такую, блять - я вовремя не отпустил Ирину. Врал себе и ей, что люблю, боялся за детей, которым сам же вредил, показывая ужасные отношения их родителей, но не мог заставить себя отпустить - потому что мне казалось, что это тоже мое. И сейчас это "мое" мне мстит - а я что, лох какой-то? Почему я могу допускать такое отношение к себе, своей омеге и своим нервам? Я вспоминаю папину истерику, - он вздрогнул, - и это все последствия моих неправильных выборов. - Ты же человек - ты не можешь быть всегда прав, - Филипп положил руку на свою грудь, - надо давать себе возможность ошибиться, но при этом быть достаточно маневренным, чтобы вовремя их исправить. Ты хороший отец, хороший муж, хороший человек, Вася. Правда. - Так а пил-то что? - Вася влез в объятия к Филиппу, положив голову ему на грудь. - Мало же мне сегодня одного сердечного приступа, можно еще один словить, - Кошечкин разглаживал футболку на груди Майе и методично водил по ней пальцами, расчерчивая невиданные геометрические фигуры. - И с кем пил? И что пил? - Блять, расскажу - не поверишь, - Филипп решил пока что не говорить о том, что Максим был в Магнитогорске и был готов поговорить с Василием, - давай потом об этом. Ты мне лучше расскажи - как я понимаю, дело уже рассматривает суд, уже назначена дата слушания, уже можно нанимать адвокатов? - Ну, уведомление на электронную почту о заказном письме пришло - скорее всего, повестка в суд, - Вася махнул рукой куда-то за свою спину - на тумбочке с противоположной стороны лежал его телефон. - Через неделю-полторы где-то, скорее всего, дата заседания - как раз будет возможность выдернуть того адвоката, который защищал меня первый раз - он хорошо по всем этим семейным вопросам разбирается, - Вася вздохнул, - мне так стыдно говорить с тобой об этом. Алкоголь капнул на кончик языка Филиппа немного остроты, которую он мог добавить в свою речь - ему надоело таскать тему за волосы из угла в угол, надоело обходить все кочки стороной, надоело не разговаривать или умалчивать. Вася сейчас был уязвимым - а с Филиппа и вовсе сняли всю кожу и оставили на земле дышать плотью, они были взрослыми людьми и должны были закрепить решение этой проблемы - но пока что Майе не мог отмахнуться от ощущения, что все это нужно только ему. Может быть, Вася был слишком вымотанным и уставшим, если бы он смог поспать еще немного - то встал бы со свежей головой и был бы более инициативным, но новости Майе были слишком важными. - Мне тоже о некоторых вещах было с тобой стыдно говорить, - фыркнул Филипп, приобнимая Василия за плечи, - и я помню, чем это все закончилось. Сейчас не время показывать свои коготки - давай все, как есть. Иначе в чем вообще смысл? - Ну, если как есть - я въебу это дело, информация почти подтвержденная, - обреченно вздохнул Кошечкин, комкая футболку Филиппа, - потяну на еще одно слушание, на еще одно, еще одно, буду звать друзей, родственников, подговаривать, подкупать, умолять, чтобы подтвердили, что я - хороший отец. Можно, вроде, у малышни мнение спросить - если заказать экспертизу с психологом - но они еще слишком маленькие для того, чтобы иметь возможность помочь мне, вот и все, - Василий поджал губы. - А Максим? - Фил вел разговор в нужном себе русле. - А Максим сказал, что он будет на стороне Ирины, - ладонь Василия описала жест искреннего непонимания в воздухе, - и я его в этом не виню. Мне очень обидно, но я заслужил это - счастливого детства я ему так и не дал. Ирина хоть так и не позаботилась о том, чтобы усыновить его, но была ему достойной мамой - кормила, купала, играла, одевала, в секции водила, уроки делала, пока я по Лене тосковал. А ты ведь даже не знаешь, кто такая Лена, блять, - пробормотал Вася, выдыхая. - Знаю я все, - Майе прищурился, - Юля мне все рассказала. И фотографии в комоде я у тебя видел. - Занесли инфекцию при родах, - шепнул Кошечкин, - долго медлили и не перерезали пуповину Максиму, сразу не положили его в бокс, хотя он нуждался в этом. Если бы я остался на родах, а не поперся отмечать рождение сына - может быть... Как еще кирпич на меня не упал, господи? - Я просто могу представить, как больно тебе тогда было, - также тихо сказал Майе, запуская руку в волосы Василия, - и как долго ты пытался восстановиться. Но вам с Максимом нужно уже поговорить на эту тему, а не ругаться, - мягкие прядки каштановых волос рассыпались по лбу. - Он уже взрослый парень, гораздо более взрослый, чем ты можешь себе представить - у вас получится исправить эту ситуацию. Давай я тебе еще кое-что скажу - у меня несколько новостей есть, я поэтому тебя разбудил - так нетерпелось мне поговорить. - Так, - Кошечкин непонимающе мотнул головой, - что за новости? - Макс выяснил, что обстановку между тобой и Ириной можно разрядить - из-за того, что ты единственный его опекун, а с Лизой, Никитой и Антоном Максима разлучать нельзя по закону, он может с выступить в суде с пожеланием не делать никаких кардинальных изменений в обязанностях родителей - и, как сказал его знакомый адвокат, или кто она ему там - это должно сработать. Как я понял, суд не против опираться на мнение даже совершеннолетних детей, - Филипп не мог сдержать улыбки, когда говорил об этом. - Мы виделись с Максимом в день его рождения - он тосковал по тебе, Вась, очень сильно - и это было понятно не только по его словам, но и банально по поведению. Он хочет помириться с тобой - и он принял это взрослое, взвешенное решение, чтобы сохранить отношения с тобой и своими младшими. Я, как минимум, за этот поступок закрыл бы глаза на какие-то свои переживания - Вася, извини, но его маму уже не вернуть, а Максим все еще здесь, и тебе нужно ценить все моменты с ним. Я бы на твоем месте гордился им. - А... еще? - неуверенно прошептал Василий. - А еще - контракт с "Шарлоттаун Айлендерс" на два года, - сказал Филипп, надеясь, что Вася понял его и без уточнения имен. - У тебя?! - он поднял голову, шокировано глядя на Майе. - Нет конечно, у Максима, - успокаивая альфу, Филипп с нажимом уложил его голову обратно на свою грудь, - мы с Шварцем обо всем позаботились, он сделал все, чтобы у него там были все условия. Тебе нужно только подписать разрешение на его работу в Канаде - и через несколько дней ему нужно будет улетать, чтобы подписать контракт и начать готовиться к сезону. Василий молчал. Для него это было действительно много - много информации, новостей, многие из них - внезапные и шокирующие, и требовать от него реакции сразу было неправильно. Филипп и без этого вывалил на него все, как из мешка - он еще не научился правильно и дозировано распределять важные новости, ему тоже можно было дать скидку на это. За окном снова зашумел дождь - мельком Филипп глянул прогноз погоды, дожди должна были топить Магнитогорск на протяжении всей следующей неделе; за это время бы освежился пыльный асфальт, серые здания и уставшая летняя зелень. Вася размеренно дышал, перебирая пальцами по измятой футболке Филиппа. - Не знаю, с чем ты сейчас борешься, но если это гордость - не дай ей взять верх над собой, - Майе чувствовал, что Кошечкин не был в хорошем расположении духа для того, чтобы разговаривать об этом - но сейчас не было времени на залечивание душевных ран. - Твой ребенок, считай, пришел и упал перед тобой на колени - и это после всех твоих слов о том, что он - не на твоей стороне. Я не знаю, каким человеком ты был в отношениях с Ириной - это твое прошлое, я в него не лезу, оно и правда было у тебя тяжелым, я уважаю твою возможность на ее приватность от меня. Но Макс - это настоящее, вы - родные люди, гораздо более родные, чем я тебе, Ирина тебе. Не делай ваши отношения с ним такими же односторонними, как у тебя с твоим отцом, если ты действительно хочешь измениться - начни с этого. Поверь мне. Сложно было понимать что-то, чего с тобой никогда не было - именно поэтому большую часть своих переживаний Филипп всегда держал в себе - он так боялся, что кто-то посмеется над ним и его тревогами; но действительно близкий человек найдет время и силы вникнуть в то, что никогда не беспокоило его, чтобы лучше понимать переживания того, кто считает его близким именно поэтому. Майе был благодарен судьбе за своих родителей - а когда он попал в круг семьи Кошечкиных, то понял, что Лин и Марио - это просто ангелы, сошедшие с небес, и что какие-то детские обиды или неосторожные запреты - это пыль по сравнению с тем, как бывает на самом деле в большинстве случаев. Время могло сгладить углы или, наоборот, превратить их в алмазную крошку, но самый просто разговор работал как пластырь, Филипп, понимая, какое облегчение может принести этот самый разговор, настаивал бы на нем до последнего. Но Вася все еще молчал, Фил не видел его лица, но чувствовал, как легкая и дышащая синтетика его футболки нагревается от его дыхания. - Мы с Алексом все предусмотрели, - может, Васе нужно было успокоение по поводу Майорова? - Генеральный менеджер команды - хороший друг Шварца, а Джош Карри - новый ассистент тренера. Шарлоттаун - далеко, но там у тебя и меня руки еще длиннее, чем если бы он играл в России. Для него это - работа мечты, самостоятельность, к которой он так стремится, а для тебя - все карты для того, чтобы знать, что с ним все в порядке и повлиять на него, и это не будет топорно и грубо, как если бы ты просто заплатил за это какую-то сумму и это стало бы известно - в этом решении все еще есть спортивный интерес, и он горит этим интересом. Филипп рассказывал ему все, что знал - все-таки странно было понимать, что Василий - отец Максима, узнавал о таком важном решении сына в последнюю очередь. Майе рассказывал про Шарлоттаун все, что знал - от истории города до пары кафе, в которых он сам когда-то бывал, рассказывал свои впечатления от знакомства с генменеджером, тренером команды и тренером вратарей, рассказывал о планах клуба, рассказывал о селекции и покупках к новому сезону, приукрашивал и недоговаривал, но даже с этими сколами картина была искусством - Фил не переставал поглаживать спину и шею Кошечкина. - Я знаю, что я пообещал тебе не помогать Максиму - да-да, я опять лезу не в свое дело - еще и без твоего разрешения, - Филипп вздохнул. - Но я зачем-то сделал по-своему, смотри, чем эта помощь нам обернулась, - он аккуратно столкнул со своей груди голову Кошечкина и сел на кровати, взяв в руки папку. - Я с трудом прочитал, что здесь написано, но даже если не брать во внимание тот факт, что это смесь вольной речи Макса и каких-то юридических терминов - это то, что должно тебе доказать, что всем преградам, что были в вашей с Максом жизни - пора разрушиться. Вася сел рядом с ним, свешивая ноги с кровати. Он взял лист из рук Филиппа и внимательно изучил текст - по тому, как бегали по строчкам его влажные глаза и как он шмыгал носом, Фил понял, что он перечитывал текст несколько раз, с каждым разом теряя самообладание все сильнее и сильнее. Слезы текли по лицу альфы, и Фил стирал их мягкими подушечками пальцев со сбитыми костяшками, чувствуя, что этот момент, пожалуй - самый близкий, который они только могли пережить за все их отношения. Признания в любви, совместные течки, первые касания, в которые они оба пытались не вкладывать ни грамма смысла, проговаривая, как мантру "в этом нет ничего такого, это просто дружба", поцелуи, разговоры, драки, ссоры, переосмысление ценностей и осознания того, что человек рядом с тобой - уже не просто человек, которого ты любишь, а вся твоя жизнь - все это сжималось в точку перед тем, как на глазах Филиппа Вася, собирающий этот трамплин много месяцев, начинал перекраивать себя, заставлял себя покидать придуманные рамки, искал новые выходы и ломал запертые двери; как в прекрасных глазах в приглушенном свете плясали, подрагивая на соленой влаге, буквы, складывающиеся для него в слова, означающие избавление от всего, что сковывало его много лет - страха расправить плечи, показать себя с иной стороны и быть отвергнутым, не справиться с невзаимностью и потеряться в забвении. Кошечкин всегда говорил, что он готов меняться ради Филиппа, и Майе действительно видел эти изменения, но они были небольшими и незначительными; Василию все это время нужно было поменяться для себя, потому что Фил любил его таким, какой он есть. - У меня нет слов, чтобы описать то, что я чувствую сейчас, - прошептал Вася, бережно откладывая лист в сторону и вытирая глаза ребром ладони. - Но ты же все чувствуешь и без моих слов, верно? - он повернулся к Филиппу и прижался лбом к его лбу, прикрывая глаза. Он нежно поцеловал его, промахиваясь и мимо губ, и мимо кончика носа, попадая куда-то между, но такого чувственного касания в жизни Филиппа не было еще никогда, хотя он часто ощущал себя оголенным нервом. Вася мягкими касаниями оглаживал овал его лица, прижимаясь к нему лбом, и Филипп чувствовал на себе его теплое дыхание, чувствовал, как теплеют его руки, пока он гладит кожу Филиппа. Майе перебирал все свои воспоминания в голове и не мог вспомнить, чувствовал ли он хоть когда-нибудь в своей жизни таким согретым и любимым, как сейчас - и хоть всего воспоминания выстроились линейно, словно парад планет, в картотеке не нашлось ничего, что напоминало ему то, что он чувствовал сейчас хоть на сколько-то близко. Фил оставил Васю на верху, чтобы тот мог умыться и переодеть футболку. Внизу царила семейная атмосфера - Анна болтала с кем-то по телефону, разбирая пакет с продуктами, Ярослав, Павел и Максим, увлеченно о чем-то разговаривая, болтали ногами, сидя вокруг кухонного острова. На кухне желтые лампы потолочной люстры всегда балансировала мягкая белая ленточная подсветка вокруг кухонного гарнитура, но сейчас она была выключена, и на кухне, которую словно заливало огненно-оранжевое солнце, было так игрушечно и уютно, словно на отдыхе в каком-то старом доме в глубине леса - за приоткрытым окном хлестал дождь, раскатывался гром. - Вы бездомные что ли все? - спросил Майе, заходя на кухню и прищуриваясь - желтый свет казался таким неестественным и ярким, сырным, масляным, делал все изъяны на коже видимыми невооруженным глазом, а одежду - выглаженной. - Энн, ты не устала еще? Все готовишь и готовишь, может, тебе такси заказать, домой поедешь? - Отстань от нее, она так успокаивается, ее это медитация, - Акользин махнул рукой, - мы у тебя в холодильнике у тебя недопитый виски нашли, выпили и тебе не оставили, без обид? - Походу, в этом доме алкоголь сам по себе каким-то чудным образом материализуется, - Фил положил папку на стол, - ручку не нашли, Макс, прикинь. А у меня дома и подавно таких вещей не водится. - В папке на дне лежит, - Майоров был довольно сильно пьян, его глаза закрывались сами по себе - он так и не отдохнул после перелета, кажется, очень устал. - А папа где? Фил кивнул на выход из кухни и сел за остров. Ребята о чем-то разговаривали, пока Майе не было, но замолчали, когда он вошел, и Фил прислушался к убаюкивающему шуму сильного ливня на улице - он накрапывал по крыше какую-то свою мелодию, перескакивал между симфониями и рассеивал все это в шуме темного города. Хабаров посмотрел на свои часы и глубоко вздохнул, и Фил вдруг понял, что последние дни он вообще потерял счет времени - спал, когда хотелось, ел, когда получалось, растерял всю дисциплину, не чувствовал дня или ночи, что заставляло его ощущать себя где-то между оставленным на подоконнике в солнечный день желе и забытых в морозилке на несколько лет дамплингах. - Этот Пресс меня в могилу сведет быстрее, чем ты, Филипп, - вздохнула Анна, блокируя экран телефона и швыряя его на столешницу, - голодный? - Я так долго сбрасывал вес, чтобы за пару дней набрать все обратно, - Филипп поджал губы, - так что, пора завязывать. Время уже пиздец какое позднее. Давайте домой, парни. - А с дверью что? - неуверенно спросил Ярослав. - Не оставлять же тебя в открытом доме одного. - Яр, я же не один остаюсь, - Майе сначала не обратил внимание на не самое радужное выражение лица Ярослава, но сейчас не хотел с ним говорить, ведь если с Павлом, как Филу казалось, они могут перемолоть любой конфликт на каком-то подсознательном уровне, то возможный разговор с Ярославом все никак не укладывался у него в голове, - и вообще не факт, что я здесь останусь, переберемся в дом Васи, скорее всего. - Понятно, - невесело заключил Ярослав, опуская глаза к столешнице - и от этого жеста Филиппу стало не по себе, однако, сейчас было не до него. Наверху шумела вода - видимо, Кошечкин полез в душ, чтобы освежиться после скомканного сна; попрощаться с парнями и Анной он, в любом случае, не планировал, бета и Акользин обняли на прощание Филиппа и пожали руку Максиму, Хабаров накинул ветровку, висящую в прихожей на крючке, и вышел из дома, не проронив ни слова. Максим зевнул и улыбнулся - он выглядел счастливым, но растрепанным, даже одна штанина укороченных брюк задралась, обнажая край белого носка на щиколотке. Фил осторожно взял его под руку и отвел в гостиную, усадив на диван и включив телевизор, чтобы не травмировать ни свои, ни чужие глаза ярким светом. - А Анны номер есть? - пробормотал себе под нос Максим, приоткрывая глаза и натягивая на живот соскользнувшую футболку. - Да что же ты любвеобильный какой, - фыркнул Фил, вытаскивая из-под подушки плед и накидывая его на Майорова. - У нее парень есть. И она старая для тебя. Ты парень молодой, красивый, перспективный - только не говори, что вокруг тебя омежки роем не вьются. - Вьются, но неинтересные мне, - Макс с каждой секундой говорил все тише и тише, засыпая, - а канадки красивые - Шалунов встречался с одной, приводил на новогоднюю вечеринку - такая милая, светленькая, скромная - не то, что наши кобылы. Филипп тихонько засмеялся, поджимая ноги на диване и откидывая голову на его спинку. Сухоцветы, раскиданные по подоконнику, шуршали от легкого прохладного ветерка, забегающего в комнату из приоткрытого окна, финик, подаренный Коди на новоселье, зачах и иссохся - Фил не поливал его несколько месяцев. По телевизору шли местные вечерние новости - показывали цеха комбината и его рабочих. Майе прикрыл глаза и прислушался - в коридоре слышались тяжелые шаги, скрипнула сначала дверь кухни, затем голова Кошечкина с мокрыми растрепанными волосами показалась в проходе в гостиную, и Вася замер на пороге. Фил обернулся, чтобы посмотреть на него, кивнул головой на диван, приглашая альфу посидеть вместе с ними, и Вася даже как-то нерешительно зашел, останавливаясь за спинкой дивана, перегибаясь через нее и смотря на Максима. - Пьяный, что ли? - безмолвно удивился Кошечкин, и Фил кивнул, пожимая плечами. - Жесть, что у вас тут за самодеятельность, - он внимательно посмотрел на Филиппа и осторожно присел на диван с другого края - голова Максима, который скатывался по дивану из положения сидя в горизонтальное, постепенно легла на колено Василия, молодой альфа во сне чмокнул губами, перевернулся на бок, неудобно устраиваясь на ноге отца, натянул плед по самую шею и захрапел. - Вот и поговорили, я так понимаю. Вася дотянулся до пульта и переключил канал - по "Первому Страшному" шла какая-то из частей "Пилы". За темным окном на город обрушивался ливень. Мертвый финик, так и не давший обещанных Коди плодов, костлявыми лапами сухих облетевших веток тянулся к потолку. Майоров громко храпел, свернувшись калачиком между Васей и Филиппом, пока альфа и омега смотрели друг на друга так, словно никогда не видели один другого, боялись заговорить друг с другом и молча медитировали в темной гостиной. *** "Шарлоттаун красивый", - писал Майоров Филиппу - это сообщение он увидел только когда вышел из душа после тренировки. - "А я теперь официально игрок "Шарлоттаун Айлендерс", наконец, столько лет спустя", - его подписание было отложено от изначально запланированной даты потому, что Александр заболел и не смог вылететь из Берлина вовремя - но в итоге они справились, и Фил смотрел на отправленную Максимом фотографию с гордостью - с нее ему улыбался лохматый парень в бежево-черном джерси клуба, стоящий между генеральным менеджером и своим новым тренером вратарей, пожимая ему руку. - "Обмывать в Тольятти будем?" "Максим, поздравляю тебя!" - ответил Фил, отправляя ему стикер с забавной кошкой вдогонку. - "Обмывать не будем, я стараюсь вернуться к полноценным тренировкам как можно скорее, но если я продолжу так пить, то я буду сбрасывать лишний вес до конца сезона и кататься в неконтактном свитере, как придурок. Давай на правильном питании немного посидим. Ты вылетел уже?" Завтра утром их ждал очень важный день. Вася улетел в Тольятти несколькими днями ранее, чтобы обсудить все со своим адвокатом - защищающий его интересы гамма был профессионалом в своем деле и не первый раз разбирал дела семей, столкнувшихся с разводом; Максим сейчас где-то летел и должен был оказаться в Тольятти сегодня ночью, а Филипп заканчивал сушить волосы, переодевался и выезжал в Челябинск, чтобы также выдвинуться в сторону города, в котором завтра утром должно будет пройти слушание дела Ирины и Василия. Фил ничего в этом не понимал - он в законах своей страны-то не разбирался, а в законодательстве России в целом не видел никакой смысловой нагрузки, поэтому не влезал ни в один разговор на эту тему, кивая и поддакивая в ответ на какие-то термины. Филиппа успокоили слова Василия, которые принадлежали его адвокату - "детей никто из-за истерики другого родителя забрать не может", но он все равно волновался - все-таки суд не был местом для увеселительной прогулки, за Василием тоже были какие-то грехи, доказанные Фемидой ранее, и завтра за них придется ответить еще раз, снова в декорации неуютного, душного маленького помещения в компании цепких взглядов и колких вопросов судьи и адвокатов обеих сторон. Еще больший стресс это был для самых маленьких участников этого процесса - Максим разговаривал с младшим братом, и для него и его сестры-близнеца новость о том, что Ирина едет в Россию "не просто с бабушкой повидаться", а судиться с их отцом - стала шоком; самому младшему, Антону, они решили ничего не говорить вовсе. "Я в Стамбуле уже, сейчас, пересадка долгая, по городу погуляю пока", - ответил Макс спустя какое-то время, когда Филипп уже натягивал футболку на сухое тело. - "Рахат-лукум будешь?" "Фу", - немногословно заключил Майе и отложил телефон в сторону, улыбаясь в пустоту. "Сам ты "фу", вкусная штука", - мгновенно ответил Максим. - "И вообще, кто мою электронку в кармане моей толстовки оставил? Папа полез зачем-то, перепутав, и нашел ее - мне такой пизды царской дали. А я ведь помню, что у меня ты ее брал." "Лошара", - Фил сдобрил сообщение тонной улыбающихся смайликов, - "и заметь - я ему ничего не говорил, ты сам спалился. Так что будешь знать, как всякую гадость курить." "Ну-ну, я тебе тоже что-нибудь такое подкину, за что тебе папа жопу надерет", - ответил Майоров. - "Тем более, я уже новую купил", - добавил он, отправляя Майе кружочек, на котором Макс сидел в каком-то кафе на летней веранде и дымил новым испарителем с довольным выражением лица - на фоне жизнь шумного города текла также интенсивно и хаотично, как в Стамбуле было всегда, золотое солнце освещало выгоревшие растрепанные волосы Максима, на голубом небе, расчерченном полосами самолетов, лазурные крапинки прозрачных облаков мозаикой падали за старые дома. "Я сейчас как отправлю отцу твоему этот кружочек, ты доиграешься", - Филипп шутил, но ему все равно не нравилось, что Максим курит - тем более, электронные сигареты, вред которых для легких в целом был пока что не до конца изучен; только под сообщением Фила появилось две галочки, кружочек сразу исчез. - "Ну да, ну да, в интернете все смелые." "Ты обещал папе не говорить," - написал Максим, кидая возмущенный эмодзи вдогонку. "А ты обещал не курить эту дрянь," - парировал Майе - у них с Максом действительно был разговор на эту тему, и Майоров пообещал Филиппу, что даже если не бросит, то снизит контакты с этими сигаретами до минимума. - "Не обижайся, Макс, но ты сам должен понимать, что ты посадишь себе легкие, которые очень важны для твоей выносливости. Папа о тебе заботится, когда запрещает это делать." "Да понял я, понял", - ответил Майоров, что-то печатая еще какое-то время после того, как отправил последнее сообщение, но Фил отвлекся на свои дела и упустил, что экран его телефона потух - новых уведомлений не приходило, поэтому Майе, присев в свою ячейку, выдохнул и прикрыл глаза. По Ареной стоял Toyota Василия, на которой Фил должен был ехать в Челябинск - Фил попрощался со всеми, кого он застал в раздевалке, поймал за локоть Гомоляко, с которым они еще раз обсудили план действий - Филипп на пару дней едет по своим делам и сразу из Тольятти вылетает в Минск, где уже на второй день сборов полноценно присоединится к команде и начнет уже наконец готовиться к сезону, а не прогуливать тренировки; и отправился на выход. Арена постепенно наполнялась жизнью - обновляли фотообои, вешали новые фотографии, мыли витрины музея трофеев, обновляли развлекательные и интерактивные зоны по всей территории, на площади перед Ареной - подкрашивали стелу, сажали елочки и высаживали поздние цветы. Испарина укутывала город духотой, было жарко и влажно, словно на море. Филипп вышел из здания и отправился на парковку - в последние дни подготовки к сборам допоздна никто не оставался, все хотели побыть с семьями перед долгой разлукой, отказываясь и от тренировок, и от гулянок. Майе расстегнул воротник на клубном анораке и открыл багажник LC, закидывая в него спортивную сумку - рядом лежала уже собранная небольшая сумка для поездки в Тольятти, а чемодан, который Фил собрал для сборов - уже лежал в клубном автобусе, Анна пообещала позаботиться о том, чтобы Фил не остался без вещей. Он планировал оставить машину на парковке около аэропорта и сдать ключи охране - у них была такая услуга, и когда Василий бы прилетел домой, он мог бы забрать свою машину. "Я тебе коробку пахлавы купил", - написал Максим. - "И электронку выкинул". Филипп быстро смекнул, что Максим привязался к нему - и испытывал ответные чувства к парню. Вася был в восторге от их теплых отношений - трезвый и правильный взгляд Филиппа на взаимоотношения "отец-сын" помогали и Максу, и Васе найти общий язык не посредством криков, выяснения отношений и ссор, а беседами и компромиссами - может, они все еще чувствовали себя неловко, когда Фил сажал их друг напротив друга и, озвучивая проблему вслух, устраивал им очную ставку, заставляя решать вопрос спокойным голосом здесь и сейчас. Майе уже не чувствовал себя "чужим" и не говорил, что это все - не его дело, ведь Максим, иногда не справляясь с еще не совсем эмоционально доступным Кошечкиным, который хоть и бросал все свои силы, чтобы наладить со старшим ребенком контакт, но все еще моментами упускал что-то основное, бежал именно к Филиппу - в короткий срок омега уже знал все секреты Макса, все переживания, обладал его доверием и уважением, что где-то в глубине души заставляло Филиппа хотеть плакать от счастья. "Молодец", - ответил Фил, отправляя вслед всю ту же мемную кошку с длинными лапками, - "можешь же, когда хочешь." "Я соскучился по вам с папой", - чуть погодя, добавил Максим, - "даже теперь как-то и грустно от того, что я буду играть вдали от вас." "Я тоже по тебе скучаю", - Филипп так и замер около открытого багажника, расплываясь в глупой улыбке и чувствуя, как только недавно успокоившееся после интенсивного кардио в зале сердце снова начинает прыгать по грудной клетке. - "И не грусти. Ты же знаешь, что мы с папой уже решили, что будем летать к тебе в Канаду постоянно." "Да я бы может даже и смирился с тем, чтобы быть четвертым вратарем", - Майоров редко скрывал от Филиппа какие-то чувства - альфа был отчаянно обделен любовью со всех сторон, вынужден был быть скрытным в своих эмоциях, запирать в себе свои переживания все нежные годы - хотя в глубине него скрывалась тонкая и романтичная натура человека, который близок к книгам, музыке, искусству, - "в фарм бы поехал играть. Может это я так, на пять минут задумался. Но все-таки задумался." "Это нормально, перед большими переменами организм всегда заставляет наш мозг думать, перебирать более безопасные и менее волнительные варианты", - Филипп провел не один десяток сессий с психотерапевтом в свое время, поэтому мог кидаться такими терминами не просто так - просто вспоминал все, о чем он переживал, когда был юн. - "Это переезд, а он всегда сопровождается большим стрессом, и чтобы избежать этого стресса, ты будешь неосознанно искать пути отступления - убеждать себя, что решение было ошибкой, что можно было поступить проще и не заставлять себя столько переживать. Мы с папой всегда рядом с тобой, ты знаешь, что если тебе что-то понадобится - он прилетит из любой точки света за тобой, но помни, что ты обязательно должен пройти этот пусть самостоятельно." "Папе только не говори о том, что я тебе сказал", - Максим всегда напоминал Филиппу о важности сохранения каких-то вещей в тайне от Василия, - "а что начнет снова настаивать на том, чтобы я не уезжал." "Конечно, я не скажу. Ты же знаешь, что он делает это только потому, что очень сильно любит тебя", - написал Филипп. "Я знаю, я тоже его очень люблю", - ответил Максим - Филипп научил его говорить о своих чувствах как можно чаще, чтобы напоминать в первую очередь себе самому о том, что они у него есть. - "И тебя тоже люблю. Спасибо, что вы есть у меня. Я поужинаю и буду выдвигаться в аэропорт, скоро увидимся". "Хорошо, Макс, приятного аппетита, будь осторожен", - Фил почувствовал, как по горлу катятся слезы умиления и счастья, - "увидимся, люблю тебя." Филипп захлопнул багажник и убрал телефон в карман, попутно проверяя наличие документов, билета и водительских прав в кармане анорака - на посте ДПС на выезде из города все чаще и чаще стали проверять наличие всего пакета документов - от СТС до страхового полиса. За сводами Арены с берега на горизонт падал закат - переплетение оранжевого, розового, желтого, на которое уронили кувшин с белыми облаками и разбрызгали капли рванных облаков по всему небу. Филипп заметил за собой, что он все чаще и чаще бросает все на свете, чтобы взглянуть вверх и полюбоваться чем-то самым обычным и непримечательным, тем, что до этого его никогда не интересовало - красивой вышивкой на одежде, простеньким цветам на траве где-то около дороги, сахарной пудрой на десерте, россыпью родинок на спине любимого альфы - и сердце каждый раз стискивало простое непримечательное счастье. - Фил! - Майе как будто не с первого раза услышал свое имя, которое кто-то кричал откуда-то издалека. - А Фил! - он обернулся и посмотрел по сторонам, но только потом понял, что искать нужно ровно с другой стороны. - Ты чего тут? - это был Ярослав - он был в костюме, так как сегодня аналитические тренеры фотографировались для профилей на сайте, с хоккеистами занимались тренеры по физподготовке, и этот костюм явно был пошит на более худого Ярослава, пиджак стискивал плечи, брюки обхватывали мощные бедра уж слишком узко. - Да ничего, - Фил пожал плечами и пожал протянутую руку, - а ты? Со свадьбы сбежал? - Не, я по делу, - Хабаров пропустил шутку мимо ушей, - дашь машину? Эта ебанная Audi опять завелась и сразу же потухла - check engine как гирлянда новогодняя, блять, поморгал и потух вместе со всей панелью. Теперь только стартер крутится и не происходит больше ничего. А мне завтра утром она понадобится пиздец - Лену с детьми к родителям отвезти. - Опять проводка? - Майе нахмурился. - Ты же вот только перебирал. - Да я поехал в прошлый раз на сервис, где Дронов обслуживается - эти клоуны кроме как пленку перетянуть и масло поменять не могу, блять, ничего, - фыркнул Ярослав, - может, предохранитель где сгорел, не знаю, эвакуатор завтра заберет, сегодня не до него уже. Ну так что, дашь? - Да тут это, - Фил замялся, - мне в Челябинск надо, у меня самолет через пять часов, я прям совсем впритык успею, если сейчас выеду - а если мы поедем домой к нам и я тебе ключи отдам от Infiniti... Блять, я тебе их не отдам, они у Васи, походу, - Майе совсем забыл, что Кошечкин вчера сказал Филиппу, что ключи от машины они не потеряли, а Вася случайно увез их с собой в Тольятти. - Grand Cherokee разбитый стоит - лобовое жду только новое, - Фил сочувствующе посмотрел на Хабарова. - Извини, дружище, походу, сегодня никак. - Беда, - Ярослав поджал губы, - слушай, - он прищурился, - давай я с тобой до Челябы метнусь, отвезу тебя, а ты мне около аэропорта тачку отдашь? - И ты ради этого хочешь шесть часов своей жизни потратить? - Филипп вздохнул - это предложение казалось ему странным и неуместным. - Ты же знаешь, что я в последнее время не большой фанат дома без причины появляться, - Хабаров не знал, что Паша рассказал Филиппу о том, что Ярослав уговорил Акользина взять его пожить к себе на пару недель после того, как последний их скандал с женой кончился, в очередной раз, что Ярославу запретили появляться на пороге дома; Филипп сдержанно кивнул, - я тебя быстрее, чем за три часа домчу, еще кофе успеешь попить. Мне как раз полезно будет прокатиться, освежиться. А когда буду в Минск улетать, оставлю ее здесь на парковке, хорошо? - Ну ладно, - у Филиппа по определенным причинам были сомнения в том, чтобы согласиться на поездку с Ярославом, но объяснить ему это было невозможно - "предчувствие" не считалось достаточным аргументом для отказа. Яр очень сильно менялся в худшую сторону. Фил помнил его спокойным, улыбчивым, уравновешенным и сдержанным альфой, который никогда не позволял себе лишнего ни в выражениях, ни в поступках. Когда случалось что-то у его друзей - Яр никогда не оставался в стороне, Фил отчетливо помнил, что даже после вынужденного каминг-аута Павла, когда с Акользиным общались единицы из-за того, что он сам отключил телефон, Хабаров единственный попросил Филиппа передать Павлу теплые слова поддержки и скорейшего возвращения в коллектив, и таких ситуаций Фил видел не одну и не две - аура уверенности и спокойствия окружала Ярослава, он не только выглядел сильным и крепким, он него еще и веяло этой каменной стаминой, из-за чего запах груш и перезрелых фруктов постепенно у Филиппа начал ассоциироваться с мужественностью. После завершения карьеры игрока и назначения в тренерский штаб Разина - разговоры об этом шли долгое время, Яр за несколько месяцев знал, что если Разин действительно согласится тренировать "Металлург", то Ярослав сто процентов будет его ассистентом - его подменили. Все катилось постепенно - ссоры с женой из-за работы, детей, отношений, алкоголь, ставки, любовницы, в объятиях которых Яр искал той нежности, что выветрилась из его долгих и крепких отношений с женой, Яр начал метаться из стороны в сторону - от одного человека к другому, от одной девушки к другой, от бутылки водки к игровым автоматам, и волна прибила его к Павлу - Акользин поделился с Майе подробностями начала этого романа, и Фил не удивился ни одному его слову - снова алкоголь, снова рассказы, какие все телки - бляди, снова "но ты такой хороший, такой внимательный и чуткий, такой необыкновенный, я тебя люблю", что первое время смогло подкупить Пашу и заставило поверить Ярославу, но Павел быстро понял после пары свиданий и нескольких недель ежедневного секса, что пропавший с радаров Ярослав, не звонивший и не писавший уже несколько дней, льет в уши уже новой пассии, и теперь об Акользине говорят, как о той самой телке, а пассии - "я тебя люблю". Павел еще был морально слаб после Фисенко - Миша звонил, писал, когда был в Магнитогорске у родителей - приезжал, но Акользин находил в себе силы закрыть дверь и выключить телефон, а Хабаров запускал этот механизм снова - манипулировал, лгал, использовал Пашу как вариант, когда не оставалось других вариантов, только вот вместе с изменениями Хабарова в худшую сторону Фил замечал изменения и в Паше - но уже в прямо противоположном направлении. Без чувств, вспыхнувших в Акользине, Пашу было сложно увлечь чем-то, кроме секса, а Акользин, как и Хабаров, не был верным лебедем - если он видел, что объект его "хочу" сам не идет к нему в руки, он не тянулся к нему. После тренировки Фил и Паша шли в сторону выхода из тренировочной базы, это было несколько дней назад, Паша рассказал и о приключениях Хабарова, и о его отвратительном поведении, и о том, что его выгнали из дома и чтобы он хоть как-то держался на грани алкоголизма и нормальной социальной жизни, Акользин забрал его к себе, Паша сказал, что к сентябрю он выпиздит Ярослава из своего дома, даже если у того будет вариант идти жить только под мост, ведь Акользин решил избавиться от всякой отравы в своей жизни. - Она - господи, и не выговоришь с первого раза толком - инженер-металлург, материаловед, я слушал-слушал, толком не разобрался, ну и работает она сейчас в "Норникеле", но ей предложили место на ММК, и она переезжает в сентябре с дочкой в Магнитогорск - уже в школу ее здесь устроила, - Филиппу пришлось проморгаться, прежде чем он понял, что Паша снова говорит о ком-то с искорками в глазах. - Они с Леной Хабаровой в одной школе учились, у нее в Магнитогорске сестра живет - город ей не чужой, в общем, - Паша не мог сдержать улыбку. - Ну и квартиру она всего лишь этажом выше снимать будет. Такая она... комфортная, не в плохом смысле слова, не удобная, а именно уютная, - Акользин пытался звучать отстраненно, но Филипп слышал интерес в его голосе. - Мы, пока она здесь с документами разбиралась, пару раз сходили кофе попить, она ни про хоккей ничего не знает, ни про спорт, а я - ничего про металлургию, и с ней несколько часов так пролетели. Думаю, вот, подкинуться и предложить помочь с переездом, - он смутился сам своим словам, - на хоккей с дочкой второго числа пригласить. Видеть Павла влюбленным было тепло и приятно - и пусть он отрицал наличие хоть каких-то чувств, Филипп видел все, потому что отлично знал язык тела Акользина и мог распознать это по каким-то жестам. Конечно, если Паша хотел начать все сначала с новым человеком, который прежде никогда не был в кругу его общения, где уже все перемешалось, перепуталось, то избавиться нужно было от всех, кто мог как-то помешать ему - Филипп давно был занят своими делами, Фисенко - осел в "Ладе", Хабаров же с каждым днем зверел и становился все более неуправляемым. Омега понимал, на что это может быть похоже - на опьяняющий вкус свободы, которой у Ярослава никогда не было или он никогда ее себе не позволял. - Ты в Минск летишь-то? - Ярослав вырвал его из размышлений - они уже почти выезжали из города. - А то я твоего имени в списках вылетающих не увидел. Все, решил окончательно с головой в отношения уйти? Разин терпеливый, но взрывной, когда его начинает что-то злить, и тебя он сейчас видит только как игрока, просто занимающего внушительный кусок платежной ведомости под потолком и никак более. Ты себя еще никак перед ним не проявил, а рассказы администрации и твоя прошлогодняя статистика - для него бумажки, которыми подтереться можно. Скажу честно тебе - до закрытия окна ты первый кандидат на выход, если ничего не изменится. - Некоторые игроки приезжают в сентябре или октябре и успевают отлично влиться и в команду, и в милость тренера - я говорил об этом с Гомоляко и мы пришли к мнению, что я, мысли которого целиком и полностью сосредоточенны на команде, для той же команды полезнее, чем я, загруженный проблемами, - сказал Филипп - он не хотел раздражаться или показывать зубы, ведь Хабарову и его словам он просто не верил, в клубе у него был более авторитетный источник - спортивный директор; да, Филиппом Разин был недоволен - "самый ценный игрок сезона" с новым тренером пока что не нашли общий язык и общались через гонцов - ассистентов, директоров и Мозякина, и пока они присматривались друг к другу, карантин они не нарушали. - Я должен завершить одно важное дело и я сразу же вылетаю в Минск - у меня уже куплены билеты. Так что на сборы я опоздаю, но не пропущу. Разин об этом знает. - Не помню, чтобы в прошлом году тебя беспокоили хоть какие-то важные дела, кроме работы, - Хабаров пожал плечами, постоянно смотря на Филиппа боковым зрением. - О тебе в команде начали забывать. Ты был звездочкой, центром внимания, внушительной опорой и важной фигурой в рисунке игры - сейчас ты просто тень себя из прошлого сезона. И такие жертвы ради чего-то стоящего? - Яр, не драматизируй, - Майе был почти готов выйти из себя, но понимал, что если начнет заводиться он - Хабарова придется высаживать в ближайшем поселке и отправлять домой на такси. - Ты знаешь мои обстоятельства - как никто другой. И ты знаешь, что мне не нужно много времени на восстановление - тем более, в голове у меня почти порядок, а это - три четверти дела. Разве я не вернулся к тренировкам как только, так сразу, не обращая внимание на разбитое лицо, из-за которого ко мне много неудобных вопросов? Разве я не полетел первым же рейсом исправлять свою оплошность с документами, когда допустил ее, хотя в тот момент все, чего я хотел - это остаться в Магнитогорске? Я не открещиваюсь от своей работы - я все еще мысленно настраиваю себя на то, что мне будет непросто в этом году - новый тренер, новые партнеры, конкуренция, но я буду бесполезен в этом соперничестве, если у меня дома не будет порядка. - Парни видели в тебе лидера, а ты предал их доверие, - Филиппа много раз увольняли или давали понять, что не собираются продлевать с ним контракт на желаемых омегой условиях - но всегда это были обыденные разговоры, словно за чашечкой кофе - в России эти беседы возводили в пытку, разрешая себе пышность и драматичность в выражениях, и Ярослав сегодня явно проснулся и выбрал уныние. - В раздевалке уже сменилась власть - и по мере сезона Разин планирует воевать за своих игроков из "Северстали" и делать игру комфортной для себя, пока что ты в это все не вписываешься. - Ну ладно, - из этой неприятной импульсивной беседы Филипп хотел бы извлечь что-то полезное - может, Ярослав действительно хотел предупредить Филиппа о чем-то. - Я понимаю твои опасения - я и правда сдал позиции. Но Разин отлично работает с молодежью - внушительная часть "Стальных Лис" перекочевала в основной состав, и на замену избалованным легионерам не стали искать других избалованных легионеров, уж лучше пусть тренер работает с игроками, с которыми ему комфортно работать, чем с теми, кто достался ему в наследство от предыдущего тренера. Я достался в наследство, что скрывать, - Фил усмехнулся, - но это не значит, что если я отсрочу старт на несколько недель - я провалю сезон. Я был в гораздо более худшей форме в разные периоды своей жизни - и ничего, выходил, играл. - Тебе надо совершенствоваться с каждым годом, а не оглядываться на прошлое и искать себе оправдания, - как-то раздраженно произнес Ярослав, и Филиппу начал надоедать этот мотивационный спич - в Хабарове вообще не было никогда такого качества и откуда оно взялось сегодня - было неясно. - Твой регресс, пока что основная причина, по которой тренер разочарован в том, что ты получаешь такую сумму в год. На эти деньги он мог бы подписать парочку отличных ролевиков и не переживать о том, что их моральное состояние стоит выше его ценностей. - Так, ну во-первых, - Майе, чтобы расслабиться, отвернулся к окну, - проблемы могут возникнуть у всех, не только у меня, и никто плохим игроком от этого не становится - мы все люди и у нас у всех могут возникнуть обстоятельства - иногда ты не контролируешь все на свете и можешь столкнуться с нерешаемыми проблемами или саморазрушительными чувствами - и тренировки, в этом случае - это последнее, что нужно человеку. Ты не будешь хорошим спортсменом, если у тебя будут проблемы такого рода - а если это ментальное заболевание, если это травма, полученная на тренировке? Если это проблемы, болезнь или смерть важного, близкого и любимого человека? Это тоже стоит ниже тренировок и игр? - У тебя никто не умер и не болеет, Фил, давай будем честны, - Хабаров же взводился все сильнее и сильнее, пусть и не повышал тон разговора - просто выбирал более грубые выражения, - ты просто по каким-то причинам ищешь возможность не выполнять ту работу, которую тебе нужно выполнить в любом случае. - Нет, я с твоими словами не согласен, - Филипп мотнул головой, снимая с ноги кроссовок и поджимая под себя одну ногу, - это как будто и не твоя позиция, ты мне чьи-то чужие слова передаешь. Ты так никогда не считал и я не вижу ни одной причины, по который ты бы начал так думать. - Как игрок, да, я бы тебя понял - потому что сам все время пытался придумать себе какое угодно оправдание при малейшем стрессе для того, чтобы не помогать команде, - Яр пожал плечами, - а как тренер - и бывший игрок, как и Разин, между прочим - я вижу, что ты идешь по этой же тактике. Это не только мое мнение - это мнение тренерского штаба. От тебя ждали проявления твоих лидерских качеств, ждали, что ты ворвешься и покажешь всем - и новым легионерам, и молодым игрокам, и старому костяку, и новым тренерам - что мы еще способны быть командой-чемпионом даже не смотря на перестройку. А ты вернулся из отпуска с семью килограммами лишнего веса и до сих пор их не сбросил, - он усмехнулся. - Ты не единственный мой тренер, - Майе не мог вечно оставаться каменным и не реагировать на слова Ярослава, но они постепенно пробивались через его глухую оборону и сеяли зерно сомнения - вдруг все на самом деле так плохо, - худо-бедно, но я разговариваю с Разиным, постоянно на связи с Мозякиным, ежедневно вижусь с Гомоляко - а это уже даже не тренер, это спортивный директор, и никто из них мне ничего подобного не говорил, хотя каждый из них имеет все полномочия высказать мне свое недовольство. Все понимают, что у меня за обстоятельства, все понимают, что я в любом случае вернусь - даже в Минск прилечу. Никто не возлагал на меня роль лидера, Яр, что ты несешь? - Не заводись, Филипп, - Хабаров улыбнулся какой-то загадочной, но кривой улыбкой, которая расплывалась на его отекшем и уставшем лице - у Фила внутри скрутило все, что он только мог чувствовать, - мы же друзья, а друзья должны помогать друг другу, - он похлопал Фила по колену, но быстро убрал руку, - я тебя просто предупреждаю, а мы с тобой все распетляем, поверь мне. Они остановились на заправке, Филипп взял себе чашку горячего чая и вернулся в машину, пока Ярослав возился с бензоколонкой. Чем дальше они продвигались по области в сторону Челябинска, тем ощутимо прохладнее становилось, и Фил, застегнув анорак плотнее прямо под горлом, уткнулся в воротник носом, смотря вперед и провожая взглядом мчащиеся навстречу или уходящие на обгон машины. Мимо неслись поселочки, лесополосы, поля, линии электропередач - дорога была как будто зацикленной и повторяющейся на каждом промежутке, однако, Филипп, проехавший по ней не один десяток раз не только на клубном автобусе, но и на автомобиле, знал все мелочи, по которым можно было ориентироваться. Большую часть времени они с Ярославом промолчали - Яр негромко слушал музыку, лишь изредка пытаясь заговорить с Филиппом о чем-то отстраненном, на что Майе, занятый перепиской с Василием, отвечал альфе дежурными фразами и отмалчивался, делая вид, что Хабаров разговаривает не с ним. Вася с адвокатом продолжали готовиться к завтрашнему дню, у адвоката было не так много времени, и они старались использовать его с пользой, поэтому Фил лишь поинтересовался, как у них дела, прокрастинируя, набросал Максиму каких-то смешных картинок из своей галереи и убрал телефон в карман анорака. До точки, которой в навигаторе был отмечен аэропорт, оставалось не так уж и много. Хабаров тут же сделал музыку тише. - Васе привет, - пробормотал он, и Филипп кивнул, зевая, - как у него дела? - Все отлично, - уклончиво сказал Майе. - Занят домашними делами. - Как-то у нас посыпалось общение после того, как он узнал, что я с Пашей, не знаю, что произошло, - разочарованно вздохнул Хабаров. - Может, обиделся на то, что я ему об этом первый не сказал, может, еще что-то не так. Да и ты после того случая ко мне очень холоден стал. Я не думал, что такая мелочь может разрушить нашу дружбу. - Это не мелочь, - сказал Фил, - вернее, это, как раз-таки, мелочь - ваши отношения с Пашей - это ваше дело, и у меня, и у Васи не может быть каких-то претензий к вам по этому поводу. Не мелочь то, что ты рассказал Паше то, чего ты не должен был говорить ему - тем самым, нарушил условия, по которым я и Вася были рады продолжать наши более интимные отношения с тобой. Я, как ты уже тогда уточнил, не волен разговаривать об этом с тобой и обсуждать это - все вопросы к Васе, а сейчас у него голова забита совершенно другим, никак не отношениями со своими любовниками и любовницами, понимаешь? - Смотрю, я задел тебя тогда своими словами, - спокойно уточнил Хабаров. - Конечно задел, Ярослав, ну конечно задел, блять, - Филипп тоже не видел смысл повышать голос. - Ты всегда мне был близким человеком, рядом с которым мне было комфортно - да, у тебя иногда кукушка улетала, но сколько раз она улетала у меня - тебе даже и не снилось. И вот, после того, как ты, считай, стал мне еще более близким - ты мне заявляешь, что с такими, как я, ты или только трахаешься, или даже не разговариваешь. Я сделал вывод - ты просто хотел выебать меня, и ты это сделал; да какой, к черту, вывод - ты сам сказал, что просто хотел секса. Иногда физическая близость - это ничто по сравнению с духовной, секс с другом ради разнообразия эксклюзивных отношений по согласию сторон - это не что-то отвратительное в моей системе ценностей, но я хотел бы, чтобы за этим стояло не только желание им заниматься со мной. Мне не нужны отношения такого формата. Ярослав молчал, положив обе руки на руль и барабаня по нему пальцами. Наверное, Фил высказал все, что беспокоило его и сделал это довольно доходчиво - в души упал какой-то груз и растворился в тишине, нарушаемой только тихой музыкой из новой дорогой аудиосистемы, шумом колес и ревом мотора на стыке второй и третьей скорости. Майе видел, что каждый раз, когда Яр пытался с ним заговорить, он делал это с целью вывести Филиппа на какую-то определенную тему, он имел шаблоны и заготовки, имел план - и, вероятно, сейчас слова Филиппа что-то пошатнули в его плане. - Я прошу у тебя своего прощения, Филипп, - негромко сказал Ярослав, - я говорил это в каком-то дурмане и не соображал - мне просто хотелось, чтобы ты успокоился тогда, но я не знал, как мне подобрать выражения и объебался. Прости, прошу тебя, - Хабаров протянул руку к плечу Филиппа, не отрывая взгляда от дороги, и внешней частью чуть согнутого указательного пальца невесомо погладил его плечо, шурша тканью анорака. - Проехали, - Филипп дернул плечом, показывая, что прикосновения - это последнее, что бы он сейчас хотел ощущать. - Давай больше не поднимать эту тему, хорошо, Ярослав? Пусть для нас для всех это будет приятным воспоминанием, но теперь я - просто игрок, ты - просто мой тренер, а Вася - мой мужчина и твой друг. - Но нам было так хорошо вместе, - возразил Хабаров, - ты не помнишь? - Я не хочу об этом говорить, - стиснув зубы, пробормотал Майе. Запах подгнившей сладкой сочной груши уплотнялся в воздухе, Филипп прибавил кондиционер, с недовольством отмечая, что было бы неплохо сменить воздушные фильтры. Хабаров напряженно сжимал руль, то и дело смотря на Фила боковым зрением, но Майе никак не реагировал на эти взгляды, ибо вестись на провокации, показывая реакцию - удел слабой воли и характера - они только-только разговаривали об этом с Максимом, когда обсуждали его вспышки гнева. Майе уже понял, что Яр что-то чувствует к нему и хочет поговорить об этом - он научился понимать намеки, считывать язык тела, хотя с Хабаровым было достаточно его природного запаха, от сладости которого першило в горле, и напряженных рук под очевидно неподходящим по размеру пиджаком. - Я мог бы поговорить с ребятами в раздевалке, тебе бы отдали капитанскую нашивку, - сказал Хабаров, подтверждая теорию Филиппа о том, что этот разговор продумывался Ярославом дольше нескольких минут, - тебе нужно быть в коалиции с тренерским штабом, если ты хочешь, чтобы твой сезон прошел гладко. - Мне не нужна капитанская нашивка, я в прошлом сезоне взял на себя эту ответственность, и больше я не на таком кураже, чтобы снова с такой легкостью принять ее - да и в принципе быть капитаном больше не моя цель. Я просто хочу спокойно играть, набирать свои очки и быть членом дружного рабочего коллектива - вне зависимости от литеры на груди, игрового времени и звена, в котором я буду находиться - с того момента, как я с Васей вместе, мои приоритеты сменились с "умереть на льду" на "работать как можно дольше, чтобы как можно дольше приносить пользу своей семье", - Филипп решил не прятаться от Ярослава и вывалить ему свое мнение в лоб, чтобы он помолчал еще хоть какое-то время - до аэропорта оставалось меньше получаса езды. - И я не в разладе с тренерским штабом, Яр, Разин и Мозякин ко мне нормально относятся, никто не должен носить меня на руках и восхищаться мной просто за мое существование. - Не забывай про меня, тебе нужно быть в хороших отношениях и со мной тоже, - Филу показалось, что Ярослав коротко вдохнул, набираясь смелости, прежде чем сказать это. - Я, все-таки, не хуй с горы - я тоже твой тренер. - А мы с тобой в плохих отношениях? - все больше и больше Филиппу казалось, что его сейчас вырвет от этого разговора. - В немного натянутых, если ты сам не видишь, - фыркнул Хабаров, - вроде как сам сказал, что "все, проехали", но при этом отворачиваешься от меня и не разговариваешь со мной. Я тебе только хорошего желаю - ты важная часть нашей команды, будет больно потерять тебя по твоей глупости - поэтому я стараюсь предупредить тебя заранее, чтобы ты вовремя смог взять себя в руки. - Спасибо за заботу, Яр, правда, - Филипп улыбнулся - возможно, даже искренне, - все будет нормально. Расслабься и занимайся своей работой. И я тоже со дня на день окончательно вернусь в строй. Для того, чтобы попасть в Курчатов, нужно было быстренько проскочить по объездной дороге и просто выдвинуться к цели по прямой. Филипп еще раз прощупал свои карманы - телефон, паспорт, билеты "Челябинск-Самара" и "Самара-Минск" были на месте, и когда вполне быстрая дорога почти подошла к концу, а перед въездом на парковку они встали в небольшую пробку, Яр откинулся на сидении - машину он вел с чуть напряженным корпусом, так как высота сидения в LC не регулировалась и была не самой удобной для Ярослава. Он повернул к Филиппу голову и улыбнулся ему, медленно передвигаясь за машиной спереди по мере освобождения полосы, но уже почти не смотря на дорогу. - Значит, без капитанской нашивки в этом году? - куда-то в потолок спросил он, и Филипп кивнул. - Это ты зря, наверное. Мы могли бы здорово спеться - я бы тянул на тебя одеяло для остальных тренеров, а ты - говорил бы за меня с другими игроками, ты у них все-таки все еще авторитет. Было бы неплохо держаться вместе. - Я не знаю, Ярослав, обидит ли тебя мое мнение - но если я в коллективе, показывая свои хорошие физические данные и игровые показатели, буду в немилости у тренерского штаба - нам с этой командой не по пути, - Майе поджал губы, - я закончил быть комфортным клоуном для СМИ - лучше играть в где-то типа КХЛ, чем светить лицом в НХЛ, но заниматься только полированием лавки и общественной деятельностью. Если все действительно так плохо, как ты говоришь - значит, такова судьба. Я против нее ничего не имею. - Я все еще твой тренер, и всегда буду на твоей стороне, - с улыбкой сказал Ярослав. - Если ты будешь хорошим мальчиком, крошка, - он правда долго держался, Филипп не мог это не отметить, и вот только сейчас он расплылся в кровожадном и похотливом выражении лица, словно дикая кошка, оголодавшая, не видевшая еды много дней, наконец сможет вонзить клыки в свежий кусок говядины. - Что? - Филипп забыл удивиться - но по внутренностям все равно пробежался легкий холодок. - Ты можешь не посещать ни одной тренировки хоть до первого сентября, я помогу перевести тебя в лазарет, и ты будешь хоть весь год со своим Васей, отдыхать, летать по странам, путешествовать, все, что ты там себе придумал, - шептал Хабаров - его рука сползла с руля и крепко обхватила карабин ремня безопасности, которым был пристегнут Филипп, а когда они наконец припарковались на парковочном лоте, Яр приблизил свое лицо к лицу Филиппа, - с тебя ничего не убудет - нам же с тобой было очень хорошо, я помню, как ты стонал подо мной, как ты просил еще, как ты сам садился на меня и как ты был рад меня видеть, каждый раз, - Майе с удивлением смотрел на Ярослава - такого отвратительного выражения на человеческом лице он еще не видел. - Ты нравишься мне. Давно. Я дам тебе протекцию от любого взаимодействия с тобой в клубе - Вася тебе этого дать не сможет, он никто в "Магнитке" - а взамен - два-три свидания в месяц, Филипп, не более. Само собой, все в тайне, это просто будет наш маленький секретик, и мы его никому не расскажем, - Майе опустил глаза чуть ниже - второй рукой Хабаров уже оглаживал вставший член, контур которого отчетливо выделялся через узкие брюки. Аэропорт был через дорогу, и Филипп внутри растекался от счастья, что это произошло не где-то на трассе. Хабаров крепко держал карабин рукой, порезать ремень Филиппу было нечем, благо, хотя бы двери были не заблокированы - иначе Филиппу пришлось бы тянуться через Ярослава. Нужно было отвлечь его и спокойно выйти из машины, забрать свою сумку и размышлять над случившимся уже после того, как он поймет, что он в безопасности, но сейчас - нужно было что-то придумать, и Филипп решил пойти по пути наименьшего сопротивления. Он потянулся к Ярославу, прикрывая глаза и делая вид, что он собирается поцеловать его, и Хабаров счастливо переложил руку на колено Филиппа - Майе мгновенно отстегнул ремень, схватил Хабарова за волосы и с размаха ударил его головой об руль - хруст переносицы, казалось, был таким же громким, как звук клаксона, который сработал от удара. - Ебанный гнилой урод, - прошипел Филипп, открывая дверь и выходя из машины, но все еще оставаясь около открытой двери - Хабаров, болезненно выстанывая проклятья, держался за разбитый нос - капиллярная кровь тут же хлынула и на белую рубашку, и на кожу салона автомобиля, - не переживай, я позабочусь, чтобы все, кто тебе был дорог - и Паша, и Вася, и коллеги - узнали об этом - и предприняли какие-то меры, чтобы избавиться от тебя, придурок, - Майе довольно усмехнулся - он не думал, что похороны Ярослава в его голове будут такими быстрыми и безболезненными. Омега не спешил - времени у него было еще предостаточно, он успевал и выпить кофе, и попасть на регистрацию; он также не закрыл пассажирскую дверь, и Ярославу теперь точно пришлось бы выйти из автомобиля, чтобы сделать это самому - а пока Майе неспешно открывал багажник, чтобы вытащить из него свою сумку. Хабаров вышел из машины - кровотечение из носа всегда выглядело жутковато, и когда он обошел машину, свирепо глядя на Филиппа, Майе заметил, как сместилась в бок горбинка носа - вполне возможно, удар был настолько неудачным, сильным и неожиданным, что Филипп повредил ему нос сильнее, чем думал - может быть, даже сломал. Фил закрыл багажник и оглядел Ярослава с головы до ног - вокруг кипела жизнь аэропорта и спешащих на свои рейсы людей, так что Майе даже не беспокоился о том, что между ними могла начаться драка. - Давалка дешманская, я сделаю так, что тебе уже ни в каком Минск не нужно будет лететь, - пробормотал Хабаров, оглядываясь по сторонам, по столбам и другим машинам - словно в поисках камер и видеорегистраторов, которыми парковка аэропорта была усеяна. - Только рискни об этом хоть кому-то рассказать - я все подробности ваших с Васей отношений солью, куда следует. - А ты его своим лучшим другом называл, - огорченно сказал Филипп - Ярослав понимал, что удача не была на его стороне, и играл ва-банк, бросая Филиппу последнее, чем он мог шантажировать его, - ты у нас в кровати был желанным гостем - правда, Яр, и я, и Вася тебя любили. Больше, чем друга, - Фил пробежался взглядом по озлобленному лицу Ярослава, - ты потерял себя окончательно. За возможность лишний раз доказать себе, что ты - независимый и свободный альфа, ты расплатился уже всем, что у тебя есть, всеми друзьями, любимой работой, женой и детьми. Ты всех проебал, всех, до одного. - Я тебя сейчас прямо здесь придушу, - просипел Ярослав, сплевывая кровь - но между ними все еще было внушительное расстояние, которое альфа не решался преодолеть. - Давай, и похорони себя окончательно, только тебе сесть не хватало, - усмехнулся Майе, - вокруг камер больше, чем где-либо, так ты и сможешь доказать, что ты был прав в этой ситуации. Яр, - Филипп как будто смотрел на Брендона - они упали с Лайпсиком примерно на одну ступень, - катись нахуй. И только посмей появиться хоть где-то на горизонте. Филипп понял, что его довольно сильно трясло, только после того, как он уже стоял внутри аэропорта, прижимая сумку к груди. Его собственное отражение блеснуло в кривой пластиковой перегородке одной из информационных стоек, расплываясь в негладкой поверхности , как в кривом зеркале, искажая шокированное выражение лица Майе. Не всегда осознание приходило вовремя после того, как происходили подобные ситуации, оно опаздывало и сейчас, в крови царствовал адреналин, заставивший Филиппа и обмануть Ярослава, потянувшись к нему из хитрости, и опрометчиво разбить ему нос, что могло кончиться для Майе сейчас чем угодно. Филипп отряхнулся, расправив анорак, собравшийся складками на животе, выдохнул, повесил сумку на плечо и вытащил из кармана документы - нужно было просто сесть на самолет и долететь до Кошечкина, все остальное - было прикладными делами, можно было не отвлекаться. Майе замечал за Хабаровым неуместное внимание в свою сторону в то время, когда они втроем с Василием были близки - но тогда в контексте ситуации оно было неуместным. Кошечкин не ревновал к Хабарову, потому что Филипп умел отстаивать свои личные границы, а Ярослав слишком боялся за них заступать - когда Майе уставал или выражал нежелание, Хабаров никогда не мог настоять на продолжении, и это создавало иллюзию четкой структурированности и договоренности в этих отношениях - Вася и Филипп позволяют быть своим третьим колесом, Ярослав соглашается, все трое удовлетворяют свои желания и остаются довольными, и если Филипп преследовал удовлетворение своих потребностей, Вася - кормил свои фетиши, то Ярослав каждый день приходил с разным настроением; Филиппу было наплевать на него и его чувства, Хабаров был взрослым человеком, которые шел на это осознанно и явно не из-под палки, Майе был интересен только Василий - а о чем альфы разговаривали за его спиной, Филиппу было не интересно. Хабаров был чувственным, всеобъемлющим, внимательным, чутким и умелым любовником - конечно, Филиппу нравилось такое внимание, ему нравилось быть звездой представления, ему нравилось все, что ему так заманчиво рекламировал Василий, когда рассказывал ему о своих фантазиях - и две пары жадных рук на своем теле, и две пары хищных глаз, и поцелуи на всех чувствительных зонах сразу, и интенсивное проникновение, смешанное с ласковыми успокаивающими касаниями - все это было бы не таким запоминающимся, взрывным и приятным, если бы не второй партнер, который знал, на что он способен и как удовлетворить омегу под собой, но Филипп относился к этому просто как к должному - Хабаров был другом Василия, Филипп был не первым их партнером, с которым они практиковали групповой секс и в целом они подходили друг другу по стилю, не стеснялись друг друга и доверяли друг другу, что делало их в кровати частью единой экосистемы, а не животными из басни, которые тянули один воз в разных направлениях, и Филипп никогда не бы заметил во всем этом что-то нездоровое в отношении Ярослава к нему. Филипп пялился в свой телефон и не знал, стоит ли ему вообще хоть что-то и кому-то рассказывать. Сгоряча он хотел сразу же написать Акользину и Кошечкину, но его пыл быстро охладился, и теперь он не знал, стоило ли это делать. Он не боялся Ярослава - ему было тяжело это признавать, но он понимал, что покровительство Мозякина спасет его даже в самой ебанной ситуации, что если Хабаров начнет воплощать в жизнь свои угрозы - Филипп получит необходимую защиту, но он боялся возможных последствий такой защиты - разбирательства, косые взгляды, наказания, увольнения - Филипп достаточно стыда и вины пережил после ухода Архипа - в котором он не был виноват - и после ухода Брендона - во время которого он пережил все стадии принятия и еще долго не мог осознать, что все в команде на самом деле знают, что произошло между ними с Лайпсиком. Хабаров не был плохим парнем - был идиотом, зазнавшимся придурком, откровенно никудышним тренером и отвратительной ролевой фигурой - но не был достоин такого пенальти, каким команда в свое время команда распорядилась наградить Лайпсика. Филипп не понимал, что в нем говорит эти слова - жалость или страх. Филипп долго спорил с собой - пока сидел в кафе, пока проходил регистрацию, пока летел в самолете, пока заходил на посадку - и пришел только к одному выводу - снова что-то утаивать от Василия было неправильно. Да, у Васи завтра был тяжелый день, сейчас его голова была забита другими вопросами, и Филипп специально не нагружал его какими-то мелочами, чтобы не выбивать его из равновесия; но Хабаров не только был в какой-то степени товарищем Филиппа, с которым он поступил вот так некрасиво - в первую очередь, Ярослав был другом Василия, лучшим другом, они дружили не один год, дружили семьями, много лет играли в одном клубе, летали на отдых, ездили в путешествия, помогали друг другу, поддерживали, знали друг о друге многое - Филипп знал, как он сам был дорог Василию, и когда речь зашла о том, чтобы найти для них третьего партнера, Василия решил проверить свое доверие на Ярославе и не ошибся - как ему тогда казалось. Филипп проглатывал слезы разочарования, когда вспоминал неаккуратно брошенное Ярославом "ты давно мне нравишься", и понимал, что это и могло разрушить многолетнюю хорошую дружбу между Ярославом и Василием. В Самарской области было жарко и сухо. Самолет Филиппа приземлился по графику, без задержек, Майе огляделся по сторонам - в этом аэропорте он еще никогда не был, и отправился к выходу. Вася сообщением отправил ему марку, цвет и госномер машины - это был взрослый черный двестидевятнадцатый "банан" с тонированными фарами, принадлежащий, очевидно, не Василию, и когда Филипп, сам попросивший Васю лишний раз не шариться по аэропорту и не встречать его, сел на переднее сидение, то увидел, что помимо сидевшего за рулем Василия на заднем сидении сидел Виктор. - Заебал меня, сил никаких нет, - очевидно, на мнение брата Василию было наплевать - альфа страстно поцеловал Майе, прижимая его к себе, перегнувшись через рычаг коробки и ручник, затем счастливо прижался к нему, шурша тканью анорака, перебирая ее между пальцев, - попросился поехать со мной, ничего же? - хорошая дорога кончилась буквально через несколько минут, стоило им немного отъехать от аэропорта, и Филипп со вздохом сгруппировался в сидении плотнее, чтобы не подпрыгивать на каждой кочке, на которые чувствительная подвеска машины реагировала так, словно они ехали по горам. - Как долетел? - Нормально, - Филипп выдохнул и сдержанно поздоровался с Виктором - альфа ответил на рукопожатие так, словно никогда не было их первой встречи. - Новости есть? - Да никаких, завтра после суда - какие-то обязательно будут, - Вася пожал плечами, перекладывая руку с рычага коробки передач на колено Филиппа и осторожно поглаживая его. - Адвокат показал материалы дела всем своим знакомым - сказали не переживать, гнуть свою линию, не соглашаться ни на какие уступки, требовать совместной опеки по дням недели и не давать денег - только если в гражданском порядке. Все будет нормально, - прошло какое-то время, прежде чем Вася снова обрел уверенность в себе и начал надеяться на лучшее - и Филипп видел в этом свою заслугу. О случившемся между ним и Ярославом Филипп рассказал Василию, только когда они остались одни - Василий на некоторое время снял квартиру неподалеку от центра - в двух минутах ходьбы был их районный суд, еще через улицу - офис его адвоката, под окнами - крошечная турецкая забегаловка, в которой Филипп, сегодня только завтракавший, набрал всего, что смог унести. Филипп не знал, откуда у них обоих появилась любовь к тому, чтобы сидеть и разговаривать о чем-то в темноте - Филиппу было достаточно отчетливо видеть лицо Василия или хотя бы понимать, какие эмоции оно сейчас выражает, Василий, видимо, просто ловил настроение омеги и не настаивал - Тольятти не был шумным городом ночью, настежь открытые окна с простенькими белыми занавесками пускали свежий воздух, скользящий по светлому паркету, Вася, сидящий напротив Филиппа, подложив руки под подбородок, в полутьме смотрел на Фила блестящими глазами. - Что? - реакция Василия была предсказуемой и прозрачной - он был шокирован словами Майе, даже выпрямился, упираясь руками в стол и, хлопая глазами, смотрел на омегу; Филипп спокойно жевал кусок кебаба и ждал, пока Кошечкин добавит что-то еще. - Он что, вообще охуел что ли? - Кошечкин поднялся на ноги. - Ему пиздец, - спокойные и счастливые глаза Васи вспыхнули ненавистью в одно мгновение. - Крыса помойная, я этого человека к тебе подпускал, разрешал тебя... - Вася непроизвольно дернулся, его губы исказились в отвращении. - Боже, блять. Закономерно, Кошечкин был в гневе, и Филипп не мог придумать ни одного оправдания лично для себя, чтобы заступиться за Хабарова в этом случае. В голове до сих пор крутились его слова - "ебу или не разговариваю", Майе понимал, что это обидело его гораздо больше, чем предложение спать с ним за бенефиты на работе. Ярослав никогда не относился к нему, как к другу, более того - не относился, как к человеку, в его понимании омеги - были только для секса, детей, продолжения рода, готовки, уборки, а все, что он говорил, отличающееся от его мнения - было обычной приманкой, аппетитным блестящим толстым червяком на остром крючке, и Хабаров отлично ловил омег на этот крючок. Филиппу было странно признавать, что человек, которого он считал своим хорошим товарищем - был обычной шлюхой, бегающей от одной омеги к другой в поисках признания, самоутверждения и быстрого гормона счастья, а также рисковал сделать его таким же источником собственного самолюбования, как и всех, кого он скашивал под одну гребенку. Как будто Филипп забыл, что существуют такие альфы. Здесь, в стране, в которой традиции все еще были почитаемы, они умудрялись скрываться, в отличие от Канады, Америки и Европы, где никто не стыдился искать что-то отличающееся от традиционного. Филипп чувствовал, как горечь скапливается на языке - сколько еще таких разочарований ему придется испытать? Он не хотел знать. Вася очень долго разговаривал с Мозякиным, Филипп лежал рядом с ним, обнимаемый его большой теплой рукой, и слушал журчащую русскую речь, чувствуя, что то проваливается в сон, то снова выныривает из него. Сергей, как казалось Филиппу, не видел никакой проблемы в том, что Филипп был парнем, может, никогда не произносил этого вслух - Филипп не мог знать, потому что Вася о своих отношениях с омегой рассказал Мозякину за кадром, Филиппа Сергею Вася представлял уже как своего партнера, и Мозякин всегда относился к Майе, как было принято в России относиться к омегам своих друзей. Сергей посоветовал Василию не рубить с плеча и не сообщать непосредственному руководству Ярослава о том, что он наделал - а начать с приватного разговора только между альфами. В голосе Мозякина проскальзывало разочарование - он сам сказал, что Разин разочарован в выборе кандидатуры Хабарова на пост тренера, но выбора у него было немного - клуб придерживался традиции сохранения теплых и уважительных отношений со своими воспитанниками и ветеранами, у Разина не было абсолютной свободы в том, чтобы выбирать всех, кого он хотел - с мнением администрации клуба ему тоже приходилось считаться, и Хабаров - не был его выбором. Казалось, Филипп возил за собой ливни по всем городам - на днях на протяжении нескольких дней заливало Магнитогорск, когда Филипп вылетал из Челябинска - через несколько часов город накрыли "красные" пробки из-за дождя, утром Филипп проснулся от шумящего за окнами дождя снова - прилетевший ранним утром Максим смотрел YouTube на кухне, Вася пил кофе из бумажного стаканчика - все из той же забегаловки на первом этаже. Яркая, пестрая бумажая коробка с пахлавой, открытая - на ней разрезали бечевку - стояла на столе, Кошечкин с кофе съел несколько кусочков. План был простым - они приезжали к назначенному времени к зданию суда, первым туда заходил Василий - все-таки, одним из виновников торжества был он, позже приглашали Максима, а после этого Фемида сама должна была разъебаться с происходящим - ни Филипп, ни Вася там уже особого веса не имели. Кошечкин выглядел взволнованным - это был важный момент, в котором он не должен был ударить в грязь лицом, Максим же, напротив, был спокоен, как слон - пусть этот важный момент он и разделял со своим отцом. Все, что делалось, делалось для детей - Вася был готов и оплатить гражданство, и обеспечивать бывшую жену, и не таскать детей из Испании в Россию, чтобы увидеться - прилетать самому, только не лишать его опеки вовсе, и все это адвокат зафиксировал в своих документах. Филипп был где-то между волнующимся Васей и спокойным Максимом - все-таки здесь он был совершенно лишним и выступал только в качестве моральной поддержки. - Там кафе за углом было, - сказал Филипп, потянув Максима за рукав ветровки - Майоров стоял на серой антипарковочной полусфере и балансировал на ней, смотря в телефон, - я там посижу, пока вас ждать буду, - он кивнул на здание суда - оно возвышалось среди других зданий, неуместно помпезные колонны в греческом стиле сияли в пробивающемся среди редкие дождевые облака, а белоснежная статуя богини Фемиды надменно смотрела на Майе даже издалека. Архитектура правительственных зданий казалась Филиппу неуютной - каждый раз, когда он проходил мимо них, он чувствовал себя виноватным. - Я попросил Васю позвонить, но он может завертеться и забыть, так что позвони ты мне, когда вы закончите. - Ты будешь несколько часов сидеть в одиночестве? - Майоров, стоя на камне, казалось, был трехметровым - Филипп задирал голову, чтобы посмотреть на него, как обычно задирал голову для того, чтобы посмотреть на самолет. - Кто знает, на сколько все может затянуться, - Макс спрыгнул с камня и улыбнулся, пряча телефон в карман. - Range Rover видишь? - Майоров показал рукой на черный тонированный британский внедорожник, стоящий на парковке перед зданием суда. - Это дедушкин, - он накинул капюшон на голову и вышел из-под навеса. - Идем? - Наша первая встреча прошла так себе, - от упоминания Владимира Кошечкина у Филиппа перекрутились все внутренности, - я не думаю, что это хорошая идея. - Я понимаю, что ты думаешь, что он совсем придурок - ты не так далек от истины, на самом деле, - сказал Максим, - но он не скажет тебе плохого слово при мне - я это знаю точно. И уж тем более не станет тебя трогать или угрожать - особенно под зданием суда. Плюс, они все-таки в возрасте уже, их очень просто вокруг пальца обвести - я хочу сказать, что это ты все придумал, отправил меня к юристу и благодаря тебе папа вообще начал заниматься этим делом, а не спился. Это, как минимум, заставит их замолчать на какое-то время, а бабушка сто процентов расчувствуется. Поверь мне, ты в этот круговорт еще втянешься, - Максим подцепил пальцами капюшон анорака Филиппа и натянул его на его голову. - Давай, пойдем. Бегом, огибая лужи и пригая по клеточкам, чтобы не наступить на швы плитки, они добрались до джипа - Макс нагло дернул ручку, щелкнул центральный замок, и Максим, заталкивая сначала Филиппа на пассажирское сидение, залез и сам. За рулем сидел Владимир, на пассажирском переднем - его супруга Галина, и когда они увидели Филиппа, садящегося в машину, он синхронно повернулись каждый через плечо и удивленно уставились на него - Филипп, кажется, даже услышал, как заскрипели зубы у Владимира, но, как Максим и говорил, никто ему даже слова не сказал - в прочем, как и не поздоровались. Майоров наспех завязал какую-то беседу с дедушкой, который уже отвернулся от задних сидений, но продолжал сверлить Филиппа взглядом через зеркало заднего вида. - А этого зачем с собой притащили? - Филипп упустил нить разговора Максима с дедушкой, потому что отвлекся на разглядывание стекающих по стеклу капель дождя; но когда в отражении зеркала заднего вида снова сверкнули злые карие глаза, заглядывая Филу прямо в душу, Майе понял, что речь идет о нем и непременно нужно обратить внимание. - А ты не знаешь? - Макс улыбнулся, незаметно подмигивая Филиппу. - Не знаю чего? - Владимир медленно перевел взгляд на внука, но Фил все равно чувствовал, что каждое мгновение может стать для него последним - такое ощущение, что Кошечкин-старший мог кинуться на него прямо из стеклянной поверхности. - И что это? - спросил он, когда Максим передал ему свернутый листок, с которым должен был пойти в суд. - Папин адвокат сказал, что это должно помочь не только поставить точку в вопросе лишения родительских прав, но и в целом заставить Ирину пойти на мировую, - гордо сказал Максим. - Они подготовили речь, я ее произнесу в суде, скажу, что никаких изменений не хочу, с мелкими расставаться не хочу, и им придется взять это во внимание. Филипп придумал, - Майоров расплылся в улыбке. - Аферисты, блять, - пробормотал Владимир, снова бросаясь изучать бумажку, - и это поможет? - Дедушка, я хоккеист, а не юрист, - Макс пожал плечами. - Этот что ли юрист? - Владимир снова перевел взгляд на Филиппа - омега подготавливал себя к этому каждую секунду своего времени, но все равно тот факт, что цепкие глаза альфы снова направлялись на него, каждый раз становился для него неожиданностью, и он вздрагивал. - Ладно, умник, держи свой листочек, не потеряй, - Филипп не мог себе позволить смотреть на Владимира и старался держать глаза опущенными, но когда все-таки решился снова мельком взглянуть на него, то увидел, как разгладились морщинки на твердом суровом лбу, делая взгляд не таким раскаленно-злым. - Все пороги мне обтерли, свиньи, - он снова перегнулся через плечо и посмотрел на кусок влажной грязи, оставленный на центральном коврике. Филипп посмотрел на свои кроссовки и понял, что это он где-то наступил в грязь и принес ее в салон автомобиля, поэтому пока Макс и Владимир обсуждали что-то, Фил вытащил из кармана небольшую упаковку влажных салфеток и вытер подошву своих кроссовок, собирая и грязь с коврика. Галина, все это время молча смотрящая куда-то сквозь затемненное лобовое стекло, обернулась, удивленно смотря на Филиппа, и когда увидела, что он закончил вытирать обувь, протянула к нему руку - Филипп сначала не понял, что она хочет сделать, потому что женщина не произнесла ни слова, и вложил в ее руку упаковку салфеток. - Ты вроде по-русски говоришь, нет? - Владимир, сложив руки на руле, тоже смотрел куда-то вдаль. - Грязные ей отдай, она выкинет, - он покосился на Филиппа, и омега в панике выполнил его приказ. - Грязищу не развози, я после рыбалки, мне не только кузов драить, но и весь салон, - раздраженно сказал он. - А с Ириной стороны кто-то приехал? - влез Максим, опираясь на кресло впереди себя щекой. - Ее родители, сестра, брат, - сказала Галина. - Всегда дедушку с бабушкой с той стороны не любил, - фыркнул Майоров, понимая, что им, возможно, придется встретиться в здании суда. - Да ты нас как будто любишь! - гаркнул Владимир, и Филипп непроизвольно вздрогнул, отрывая взгляд от своих рук, сцепленных в замок на коленях. - Отец твой мне рассказал, куда ты собрался уезжать, - Филипп вдохнул и выдохнул - не мог же человек перед ним быть только негативным - ему нужно было попытаться найти в нем хоть что-то хорошее, и постепенно Фил начал распознавать в грубом голосе нотки сожаления и печали. - "Лада" в этом году возвращается в КХЛ - папа бы тебя устроил, основным бы стоял, нет, блять, поперся в эту Америку. - Это Канада, - раздраженно выдохнул Максим. - По барабану мне, понял? - Владимир повернул голову к Максиму, перекидывая руку через сидение Галины и держась за подголовник с фирменной декоративной подушечкой у основания. - Предатель, бросаешь нас. Не стыдно тебе? - он внимательно смотрел на Майорова. - Тебе все на блюдечке принесли - и ты в ответ вот так относишься к родителям? - Не хочу я в этой "Ладе" конченной играть, ясно? - где-то в глубине Максима сидела подавляемая им ярость - и из-за того, что Максим ее боялся и не мог с нею совладать, он быстро выбивал себя из равновесия, стоило ему хоть немного эмоционально напрячься. - Хочу в другой стране пожить, всего самостоятельно добиться, а не за папины деньги жопу на скамейке отсиживать, как я это в "Локомотиве" делаю, - Майоров откровенно начинал злиться, и Филипп, который много времени говорил с ним о важности самоконтроля, видел, что ни одним из советов Филиппа альфа сейчас не пользуется. - Нашел время нотации читать - когда у нас семья на грани развала. Можно хоть десять минут не брюзжать, не оскорблять, не ругаться? Заебало уже, - Максим крепко сжал кулак. - Максим, прекрати, - Галина осторожно побарабанила пальцами по своему подлокотнику, но повернуться к внуку не решилась. - Сразу же "Максим, Максим, как так можно", конечно же, - стиснув зубы, пробормотал Майоров. - Поперек горла стоит уже. Я уеду, чего бы мне это не стоило - и это не значит, что я кого-то предаю или не люблю. Это значит, что я хочу быть независимым, ничего больше, - Макс наконец уловил внимательный взгляд Филиппа и откинулся на спинку кресла. - Если ты в свое время упустил свой шанс не ехать в Европу - это не значит, что все теперь должны гнить в Тольятти. - Максим, - Майе все-таки решился тихонько вступить в этот разговор и умерить пыл Майорова, - это все-таки твои бабушка с дедушкой, успокойся, - ему не хотелось давить на юношу - но правила поведения все-таки нужно было напомнить. - Не уподобайся, - он разговаривал тихо и по-английский, надеясь, что Владимир и Галина не понимают его, - ты же знаешь, что отвечать злостью на злость - неправильно. Чтобы уважать себя, ты не должен срываться на других, - говорил он, добавляя в свой английский уже забытый французский акцент - уж очень внимательно через зеркало заднего вида на него смотрел Владимир. Майоров шумно дышал носом, но через несколько секунд все-таки расслабился - провел рукой по спинке кресла, стряхивая несуществующую пыль, и повернул голову к окну, смотря на следы капель, стекающие по стеклу. Филипп в какой-то степени гордился Максимом - парень задолго до их знакомства умел подавлять в себе гнев, сейчас, после долгих разговоров о том, что в новом клубе, городе и круге общения ему никто не простит такого поведения, а все стрессовые ситуации придется решать только разговорами - Майоров, желающий только одного - скорее приступить к работе в новом месте, учился терпеливо относиться ко всем жизненным невзгодам - чаще всего палки в колеса он вставлял себе самостоятельно, распаляясь на ровном месте. - Папа написал, - равнодушно сказал Максим, когда заглянул в телефон после того, как темный экран моргнул от уведомления. - Я пойду. Надеюсь, ненадолго, я есть хочу. - Я борщ сварила, твой любимый, - просияла Галина, поворачиваясь к Максиму, - капюшон на голову накинь, промокнешь! - крикнула ему она вдогонку, когда Максим выбегал из машины, и его серая ветровка слилась со стеной дождя на улице. Филипп боялся этого момента - сегодня вокруг него и не должны были бегать, и у Василия, и у Максима были дела поважнее, чем няньчиться с ним. Филипп хотел быть им поддержкой и опорой, а не очередным поводом для волнения - поэтому когда Макс оставил его один-на-один с родителями Василия, Майе не мог ему что-то сказать - видимо, Майоров посчитал нужным это сделать. Ему было неуютно - телефон, как назло, молчал, не было ни единого сообщения, ни единого уведомления, даже рекламных пушей - и тех не было, и Филипп, как придурок, спасался бездумным листанием каресели приложений в поиске того, что отвлечет его от тяжелого молчания - больше всего боялся поднять глаза и понять, что за ним наблюдают - что оказалось реальностью. Филипп снова столкнулся к цепкими холодными глазами альфы и вздрогнул - тело, видимо, хорошо помнило все, что обладатель этих глаз успел сделать с ним. - Откроете дверь, пожалуйста? - Майе осторожно дернул ручку двери, но она оказалась заперта на центральный замок - и если в RR спереди двери можно было разблокировать без ведома водителя, то вот задние запирались наглухо. - Куда собрался? - глухо спросил Кошечкин-старший, впервые за все время первый опуская глаза, разрывая зрительный контакт с Филиппом. - Сиди уже. Одеваетесь сначала хуй пойми как, потом промокнешь, заболеешь, помрешь - мне же все мозги вынесут, - он фыркнул. - Надо конкретное что-то - скажи, прокатимся до магазина, - голос альфы стал каким-то тихим, глухим и пустым. - Чего молчишь? - Не хочу приносить вам никаких неудобств, - выдавил из себя Филипп и поплотнее завернулся в свою ветровку. Вася в свое время переступил через себя и показал себя с лучшей стороны - а тараканы родителей Филиппа были лишь их тараканами; но Вася потратил кучу времени на организацию их встречи, проводил с ними все свободное время, хотя мог бы не делать этого, ездил на все экскурсии, на все встречи, хотя мог бы полежать дома - но выбрал все-таки показать себя заботливым и внимательным, показать себя достойным спутником Филиппа, который относится с должным даже к мелочам. А как показал себя Филипп - даже если опустить тот факт, что сценаристом первой их с родителями Кошечкина встречи был далеко не он - какое впечатление он произвел? Владимир и Галина были каменными, непробиваемыми, и Филипп боялся даже завести разговор с ними, боялся даже поднять глаза. - Ты по-русски понимаешь? - спросил Владимир, проводя пальцами по рулю. - Понимаю, - кивнул Филипп - он хоть и сверил взглядом свои колени, но понимал - если Владимир говорит громко и отчетливо, то обращается, скорее всего, к нему. - Только говорю с акцентом. - Ну нормально, поднатаскали, - пожал плечами Кошечкин-старший. - Ты откуда родом, из Канады, верно? Город, в котором будет работать Максим, далеко от города, где ты живешь там? - В районе полутора тысяч километров, полдня в пути на машине по федеральному шоссе, - ответил Майе. - Ты был в этом городе? - спросил Владимир, не переставая барабанить костяшками пальцев по рулю, и Филипп кивнул. - И как там? Я бывал в Канаде на соревнованиях, в Оттаве и Торонто, еще в семидесятых - по боксу. - Маленький портовой город, но самый большой на островах принца Эдварда, лазурное море у побережья чуть выше порта, там проводят много соревнований по ловле морской рыбы - в основном на другом конце острова, по крайней мере, мы с папой ездили именно туда... - Филипп начал собирать в голове все хорошее, что знал о такой отдаленной провинции, но Владимир прервал его. - Твой отец увлекается рыбалкой? - на мгновение Филиппу показалось, что Кошечкин-старший улыбнулся. - Да, после отставки со службы увлекся - у нас мало кто в Канаде ею не увлекается, но ему нравилось ловить именно морскую рыбу, а рядом с Лашене - да и с Монреалем в целом - моря нет, так что мы с ним и братьями очень часто ездили и на побережье Тихого, и на побережье Атлантического океана - на отдых и провести с отцом время, - Майе одновременно и пугал интерес со стороны Владимира, и радовал - он мог впервые за все время спокойно пообщаться с ним не на повышенных тонах и показать себя с человеческой стороны. - У тебя братья есть? - между делом спрашивал Владимир. - Да, трое старших братьев и старшая сестра-близнец, - тихо сказал Филипп. - И все нормальные? - излишне аккуратно спросил Кошечкин. - Да, братья - альфы, сестра - омега, - Майе давно перестал реагировать на тот факт, что его не считали "нормальным" - особенно в России, где такое действительно считалось далеким от нормы, за год жизни стоило бы привыкнуть. - А ты тогда почему такой родился? - Владимир разговаривал спокойно и явно не видел проблемы в вопросах, которые он задавал - хотя, не задавал ли такие же Вася при первой-второй их встрече - Филипп уже едва ли помнил, но где-то в памяти отпечалался их разговор об этом, припорошенный временем. - Я... не знаю, - Филипп и сам не смог сдержать улыбку. - Даже толком никогда не интересовался, почему такое может случиться. - Да что ты все пытаешь его, дай парень посидит спокойно, - влезла Галина, хотя с интересом слушала, о чем они говорили. - Так, не лезь, - Владимир осторожно щелкнул по ее руке и снова положил ее на руль. - Ты один в семье хоккеем занимаешься? - спросил Владимир, опуская конец развивающейся ветви разговора в воду, и Фил кивнул. - А родители и братья тогда чем? - Папа в разных сферах работал - до двадцати пяти лет состоял на службе в армии Канады, занимался разведкой, после - работал в пожарном департаменте до сорока лет, дольше у нас работать в такой сфере не принято, он теперь на волонтерской основе занимается тем, что тренирует детей соседей и ставит их на коньки, мама училась на технолога производств, но как-то с работой у нее не сложилось и она занималась нашим с моими братьями и сестрой воспитанием, - Майе чувствовал себя снова в школе - где он перед всем классом, стоя у доски, рассказывал доклад, подготовленный во время перерыва на обед тем же днем. - Самый старший брат Феликс, с другим - Фабрисом - недавно открыли свой третий завод по изготовлению отделочных и строительных материалов в Торонто, средний - Гарри - работает с ними, но основная его должность - региональный директор в другой строительной компании, она сотрудничает с компанией наших братьев, закупает у них материалы. Старшая сестра, Феличе, закончила университет по специальности "менеджмент", но сейчас занята своей семьей. - Но при этом ты - решил стать хоккеистом, - отметил Владимир. - У меня было не так много опций, - Филипп пожал плечами, - я родился во времена довольно серьезной реформы - омегам, бетам и гаммам пытались уравнять права с альфами, мои родители, когда я родился, еще не знали, что у меня будет возможность посещать университет, водить машину и жить самостоятельно. У меня не было ограничений только в спорте - до юниоров, до шестнадцати лет, в Канаде не смотрят на пол, когда берут в команду, у меня был шанс выделиться и протиснуться хотя бы в той сфере, где у меня были минимальные возможности. К моему счастью, список моих возможностей рос со временем, и я смог не только попасть в НХЛ, но и в целом остаться на плаву. - Не понимаю, - вздохнул Владимир, откидываясь на спинку сидения и запрокидывая голову на чуть отогнутом подголовнике. - Родители твои, по твоим словам, у тебя совершенно нормальные люди, и братья есть, и сестры, - он задумчиво поджал губы, - наверное, если твои старшие - то уже у всех дети давно есть, значит, не гомики, - сказал альфа, и Филипп сразу понял, к чему шел этот разговор. - А ты - нет, - Владимир разговаривал больше сам с собой, чем еще с кем-то. - Хотя, кем тебе еще быть - ты же омега, - Филиппу незачем было лезть в этот внутренний конфликт. - Вроде как по факту тебе и положено с альфой быть, только вот все равно в голове как-то не укладывается. Я в девяностые в банде был - ловили мы таких, как ты, били, в Волге топили - нацию русскую от нечисти избавляли, - он так тревожно-спокойно об этом говорил, что у Филиппа пересохло в горле. - А теперь ты у меня в машине сидишь, вроде как даже зять. Ебануться, - он неверяще покачал головой. - Или невестка, Галя? - Да ну тебя, - женщина всплеснула руками, - побойся Бога - ты еще за свои грехи прошлые не все службы отходил, куда тебе новые зарабатывать? - Поверить нем могу, что мой сын - из "этих", - пробормотал Владимир, - может, это мне кара божья за все мои прошлые грехи, а? Или мне к этому надо нормально относиться? Ты вообще семейный парень, Филипп? - Кошечкин-старший снова сел на своем сидении в пол оборота, перекидывая руку через сидение Галины. - Да, я очень люблю свою семью, - спокойно кивнул Филипп, хотя ему казалось, что разговор катится со склона. - Вот я в свое время, чтобы знать, что у моих сыновей будет все - дом, водитель, хорошая школа, хорошие тренеры, еда на столе, бабушки с дедушками, которые с ними посидеть смогут - не уехал тренировать в Берн, в Швейцарию - а приглашали меня туда звезды мирового бокса, - он улыбнулся, но в улыбке его проскользнула какая-то боль. - Боялся, что обратно в Советы нас не пустят, боялся, что если что-то не получится, придется становиться обычными нищими мигрантом - а в Союзе у нас все было, и дома, и машины, и водители, и охрана - закачаешься. Был бы я один - все бы бросил к чертям, - он уже не смотрел на Филиппа злыми глазами с ненавистным прищуром - и его спокойное выражение лица многими чертами лица напоминало Васю. - Но я остался в своем разваленном зале в Тольятти. Макс меня за это ненавидит. - Я понимаю это чувство, - сказал Майе, - но я бы на вашем месте поступил точно также. - И если Вася скажет, что он поедет работать тренером в другой город - ты бросишь "Металлург"? - вдруг спросил Кошечкин - этот вопрос так неорганично звучал из его уст, что Филиппу понадобилось чуть дольше, чем мгновение, чтобы ответить привычное и выверенное, выстраданное "да". - А если скажет бросить спорт? Тоже сделаешь? - Владимир в удивлении поднял седые брови. - Я знаю, что этого не произойдет, - Филипп все еще не доверял этим вопросам, - но если он скажет - то да. Владимир снова прищурился, смотря на него. Между ним и Филиппом все еще оставалось достаточно места благодаря просторному салону, но Филипп чувствовал, как цепкий взгляд обжигает кожу - Филипп знал, как обычно выглядят глаза альф, но взгляд Владимира был вариантом, умноженным на два. Майе же всю жизнь учил себя не бояться и смотреть в глаза даже сильному сопернику; а этот человек вообще не был его соперником, он был, фактически, его родственником, и бояться его только потому, что не задалось их первое знакомство - не был же Владимир таким безумцем, чтобы наброситься на него сейчас? Филипп чувствовал, как загонял себя сам, и когда попытался разорвать этот круг, все-таки смог взять себя в руки и расправить плечи под тяжелым взглядом Владимира. - Тебе что от Васьки нужно, ты скажи мне? - тихо спросил Владимир. - Деньги вроде у тебя у самого водятся, - он окинул взглядом брендовую ветровку Майе, - карьера - он тебе в ней никак не поможет, да ты и до него вроде неплохо справлялся, - Кошечкин смотрел на Филиппа с подозрением. - У него дети, он из России никуда не поедет, работать в глуши будет, не романтик - тебе-то что надо от него? В своей Канаде никого не нашел? - Владимир, мы с вами предельно разных мнений, я не думаю, что это хорошая идея - обсуждать это, правда, мы скатимся в конфликт, - честно сказал Филипп, успокаивая, скорее, самого себя. - Нет, ты мне ответь, - тон голоса Владимира, при этом, не становился угрожающим или ненавистным - его просто как будто запутала вся ситуация, а он пытался в ней разобраться. - Это мой ребенок и я должен знать, что ты в его жизни такое за чудо. Рано или поздно я о тебе бы все равно узнал бы. И в твоих интересах рассказать мне сейчас. - Я люблю его, - Майе смирился с возможным очередным раундом пиздюлей, но ничего, кроме правды, Владимиру предложить не мог, - я хочу детей от него, хочу семью с ним. С деньгами и карьерой я сам разберусь - мне это не так важно. Я уважаю и ценю то, что он борется за своих детей, потому что я хочу, чтобы они знали своего отца - я никогда не встану на пути его общения с его малышами, как можно утверждать, что ты "семейный" человек и желать кому-то разлада - я не могу так, - Филипп улыбнулся, понимая, что Владимир не собирается разбирать его на атомы - по крайней мере, не сегодня. - Мне от него ничего не надо - просто пусть он будет счастливым. - Мда, ебануться, - вздохнул Владимир - и его вздох был полон разочарования - пополам с сомнением. - Куда мир катится, свидетелем чего я становлюсь? - сам у себя спросил он. - Мать, что думаешь? - он повернулся к супруге. - Что ты дурак старый, - снисходительно сказала Галина, поправляя платок на голове. - Отстань от парнишки и доживи ты свою старость достойно. В церковь сходи, покайся в грехах своих - авось, и детям твоим Бог подаст наконец, на путь истинный их поставит. В конце концов, Галина и Владимир свое разочарование показывали хотя бы в открытую - Филипп пытался искать во всем позитив. Они никогда его не примут и всегда будут желать им с Васей разлада - потому что их мнение об идеальной омеге для своего сына сильно отличалось от Филиппа; может, будь он красивой скромной набожной девушкой - его бы приняли, как минимум, не били по ребрам без причины в первую встречу. Филипп устал примерять на себя чужие лица, тела, характеры и судьбы - он такой, какой он есть, и ему в тридцать лет не стать другим, даже если он сильно захочет. Лин и Марио тоже в избраннике Филиппа видели, возможно, бездетного канадца, но ведь это не родителям с обеих сторон жить друг с другом, и всего этого знакомства могло бы и не быть - так просто получилось. Майе хотел найти в себе отголоски вины за что-то - но не мог, ее просто не было, она не сжирала Филиппа с потрохами, как это происходило обычно. - Я человек очень тяжелого нрава, - сказал Владимир - он снова смотрел на Филиппа через зеркало заднего вида, и теперь его взгляд был уставшим, - может быть, я с тобой изначально жестоко обошелся - можно было и поговорить, - он прикрыл глаза, расслабляясь. - Я привык не ждать, пока нападут на меня - я привык бить первым. Я жесток, но я справедлив - я правда не понимаю, что ты такое и зачем ты существуешь, но если уж ты есть - значит есть у тебя какая-то цель, какой-то замысел в тебе. И хотел бы я тебе сказать, чтобы ты дохлебывал и уебывал подальше от нашей семьи - но Васе уже сорок лет, а моему старшему внуку - уже восемнадцать, что означает, что я просто старомодный дед и чего-то сто процентов уже не улавливаю в жизни. Мы с тобой не подружимся, Филипп, никогда, я против ваших с Васей... отношений, а уж тем более детей, семьи - это противоестественное и противно мне и тому, как я был воспитан, - он чуть сполз по креслу и положил руку на подлокотник. - Так что мирись с тем, что есть, Филипп. Больше они ни о чем не разговаривали. Владимир с Галиной слушали радио, Филипп - играл в телефоне, переписывался с братьями, смотрел в окно - дождь хлестал с темного неба, как будто плетьми. Вася несколько раз появлялся в сети в мессенджерах, но быстро исчезал, и Филипп не беспокоил его сообщениями; минуты тянулись бесконечно долго, и Фил все никак не мог найти себе места - дело было таким простым, что происходит за дверьми зала суда, о чем они спорят, о чем разговаривают, достигают ли хоть какого-то успеха? Филипп держал пальцы крестиком, потому что как бы спокойно все вокруг не было - все еще не кончилось. Майе не заметил, как за бесконечным метанием взглядом от телефона к окну он уснул. *** - "Anna a pris une pomme de la table", верно? - Лиза фыркнула. - Ну и чего ты смеешься? Мне вот вообще не смешно. - У тебя смешной акцент испанский, - Филипп зажимал телефон между ухом и плечом, пока собирал вещи. - Но, я подозреваю, ваш учитель разговаривает с таким же акцентом - так что все нормально, - он посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся. - И нет, не правильно. Ты поставила глагол "взять" в прошлое время, а тебе в каком нужно было? - В будущем, блин, - Лизе довольно просто давался язык, но французский - был языком далеко не для слабонервных, что Филипп понимал, даже будучи его носителем. - А как в будущем тогда? "Prend"? "Anna prend une pomme de la table"? - спросила Кошечкина. - Ну вот, можешь же когда хочешь, - хихикнул Филипп. - Долбанная Анна со своими долбанными яблоками, лежали они на столе, никого не трогали, понадобилось ей, блин, - сокрушалась Лиза. - Все, это последнее предложение было, фух, спасибо, Филипп. Я, наверное, откажусь от второго иностранного языка - мне испанского с головой хватает, я там ничего не понимаю, теперь еще и здесь ничего не понимаю. Никита взял русский как второй иностранный, собака хитрая, надо тоже так сделать, - она с облегчением бросила ручку на стол. - Да брось, у тебя отлично получается, - подбодрил ее Филипп - Лизе не хватало мотивации, и Филипп постоянно подкидывал ей то ее любимую мангу на языках, которые она изучала, то ее любимые комиксы - но только в испанском переводе, с недавних пор - и на французском. - Представляешь, в каком огромном количестве стран ты сможешь путешествовать, зная французский и испанский? Ведь не везде говорят по-английски. А со сколькими людьми, говорящими на этих языках, ты сможешь пообщаться? Да и вообще, когда ты понимаешь что-то еще, кроме своего родного языка, ты чувствуешь, словно ты открыл для себя ранее неизведанную часть мира. Тебе нужно пользоваться этой возможностью, пока ты молодая - потом у тебя не будет времени, желания и так далее. - Да-да, я знаю, - устало ответила девочка. - Вы когда с папой приедете? - Из Шарлоттауна заскочим к моим родителям, оттуда - в Магнитогорск, мне все-таки нужно время от времени появляться на работе, а после Магнитогорска папа покупает билеты и сто процентов летит к вам, - сказал Филипп. - Без тебя? - удивилась Лиза. - Ты все-таки летишь в Германию? - Боюсь, что да, врачи в Магнитогорске настаивают на еще одной операции - после обследования станет ясно, правильно ли срастаются кости или нужно помочь им, - Филипп посмотрел на свою ногу - она была заключена в массивный черный ортез на голеностопе. - Я думаю, все будет нормально. Если дополнительной операции не понадобится, то я прилечу вместе с папой. Пусть мама хоть немного отдохнет от вас. - А вы у Максима сейчас? - спросила Елизавета. - Как он там? Филиппа всегда удивляло понятие "брата" и "сестры" - вроде как вы просто люди, рожденные от одних родителей, иногда даже не попадаете в этот единственный критерий на все сто процентов, но при этом вы все равно ближе друг другу, чем кто-либо еще. Филипп не видел своих братьев и сестру месяцами - и все равно каждый день был рад сообщению или звонку, и считал это нормальным, в то время как Максим, Лиза и Никита друг с другом общались в основном через родителей - их интересы сходились только по касательной, они жили в разных часовых поясах, у них были разные хобби, Максим вообще с головой был в работе - и все равно Филипп знал, что Никита, что Лиза, созваниваясь с ним, с Васей или с Ириной, всегда вставляли в разговор вопрос о делах младших или старшего. Фил находил этой одной из самых милых вещей на свете. - Собираемся к нему на игру, он двадцатый матч в старте выходит за "Айлендерс", - Филипп посмотрел на клубную бейсболку "Шарлоттаун Айлендерс", которая лежала на кровати. - А сегодня утром завтракали вместе. То ли я его давно не видел, то ли он так сильно вырос - совсем другой человек. - Меноксидил себе в щеки пусть меньше втирает, позер, - по-доброму фыркнула Лиза, - фигню какую-то на лице отрастил. - Под вратарской маской не видно, - усмехнулся Филипп. - Выглядит и правда забавно, но у него темные волосы, скоро сравняется - и он будет выглядеть отлично. - Вот у Ксавье борода - большая, рыжая, длинная, натуральная, - Лиза засмеялась. - А вообще - ненавижу когда у мальчиков борода есть. - Ну конечно, у твоих любимых BTS бород-то нет, - Майе положил в рюкзак свежую футболку и оглянулся по сторонам - они в целом заселялись с минимальным количеством вещей, но Фил в последнее время так часто перемещался, что потерял кучу всего, не хотелось сделать это снова. - Я, кстати, не уверен, что я видел хоть одного корейца с бородой. - Там, кстати, концерт ATEEZ в Берлине через месяц, - мечтательно вздохнула Кошечкина, и Филипп, заметивший в зеркале, как позади него открылась дверь, чуть повернул голову. - А у нас с Никитой скоро День Рождения, ни на что не намекаю, - в голосе омеги Филипп услышал заискивающие нотки. - И я не хочу очередные цветные кроссовки. А вот увидеть ATEEZ вживую... - Лиза, ты опять Филиппа подбиваешь на что-то, из-за чего попадет потом именно ему? - шуточно-грозный голос Василия заполнил комнату - он сказал это достаточно громко, чтобы Лиза точно услышала его - обеими руками он обнял омегу и впился поцелуем в шею - Филипп совсем недавно стригся, не нужно было разрывать спутанные локоны, чтобы коснуться его кожи. - Сколько времени в Барселоне? - Ну пап! - возмущенно пропищала Елизавета. - Я домашку делала - никакой личной жизни, ни почитать, ни поиграть, - Филипп не видел ее лица, но она, скорее всего, обиженно надула губы. - Кайфолом ты. - Доченька, спать, завтра рано вставать в школу, - скомандовал Вася, все равно при этом делая в голосе значительную слабину. - И все поездки нужно сначала согласовывать с мамой - так что поговорим при встрече, хорошо? Нам с Филиппом пора. Когда они попрощались с Лизой, Филипп, так и не повернувшийся лицом к Васе, наклонил голову вниз под градом тяжелых поцелуев - Вася очень призрачно настаивал на том, чтобы Филипп не только с мурчанием подставлялся под его губы, но и наклонился к кровати. Прикосновения Василия были терпкими, собственническими, однозначными - на самом деле, у них было еще предостаточно времени до выхода из гостиницы. Филипп чувствовал, что течка должна была начаться через два-три дня, и он хотел, чтобы они провели ее в той же самой гостинице в Лашене, где они провели ее впервые - он поверить не мог, что прошел целый год. Полтора года в Магнитогорске, полтора сезона в "Металлурге", год - в отношениях с Васей - официальных, неофициальных, неважно, они оба считали точкой невозврата тот самый день - ранее-ранее утро - когда Филипп с Васей наконец не удержались и поддались чувствам - глупым, неотесанным, неоформленным, бесцельным. За полтора года в Магнитогорске Филипп впервые за тридцать лет своей жизни мог сказать, что у него появился второй дом. Лашене и Магнитогорск были полярно разными городам - древний, уже и не совсем город, скорее муниципальный район, с доисторической архитектурой и разнообразной природой Лашене, и индустриальный, серый и активный быстрорастущий Магнитогорск оба были маленькими, оба были "деревнями", оба были влюблены в хоккей - наверное, это и были их самые главные пересечения. Филипп любил в обоих городах отсутствие высоток, быстротекущие речки с мостами через них, ночные огни, а главное - людей. Филипп был неплох в "Херши Бирз", был действительно популярен в "Вашингтоне", был взят за спортивные качества в "Кярпят", но нигде это попадание не было стопроцентным, и только здесь Филипп действительно любил болельщиков и чувствовал, что был любим ими. С ним фотографировались на улицах, ради его автографа люди были готовы стоять длиннющие очереди, а свитера со своим именем или номером Филипп на арене видел все чаще и чаще - и не мог не любить людей в ответ. Здесь жили его друзья, этот город подарил ему его любимый "Металлург". За полтора года в "Металлурге" Филипп перебрал по косточкам все, что до этого все свои тридцать лет он называл "успешной карьерой". Его успехом было имя, которое было пустышкой, "Магнитка" заставила его наполнить эту пустышку тем, что делало из Филиппа того игрока, который был нужен команде, и каждый кусочек наполнителя стоил Филиппу боли, пота и усилий над собой. В "Херши" у нему присматривались, в "Вашингтоне" - глядели поверхностно, в "Кярпят" - не давали возможность, а здесь Филипп отрабатывал каждый заработанный рубль, каждую строчку премиальных в контракте, каждое предложение, каждое замечание, и Филипп любил этот клуб за то, что то ли от неопытности, то ли от профессионализма отношение к нему в нем было таким особенным, что уже никогда и ни в каком клубе не смогут повторить подобное отношения - из-за чего Фил не был уверен, сможет ли он играть еще где-либо. Филипп дорого обходился клубу - выходные из-за течек, особые методы восстановления, репутационные потери, но Фил отдавал клубу все, что с него причиталось - всего себя, в обмен на что Филиппу "Металлург" подарил Кошечкина. - Тебе нужно расслабиться перед игрой, не переживу, если кто-то будет смотреть на тебя, видя, какой ты напряженный, - Филипп поддался натиску Василия и лег на живот, скидывая рюкзак с кровати. - Осторожно с ножкой, не напрягайся лишний раз, - Кошечкин перевернул его на спину, двигая выше по кровати, чтобы Фил лег головой на подушку, а нога в ортезе не болталась в воздухе. - Моя любимая ножка, моя бедненькая, дай пожалею, - чем ближе была течка, тем чувственнее становился Василий, нежничая с омегой все свободное время - он сгорбился, чтобы сломанная нога Филиппа анатомически удобно легла на его плечо, согнутая в колене, и принялся целовать колено Майе, спускаясь ниже, до самого верхнего края ортезы. - Ты ее жалеешь, а она, зараза, не срастается, - усмехнулся Филипп - поцелуи из-за жесткой бороды Василия были такими колкими и щекотными, особенно на нежной коже под коленом, куда Кошечкин тоже добрался. - Не срастается она потому, что кто-то на больной ноге скачет, как горный козел, - осуждающе пробормотал Кошечкин откуда-то между ног Филиппа, и Майе почувствовал осторожный и несильный укус на своем полувставшем члене. - И зачем тогда носить ортезу, если в ней нельзя ходить, - фыркнул Филипп, тут же получая еще один укус у самого основания - наиболее чувствительной части после головки члена. - Ну Ва-ась, блять, больно, - зашипел Майе. - У тебя есть костыль, опирайся на него, раз уж не хочешь опираться на меня, - Василий стянул с Филиппа широкие шорты и снова углубился в неспешные ласки. - Как же ты пахнешь, блять, ты сочишься своим запахом, у меня от него в горле липко становится, - прошептал Кошечкин, нетерпеливо закатывая глаза и проводя носом не только по бедрам Филиппа, но и по простыням кровати, интенсивно втягивая воздух короткими порциями. - Как же возбуждает, просто невыносимо, как я хочу тебя, - он стянул с омеги нижнее белье и тут же погрузил его член в рот, обнимая головку языком. Филипп хотел хихикнуть, но смех быстро потерялся в глубоком стоне - Вася знал, что прикосновения по всей длине Филиппу не приносят такого удовольствия, как акцент на чувствительной головке. Упираясь в кровать одной ногой, Майе выгибался навстречу умелому рту и несдержанно постанывал - из-за предстоящей течки все касания были особенно чувственными и яркими, Филипп наслаждался ими, прерывисто вздыхая. Фил чувствовал значительные изменения в своем теле с недавних пор - при таком же весе округлились бедра, мышечная масса стала набираться все сложнее и сложнее, запах еще никогда не был таким ярким и сложноподавляемым, кожа стала более упругой, волосы - блестящими, борода росла медленно и капризно, столько мелких изменений Филипп замечал каждый день, не понимая, радоваться, удивляться или расстраиваться их появлению - но после того, как Филипп впервые за очень долгое время отказался от приема контрацептивов, его тело медленно, но верно, поддавалось гормонам, влияние которых Филипп много лет подавлял. Вася не знал этого, ведь для него эта новость означала бы только то, что Филипп, не настаивающий на том, что нужно начать предохраняться, готов к отцовству, но Майе не спешил Васе говорить это только потому, что Морель, с которым Фил очень долго разговаривал об этом, сказал Филу, что ближайший год-полтора его тело будет перебирать себя по кусочкам, чтобы восстановиться настолько, чтобы иметь детей - буквально, он сказал, что Филипп почувствует, когда он будет готов, и уже сейчас Фил осознавал, насколько тело омеги чувствительное и мягкое, насколько шатким становится настроение в зависимости от дня текущего месяца, насколько ты становишься неприспособленным к тем задачам, к которым ты был готов на все сто раньше. Филипп отпустил мысль о ребенке также быстро, как загорелся ею. С эйфорией пришел страх - а что, если он будет плохим отцом? Тысячи вопросов забивали его голову, прежде чем он не понял, что не справится с ними в одиночестве, и не рассказал о них Василию. Альфа был таким счастливым, когда Фил, стесняясь, словно юная школьница, запинаясь, рассказывал Васе обо всем, о чем он думал последние недели после первого заседания суда дела Васи с его бывшей женой - о мечтах о ребенке - может, даже не одном - о мечтах стать полноценной семьей, о мечтах почувствовать на себе эту радость и о мечте сделать это именно с ним и больше ни с кем. Паша был прав, слова "я хочу от тебя ребенка" - были, пожалуй, самыми лучшими в жизни любого альфы, и Вася с гордостью принял это решение Филиппа. Майе сам перевернулся на живот, подтягивая под живот подушку и полностью открываясь перед альфой. Вася проглотил вздох и струей теплых поцелуев пролился на ягодицы Филиппа, целуя все ближе и ближе к влажному отверстию - Филипп не контролировал закатывающиеся глаза и подрагивающие руки, который сами сминали простыни в предвкушении. Пальцы альфы скользили по горячей коже, сжимали ее почти болезненно, но она лишь краснела под его руками, оставляя на себе все следы его прикосновений, в то время как Фил, выгибаясь, все своим телом просил продолжения - он и до приема контрацептивов был нетерпеливым и безотказным, а отказ от их приема делал его пластилиновым - но Фил видел, как горели глаза его альфы каждый раз, когда в ответ на его касание тело Филиппа изгибалось так, чтобы получить только больше этих прикосновений, и этот огонь в глазах приносил ему нестерпимо горячее удовольствие. - Не терпится уже, да? - язвительно шептал Вася - хотя сам тяжело дышал и был возбужден. - Маленькая нетерпеливая омежка, только со мной в кровати такая, да? - Васю не отпускали фантазии о постороннем партнере в их кровати, но теперь это были просто фантазии, которые трансформировались в слегка собственническое доминирование над Филиппом, в рамках которого омега даже "в кровати с другими альфами" показывал им зубки и был непослушным мальчиком, в то время как со своим альфой был куклой. - Всем альфам улыбаешься, всем глазки строишь, но на течку бежишь только к своему альфе, да? - Филиппу даже было необязательно отвечать - можно было просто одобрительно постанывать. - Хорошая омежка, моя маленькая, только моя... - Кошечкин пустил на свою ладонь вязкую слюну и распределил ее по члену, не заставляя Филиппа ждать бесконечно долго и с нажимом проникая в него. - Мокрый, трахался уже с кем-то, пока папочка не видел? Поэтому ты такой красивый постоянно шатаешься где-то? - шептал он на ухо Филиппа. - Неужели к тому альфе, который подходил к ресепшену, когда мы заселялись? - Именно к нему, - Майе хотел бы засмеяться, но Вася взял интенсивный глубокий темп, что означало, что он сам предельно возбужден и хочет не растягивать удовольствие ни для себя, ни для омеги, - у него такой большой член, папочка, - Филипп наперед знал все, что ему нужно сказать о своей "измене" - в эту игру они играли постоянно, и слова по сценарию отлетали от губ Филиппа без предварительных репетиций; Майе ничего не чувствовал к этим фантазиям, но они пришли к компромиссу, ведь когда Вася слушал их, он давал Филиппу то, что хотел бы увидеть омега - учащенное дыхание, крепкие руки, обвивающие его со всех сторон, грубый низкий русский голос вперемешку с такими возбуждающими русскими матами, природный морозный запах, стекающий по горлу, укусы, смешанные с поцелуями - реакцию, Филипп любил его реакцию, любил видеть, как потихоньку Васе сносит крышу, любил понимать, что это контролирует именно он. - И такой умелый язык. Но не такой умелый, как у тебя, - Фил чуть запрокинул голову - шею тут же обвила сильная рука, слегка сдавливая ее, а в загривок впились искусанные губы. Любая, даже самая грязная и непристойная фантазия стоила того утробного животного рычания, которое Филипп слышал над своим ухом, пока альфа вколачивался в его тело - Филипп не мог терпеть, двигал бедрами сам и продолжал что-то бормотать, но Вася закрывал его рот ладонью, перебивая его стоны жарким шепотом - "пока ты не кончишь, не дам разговаривать", и возвращался в наработанный быстрый темп, в котором благодаря выверенному углу и своему размеру задевал, кажется, все эрогенные зоны Филиппа одновременно - просто невозможно было удержаться, и стоило хоть на мгновение расслабиться, как уже чувствовалось, что пальцы на руках и ногах непроизвольно поджимаются, а сфинктер расслабляется, заставляя водянистую смазку капать на плотные простыни. Майе нравилось, когда они кончали одновременно - в этот момент внутри Филиппа все сжималось, а большой узел на члене Василия заставлял его расслабиться и отпустить все - и дрожащие ноги, и короткие стоны, и стекающие от колкого ощущения излишней наполненности слезы по щекам; но Васе нравилось еще какое-то время трахать извивающегося и зажимающегося омегу, видеть, как он трясется под ним и как резко обмякает, позволяя входить в него так глубоко, как еще никто и никогда не входил. Фил чувствовал себя совершенно безвольным и тряпичным - и ему так нравилось ощущение того, что он полностью в чей-то власти и не принадлежит себе, что это становилось каким-то отдельным пунктом в их интимных отношениях. В обычной жизни Филипп не только сохранял маску сильного и независимого члена общества, но и укреплял ее - ему нужно было грамотно маскировать все изменения в своем теле и поведении, чтобы никто не догадывался о его планах. Даже среди близких друзей, таких же омег, уже давно раскусивших и Фила, и эту жизнь, Филипп не мог позволить себе полностью отпустить себя, и эта зажатость проносилась им до самого дома - где ее из него по крупицам вытаскивал Василий, и каким же приятным было чувство облегчения от этой ноши. Филипп почувствовал, как на шее стискивается ладонь - это было что-то вроде момента, который означал наивысшее доверие, воцарившееся между ними, Филипп доверял ему не только свое тело, но и разрешал ему гулять по очень тонкой грани, ведь одна лишняя секунда, одно неверное движение - и последствия могли стать непредсказуемыми. В глазах темнело, картинка косилась на бок, но Фил чувствовал, как все его тело расслабляется, разжимается, бросает все силы на то, чтобы дать ему возможность прожить еще сколько-то без кислорода, как мозг воюет с инстинктом самосохранения, как легкие сжимаются, распуская цикл дыхания по ниточкам, как на языке горчит морозных запах - единственное, что проникает через кожу напрямую и дает возможность не потеряться в темноте окончательно. Тело Филиппа пропустило через себя ток, который в считанные секунды пробежался от шеи до ног, и омегу подкинуло куда-то в другое измерение - в нем не было ничего, кроме ласкающих его тело волн внеземного удовольствия, в которые Филипп окунулся, как в теплое молоко. После отмены контрацептивов оргазм стал другим опытом, и Филипп с опаской входил в темную воду, боясь, что она утащит его вглубь. Он обнаружил себя плачущим, дрожащим и насквозь мокрым, словно действительно только вылез из воды; но сверху его накрывала плотным щитом грудь любимого альфы, который гладил его по рукам, сжимающим простынь, успокаивал, утешал, целуя взмокшую шею. Большой узел давил на расслабленное нутро мягко, скользил по вязкой сперме, пульсация расходилась все обмякшему телу, а тело, непроизвольно отданное на волну каких-то чувств, совершенно перестало слушаться. Он уже не мог просто выдохнуть после секса, встать и пойти по своим делам - что-то тяжелое придавливало его к кровати и заставляло восстанавливаться в статичном состоянии. - Как же быстро привыкаешь к хорошему, - Филипп смог открыть глаза, когда его спина коснулась теплой воды - все события до этого казались каким-то сном - Вася осторожно погрузил его в теплую ванную и помог ему отставить в сторону ногу в ортезе, чтобы она не намокла, - зима, декабрь, новогодняя лихорадка, подарки родным и близким - и ты дома, а не с задницей в мыле где-то в Новосибирске или Сочи, можно с тобой путешествовать, просыпаться рядышком, в одном часовом поясе - сказка, - Вася сел на край ванной и осторожно положил руку на ортезу Филиппа. - Жаль, что такой ценой. - Ну и ладно, - Майе выдохнул, - не думаю, что Грицюк жаждал помочь мне закончить карьеру чуть раньше, чем я сам принял это решение - так что я переживу несколько месяцев отпуска, но, надеюсь, не дольше, - он улыбнулся и пошевелил пальцами сломанной ноги, - думаешь, я сам не счастлив тому, что я впервые за столько лет встречу новый год дома, с семьей? Вроде как хочется парням помочь, но, мне кажется, я немного заслужил отпуск по медицинским причинам. Отдохнуть, выдохнуть, перезагрузиться и снова вступить в бой свежим перед плей-офф. Стараюсь оставаться оптимистичным. - Я просто так счастлив проводить с тобой время, - с улыбкой сказал Кошечкин. Когда-то давно Василий говорил, что был бы рад "сидеть дома и ничего не делать" - но Филипп понимал, что если до этого всю жизнь ты постоянно что-то делал, просто так соскочить с этой иглы у тебя не получится. Отпуск мог тянуться месяц-два, а затем от безделия начиналась тоска, от которой не было иного лекарства, кроме как работа - и Вася с огромным удовольствием проторчал дома все лето, иногда вылетая в Испанию и обратно, но в сентябре, когда Филипп днями пропадал на работе, уезжая рано утром и приезжая поздно вечером, иногда на пять-семь дней улетая в командировку, и лишь изредка оставаясь на полный выходной дома на целый день - что случалось один-два раза в неделю с переменным успехом, он быстро заскучал. Гомоляко предложил ему неполную занятость в те дни, когда ему было бы удобно приходить на работу, но Вася сильно отдалился от хоккея и всей деятельности в целом - приезжал лишь на домашние игры, где сидел в вип-ложе в компании ветеранов. В остальном Вася лишь пару раз ездил на какие-то гала-матчи - прощальные игры Кетова и Зарипова, на открытия катков, школ, на творческие и спортивные мероприятия. Филипп чувствовал себя виноватым в том, что Вася в этом году остался за бортом - ему казалось, что если бы не было такого звена, как Майе, Кошечкину было бы проще. На тренерском мостике происходили перестановки, которые клуб очень часто не афишировал, некоторые ассистенты работали в клубе, но не были даже официально представлены, как тренеры, а кто-то, наоборот, официально был тренером, а на скамейке только торговал ебалом - Хабарова в этом году не могли уволить именно по этой причине. Красивая история воспитанника, ветерана и любимчика клуба, который посвятил "Магнитке" много лет в новейшей истории, не должна была закончиться обычным увольнением посреди сезона без ведомой причины - ведь настоящую причину руководство клуба никогда бы не сказало, даже под дулом пистолета. Разин уже давно не был счастлив тому, что согласился на условия клуба и принял в штаб тренера-ветерана - Хабаров был скорее проблемой, чем ее решением. Кажется, Ярослав и Филипп с момента произошедшего между ними конфликта так и не заговорили, работа им позволяла, ведь Филипп был форвардом, а Хабаров - преимущественно тренером защитников. Филиппа никто не посвятил в детали случившегося между Гомоляко и Хабаровым разговора, когда Вася, открывающий двери на тренировочной базе в административном корпусе с ноги, все-таки созрел для того, чтобы рассказать спортивному директору о домогательствах со стороны Хабарова - но все, что знал Майе - для Ярослава шанс, за который он держался сейчас - был последним. О произошедшем знал только Филипп, Вася, Сергей Юрьевич и сам Ярослав - сор из избы дальше они решили не выносить, но Гомоляко, явно держащийся за игрока, а не за тренера, дал Хабарову понять, что ему укажут на дверь при любом подобном проступке, если узнают о нем снова - и Ярослав держался, на ниточке - на этой самой ниточке держалась и вся ситуация. Майе ее отпустил и продолжал работать; в конце концов, он работал не один год с Лайпсиком после произошедшего, работал со многими альфами, которые плохо относились к нему, и всегда отключал голову на время рабочего процесса, потому что такие конфликты сразу же выявлялись тренерским штабом. А Хабаров просто был тренером - с которым у Филиппа была возможность не пересекаться. Гомоляко явно было неуютно осознавать, что он знает об этой ситуации, Ярослав - работал, но вся работа валилась из его рук, Вася - скалил зубы каждый раз, когда чувствовал приближение Хабарова. Это была одна из очередных мелочей, из которых были сотканы рабочие процессы, с которыми Филипп был повязан плотными веревками. Несмотря на то, что ближайший сезон для Кошечкина сто процентов был полноценным отпуском - как только клуб по "взаимному согласию сторон" в мае покидал Хабаров, контракт в качестве тренера вратарей системы клуба подписывал Василий - Филипп уже видел все эти бумажки своими глазами - Вася все равно отлично справлялся в качестве домохозяйки. Вася могу ехать на несколько дней из страны во время длительного выезда Филиппа, но всегда возвращался день в день с прилетом Фила, Майе еще ни разу не ночевал в Магнитогорске без него - только если это не было дисциплинарным указанием Разина, который не стеснялся за плохое поведение оставлять всю команду спать на тренировочной базе. Вася отлично готовил, не оставлял в доме беспорядок, затеял ремонт - то там, то здесь - даже разбил небольшой участок с теплицей на заднем дворе, где осуществлял свои эксперименты по выращиванию зелени и огурцов. Вася отлично справлялся с одиночеством - он любил его, тишину, спокойствие, он мог посвятить это время только себе, встречам с друзьями, прогулкам, каким-то клубным занятостям, тренировкам; но Филипп все равно видел, что Вася тоскует по нему - ровно как тосковал и Филипп, вынужденный постоянно быть в распоряжении клуба. - Папа спрашивает, что ты будешь - говядину или свинину, - Филипп с телефоном в руке стоял около раковины с зеркалом на одной ноге и чистил зубы. - Говядину, наверное, он делает отличные стейки, - Вася лежал в ванной и плескался в горячей воде. - Как обычно, все твои родственники будут? - спросил он, и Филипп кивнул. - Забавно, как они бросают все свои дела и приезжают каждый раз, когда приезжаешь ты. Кстати, - Кошечкин взял с крышки унитаза свой телефон. - Мой папа вчера был на "Ладе", мы как раз пересаживались в Стамбуле, смотри, - он повернул экран телефона к Филиппу, омега с щеткой в зубах осторожно добрался до него, опираясь на край ванной. "Ну и где звезда твоя, я кепку зря покупал?" - гласило сообщение от Владимира - к сообщению он прикрепил неумелое селфи с вытянутой руки - на его голове была кепка с эмблемой "Металлурга" и в именном дизайне Atributika&Club, в линейке которого бренд на край козырька добавлял номер того или иного звездного игрока - и на кепке Владимира был номер "шестьдесят один", принадлежащий Филиппу. "Пап, он ногу сломал, на больничном до середины января минимум", - ответил ему Василий. "Ой, да пусть не филонит, тут "Лада" его бойцов "два-ноль" в первом периоде по льду еблищем возит", - Филипп даже услышал, как Владимир фыркнул. - "Выздоравливает пусть. На Новый год ждем дома. Поедем на Волгу сома ловить". - Я сейчас разрыдаюсь, - Майе сел на край ванной и сгорбился, вытаскивая щетку изо рта и вытирая внезапно выступившие слезы. - Все родители одинаковые, - Вася вздохнул, садясь в ванной и прислоняясь лбом к руке Филиппа. - Сначала ненавидят выбор своих детей, а потом закидывают самые неожиданные и милые знаки внимания. Я сам едва не прослезился, когда это прочитал вчера, - Фил почувствовал, как альфа улыбнулся. - А мама все про внуков мне песни в уши льет. - Да моя тоже, - поддакнул Филипп. - "Топот маленьких ножек", "мы с подружками в клубе шитья уже начинаем детскую одежду шить, универсальную", бла-бла-бла, - Майе подошел к раковине и сполоснул рот, кидая одноразовую щетку из отельного набора в мусорное ведро. - Выходит, и отцы, и матери по своему одинаковые, если не брать их в общем. - А самое стремное, что ты в какой-то момент начинаешь понимать их и даже не противишься тому, что они говорят, - со вздохом сказал Василий. - Только вот что это - старость или мудрость? Пока не понимаю. Филипп пожал плечами, умылся и набросил на лицо полотенце, промакивая влажную кожу шершавой тканью. Если ты любишь своего ребенка - ты будешь поддерживать любой его выбор. Ты будешь брюзжать, ты будешь ворчать, не соглашаться, отговаривать - может, просто смиришься сразу же - но ты так или иначе примешь этот выбор. Кому-то принятие давалось легче, как родителям Филиппа, кому-то - сложнее, как родителям Василия, но оно так или иначе приходило, потому что холодный рассчет не мог играть главную роль так долго, когда речь шла о ребенке. Филипп отнял полотенце от лица, потому что ему показалось, что его спину взглядом сверлит Кошечкин, и когда он открыл глаза, то понял, что ему не показалось. - Ты никогда особо не плакал, когда кончал, а сейчас - словно в первый раз, - пробормотал Вася, и одна его рука соскользнула в воду, - такой чувствительный, такой нежный, влажный, такое тело стало упругое, все округлости как будто налились, попа, бедра, плечи, лицо - все такое сияющее, такое... ты не был таким. Ты какие-то витамины пить начал? - Кошечкин облизнулся. - И на вкус ты другой стал. Смазка как будто с привкусом твоего запаха стала. А перед течкой ты вообще меня вгоняешь в какое-то непонятное состояние, я словно... снова девственник, снова первый раз вижу омегу. БАДы какие-то? - Филипп наблюдал за тем, как Кошечкин ласкал себя под водой. - Откроешь секрет? - Ты мастурбируешь себе, бесстыдник? - усмехнулся Фил, смотря на него прищуренными глазами. - Тебе все твои шорты маленькие, - прошептал Вася, - а я не железный. И мне тебя не хватает. И твой запах без подавителей у меня последние остатки рассудка забирает - я смотрю на тебя и меня что-то изнутри заставляет на тебя бросаться. Как это у альф называется? - Гон, вроде, - Майе подошел ближе - долго на одной ноге без опоры он стоять не мог, поэтому так или иначе ему нужно было подобраться к ванной. - Нет никакого секрета. Я дома, ты рядом, я отдохнувший, счастливый - все просто. А слезы... ну, хорошо с тобой очень просто, - Фил улыбнулся и подвинулся еще ближе к Василию, но Кошечкин не спешил придвигаться к нему в ответ, а лишь испытывающе смотрел на него, не смыкая расслабленных губ. - Чего ты улыбаешься? - серьезно спросил Вася, втягивая носом запах Филиппа. - Давай рассказывай, - но Майе не дал ему продолжить этот разговор на серьезных тонах - опустил руку в воду и настойчиво коснулся Василия, обхватывая его член рукой. - Ох, блять, - выдохнул Василий, прикрывая глаза. - Улыбаюсь, потому что ты красивый - и становишься еще более красивым, когда возбуждаешься, - Майе покрепче уперся рукой во влажный кафель и наклонился к Василию, целуя его. - Такой большой и красивый альфа - весь такой чувствительный в моих руках. - Нет, тебе не идет с такой внешностью верхняя роль, - в поцелуй шепнул Василий, подставляясь под ласки, - у тебя даже член в последнее время редко встает полностью - мягкий, даже когда ты кончаешь, зато между ног ты мокрый, такой мокрый, каким я тебя не видел еще, - Кошечкин мокрой рукой накрыл член Филиппа через шорты и сдавил его - это и правда стало случаться все чаще и чаще, но Морель успокоил Филиппа, сказав, что одни гормоны, подавляемые контрацептивами, снова начали доминировать над другими, и визуальная импотенция - была абсолютной нормой. - В чем, дело, Филипп, я переживаю, когда вижу такие явные изменения. Василий знал, что Майе изменил свое решение о детях в последнее время, знал, что он переживал по этому поводу и знал, что боялся за то, что больше никогда не сможет вернуться на лед после того, как родит - он глядел очень далеко вперед, не смотря на вещи, которые лежали у него под носом и были такими же серьезными аргументами против планирования беременности и рождения ребенка прямо сейчас. Но его тело просто выворачивалось наизнанку, когда он видел контрацептивы, подавители, метки, словно Филипп не пил их всю жизнь, словно оно само требовало прекратить издеваться над собой. И об этом решении Филипп Василию пока не говорил - оно мало что значило прямо сейчас, но могло стать ключевым уже в ближайшем будущем. Фил и правда слишком много думал о том, что с ним будет, когда он станет отцом; а если что-то выглядит, как слон, и трубит, как слон - то это слон. - Я не пью контрацептивы, которые я пил больше десяти лет, уже пять месяцев, - пробормотал Филипп, чуть притормаживая ласкающие движения рукой. - Мой доктор сказал, что все, начиная от запаха и внешних изменений, заканчивая физической формой и поведением во время течки, будет постепенно меняться, пока не придет в норму - а я пил все свои лекарства - подавители, контрацептивы, метки - горстями всю свою жизнь, начиная с первой течки, и я даже толком никогда не знал, что то, как я чувствовал себя все это время - это не то, как я должен был себя чувствовать. Я всегда должен был быть более округлым, голос - более высоким, волосы - более светлыми и мягкими, а самое для меня удивительное из последних новостей - по факту, член у меня никогда и не должен был стоять, в понимании мужской анатомии. Как для омеги, для меня это рудимент, не участвующий в размножении и... Вась? - У нас будет ребенок? - Кошечкин выглядел шокированным. - Что? - Филипп улыбнулся, перемещая руку с его члена на его грудь альфы - все-таки разговор не подразумевал интимного продолжения. - Нет, не сейчас, - он улыбнулся, и Вася на мгновение упустил разочарование, которое скользнуло по его лицу. - Морель сказал, что может, попробовать стоит где-то через год-полтора полного отказа от таблеток, если учесть срок, на протяжении которого я не пропускал прием, он как-то так странно выразился, мол, я почувствую. Все нормально? - Я думал, что это немного не так работает - если ты не пьешь их после течки, то ты можешь забеременеть сразу, - как-то потерянно сказал Кошечкин, обеими руками обнимая Филиппа и притягивая его к себе, - ты... ты мне не говорил, что ты больше их не пьешь. - Я больше не могу их пить, - выдохнул Филипп, - я чувствую себя очень уверенно рядом с тобой, я готов к этой ответственности - наверное, даже не только на словах. Не прямо сейчас - все-таки еще сезон, может, еще годик смогу поиграть, может еще дольше, но я думаю, что лучше использовать барьерные контрацептивы или экстренные. Я так долго пил их на постоянной основе, что мой организм, простыми словами, уже не помнит, как на самом деле правильно подготовить меня к возможному отцовству - и на восстановление понадобится какое-то время. Я люблю тебя и мечтаю в один прекрасный день о Василии Васильевиче, - Майе улыбнулся. - Блять, ты помнишь, - прошептал Вася куда-то в живот Филиппа и шмыгая носом, - как же я люблю тебя. Зимний Шарлоттаун был ветренным и довольно холодным - по крайней мере, этой зимой. На домашнюю арену "Шарлотаун Айлендерс" в начале сезона генменеджер клуба добавил довольно дорогой внешний медиаэкран, который было видно издалека - он освещал парковку перед ареной, небольшой парк поодаль, свет медиаэкрана стекал по голым бесснежным мостовым вниз, к заливу, от которого веяло призрачным холодом. Вася не первый раз приезжал на домашние игры Максима, Филипп вырвался впервые - да и то перебирал костылем по асфальту, не достигая даже минимальной своей скорости на двух ногах - уж очень плохо он с ним управлялся. Вася, по его просьбе, не лез со своей помощью, да и вообще Вася сейчас выглядел каким-то потерянным и задумчивым - все еще обдумывал слова, сказанные омегой, как думал сам Филипп. Максим, как Шварц и предугадывал, оказался нужен клубу больше, чем Майоров мог себе представить - ему нашли сменщика из юниорской лиги, но парень был еще слишком неопытен, чтобы выступать на таком уровне, поэтому Макс, считалось, был незаменимым голкипером в команде. Основной бюджет был потрачен на грамотных опытных защитников и нескольких хороших ролевиков, которые помогали команде набирать очки, в то время как Максим, самый тяжелый и самый высокий голкипер лиги, защищал последний рубеж - и судя по тому, что делал он это двадцатый матч подряд, выходя с командой в старте и проводя на площадке сто процентов времени - получалось у него это хорошо. Новую команду еще местами подбрасывало и штормило - но Максим был надежной скалой, которую не колебали недомолвки полевого коллектива. Макс жил в небольшой квартирке в центре города, вроде как несколько месяцев встречался с местной девушкой, с которой познакомился на игре, но расстался совсем недавно, начал отращивать бороду - пока что она выглядела забавно, но Филипп верил в него, хоть втайне и искренне ржал над ним. Они много переписывались вне работы, много созванивались, Максим доверял Филиппу все свои переживания, иногда боясь поделиться ими со своим отцом и прося у Филиппа совета - и не забывал время от времени называть его "папой", что заставяло сердце Филиппа трепетать от восторга. - Мы так рано приехали, мы ведь даже в подтрибунку не зайдем, - Кошечкин зевнул - стафф разрешал им оставлять верхнюю одежду в комнате, где раздевались представители СМИ. - Ты хочешь перекусить? - он кивнул головой на палатку с хот-догами. - Не-а, давай успеем дойти до площадки до раскатки, а уже потом можно будет поесть, - Филипп поправил клубную кепку и кивнул на выход на лед. - Идем, мы все пропустим. Ты забыл, что у него для тебя сюрприз? - Нет, я помню, но я думал, он мне после игры расскажет, - Вася пошел за Филиппом, который медленно ковылял с помощью костыля. - Или ты, как обычно, в курсе всего, в отличие от меня? Филипп лишь загадочно улыбнулся и кивнул головой. Максим был "Кошечкиным" по паспорту, но в своей спортивной карьере принял решение взять в качестве псевдонима фамилию покойной матери - и Василия очень расстраивал этот факт, даже не как то, что Макс не был лоялен их фамилии, скорее как постоянное напоминание о прошлой боли. Вася всегда хотел, чтобы после него на льду остался хоть кто-то, кто продолжал бы его династию - но Максим в итоге отказался от его фамилии, а Никита и вовсе ушел из хоккея, с головой окунувшись в футбол, в котором он делал довольно серьезные успехи. Филипп не взял бы фамилию Васи при всем желании - уже очень сильным триггером бы это было для общественности, и в итоге мечта Кошечкина оставалась нереализованной. Максим очень сильно вырос, как человек, за несколько месяцев самостоятельной жизни. Отсутствие лишнего внимания, сосредоточенность на работе, где он не был посмешищем, как в России, нулевая медийность - все это отлично сказывалось на нем, он тратил много времени на самосовершенствование, читал много психологической литературы, постоянно делясь с Филиппом своими рекомендациями, много времени проводил с одноклубниками на природе или на тим-билдинге. И недавно он сказал Филиппу, что хотел бы исполнить небольшую отцовскую мечту взамен на то, что он исполнил его мечту - он сам сказал, что нельзя было сравнивать нанесение фамилии на свитер и возможность играть в таком прекрасном месте, но понимал, что Василию это будет приятно. И Филипп поддержал его стремление. Майоров согласовал смену фамилии с тренерским штабом, ее внесли в официальный протокол, но Вася не читал посты в социальных сетях или на новостных порталах - поэтому для него сегодняшнее появление Максима в свитере с фамилией "Кошечкин" станет сюрпризом. Они спустились к самой коробке - стюард узнал Филиппа и по-дружески пропустил его к стеклу, где сновали фотографы и обслуживающий персонал арены. Zamboni выкатывалась со свежезалитого льда, уступая место хоккеистам - на дальней половине льда уже разминалась команда противника в черных джерси, "Шарлоттаун Айлендерс" в бежевых комплектах с белыми шлемами, крагами и гетрами ждали, пока стафф прикрутит ворота и позволит им выйти на лед. Вася с интересом смотрел на лед, пытаясь рассмотреть в толпе хоккеистов Максима - но он вышел на лед одним из последних, все равно забавно возвышаясь над своими одноклубниками, опуская на лицо шлем и обкатывая свою территорию, уверенно заезжая за красную линию - соперники с недовольством посмотрели на него, но никто не посмел сказать ему и слова - несколько защитников "Айлендерс" были личными цепными псами Максима и были готовы всегда заступиться за своего голкипера. Василий помахал сыну рукой, и Макс, помахав в ответ, тут же развернулся, опускаясь на лед для разминки, одновременно с этим красуясь угольно-черным "Koshechkin" на спине над сороковым номером. Вася удивленно посмотрел на свитер сына и даже несколько раз моргнул, думая, что зрение его обманывает - Филипп не мог сдержать улыбки, глядя на то, как розовеют растянутые в улыбке губы Василия, как начинают сиять его темные глаза, как он нетерпеливо барабанит по стеклу кулаком, пытаясь позвать Максима. Кошечкин счастливо засмеялся, приобнимая Филиппа за плечи. - Да ну, ты посмотри! - воскликнул он, прижимаясь лбом к стеклу, как ребенок, впервые попавший на большую арену и увидевший за стеклом своего любимого хоккеиста. - Я не верю своим глазам, он с нашей фамилией, - пробормотал Василий, прикрывая улыбку рукой и дергая Филиппа за плечо так, словно Майе еще не видел этого. - Блять, Макс, ну обрати на отца внимание на две минуты, сынок! - он снова крикнул ему, когда Майоров закончил разминку и откатился в сторону для того, чтобы на несколько минут уступить место своему бэкапу. - Не кричи - не в лесу, - Максим заметил Василия и указал рукой на окошечко в стекле, которое фотографы использовали для того, чтобы делать фотографии во время игры. - Я так рад вас видеть, думал, Филипп не доползет, - он приподнял маску, вытолкнул стекло и наклонился к отверстию. - Вы на весь вечер? - Макс, сыночек, я люблю тебя, - чуть не плача пробормотал Кошечкин, просовывая руку через стекло и протягивая ее Майорову. - Спасибо тебе за такой подарок, родной, я даже и представить себе не мог, что ты сделаешь для меня что-то подобное, - Макс снял блокер и трепетно пожал отцу руку, мягко улыбаясь - этот момент был важным и для него тоже. - Хорошей игры, солнышко, я верю в тебя. - Спасибо, пап, я тоже тебя люблю, - Максим оглянулся на своего тренера и натянул блокер, постукивая им по стеклу и откатываясь к воротам. Филипп когда-то уже находился в заключении подобных чувств - когда все было так хорошо, что, казалось, с этого плато есть только дорога вниз. Он учил себя игнорировать эти мысли без очевидных красных флагов, но они все равно всегда лезли в голову. Как долго Филипп будет чувствовать себя настолько счастливым, как долго продлится эта эйфория. Как долго Филипп будет знать, что вся его семья ждет их с Василием дома в Лашене, готовая уже через несколько недель также дружно отпраздновать Рождество в кругу семьи, пригласив в дом не только близких друзей, но и, например, Максима, у которого будут короткие каникулы в период праздников? Как долго он будет мчаться по Трансканадскому шоссе через мост, соединяющий материк с островами, под какую-то безумно зажигательную русскую поп-музыку, когда вокруг трассы будут возвышаться белые сугробы, при этом время от времени непроизвольно вздрагивая от прикосновения большой ладони Василия к своему колену? Филипп хотел, чтобы эти маленькие моменты длились годами, чтобы эти наполняющие чувства были всем, что он переживал изо дня в день. - Сколько раз я за эти несколько дней почувствую себя так, словно я сплю? - спросил Василий, когда они притормозили в небольшой пробке под Монреалем из-за снегоуборочных работ. - Твои родители с предложением встретить Рождество вместе, мои родители с предложением приехать на Новый Год, твоя новость о том, что ты перестал предохраняться, Максим с его фамилией на свитере - и каждый раз мне кажется, что я сплю, что такого не может быть, что все, что может происходить - это только что-то плохое. Я так привык к плохому - но год так отлично заканчивается. И ты дома, - он улыбнулся, потягиваясь на сидении и зевая. - Иногда мне кажется, что ты заплатил Грицюку за то, чтобы он сломал мне ногу, - засмеялся Филипп. - Но я тебя полностью понимаю. Как будто в сказке. - Вот-вот, в сказке, - закивал Кошечкин. - Одно сплошное волшебство - не хватает только доброго Санты с подарками. - Кажется, я исчерпал весь свой ресурс, - Майе прислонился виском к холодному сухому стеклу, - но я не удивлюсь, если так и будет. Главное - не забывать, что каждый новый день может встретить тебя падением, которое будет очень болезненным, если начать забываться. - Это тоже верно, - Василий выдохнул, подкручивая печку - континентальный холод окутывал город, к которому они подъезжали, - но я готов к каждому такому испытанию - ты ведь со мной. Я так благодарен тебе и твои словам, каждый раз, когда ты говорил, что ты уверен во мне - я находил силы в этих словах. Ничего не может быть ценнее того, что ты веришь в меня. Потому что я так рад это слышать в те моменты, когда я сам в себя не верю. Когда вокруг происходит какой-то несусветный бред - ты всегда рядом. Когда все хорошо - ты всегда рядом. С тобой так уютно идти по этому пути. Синий сияющий город впереди надвигался на них зубастым горизонтом высоток, но в снегопаде это скорее выглядело как улыбка, а не оскал. И все равно все казалось нереальным и игрушечным вокруг. Реальным было только одно - большая теплая ладонь Василия на колене Филиппа, стискивающая его мягким движением. Не хотелось думать о будущем, о прошлом, хотелось дышать и наслаждаться настоящим, хотелось в моменте радоваться и плакать, хотелось целовать любимого человека рядом и водить пальцами по его сильной ладони, чувствуя под своей рукой тепло его кожи.