не уверен - не целуй

- Тебя заселили с Коростелевым? - спросил Лайпсик, прыгая на кровать Филиппа и сразу же устраивая вокруг себя полный беспорядок - плед, лежащий поверх чистого постельного белья, мгновенно был безжалостно смят, все подушки, аккуратно лежащие в ряд, попадали на пол или скатились с изголовья кровати и были подмяты под себя Бреем. Майе вздохнул и отпустил ситуацию, стараясь думать о том, Лайпсик додумался сходить после перелета в душ и сменить одежду. Он задернул шторы, выключил общий свет и включил одну из прикроватных ламп, присаживаясь на край кровати и вытягивая ноги. Минск встретил их невыносимой жарой и ярким белым солнцем, которое вымотало Филиппа еще на моменте поездки в такси до отеля. После быстрого горячего душа, который Фил принял для того, чтобы смыть пот и грязь после перелета, а также чтобы обновить подавляющий спрей и нанести новое средство - крем для тела с подавителями, ему хотелось только одного - расслабиться, но Никита Коростелев - его сосед по номеру на ближайшие две недели - молча пустил Брендона, который очень желал пообщаться с Филиппом, и теперь Майе просто не мог его выгнать. - Ага. Благо комнаты разные, он, как и я, сидит в своей и не высовывается, - Майе отодвинул ногу Брендона и лег на кровать поперек нее, подкладывая одну из декоративных белых подушек под голову. - Вроде как после стычки с Акользиным тогда в раздевалке они с Голдобиным больше ко мне не лезут совершенно. И даже сам Павел обходит меня стороной. - Ну дал ты ему тогда хорошо, - усмехнулся Брендон, прикрывая свои глаза от тусклого света прикроватной лампы, - я знаю, конечно, что вы там с Джошем об этом поспорили, но все равно - выглядело это очень эпично, братан. - Да заебало это терпеть уже, - Фил глубоко вздохнул. - Одно дело когда ты еще подросток или юнец, ветер в голове, гормоны кипят и без устали ебут кукушку, заставляя делать не самые рациональные вещи, но когда ты взрослый, вполне себе адекватный и самодостаточный человек, то заниматься таким - это как минимум смешно, - рассматривая узоры на потолке, Фил положил руку на свою грудь. - Сколько себя помню, не важно, сколько бы мне не было лет на тот момент, никогда и ни в одной команде ни одной лиги альфы старше двадцати четырех-пяти себя так не вели, в основном проблемой были молодые и горячие. - Да, по себе могу судить, что по мере взросления становится наплевать, какие люди и с какими особенностями тебя окружают - тебя в этот момент просто накрывает очередной кризис и тебе становится просто не до этого, - Лайпсик отложил телефон в сторону и уставился на Майе. - Появляются другие интересы, другие увлечения, другие цели, а быть гомо-инквизитором - как минимум энергозатратно, - он усмехнулся, тряхнув головой и убирая с глаз упавшую на лицо прядь длинных волос. - Я все равно не понимаю, в чем проблема Акользина, - Фил никак не мог разрешить противоречия о Павле в своей голове. - Да, Архип рассказал мне некоторые факты из его жизни, поделился своими догадками о причинах подобного поведения Павла, но я пока никак не могу сложить все кусочки этого паззла у себя в голове и дать себе ответы на эти вопросы. Чуваку уже столько лет, а все его развлечения - это надавать мне по шее. Лайпсик зевнул и потер глаза сжатыми кулаками, а затем и вовсе лег головой на одну из подушек Филиппа, стягивая с себя толстовку с эмблемой клуба. Майе решил просто проигнорировать тот факт, что Брендон собирается лечь у него спать, потому что в принципе сам был бы не против немного поспать - перелет снова дался ему довольно-таки тяжело, давящее ощущение предстоящей течки словно сжимало холодными мокрыми ладонями поясницу Филиппа, давило на низ живота и бегало туда-сюда по позвоночнику; и даже на краю кровати в теплой полутьме среди моря мягких подушек Филипп был готов уснуть. Никаких планов, кроме вечерней тренировки в зале, у команды не было, а запланированную прогулку по городу решили отложить на пару дней из-за сильной жары. - Ты разве не заметил, что они здесь все такие в России - предвзятые закостенелые традиционалисты, и даже новое поколение русских нередко следует этим традициям, - Брендон пожал плечами, обнимая подушку и переворачиваясь на живот, ложась параллельно Филу. - Чел, я плохо учился в школе, но я отлично помню историю, и все те традиции, которые были распространены по всему миру несколько веков назад, изжили себя и пустили на свое место что-то новое, здесь до сих пор актуальны и претерпели какие-то изменение только в связи с техническим прогрессом. - Я лично нахожу это ужасным, - Майе коротко вздохнул - да, это все еще не арабские страны, где он не мог бы выйти из дома без сопровождения и специальной одежды, но все равно здесь, в России, какие-то его базовые права также были у него отобраны. - Но я так скажу тебе. За исключением той пары раз, когда я натыкался на действительно отмороженных идиотов, типа того репортера с шариками с краской - здесь все довольно прогрессивные в этом плане. Я рад, что почти все мои предубеждения оказались именно предубеждениями, и возможно законы, традиции, коллективное стадное древнее мышление еще долго будут здесь кнутом, но местные люди, их доброта, отношение, отзывчивость - это определенно пряник. - Я рад, что ты себя здесь хорошо чувствуешь, бро, сказать честно, я очень переживал за это, - Брендон тепло улыбнулся и пригладил свои волосы, но в его глазах в ту же секунду скользнула нотка волнения. - Я же знаю, ты не терпишь неравноправия с альфами и не причисляешь себя к ним. Сказать честно, я думал, что русские едва с этим справятся, но я бы поставил им за это задание твердую "четверку". - Ты прав, - кивнул в потолок Филипп. - Таких друзей, как Вася, Архип и Яр у меня никогда не было ни в одном клубе, как бы я ни был близок и дружелюбен с некоторыми альфами из разных клубов, рано или поздно товарищеские отношения все равно сходил на нет, превращаясь в чисто рабочие или просто рассасывались из-за отсутствия общения. - Только Кэт, Яр и Архип твои друзья? - вдруг обиженно спросил Брендон. - Тебя и Карри я по дефолту считаю своими товарищами, вы ведь мои соотечественники, - Майе протянул к нему руку и по-доброму пихнул кулаком в плечо. - Хоть Карри и заноза в заднице. - Я уже говорил тебе, что ты просто дурманишь его чувствительные рецепторы, а так он отличный парень, мы дружим уже очень долго время и это действительно почти его единственный изъян, дружище, - попытался оправдать Джоша Лайпсик, хоть и прекрасно понимал, что своих канадских товарищей он не сможет подружить с очень большой вероятностью. - Я не сомневаюсь, - Филипп почесал нос и чуть потянулся, вытягивая руки к потолку. - Но я делаю все, что от меня зависит - глушу этот запах так, как никогда не глушил. Но на поведение Джоша я никак не могу повлиять, пора бы и ему уже перестать вести себя так, словно у него жуткий недоеб. - Братан, почему бы тебе самому с ним об этом не поговорить? - Брендон повел бровями - он выглядел раздраженным. Карри для Филиппа был тем самым неуютным компаньоном, которых в своем прошлом Майе старался избегать, потому что общение с ним вытягивало из Фила все моральные силы. Джош издалека казался действительно совершенно нормальным парнем, и первые несколько недель после того, как течка Фила прошла, когда запах омеги еще едва различим, они и правда совершенно нормально общались, почти не скатываясь в обсуждение всех этих раздражающих факторов - партнеров, запахов, предпочтений; но с каждым днем, когда запах Фила постепенно становился более отчетливым, сильным и осязаемым, Джош рядом с ним словно зверел и становился неуправляемым. - Много причин, - Майе шумно втянул носом воздух и выдохнул - по спине снова пробежались мурашки, - во-первых, он не воспринимает меня всерьез - постоянно отшучивается от моих замечаний, - Фил поднял в воздух руку и загнул один палец, - во-вторых, те претензии, которые я ему высказываю - он считает надуманными и просто обижается, - Майе загнул второй палец, - а в-третьих, в нем с первых дней нашего знакомства словно что-то изменилось. Я не особо слежу за ним и его поведением, ничего такого уловить не могу, но вот его запах изменился - это стопроцентная информация, - Фил загнул третий палец и опустил руку. - Запах? Как такое вообще возможно? - Лайпсик нахмурился. - Ну да, - сказал Фил, кивая. - Я почти ничего об этом не знаю, просто читал в интернете, что такое может быть при каких-то заболеваниях всех этих желез, - Филипп неопределенно махнул руками, показывая на свою шею и ключицы - именно там сосредотачивались основные железы, которые занимались секретированием природного запаха, - может быть побочкой при приеме каких-то лекарств, при постоянном стрессе и нагрузках. - Чувак, я запахи омег-то едва ощущаю, а про альф мне и сказать-то толком нечего, поэтому я не могу подтвердить твое предположение, - Брей закатил глаза и перевернулся на спину. - Поверь, мне, дружище, я прав, - Фил приподнялся над кроватью на локтях и зевнул. - Раньше от пах кострищем, свежими смоляными дровами, сухой кленовой листвой, металлом топора, а теперь от него несет мокрыми холодными углями, горелой травой, мхом, песком. - О боже, так бы и сказал - воняет дымом, - фыркнул Лайпсик, сняв блокировку с экрана телефона и заглядывая в сообщения с кем-то. - Когда-нибудь я пойму прикол во всех этих красивых описаниях чужих запахов, но, видимо, не в этой жизни. - Забей, - Филипп сел на кровати и снова потянулся - неприятное напряжение и тяжесть, которые растекались по пояснице, становились только сильнее. - Но я просто предпочитаю избегать Карри или видеться с ним только в компании. Мне кажется, так будет легче и ему, и мне, так как я вообще не понимаю, что может взбрести ему в голову. - С одной стороны, - Брендон снова заблокировал экран смартфона, положил его себе на грудь и подложил руку себе под голову, - ты в чем-то прав, ты сам себе обеспечиваешь свою безопасность и свой комфорт. Но с другой стороны - я хорошо знаю Джоша - он не желает тебе зла. Не думаю, что ему самому легко жить в постоянном напряжении, когда все валится из рук и все твои попытки сосредоточиться заканчиваются провалом. - Я же не осуждаю его, бро, - Фил чуть повернулся к Лайпсику и улыбнулся, - просто оберегаю себя и его от глупых поступков. Фил посмотрел на часы, которые висели на стене над дверью - с того момента, как он последний раз наносил крем, прошло около полутора часов. В инструкции было сказано обновлять слой крема каждый час первые три часа, чтобы достичь обещанного эффекта, и вроде как эта штука российского производства даже работала, пусть текстура крема и была, в отличие от зарубежных аналогов, довольно неприятной - белая гелевая масса очень сильно пахла химической душной розой, была очень масляной, хоть и быстро высыхала, и оставляла на коже тяжелое ощущение влаги. Майе стянул с себя футболку, поднимаясь с кровати, бросил ее на край кровати и подошел к телевизионной тумбе, на которой были разбросаны все его примочки с подавителями, которые он неаккуратно вытряхнул из специальной сумки, взял стоящую на краю банку крема и скрутил с нее крышку, зачерпывая пальцами содержимое и начиная распределять по шее, ключицам, плечам и груди. - Вау, стриптиз с маслом? - присвистнул откуда-то сзади Лайпсик и рассмеялся. - Воняет просто ужасно, мне кажется, у меня на него разовьется жуткая аллергия, - сказал Фил, вытирая руки о свой живот; он приспустил спортивные штаны до середины бедер и нанес тонкий слой крема на нижнюю часть живота и поясницу. - Но перекрывает твой природный запах, - голос Брендона вдруг раздался почти за спиной Филиппа, и Майе вздрогнул, оборачиваясь и натягивая штаны. - Ты же ничего не чувствуешь, - пробормотал Филипп, влажными руками закрывая банку и откладывая ее в сторону. Брендон, лицо которого было почти полностью в тени - тусклый источник света находился прямо за его спиной, что-то произнес одними губами - и Фил не смог различить ни слова. Лайпсик просто стоял на расстоянии вытянутой руки перед ним и как-то излишне заинтересованно рассматривал его, не поднимая глаз, чтобы не встретиться глазами с Филом - он прекрасно знал, каким уничтожающим взглядом одаривает альф за такое поведение. Майе ощущал на физическом уровне, как взгляд Лайпсика неспешно передвигается по его шее, затем падает в яремную впадину, разбегается по острым худым ключицам, оттуда соскальзывает на грудь с темными жесткими волосами, стекает по не выделяющимся кубикам пресса на плоском животе и врезается иглой в очень отчетливую квадратную мышцу поясницы и округлую тазовую кость под ней. Филипп почувствовал, как запах химической мерзкой розы раздирает когтистыми лапами тонкий, едва различимый, морской запах Брендона, оставляя соль на языке Фила. - Чувак, на что ты так пялишься? - сглотнув, пробормотал Филипп, машинально сжимая руки в кулаки. - Прости, засмотрелся, - Лайпсик вдруг поднял глаза на Фила - и они были как обычно - беззаботно-веселые, словно мгновение назад Брендон не объедал ими плоть с костей Майе. - Не хотел тебя смущать. - Это просто чертовски стремно, - Майе обогнул Лайпсика и взял с кровати свою футболку, быстро натянув ее на свое тело. - Я знаю, - сказал Брендон. - Просто ты красивый, - буквально за несколько секунд Брендон пересек короткое расстояние между ними и встал перед Филом вплотную, наклоняясь над его ухом и произнося последние слова шепотом, которые ударили и оглушили Филиппа, словно молния. Он на мгновение растерялся, но смог взять себя в руки и оттолкнуть от себя Брендона, который явно не ожидал физического отпора и опасно пошатнулся, но устоял на ногах. Майе выглядел разъяренным, покраснел, его дыхание сорвалось, но внутри него бушевала еще более сильный ураган - Лайпсик был не тем человеком, который мог раздавать ему комплименты. Связать сказанные им слова и взгляды, которыми Брей одарил Филиппа буквально минуту назад, не мог только наверное совсем идиот. - Вали нахуй из моего номера, Лайпсик, - тихим и низким голосом сказал Филипп, нахмурившись, - я сейчас не в том настроении, чтобы шутить на эту тему. - Это не шутки, Филипп. Брендон снова улыбнулся - но на этот раз в его улыбке проскользнуло что-то, природу чего Фил не смог бы объяснить при всем желании - это была не хищническая улыбка, не злая, не добрая, она словно была результатом большого коктейля эмоций. Он снова сделал шаг к Филиппу, и на это раз обезопасил себя от очередного толчка в плечо тем, что схватил руки Филиппа своими и крепко сжал его предплечья, не давая ему никаких шансов выбраться из его хватки. - В таком случае тем более иди нахуй отсюда, - прошипел Майе, начиная дергать руками и понимая, что он ничего не может противопоставить Брендону в это мгновение. - Почему я не могу сказать красивой нежной омеге, что я считаю его таковым? - Лайпсик коснулся лица оцепеневшего Фила рукой, поглаживая его щеку большим пальцем - он смог крепко обхватить тонкие предплечья Майе одной рукой и освободил вторую. - Неужели это не та самая составляющая баланса, о котором ты сам постоянно говоришь? Идеального баланса между твоим хрупким, чутким нутром, которое сейчас растает в моих руках, если я еще пару раз к тебе так прикоснусь, и между твоим нерушимым образом, который ты вокруг себя построил, как кирпичную стену? Быть одновременно сильным - и таким красивым, - Лайпсик скользнул губами по щеке Филиппа, заглядывая ему в глаза. Внутри Фила все словно рухнуло. Паника острыми зубами трепала его солнечное сплетение, сердце бешено колотилось в груди, пока вся кровь, словно нарушив все возможные законы физики, парила в его венах, артериях и капиллярах, переставая выполнять свою основную функцию. Адреналин дергал нервы и колотил по барабанным перепонкам в ушах. Брендон не позволил себе продолжить точечные касания губами, придерживая лицо Фила, но он обхватил рукой затылок Фила и даже не позволял ему отвернуться от себя. Страх, колотивший Фила из стороны в сторону, то заставлял его смотреть в глаза совершенно спокойного улыбающегося альфы со всей своей испепеляющей уверенностью, то наполнял его глаза слезами, которые Майе отчаянно смаргивал. - Красота - это вкусовщина, - сдавленно прошептал Филипп, пытаясь выровнять свое дыхание. - Ты объективно красивый, кому ты пытаешься наврать? - также тихо, едва слышно, прошептал Брендон, прикрывая глаза и обнимая Филиппа. Чтобы прижаться к омеге всем телом, Брендон отпустил его руки, и внезапный прилив сил, который ощутил Майе, дал ему возможность вырваться. Он ударил альфу неплотно сжатым кулаком в нос, оттолкнулся от него и буквально парой прыжков пересек стоящую позади него кровать, занимая выгодное положение - за его спиной была просторная комната и дверь, которая вела в их общую с Коростелевым гостиную, так что пути отхода у Фила были, но попытаться вывести Лайпсика силой - означало снова проиграть ему единоборство и попасть в его руки, возможно больше не имея никаких возможностей выбраться; Фил совершенно не понимал мотивов такого поведения Брендона. - Вали нахуй из моей комнаты, пока я не выкинул тебя отсюда за волосы, - сказал Майе, указывая рукой на дверь. - За что ты так со мной? - вдруг голос Лайпсика сорвался на обиду. - Я тебя пальцем не трогал, в отличие от тебя, - возмутился Фил, не переставая трясти рукой в направлении двери. - Я пытаюсь поговорить с тобой уже месяц, но ты все делаешь вид, что ничего не случилось, - Брендон всплеснул руками, - молчишь, отнекиваешься, улыбаешься, хотя я по твоим глазам вижу, что тебя это очень задевает. И тот факт, что ты до сих пор так расстраиваешься по этому поводу и закрываешься от всех, вместо того, чтобы просто поговорить со мной об этом, просто разбивает мне сердце, Филипп, - Брендон начал обходить кровать, чтобы подойти ближе к Филу, но Майе, чтобы не допустить сокращения дистанции между ними, сделал несколько шагов к стене позади себя, вытягивая перед собой руки. - Что ты, блять, такое несешь? - качая головой, спросил Филипп. - Не строй из себя дурачка, Майе, - Лайпсик потер раскрытой ладонью свой нос и сделал маленький шаг в сторону Фила. - Тогда, в баре, в твой первый день в клубе. - Что, блять, было в тот день? - повышая голос, Фил перестал сдерживать себя - Лайпсик очень сильно заступил за черту, которую Филипп проводит перед каждым альфой, с которым он знаком, и ни при каких обстоятельствах Майе это ему не простит. - Ты что, блять, не помнишь? - вскипел уже Брендон. - Мы подняли тему нашего конфликта за общим столом, я не думал, что ты до сих пор так ранен этим. Ты ушел в туалет, вернулся заплаканным. Я пытался спросить у тебя, все ли нормально, но ты просто отмахнулся от меня, словно для тебя это ничего не значит. - С чего ты, нахуй, взял, что я плакал? - вскрикнул Майе, но быстро закрыл рот тыльной стороной ладони - ненужные уши за стенами номера или в соседних номерах вполне могли его услышать. - Да потому что я стоял под дверьми кабинки в туалете, в которой ты закрылся, я все слышал, я слышал, как ты безутешно плакал, - сорвавшимся голосом пробормотал Лайпсик, быстро сокращая расстояние между ними и прижимая Фила, попятившегося назад, к стене. - Плакал, как тогда... Острые зубы старых, покрытых пылью воспоминаний, снова впились в мозг Майе, и он, отпихивая Лайпсика ногой, схватился за пряди своих волос на затылке, сжал их не слушающимися негнущимися пальцами, которые дрожали от черно-белых тусклых картинок, который вспыхивали у него перед глазами, высекая на радужке глаза свое содержимое раскаленными прутьями. Гнев, злость, страх, обида захлестнули Филиппа, он почувствовал снова всю ту физическую и моральную боль, которую он испытал в ту ночь, на тренировочной базе, на холодном полу своей собственной небольшой комнаты, где над кроватью также, как и сейчас, теплыми мягким светом, обнимая всю мебель в комнате, светила над кроватью тусклая лампа, он почувствовал ее также свежо и остро, как ощущал ее тогда. Слезы непроизвольно потекли из его глаз, и Фил вместо своего соотечественника увидел перед собой его молодую версию - с ежиком коротких жестких волос и со всей жестокостью мира в глазах. Даже не пытаясь смахивать слезы, Майе кинулся на Лайпсика с кулаками, размахивая ими без какой либо тактики, и когда понял, что его попытки не увенчаются успехом, просто схватил Брендона за шею и обхватил ее двумя руками, сильно сдавливая над кадыком. - А ты бы не плакал, сука, когда команда, состоящая из безголовых отморозков, которая вытирала о тебя ноги всю твою жизнь, с которой тебе нужно было этим утром выходить со счастливым и отдохнувшим видом на важный для тебя матч, полночи насиловала тебя с особой жестокостью? Ты бы, блять, не плакал, а, мразь? - рычал Фил, стягивая кольцо рук на шее обмякшего и испуганного Лайпсика только сильнее. - Блять, Фил, ты меня сейчас задушишь, - просипел Брей, залезая пальцами под руки Майе и ослабевая его хватку, но даже при таком раскладе Филипп не собирался останавливаться и просто трепал расслабившегося Лайпсика. - Ты скажи мне, ты бы, блять, не плакал, если бы твоя первая и единственная любовь, чувства к которой ты нежно хранил на протяжении долгого времени, под руководством какого-то конченного уебка из команды насиловала тебя в задницу без единого намека на смазку и мочилась на твое лицо, задорно смеясь? - Филипп перешел на крик, совершенно забывая о том, что их могут услышать. - Ты мне, тварь, ответь на мои вопросы? Ты бы не плакал, если бы вся твоя жизнь, все твои ощущения, все твои эмоции после того, как шесть человек несколько часов, связав твои руки и ноги, трахали тебя во все дырки, оскорбляли, относились как к тряпке, как к кукле, превратились в труху? Фил отпустил шею Лайпсика и разрыдался. Брендон упал на колени и закашлялся, отползая к кровати, а Фил просто сел на пол, сползая по стене, и ревел навзрыд, даже не закрывая свое лицо руками. Он сидел в своей комнате у стены совершенно также десять лет назад, когда Лайпсик наконец решил, что им пора спать и они вдоволь наигрались с Майе, когда они оставили его совершенно одного - голого, избитого, вымазанного в слюне, крови, пыли, моче, сперме, слезах, просто прислонившись спиной к стене, сидя на холодном мокром полу в окружении только обрывков своей одежды, и рыдал. - Да, Брендон, я плакал, - шумно сглотнув, пробормотал Филипп, не переставая захлебываться слезами. - Мне было девятнадцать лет. У меня было так много целей и желаний, до того дня я был хорошим ребенком, я был воодушевлен, я был влюблен, я жил полной счастливой жизнью, наполненной взлетами и падениями. Я так хотел всю свою жизнь посвятить хоккею, а потом найти себе партнера, создать с ним семью и водить наших детишек на хоккей тоже. Я так хотел быть полноценным человеком, так хотел что-то чувствовать, кроме страха, так хотел любить, иметь хобби. А потом пришел ты и все растоптал, ты и твои шестерки. Вы сломали мне все, у меня ничего не осталось. И он снова зарыдал, прижимаясь затылком к стене. Его трясло, он не мог унять дрожь, которая охватила его руки. Голова уже раскалывалась от плача, но Фил просто не мог успокоиться. Он стискивал зубы, сжимал дрожащими ослабевшими руками колени, но это никак не могло заставить его прийти в себя. - Фил, - раздалось прямо перед ним, и Майе открыл глаза - Лайпсик на коленях стоял перед ним и тянул к нему руку, - мне правда очень жаль, - и эти слова были той самой молнией, которая дважды ударила в одно и то же место. - Тебе жаль? - выпучив глаза, Филипп вскочил на ноги. - Ах вот, значит как, тебе, тварь ебучая, жаль. Десять лет назад спустя тебе, уебок, наконец жаль, - Майе едва не обезумел от этих слов, просто не понимая, как Лайпсику хватает смелости говорить при нем такое. - Ты же этим наслаждался! Ты же гонял меня несколько лет, бил, издевался, запирал меня без воды и намека на лучик света в крошечных помещениях, зная, как я сильно боюсь этого, ты же заставлял меня ходить голым по арене и искать свою одежду или просить ее у тренеров, ты, ты, это все делал ты! И сейчас продолжаешь это делать, пытаясь вскрыть корку на этой ране столько лет спустя своими паршивым ртом! - Филипп кричал, половина слов и их окончаний утопали в захлебистом непрерывном плаче. - Ты самоутверждался за мой счет столько лет, я потратил сотни часов своего времени и десятки тысяч долларов, чтобы починить поехавшую после твоих издевательств крышу, а теперь ты - он подошел к поднявшемуся на ноги Лайпсику и схватил его за ворот футболки, начиная трепать его из стороны в сторону, - невинно улыбаешься и говоришь, что тебе жаль? Уебок, ты не сожалеешь ни капли, я вижу это по твоим черствым глазам. - Фил, ты не прав, - Брендон словно растерял всю свою смелость и воинственность, с которой он изначально шел на Филиппа, и лишь пытался хоть как-то успокоить его, поглаживая по рукам, вцепившимся в его футболку, но в ответ лишь получал слабые удары по рукам и груди. - Я после того случая долгое время не мог прийти в себя, когда осознал, что я натворил. - Нет, тварь, ты ни на процент не раскаялся и никогда не испытаешь даже малой доли того, что испытал тогда я! - Филипп закричал, отталкивая Лайпсика в сторону двери. - Мама с папой вытаскивали меня из петли после этого. Я боюсь любого нового человека, которого встречаю на своем пути, я не могу спокойно любить, дружить, доверять, мне всегда страшно! - Майе попятился в сторону кровати и просто осел на нее, всхлипывая. - И в этом виноват ты. Ты и больше никто другой. Он снова громко заплакал. Он был уничтожен, вся броня, что так бережно и так тщательно выкладывалась им вокруг себя столько лет, просто разбилась вдребезги. Фил бы собрал ее дрожащими руками и склеил, но он лишь проводил по себе руками и ощущал, что теперь каждый его нерв оголен, а все те демоны, которых он годами прятал внутри себя, теперь сидят у него на плечах и безостановочно нашептывают ему что-то. Казалось, он высказал уже все, что можно было высказать и для чего нельзя было подобрать слова, вытряс из себя все эмоции, пролил все слезы и сорвал голос - но боль и обида застелили его глаза и переполняли его, словно все произошло не десять лет назад, а день или два. - Я сожалею об этом больше всего на свете, - прошептал Брендон, прислоняясь плечом к дверному косяку, и этот шепот казался ему громче самого громкого звука на Земле. - Я готов сделать все, чтобы заслужить твое прощение. - Выметайся отсюда, пока я не убил тебя! - охрипшим голосом сказал Филипп и закашлялся. - Это не решение, - покачал головой Лайпсик, - ты уже так много высказал мне, осталось еще немного, мы сможем все обсудить и поговорить. - Тебе, сука, я не сказал и трети того, что творится в моей голове, - сквозь дикий сухой кашель, который разобрал горло Фила, пробормотал он. - Вали отсюда, не доводи до несчастного случая! - Фил, - жалобно сказал Брендон, - я прошу тебя. - Ты сам напрашиваешься, - сдавленно сказал Майе и поднялся с кровати, направляясь к Лайпсику со сжатыми кулаками, вдавливая ногти в кожу ладоней. Он едва кинулся на Брендона, который даже и не думал защищаться, а просто автоматически закрыл голову руками, глядя из под них на Филиппа и без остановки, как мантру, твердя свои нескончаемые просьбы успокоиться и просто поговорить с ним. Вдруг дверь за Лайпсиком распахнулась, и Брей едва не вывалился в другую комнату, но его поддержал рукой остановившийся на пороге Коростелев Никита - на его голове были наушники, которые он сдвинул на виски, чтобы слышать все происходящее вокруг, и именно это видимо и была причина, по которой Никита не заглянул в комнату Фила гораздо раньше - он просто не слышал никаких криков. Никита, который был значительно выше и Филиппа, и Брендона, возвышался над ними, даже стоя чуть поодаль. Он удивленно уставился на Лайпсика, потом перевел взгляд на Фила, который дрожал, как осиновый лист, и плакал, стиснув зубы. - Какого черта у вас тут происходит? - совершенно спокойно спросил Никита, спуская наушники на шею. - Ник, - Фил буквально захлебывался в слезах, - ты пустил этого уебка сюда - ты и выводи, - он отвернулся от них и ушел в глубь комнаты, вытирая мокрые щеки футболкой и пытаясь восстановить дыхание. - Майе, ты в норме? - Никита сделал шаг в его сторону, прикрывая за собой дверь в его спальню, но Фил почувствовал его движение даже спиной и отскочил от него. - А ты, блять не видишь? - снова закричал Филипп, закрываясь от них руками. - Я просто пиздец как не в норме! Выведи его нахуй отсюда! Глаза Никиты с каждой секундой становились все более удивленными. Он глубоко вздохнул и посмотрел на Лайпсика, который был просто ошарашен происходящим, стоял около двери и боялся даже пошевелиться. Коростелев вытащил из кармана резинку для волос и собрал свои длинные волосы в высокий пучок и просто замер, даже не зная, что ему делать дальше. - Чувак, оставь нас, ты не видишь, что мы разговариваем? - сказал Лайпсик, приглаживая свои растрепанные волосы. - Брендон, ты сейчас серьезно? - Коростелев нахмурился. - Ваши крики были слышны на весь этаж. Я никогда не видел человека в такой истерике, как у Филиппа, - он кивнул на дрожащего Майе. - Что ты такого ему сделал, что он плачет, как ребенок? - Это не твое дело, - пробормотал Брей, растерянно глядя на Никиту. - Да что ты, - наклонив голову, Коростелев внимательно посмотрел на Лайпсика, прищурив глаза. - Только это все еще мой номер. Мне не нужны проблемы на ночь глядя, - он открыл дверь позади себя и гостеприимно указал на нее канадцу. - Пиздуй отсюда, Лайпсик, пока я не сдал тебя Воробьеву. Он так великодушен с тобой не будет. Видимо, это было именно то, что должно было напугать Лайпсика и наконец заставило его покинуть номер ребят. Он громко выругался и хлопнул за собою дверью, принимая свое поражение в этом бою. Филипп, наконец ощутив себя в безопасности, подошел на дрожащих ногах к своей кровати, сгреб подушки руками и упал в них лицом, продолжая сотрясаться от тихих рыданий. Господи, если бы он только мог тогда утешить этого маленького изнасилованного мальчика, который не был ни в чем виноват и просто родился таким, каким родился, не желал никому зла и просто хотел прикоснуться к своей недостижимой на тот момент мечте, если бы мог взять его на руки, отвезти к врачу, выслушать всю его боль, наказать обидчиков, посадить их за решетку на всю жизнь - если бы он только мог. Кровать прогнулась с другого края под весом человека. Фил задержал дыхание, сотрясаясь, и поднял мокрые глаза на Коростелева, который сидел напротив него, закинув одну согнутую ногу на кровать, а второй упираясь в пол. - Ник, спасибо, - пробормотал Филипп, вытирая лицо о простынь. - Должен будешь, - сказал Никита и покачал головой, словно не верил, что стал свидетелем этого конфликта. - Тебе, может, нужен врач? Ты в истерике. - Я почти в норме, спасибо, - пробурчал Майе в подушку. - Оставь меня, пожалуйста, мне нужно побыть одному. Коростелев не стал настаивать или навязываться. Он просто молча встал и покинул комнату Филиппа, оставив канадца наедине со своими мыслями, и когда дверь за Никитой мягко закрылась, Фил лег на бок и закрыл глаза. Как действовать дальше - он понятия не имел. *** На вечернюю тренировку Филиппа не пустил командный доктор, сославшись на то, что у Фила низкое давление. Не имея никаких моральных сил для споров с администрацией клуба, Фил молча выслушал все необходимые ему рекомендации от врача и с командой увиделся только на ужине. Специально сел вдали от всех, не отрывая взгляда от экрана смартфона весь ужин, взял себе все меню шведского стола, но смог впихнуть в себя только несколько ломтиков сыра и чашку какао. Лайпсик прятал от него глаза весь вечер, хотя Фил иногда бросал на него взгляд, но Майе был так опустошен всем, что произошло днем, что не мог вызвать в себе никаких эмоций. Кошечкин и Неколенко зазывали его сесть с ними, но Филипп притворился разговаривающим по телефону с семьей и так и остался сидеть на своем месте, ковыряясь вилкой в цветной капусте на своей тарелке, наблюдая за тем, как принимают пищи его сокомандники и, закончив, покидают свои столы и уходят. Вечером на территории отеля можно было находиться без каких-либо страданий - солнце давно спряталось за горизонтом и высокие ели, обнимающие высокое здание, бросали на парк, дорожки и скамейки толстый слой зеленой хвойной тени, которая тонко ложилась на землю и охлаждала ее, страдающую от палящего солнца. Филипп после отбоя отправился именно туда, накинув на плечи черную толстовку без опознавательных знаков. Он просто нашел где-то в отдалении каменную скамью, рядом с которой тускло горел уличный фонарь, сел на нее и без какой либо цели смотрел в темные пихтовые заросли, которые укрывали булыжниковые дорожки. Свежий воздух заряжал энергией, которую Фил без остатка выплеснул сегодня и был полностью выжат, нежный аромат хвои обволакивал раздирающееся горло и словно успокаивал его, звуки различных насекомых и кваканье лягушек успокаивало и расслабляло, под эти ощущения Филипп мог придумать себе в голове совершенно любую картинку и наслаждаться ею. Он просто очень сильно надеялся на то, что никто не услышал их с Лайпсиком ссору, кроме Коростелева. Возвращаться в номер означало непременно столкнуться с Никитой, а значит наконец наткнуться на неприятный разговор с не самым приятным собеседником. Никита и правда не трогал Фила и никак с ним не контактировал после того случая с Акользиным, но они были поселены в один номер, а это давало Нику широкий простор для каких-то новых подколов - и теперь в его руках также был джокер в лице того, что он стал невольным свидетелем истерики Майе. Канадец был уверен - Акользин и Голдобин уже знают эту историю и смеются над ним, разбирают услышанное Ником по кусочкам и возможно думают, как обернуть это против него. - Опа, - за спиной раздался громкий возглас от русского игрока, и Филипп непроизвольно вздрогнул и вскинул руки, сжимая кулаки, - воу-воу, Майе, я с миром, - последовала речь на английском практически без акцента, и Филипп, обернувшись, обнаружил за своей спиной Коростелева - в зубах он зажимал сигарету, а обе руки, в одной из которых была зажигалка, а во второй - пачка "Мальборо", поднял в знак того, что он здесь не для конфликта, - ты тут такое местечко уютное занял, я посижу, покурю? - На здоровье, - Фил был бы рад ощутить хоть что-то внутри себя, испугаться, напрячься - но внутри его была абсолютная пустота, которая поглощала все вокруг, он разжал кулаки и снова отвернулся от Никиты. Коростелев перелез через скамейку и сел на другом ее конце, вытягивая ноги, спуская их с тротуара в густую подстриженную траву. Филипп слышал щелчок зажигалки, глубокий вдох Никиты, который делал первую затяжку, затем почувствовал носом сигаретный запах, который в его сторону приносил легкий попутный ветерок, смешивая запах табака с вечерней прохладой. - А чего не спишь? - выдыхая сигаретный дым в небо и закидывая голову, спросил Коростелев, перекидывая ногу через скамейку и садясь так, чтобы находиться лицом к Филиппу. - Хуево, - по-русски сказал Филипп, даже не представляя, какими словами описать свое внутреннее состояние на своем родном языке или на французском, на котором он также немного разговаривал. - Ну еще бы, столько часов плакать, - Никита усмехнулся, но усмехнулся как-то невесело, словно проникся состоянию Фила, и снова сделал глубокую затяжку. - Будешь? - он протянул сигарету, которую держал двумя пальцами за фильтр, Филиппу, но канадец покачал головой - он никогда не курил, но прекрасно знал, что после такой встряски и на голодный желудок никотин вызовет у него лишь приступ тошноты и паническую атаку. - У врача был сегодня? Ужинал вообще? - Никита, ты сюда вроде покурить пришел, - Фил не был настроен разговаривать, и тем более разговаривать с Коростелевым; ему вообще не хотелось находиться в чьей-либо компании, но просто так взять и молча удалиться было бы совершенно невежливо, и Майе просто решил подождать, пока Ник покурит и уйдет - становилось как-то даже прохладно, а Коростелев был в одной простой футболке. - Да ладно тебе, не дуйся, - Никита снова зажал сигарету в зубах и залез в карман своих спортивных штанов. Он начал вытаскивать содержимое своих карманов, и Фил увидел, что у Ника в них хранились какие-то необъятные залежи различных таблеток. Многие из них были неаккуратно отрезаны от блистера и были у него в единичном экземпляре, какие-то упаковки были уже почти пустыми, порванными, помятыми, какие-то - совершенно новыми. Никита бережно перебирал таблетки, какие-то складывал в самодельные бумажные конвертики и убирал обратно в карман, и наконец среди горсти небольших отрезанных кусочков блистеров он нашел нужный - таблетка в нем была расколота на две части. - На вот, возьми, я их пью от бесоницы, - он убрал все оставшиеся блистеры в свой карман, потянулся к Филиппу, взял его руку и вложил в слабую ладонь канадца кусочки таблеток. - Что это? - Филипп посмотрел на потрепанную упаковку и перевел взгляд на Никиту. - Феназепам, - Никита пожал плечами и снова сделал затяжку. - Это мне ничего не говорит, - Фил приблизил кружочек к лицу - таблетка выглядела совершенно обычной, не имела никаких опознавательных знаков. - Я не знаю, как это объяснить, вроде как FDA он не был одобрен, вряд ли у него есть аналоги в Америке. Если пить с умом, то помогает успокоиться, подправить нервишки, хорошо и крепко выспаться, - Коростелев звучал убедительно. - Выпей. Тебе, как неискушенному, вообще для хорошего ночного сна хватит четвертинки. Просто под язык кидаешь и все. - Ты знаешь, я откажусь, пожалуй, - Майе протянул таблетку обратно Никите и отвернулся от него, но Коростелев просто толкнул его руку обратно к нему и покачал головой. - Я не собираюсь тебя травить, - сказал Никита, потушил сигарету об асфальт и выкинул окурок в урну. - Я просто хочу, чтобы ты успокоился. - Я совершенно спокоен, - пробормотал Филипп, понимая, что ему это надоело - он положил таблетку на скамейку и поднялся на ноги, чтобы покинуть спокойную и полюбившуюся ему часть парка. - Да постой ты, - Коростелев вскочил и пошел за ним, быстро догоняя его. - Я знаю, что у нас с тобой контры, я задирал тебя не один раз, но смерти и зла я тебе не желаю, ни в коем случае, - он протянул Филиппу захваченную с собой упаковку с кусочками и второй рукой, взяв его руку, снова вложил ее в ладонь канадца. - Мне твое состояние очень знакомо. Не знаю, что вы там с Лайпсиком не поделили и даже спрашивать не хочу, но и наблюдать у себя под боком твое самое демотивирующее ебало вообще не хочется. Филипп остановился, и Коростелев также замер, обходя Майе и вставая перед ним. Филипп посмотрел на блистер, лежащий на его ладони, а затем посмотрел на Никиту. Он возвышался над ним на целую голову, но сейчас, стоя к Филу почти вплотную, сгорбился, словно пытаясь казаться меньше, безопаснее, хотя если бы они стояли друг напротив друга также, как сейчас, буквально вчера - Никита не упустил бы шанса толкнуть Фила и убежать, задорно смеясь. И буквально вчера Майе бы ощущал пульсирующий грызущий страх от такой близости, но сейчас все словно выветрилось. Майе смело смотрел спокойному большому альфе в глаза и не ощущал ничего, кроме пустоты. Затем, когда он перевел взгляд на таблетку в своей холодной слабой руке, он подумал, что она просто может спасти его - заставить чувствовать хоть что-то - умиротворение или отравление. Майе, не отрывая взгляда от Никиты, вытащил половинку из квадратика и закинул ее в рот, приподнимая язык. Рот мгновенно онемел, что заставило Фила вздрогнуть и поморщиться, но взгляд Коростелева, все такой же спокойный и твердый, словно говорил ему, что такое ощущение от этого лекарства - это нормально. После того, как онемение прошло, внутри Фила ничего не изменилось - конечно, надо было дать таблетке время подействовать, но Фил по каким-то причинам ожидал мгновенного результата. - Дважды должен буду, - сказал Майе, пряча вторую половину таблетки в карман спортивных брюк. Коростелев улыбнулся и они вместе, не разговаривая и соблюдая небольшую дистанцию, отправились в номер. После душа и приема таблеток Филипп поставил будильник на раннее утро и лег в кровать, выключив свет. В комнате отчетливо пахло солью - оставленная Лайпсиком толстовка валялась под кроватью, и Фил даже не хотел к ней прикасаться. Какие-то из подушек до сих пор были влажными, и Майе просто скинул их на пол, закрывая глаза и пытаясь заснуть. Он жалел, что выпустил свои чувства об их с Лайпсиком конфликте наружу, сопроводив их такой истерикой. Ему нужно было быть более сдержанным, действительно спокойно сесть и поговорить с Брендоном, объяснить ему, что спустя столько лет ему нет никакого дела до того, что было между ними в прошлом - пусть это и была откровенная ложь. Лайпсик бы успокоился, услышав эти слова, и больше никогда бы не возвращался к этой теме, но что теперь ждет Филиппа, когда рано или поздно этот топик станет актуальным - он понятия не имел. А ведь Лайпсик уже извинился перед ним. Филипп был дома, с родителями, отдыхал после того, как окончил сезон с командой - они закончили его на первом месте в таблице, повеселились на афтерпати, Филипп попрощался со своими одноклубниками - после того, как Фил показал болельщикам и сокомандникам, что он умеет и на что он способен, став бомбардиром номер один в том сезоне, они начали относиться к нему с уважением и даже завели с ним дружеские отношения. С Брендоном они не виделись полгода - с момента последних сборов для молодежной сборной Канады, и на тех самых сборах Лайпсик внезапно изменился - он и его компания, в которой уже все лица были совершенно новыми, пытались дружить с Майе, звали его на вечеринки, пытались подключить к совместному отдыху со всей командой, но Фил, уже давно потерявший всякий интерес к различного рода компаниям и отказывающийся от алкоголя из-за постоянного употребления антидепрессантов, никогда не соглашался - он просто боялся повторения того случая, и боялся этого больше всего на свете. Фил с собаками и братьями на заднем дворе их родительского дома играли в футбол, готовили сосиски на гриле, просто наслаждались наступившим теплым летом, как вдруг отец, находившийся в доме, вышел к ним во двор и сказал, что Фила в их гостиной ждет его товарищ. Майе усмехнулся - друзей у него не было, гостей он никаких не ожидал, но вместо того, чтобы сказать об этом отцу, он просто зашел в дом и обнаружил, что на диване их зала перед кофейным столиком и камином сидит Брендон - с грустной улыбкой и уже отросшей шевелюрой. - Привет... Фил, - Брендон вскочил на ноги и подошел к Филу, протягивая ему руку и надеясь на ответное рукопожатие, но Майе мгновенно закрылся от него, скрещивая руки на груди. - Что пришел? - холодно спросил Филипп. - Хочу поговорить, - Лайпсик понял, что никаких милостей ему не светит, убрал руку в карман и шмыгнул носом, - есть укромное местечко? - сказал он, понижая тон голоса, потому что в гостиной вместе с ними до сих пор находился отец Филиппа. Дома он был в полной безопасности, поэтому Фил пригласил Брендона в свою комнату на втором этаже, где он сел в большое плетенное кресло, на котором висели его постиранные мамой джерси, а Брендону предложил расположиться за его письменным столом на мягком старом кожаном кресле, которое ему из своего кабинета принес отец. Лайпсик грустно улыбнулся и уставился в пол, вздыхая и не решаясь начать разговор, а Фил даже и не мог предположить причину визита Лайпсика к нему домой. - О чем поговорить? - спросил наконец Майе, неотрывно разглядывая Лайпсика - он уже не был таким дерзким, громким, буйным, каким он был всегда. - Я крупно облажался в прошлом, дружище, - сказал Брендон и наконец поднял глаза на Филиппа, складывая руки на коленях. - Я очень крупно облажался перед тобой. - О чем ты? - сердце Филиппа пропустило удар - он сразу понял, о чем говорит Лайпсик, но демон на его плече словно хотел поиздеваться над Брендоном, заставить его выложить все карты на стол сразу же. - О той ночи, - тихо произнес Брендон - и Филипп увидел, что он сильно сжал ладони на своих коленях. - Когда я сказал парням, что хорошей идеей будет показать тебе, где твое место на самом деле. И мы претворили это в жизнь. - И как, показали? - усмехнувшись, спросил Майе. Лайпсика словно прорвало - они никогда так долго не говорил спокойным голосом. Брендон сказал, что Эрик - парень из их команды, принес в общежитие бутылку текилы, они выпили ее, но не почувствовали толком даже опьянение - крепкий алкоголь без какой-либо закуски заставил их неокрепшие умы отправиться по общежитию в поисках приключений, и когда они, куча совершенно отмороженных возбужденных подростков, решили ворваться к комнату к их главной "груше" - Филиппу - и устроить ему небольшую ночную тренировку, но когда Брендон почувствовал запах Филиппа, он понял, что в этот раз можно придумать что-то более развлекательное для него и парней. Для некоторых из них это был первый опыт, возможность показать себя, и никто из них в эту минуту даже не задумывался о том, что Филу может быть больно, а его слезы воспринимались ими как обычно - как показатель его слабости. - Заткнись, - в какой-то момент Фил прервал монолог Лайпсика, - что ты хочешь услышать от меня? - Хочу узнать, в порядке ли ты, - почти шепотом сказал Брендон, и вытер свои глаза, словно у него выступили слезы, - потому что я нихуя не в порядке. Я просто не понимаю, как я мог это сделать и думать, что это было так безобидно и безопасно для тебя. Я просто не понимаю. Я думал об этом последние несколько месяцев, наблюдал за тобой - ты в отличной форме, так помогаешь команде, новое приглашение в сборную, хотя за душой у тебя... такое. - Я в порядке, ты же сам видишь, - Филипп развел руками, - но я рад, что ты понял, как плохо мне было тогда. Надеюсь, ты больше не повторишь ошибок. - Ты открыл мне глаза на многое, - воодушевленно произнес Лайпсик, - я многое понял. Понял, что каждый человек вне зависимости от каких-либо факторов важен, что насилие - это самое жуткое, что только может быть, что даже если омега выглядит как парень - к нему нужно проявлять такое же уважение, как и к омегам-девушкам. Жаль, что я понял это только такой ценой. Прости меня, Филипп. - Прощаю, - Филипп кивнул и открыл глаза. Он сел на кровати и первые несколько минут не мог понять, почему он находится в какой-то незнакомой спальне, а не у себя дома, в своей комнате. Какие-то чемоданы на полу, какие-то сумки и банки разбросаны на столах и тумбах, одежда какого-то взрослого человека с эмблемами оскалившейся рыжей лисы. Филипп поднялся на ноги и подошел к окну, раздвинул шторы - солнечный свет и теплые лучи хлынули в комнату, а за стеклом был какой-то парк и высотки незнакомого города. Майе почти сошел с ума за эти несколько минут, как вдруг на него нашло - он уже давно не молодой паренек, играющий в любительской лиге в родной Канаде, а взрослый человек с профессиональным контрактом, который на сборах со своей новой командой в другом городе. Эти скомканные воспоминания, которые воспроизводились перед глазами Фила с какой-то подозрительной точностью, были обычным сном. Под подушкой зазвонил будильник, и Филипп вдруг понял - он совершенно выспался и чувствовал себя просто потрясающе, хотя еще вчера перед сном из него словно были высосаны все жизненные силы. Отключив будильник на телефоне, Майе сел на кровать и глубоко вздохнул, зевая и потягиваясь. В гостиной номера было пусто, Фил быстро принял душ, воспользовавшись всем своим арсеналом подавляющих средств, переоделся в спортивную форму и отправился в спортзал отеля, чтобы размяться и немного побегать на дорожке - вчера он пропустил все тренировки, нормальный прием пищи и даже вечернюю летучку с командой, поэтому сегодня ему было необходимо наверстать все, что он упустил. Ранним утром в небольшом уютном зале на первом этаже было совершенно пусто - лишь работник отеля на ресепшене, и Фил, захвативший в вендинговом аппарате изотоник и протеиновый батончик, с удовольствием сделал легкую разминку, растяжку и часть своей дневной нормы на беговой дорожке, которая стояла напротив панорамного окна, через которое Филипп мог наблюдать красивый парковый пейзаж, пока что совершенно пустой и чистый. Майе просто надеялся на то, что такое хорошее самочувствие ему придал тот факт, что он вовремя уснул и отлично выспался, а не волшебные непонятные половинки таблеток Коростелева. Вчера, когда Ник выворачивал свои карманы, он отчасти даже шокировал Филиппа тем количеством разнообразных блистеров, что были в его карманах - ни названий препаратов, ни их предназначения, ни срока годности Майе не знал; Коростелев не выглядел как человек, который нуждается в таком большом количестве лекарств. Фил мог бы подойти и спросить Никиту об этом, но вдруг он бы прошелся по открытой ране Коростелева - ему оставалось только подавить свое любопытство и надеяться, что он когда-нибудь узнает ответ на этот вопрос. В общем чате команды Воробьев написал, что всех ждет на завтраке, и Фил, находящийся буквально в нескольких метрах от входа в ресторан, зашел в него через минуту после того, как в чате отписался тренер. - Майе, ты телепортироваться научился? - Илья Петрович удивленно посмотрел на канадца. - Пока только постигаю азы, - улыбнувшись, сказал Филипп. - Ты из зала? - главный тренер лениво болтал в чашке с кипятком чайным пакетиком, Фил кивнул. - Похвально, так держать. Сегодня на льду будешь наверстывать упущенное вчера, так что не расслабляйся. - Слушаюсь, тренер, - Фил пожал Воробьеву руку и с чашкой кипятка в руках и пакетиком чая в зубах отправился за один из больших столиков в отдалении от тренера. Постепенно в ресторан входили тренеры и игроки, желая друг другу доброго утра. Филипп предпочитал не наедаться во время завтрака, ограничившись лишь небольшим тостом, кусочком омлета и десятком небольших кусочков овощей, однако отказать себе в своей новой большой любви - самом обычном черном чае с запахом бергамота и с парой ложек сахара - он не мог. Когда Фил уже покончил с завтраком и, ковыряясь в телефоне, допивал свою первую чашку, в ресторан вошел Хабаров и тут же направился за стол Майе. - Братан, привет, - он пожал Филу руку и помахал остальным присутствующим, - не видел тебя вчера целый день, все нормально? - Да, все отлично, бро, как сам? - Филипп сделал глоток чая. Хабаров принялся очень эмоционально рассказывать, что Кошечкин, с которым ему не повезло жить в одном номере, храпит так, что трясутся стены и небо падает на землю, поэтому он совершенно не выспался, что Кошка до поздней ночи играл в PlayStation и кого-то крыл хуями по телефону, и Майе до какого-то момента его слушал, слушал, слушал, но стоило ему отнять чашку от своего лица и подождать пару секунд, пока легкий цитрусовый шлейф бергамота перестанет ощущаться так явно, в нос ударил стойкий запах Ярослава - смесь перезрелой подгнившей груши и сочной зеленой травы, которая растет на нетронутом лугу. Филипп даже подавился воздухом и громко закашлялся, когда понял, что у него встал. - Братан, ты в норме? - Ярослав уставился на Майе. - Бро, в полном, не в то горло пошло, - Майе откашлялся и снова сделал глоток чая, пытаясь перебить першение в горле. - И ты представь, этот пидор, - начал уже было снова Ярослав, как вдруг за его спиной вдруг из ниоткуда возник Андрей Чибисов и хлопнул раскрытыми ладонями по плечам Хабарова, от чего тот вздрогнул и вскрикнул, - вот ты уебок, Андрюха! - Ты, я так посмотрю, вообще не в настроении сегодня, - Чибисов низко засмеялся и плюхнулся рядом с Филиппом, протягивая ему руку, - доброе утро, Фил. Майе сдавленно поздоровался с Чибисовым и попытался накинуть низ толстовки на ноги так, чтобы прикрыть торчащий даже из под штанов член. Фруктово-травяной запах Ярослава и кисло-сладкий запах Андрея смешались в носу Филиппа, от чего он непроизвольно вздрогнул, ощущая, как напрягается его член и как мокро становится между ног. Фил лихорадочно полез в приложение, которое специализировалось на том, чтобы вести специальные календари по приему подавителей, контролю течек - оно показывало, что течка должна была начаться только через семь дней, но ощущения, которые сейчас испытывал Фил, были очень похожи на самое начало течки. Кое-что не сходилось в этой теории, а именно - альфы вокруг никак не реагировали, хотя тот же самый Хабаров был довольно чувствителен к запаху Филиппа. Майе с утра лишь принял душ со специальным гелем, нанес на тело крем, выпил витамины - и если бы течка началась, то ни одно из этих средств не смогло бы перебить натуральный запах Фила. Это было совершенно обычное возбуждение, которое взялось непонятно откуда, и Филипп начал это отчетливо понимать только после того, как снова все тщательно посчитал исходя из отметок в своем приложении, а потом снова легко вдохнул запах окружающих его альф и почувствовал, как его член снова болезненно дернулся. - Филя, ты чего? - Майе очнулся от своих размышлений и увидел, что Неколенко и Кошечкин стоят перед ним и предпринимают попытки поздороваться. - Задумался, - Филипп помахал головой и пожал товарищам руку, непроизвольно втягивая только больше разнообразных запахов альф за столом, которые заводили его только сильнее. - Он с утра какой-то грустный, - заключил Хабаров, - может, случилось что-то? Одноклубники взволнованно посмотрели на него, и Фил даже скрестил ноги, боясь потечь от этих взглядов. Он не мог отвлечься совершенно ни на что - ни на еду, ни на разговор, ни на вид за окном, ни на телефон, его тело просило разрядки здесь и сейчас, и куча сильных альф с завораживающими запахами только сильнее заставляло просить что-то сделать со стояком. Никто за столом этого не чувствовал - а это означало, что подавители делают свою работу, но легче Филу от этого не становилось. - Нет, все окей, но мне нужно сбегать в номер, - нервно произнес Филипп. - Увидимся на точке сбора перед поездкой на тренировку. Он вылетел из-за стола и даже не стал дожидаться лифта - просто взлетел по лестнице на третий этаж, ворвался в номер и на ходу скинул обувь, забегая в свою комнату и закрывая дверь за собой на замок. Стянув спортивные брюки, Фил наконец позволил себе тихонько застонать, прикрывая рот рукой - член покраснел и сочился смазкой. Майе глубоко вздохнул и лег на кровать, раздвигая ноги и сдавливая член рукой - наслаждение камнем рухнуло вниз, сосредотачиваясь у основания члена, и Фил, закусив губу, второй рукой осторожно обвел кончиками пальцев пульсирующий влажный анус и проник сразу двумя пальцами на одну фалангу. Ему очень редко требовалось проникать в себя для того, чтобы получить заветное удовлетворение, но сейчас его руки сами тянулись туда, и Фил совершенно не противостоял им, лишь сожалел, что с собой у него не было совершенно никаких игрушек. В двери сознания стучались демоны, просившие пустить их хоть ненадолго, чтобы показать Филу то, что в этом холодном черством мире могло бы ждать его, если бы каждая его сексуальная фантазия воплощалась бы в жизнь. В своей голове Фил был в полной безопасности и мог дать этим мыслям жизнь, не испытывая вины, отвращения и страха за это, поддаваясь своей природе, прогибаясь под каждое двусмысленное движение альфы: вот Кошечкин, который горячо трахал ту милую омегу в ту ночь, когда Фил сидел верхом на ее груди и прижимался к груди Кошки спиной, вынимает свой огромный член из девушки, стаскивает с него резинку, притягивает к себе Майе и одним резким толчком входит в него до конца, хватая его за шею и жарко кусая его чувствительные плечи, трахает стонущего Фила до тех пор, пока Майе не кончит, так и не прикоснувшись к себе, а потом позволяет себе сделать еще серию грубых резких толчков и кончить внутрь Майе, оставляя узел в пульсирующей заднице Филиппа; вот Архип, тщательно подготовив Фила, наклоняет его в душе раздевалки около стены под струей горячего душа и осторожно входит в Филиппа, нежно поглаживая его спину и ероша мягкие мокрые волосы, двигается осторожно и нежно, хотя Фил просит его быть чуть грубее, и Неколенко лишь улыбается и нежно целует спину Майе, фиксируя его бедра руками и ускоряясь, чтобы как можно скорее кончить - иначе их точно спалят; вот Яр Хабаров, положив Филиппа на спину и закинув его ноги себе на плечи, тяжелыми увесистыми широкими толчками вбивается в дрожащего от глубокого проникновения Майе, который стонет и стонет, а затем наклоняется к омеге и целует его так нежно, что Фил просто тает в его больших сухих руках, содрогаясь от не первого за вечер оргазма. На моменте фантазии с Хабаровым Филипп убрал руку со своего члена, задрал футболку, закусил ладонь зубами так крепко, как мог - и вставил в себя три пальца почти до самого конца; узел внизу живота стянулся сильнее, а потом будто совершенно некрепкий - развязался, освобождая все натяжение, которое скопилось внизу живота Фила - и он бурно кончил себе на живот, тяжело дыша и впиваясь зубами в руку, чтобы не застонать. - Пиздец, - по-русски пробормотал Майе, хватая с тумбочки салфетки и быстро стирая сперму с себя. *** Целый день у Фила все валилось из рук, и по-настоящему сосредоточиться у него получилось только на льду - прохлада большой ледовой арены наконец отрезвила его и дала возможность вернуться к работе. После отработки бросков и щелчков Фил покатился к одному из тренеров, который должен был разбить их на команды для двусторонки - по два звена в каждой команде. В команде Фила оказались Кошечкин на воротах, Малюков, Николаев и Минулин в защите, Голдобин, Коростелев, Коробкин, Чибисов, Зернов и Неколенко в нападении. Кое-кого посадили на скамейку без права играть со всеми остальными по причине каких-то микротравм, остальные присоединились к команде соперников. К двусторонке подходили со всем серьезом - Воробьев выполнял функцию главного арбитра, Мохорич и Френч - линейных судей, Клемен даже где-то раздобыл полосатый судейский свитер. Целью двусторонки в этот раз была попытка развить в хоккеистах умение действовать в экстренных ситуациях, уметь проводить смены в условиях дальней скамейки, когда тренеру не так просто докричаться до своих хоккеистов, а также просто размяться - Воробьев попросил не травмировать друг друга и не играть в "вышибалы", но на вопрос от Никонцева "можно ли легонечко набить кому-нибудь ебучку?" лишь рассмеялся и кивнул. Фил был на вбрасываниях, и в этот раз на стартовом вбрасывании его также никто не сменил - в центре площадки он лоб в лоб встретился с Лайпсиком, который играл за противоположную команду. Брендон выглядел совершенно спокойным, и Фил, целый день занятый немного другими заботами, даже забыл про него, но пережитая вчерашняя истерика и странный приснившийся сон все равно не выбили из колеи настроенного на игру Майе. После свистка он выиграл вбрасывание, отдал передачу вышедшему с ним в стартовом составе Голдобину - Коля искусно принял довольно кривой пас и сразу же щелкнул по зазевавшемуся Глебу Моисееву на противоположной стороне площадки. Молодой голкипер разразился матом - шайба попала ему в шлем, в ответ на что Голдобин лишь злобно засмеялся. Шайба попала в распоряжение команды противника, и Лайпсик, ускоряясь, направился клином со своими защитниками и отлично укрепленными флангами вперед, разрезая нападение Фила, Ника и Коли, но наткнулся на Малюкова, который обогнул Карри и оказался прямо перед Брендоном, выигрывая бой за шайбу у борта и выкидывая ее в центр поля, куда подоспел Майе, подбирая шайбу крюком и вытягивая руку с клюшкой вперед, и побежал к воротам Глебова, скидывая назад на катящегося за ним Чибисова, который грамотно обработал пас, смерил взглядом подоспевших защитников противника, которые уже вернулись из атаки, затем снова скинул на Майе, и тот, начиная играть на своей ловкости и габаритах, которые не могли сравниться с такими же параметрами у огромных неповоротливых альф, двумя резкими движениями обогнул Хабарова и Земченко, которые очень неудачно закрывали угол для Моисеева, и именно в этот угол Фил, резко затормозив, щелкнул, и Глеб просто не успел вытянуть руку. Это была самая обычная двусторонка, почти без правил и ограничений, без тренера, даже в одинаковых свитерах - приходилось ориентироваться на габариты, фамилии и номера - но почему-то Фила бросилось обнимать все его звено, поздравляя его так, словно эта шайба что-то значила, даже Голдобин, который избегал каких-либо празднований с Филом, подъехал к нему и похлопал по плечу. Фил почувствовал себя таким счастливым и важным, каким не ощущал себя очень давно, хотя это был такой простой и незатейливый эпизод. Первый импровизированный десятиминутный период закончился со счетом 1:1 - в середине периода Неколенко высоко сыграл клюшкой на Кошелеве и уехал отбывать штраф, и в большинстве забил Карпов с паса Карри. Опасных моментов было достаточно, но вратари отлично справлялись со своей работой, поэтому первый игровой отрезок так и закончился ничьей, и на пятиминутном перерыве игроки могли обсудить что-то с Воробьевым, который на пару минут по очереди подъехал к каждой команде и рассказал об их ошибках и слабых местах. Вторая десятиминутка началась с вбрасывания, которое Коростелев проиграл, но Минулин быстро вернул шайбу в распоряжение команды Майе, однако не справился с дриблингом и Лайпсик выдрал у него шайбу, без лишних действий бросая по Васе, который поймал ее в ловушку. Воробьев подъехал к зоне вбрасывания на половине площадки команды Фила, и Майе встал напротив Лайпсика на пятачке. Фил совершенно не интересовался ничем, кроме как вбрасыванием, поэтому не обратил внимание на злой оскал Брендона, и когда Илья Петрович вбросил шайбу, Лайпсик сцепил клюк своей клюшки с крюком клюшки Фила, выдавливая шайбу куда-то в нейтральную сторону, и притянул клюшку Майе к себе, из-за чего тот столкнулся визорами с Брендоном, и это было очевидной провокацией - сразу после этого Лайпсик резко оттолкнул Филиппа от себя и снова толкнул едва удержавшегося на ногах Майе в грудь сжатой в кулак крагой, роняя его на лед. - Ты в норме, Лайпсик? - вскричал больно приземлившийся на бедро Филипп, стиснув зубы. Брендон ничего не ответил Филиппу и молча отправился отбывать свой штраф за грубость на скамейку, получив от Воробьева последнее китайское предупреждение по поводу серьезных последствий в случае, если он намеренно травмирует кого-то. Филипп вполне спокойно поднялся на ноги, прокатился и понял, что в целом все в полном порядке - максимум на нежной коже появится синяк. В своем большинстве Фил не попал в спецбригаду и просидел до того момента, как Зернов увеличил их преимущество, забив за сорок секунд до конца power play - Глеб пустил какую-то фигню, до этого делая очень достойные сейвы. Фил вышел сразу же, когда началась игра в равных составах и на лед вышел Лайпсик. Неколенко отдал передачу на Майе, и он побежал вперед, делая сильный бросок по воротам Глеба, попал в створ ворот, шайба отлетела Голдобину, который был в очень неудобной для себя позиции, и он передал ее обратно Майе, и стоило Филу, стоящему уже на остром углу от ворот, замахнуться, чтобы снова бросить и попытать удачу, как вдруг в него на всей скорости влетел Брендон, сбивая его с ног. Майе успел впиться коньком в лед и не удариться о борт спиной так сильно, как это случилось бы в противном случае. Лайпсик выглядел так, словно желал сломать Филу все конечности здесь и сейчас, но Хабаров подкатился к нему и начал эмоционально кричать на Брендона, размахивая руками. Клемен подъехал к Яру и Брендону, чтобы разнять в случае чего драку, но вроде как все было спокойно, поэтому он помог подняться Филу. - Все хорошо? - Мохорич подал руку Майе, и канадец кивнул, смерив Лайпсика уничтожающим взглядом. Оставшаяся часть двусторонки прошла скудной на шайбы. Фил делал не одну попытку бросить по воротам, но Глеб отлично справлялся со своей работой, и даже их отлично сыгравшаяся тройка - Майе-Голдобин-Коростелев толком ничего не смогла сделать, хоть и активно атаковала всю игру. Игра закончилась со счетом 2:1 в пользу команды Фила, парни поздравили друг друга с этим и отправились на перерыв в раздевалку - двухчасовой лед кончился, а значит им предстоял небольшой осмотр, массаж, процедуры и обед в отеле, после которого следовали несколько часов отдыха и тренировка в зале. Майе выскочил со льда один из первых. Поставив клюшку на подставку при входе в раздевалку, Фил с шумным выдохом плюхнулся в свою ячейку и откинулся на стену - член снова встал, больно упираясь в ракушку. Майе прикрыл глаза и снова втянул носом дикую смесь разнообразных сильных и тонких запахов, который ложились тонким слоем буквально на каждую вещь, которая окружала его. Его сокомандники постепенно заполняли раздевалку, обновляя тинт своих запахов в душном влажном помещении, и Майе даже и не знал, как ему так быстро переодеться и сходить в душ, чтобы никто не заметил его интересного положения. Он скинул на полку краги, разминая пальцы, затем стянул свитер и бросил его в корзину. - Филя, ты с нами кушать пойдешь? - Кошечкин в полном своем обмундировании возник перед Филиппом и стянул шлем с лица. - Кэт, я не голоден, - сглотнув, пробормотал Филипп. - Но спасибо за предложение. Кошечкин нахмурился, но ничего не сказал в ответ, а просто развернулся и отправился к своей ячейке, присаживаясь и стягивая с ног щитки. Майе почесал нос, пытаясь хоть как-то перебить стойкий запах Василия, который пробрался к нему, но это плохо получалось, и его воображение совершенно несдержанно начинало против воли Фила рисовать картинки, которые Майе активно смаргивал, чтобы не выдать себя. В раздевалку заглянул врач, который выслушал жалобы всех игроков, а затем отправился к Филу, который в целом-то ни на что и не жаловался, но видимо осмотр был предписанием Воробьева после того, как Лайпсик грубо сыграл на Филиппе во время тренировки. На бедре Фила расплывался довольно большой синяк с мягкими красноватыми очертаниями, но это был обычный ушиб - на нежной коже Фила всегда оставались отметины даже после небольших столкновений, все его руки и ноги были вечно покрыты небольшими синяками, с чем он уже давно смирился. Новиков согласился с тем, что здесь ничего страшного нет, дал Филу тюбик мази от ушибов и отправился по своим делам. Майе быстро в числе первых сходил в душ, переоделся и принялся ждать приглашения от массажиста - сегодня им было необходимо проработать ноги, на которые Фил частенько жаловался из-за внушительных нагрузок. Рядом вяло переодевался Чибисов, погруженный в свои мысли, соседняя ячейка была пустой, и когда Филипп, снова отвлекшийся на войну со своей разыгравшейся фантазией, сидел и кусал свои пальцы, рядом с ним на свободное сидение плюхнулся Вася и сразу же наклонился к Филиппу. - Филя, ты осунулся с момента приезда, не ешь ничего, почти ни с кем не разговариваешь, из номера не выходишь, постоянно в своих мыслях, - прошептал Кошечкин, положив руку на плечо канадца и некрепко сдавливая ее. - Рассказывай, что у тебя случилось. - Акклиматизация тяжелая, плюс аллергия, - шепнул в ответ Филипп, в подтверждение шумно шмыгая носом. - Не пизди, моя черешня, - серьезно сказал Кошечкин, не намереваясь отпускать плечо Фила. - Я же вижу, что дело не в этом. - Кэт, да я серьезно, - Майе поморщился и повел плечом, но голкипер так и не разжал пальцы. - Филя, - голос Василия вдруг прозвучал с очень обиженной интонацией, а сам он нахмурился, - ты из меня всю душу вытряс, когда я со своими очень личными проблемами один на один остался, и я тебе за это очень благодарен, но когда я, - Кошка очень эмоционально выделил местоимение, - я тебя спрашиваю о причинах твоей грусти, ты мне ничего не рассказываешь. Это нечестно, как мне кажется. - Братан, это очень личное, - прошептал Майе, начиная бегать глазами по раздевалке - он совершенно не знал, что такого ему нужно сказать Василию, потому что Кошечкин явно с него не слезет - и пусть Филиппу в глубине души этого очень хотелось, но желательно чтобы это было в кровати и вдали от ненужных глаз - сейчас нужно было найти экстренное объяснение всему. - Я тебе тоже кое-что очень-очень личное рассказал, - возмущенно прошептал Василий. - Ну-ка выкладывай по-хорошему! Филипп вздохнул - снег и иней хлынули в легкие, одурманив канадца, но он вовремя спрятал обезумевший взгляд в волосах Кошечкина, когда приблизился к нему, чтобы прошептать на ухо: - Я не могу найти себе проститутку-альфу. Василий, не разжимая пальцев на плече Фила, повернул к нему голову и непонимающе уставился на Майе. На какое-то мгновение Фил даже пожалел, что сказал это, но через время его сожаления рассеялись, потому что, во-первых, они с Василием были очень близки и доверяли друг другу, а во-вторых, такое заявление на какое-то время могло отпугнуть консервативного Василия от каких-либо обсуждений смурного состояния Филиппа. Майе почему-то ожидал, что Кошка просто молча встанет и уйдет - Вася совершенно нормально относился к тому факту, что Фил - омега, но никак не мог вписать его в свое понимание семьи, брака, каких-то моральных ценностей; но Кошечкин вместо этого лишь удивленно пялился на Филиппа, время от времени шумно сглатывая. - А без проститутки никак? - он наклонился к уху Фила. - Ну, будет тяжеловато, - сказал Филипп, пожимая плечами. - Я готов любые деньги заплатить, но здесь такого просто нет, или же у меня просто нет таких связей, чтобы найти подобные контакты. Вернее, они есть, но те, которых я находил, принципиально не работают с парнями. - Ебать ты меня озадачил сейчас, - Кошка наконец разжал пальцы на плече Майе и почесал подбородок. - И как тебе помочь? - Лучше не задавай этот вопрос, - Майе нервно засмеялся, прикрывая рот рукой - он буквально поймал едва не сорвавшееся с его губ "жестко трахни меня" тыльной стороной ладони. Кошечкин выглядел очень удивленным, но это был не шок и отвращение - кажется, он и правда всерьез задумался над проблемой Фила, что одновременно и смешило Майе, и заставляло смущаться и переживать - еще никогда в своей жизни он не находился в подобной ситуации. - Эй, голубки, - напротив Фила и Васи на тренерском столе сидел Акользин, который также ждал приглашения в массажный кабинет, полностью переодевшись, и, закинув ногу на стол, тянул пальцы руки к носочку кроссовка, - заебали хуи в жопах обсуждать, переходите уже от теории к практике! - и задорно засмеялся, вытягиваясь и слезая со стола, чтобы опереться на него поясницей. - Зайчик, а тебе посмотреть не терпится? - мгновенно ответил ему Василий, не раздумывая ни секунды и сразу же переходя на свой громкий глубокий басистый голос, которым с Филом он никогда не разговаривал. - Конечно, - Акользин по-доброму улыбнулся и похлопал по ноге - под мягкой тканью тренировочных шорт выделялся отчетливый бугорок, едва прикрываемый широкой футболкой, - кукурузину уже расчехлил, маслом смазал, готов даже угостить, - он подмигнул Васе, который поднялся с места и стремительно направился к нему, чтобы надавать по шее. - Ага, уже руки мою, - Кошечкин схватил Павла за голову, прижал к себе и поставил ему подножку, когда тот пытался сбежать с места преступления, а потом начал костяшками пальцев ерошить его волосы довольно жесткими движениями, - единственная кукурузина, которую ты в эти сборы попробуешь, принадлежит мне. - Вась, да ты половой гигант, боюсь тебя не осилить, - Акользин весело смеялся и вырывался из цепкой хватки голкипера, но Филипп видел, что это все было просто шуткой и никто никому никакого вреда не причинял. - Да кому ты пиздишь, Паша, ты три таких примешь спокойно и еще попросишь, - Василий наконец выпустил Акользина, но лишь по одной причине - в раздевалке появился массажист и забрал Майе и Чибисова с собой в кабинет. *** После вечерней тренировки Коростелев позвал Фила поехать с ним в центр города и заскочить в продуктовый магазин - купить чего-нибудь вкусного, но Филипп отказался, скинул Никите денег на банковскую карту и попросил его купить ему сладостей по списку - сплошные песочные печенья и сухие творожные запеканки совершенно не нравились Майе, и он решил, что от нескольких плиток шоколада, кусочков торта или пирожных с заварным кремом ему хуже не будет. Они с Никитой немного поговорили о таблетке, которую он дал Филиппу, и Коростелев между делом обмолвился, что после их приема чувствует себя довольно возбужденным некоторое время, но Фил напрямую его об этом не спрашивал, а лишь спросил о побочных эффектах, которых оказалось в целом довольно внушительное количество, но все они почти не коснулись Филиппа. Фил сначала на протяжении получаса прибирался в своей комнате - уже собравшая достаточное количество пыли толстовка Брендона отправилась в стирку, все свои подавляющие препараты Фил по привычке тщательно распихал по всем спортивным сумкам и карманам, чтобы ни при каких обстоятельствах не оказаться без них, потом он принял душ и, переодевшись в мягкие спортивные брюки и клубную серую футболку, он принялся делать растяжку - сидел на шпагате, пока таймер отсчитывал определенное время, и ковырялся в телефоне, переписываясь с братьями. - Доставка! - раздалось за дверью, и Фил даже вздрогнул, потеряв равновесие, но все-таки крикнул шутнику "открыто" и сел на пол в позе лотоса, положив телефон рядом с собой. Дверь открылась, на ее пороге стоял Акользин с пакетом из продуктового магазина в руках. Фил закатил глаза - Павел был последним человеком, которого он бы сейчас хотел видеть, но сам Акользин выглядел довольно спокойным и неагрессивным, на его лице тенью лежала довольная улыбка. Он даже не сделал шага через порог комнаты Филиппа, а просто протянул ему пакет. - Спасибо, - пробормотал Фил, - просто поставь его на пол. - Плохая примета - через порог вещи передавать, - сказал Акользин. - Выйди и забери. - Просто зайди и поставь, - попросил Майе, закатывая глаза и вспоминая, что все русские - большие любители остерегаться каких-то совершенно непонятных действий, называя их "плохими приметами". Акользин зашел в комнату Майе и поставил пакет около кровати. - Никита попросил передать тебе, что если он тебе понадобится, то он у нас с Голдобиным в номере - мы играем в приставку, - вдруг сказал Акользин - и вел он себя так, словно это не он буквально несколько дней назад с кулаками, рычанием и оскорблениями бросался на Филиппа в пустых коридорах стадиона или в раздевалке - он вел себя совершенно обычно и даже не позволял себе как-то оскорбить Майе, от чего он обычно никогда не отказывался. - Не знаю, зачем мне мог бы понадобиться Никита, - Филипп пожал плечами и встал на ноги, - но спасибо. - Я вот тоже не понимаю, зачем он попросил, - Павел почесал нос и пригладил свои волосы, поворачивая голову в сторону большого зеркала на дверце шкафа Филиппа. - Подкармливает тебя? - Что? - непонимающе спросил Филипп, прищурившись. - Ник рассказал, что Лайпсик довел тебя до истерики, он, как обычно, не смог остаться в стороне и дал тебе успокоительное из своих запасов, - объяснил Паша. - Говорит, ты был безутешен несколько часов. - Он преувеличивает, - Майе даже почувствовал, как от смущения загорелись кончики его ушей. Он бы совершенно не хотел того, чтобы эта история получила огласку, но как он мог предотвратить тот факт, что Никита обязательно расскажет о случившемся своим друзьям, при чем не самым приятным для Фила друзьям - в особенности, Акользину. Никаких доказательств ни у кого не было, свидетелей, как надеялся Фил, кроме Коростелева больше никаких не было, и обсуждать произошедшее тоже не хотелось, но раз уж ситуация выплыла в другом разговоре, то выставлять себя глупцом и отрицать произошедщее тоже было плохой идеей. - Ты знаешь, я с Никитой знаком давно, и если он о чем-то рассказывает с таким волнением, с каким он рассказывал о том скандале - он не преувеличивает, - Акользин покачал головой. - Ему обычно на все похуй, и именно эта ситуация не оставила его равнодушным. Я его чуйке доверяю, поэтому скажу тебе так, Филипп - нет, он не преувеличивает, - повторил Павел, делая яркий акцент на произнесенных им последних словах. - Тем более мне не составило труда сложить дважды два и понять, что Лайпсик так агрессирует по отношению к тебе не просто потому что с левой ноги с утра встал. - Я не увидел никакой излишней агрессии, - зачем-то ляпнул Филипп, понимая, что он только что запустил их разговор с той же ноты и по новой. - Тогда тебе стоит протереть глаза, Майе, - усмехнулся Акользин, и Майе почувствовал, как запах пыльных бетонных плит, затонувших где-то в болотистой каменной местности среди мха, травы, кудрявых деревьев, стремительно заполняет его комнату, и от этого запаха Фила бросило в дрожь. Павел заметил эти изменения в поведении Филиппа, но какую-то реакцию Фил заметил лишь только в виде перемены его выражения лица - вместо ухмылки, оскала, твердого строгого прищуренного взгляда лицо Павла стало мягче, морщины на лбу сгладились, а ухмылка сменилась на легкую добрую улыбку; но Акользин не сделал ни единого движения в сторону Филиппа. - Я должен тебе кое-что вернуть, - просипел Филипп и откашлялся. Он взял с кресла свой рюкзак и вытащил так и не распакованный зарядный кабель с адаптером и протянул коробку нахмурившемуся Акользину. - Ты порвал кабель стоимостью десять баксов, а купил мне зарядку стоимостью в сто, это не честно, мне он не нужен, - пояснил Фил, видя искреннее непонимание в глазах Павла. - Это был презент к качестве поздравления с первым днем нашего перемирия, я не могу принять его обратно, так с подарками не поступают, - Акользин взял край коробки своими пальцами и прижал ее к груди Филиппа, не отнимая руки. - Вроде как мы с тобой в тот вечер выяснили, что никаких претензий у нас с тобой друг к друг нет. - У меня их к тебе никогда не было, - Фил снова предпринял попытку вытянуть перед собой руку с коробкой, но Паша крепко прижимал ее к груди Майе своими пальцами. - А у меня были, - наклонив голову, сказал Акользин, делая полшага навстречу к Филу. - Но, честно тебе признаться, после того, как ты тогда довольно жестко отправил меня подремать, - он усмехнулся, - я даже в какой-то степени зауважал тебя и рад был признать, что ошибался на счет тебя в очень многих своих высказываниях и утверждениях. И если словами мне выразить свои извинения довольно тяжело, то это, - Павел еще крепче надавил на коробку, - способ сказать "прости меня" на моем языке. Ты парень толерантный, прошу уважать мои принципы. Майе удивленно смотрел на Акользина - что за удивительный климат в этом чудесном городе Минске! - за несколько дней он умудрился помириться с Акользиным, сгладить углы в общении с Коростелевым и разругаться с Лайпсиком. Он пока не мог понять, что влияет на все происходящее сильнее - изоляция от общения с другими людьми, обстановка другого города или вынужденное нахождение друг с другом каждый день, но какой бы их этих факторов не был решающим - он определенно подействовал очень быстро. - Мир? - спросил Акользин. - Мир, - Фил кивнул и растерянно протянул Павлу руку, которой он держал коробку от зарядки, и она выпала из его рук. - Вот ты Маша-растеряша, - фыркнул Акользин, наклоняясь за коробкой. Из кармана его штанов выпал его телефон, и Павел как-то неудачно для себя наклонился так, что едва не потерял равновесие, но смог выровняться и все-таки встать на колени в шаге от Филиппа. Громко выругавшись, Акользин поднял свой телефон, бросил коробку на кровать и сел на ноги, кладя руки на колени. Филипп отступил от него на шаг, стараясь натянуть футболку на вставший член так, чтобы его не было видно, и молился, чтобы Акользин скорее исчез, но Павел, буквально на мгновение бросивший взгляд на Фила, увидел, что он пытается от него спрятать. - Тебе так приятны мои извинения? - спросил он, усмехнувшись и не возобновляя попыток подняться с колен. - Разве Никита и Николай не ждут тебя? - выпалил Филипп, натягивая футболку еще сильнее. - Выгоняешь меня? - Акользин засмеялся. - Ладно-ладно, я сам такой же, - он лучезарно улыбнулся и приподнял футболку, обхватывая свой привставший член рукой через плотную темную ткань спортивных штанов. Фил едва не кончил, глядя на это - так сексуально тягучим движением ладони Акользин приподнял свою тонкую хлопковую футболку, опустил руку на свои натянутые плотные штаны и сжал толстый ствол сильными пальцами, скользя большим пальцем по внушительной длине члена. Запах альфы обнимал тело Филиппа, дурманил его, заставлял снова отворять двери клеток содержащихся под строгим надзором демонов, которых Фил всеми силами старался не показывать окружающим его людям. Он шумно вздохнул, добровольно пуская запах Павла в грудь, и закусил губу, отпуская ткань футболки и показывая Павлу то, что он от него прятал. - Ты знаешь, я смотрел на тебя в душе, и когда у тебя член не стоит, он выглядит крошечным, - Павел пригладил свои волосы и убрал руки с штанов, - но стояк у тебя довольно приличный, особенно для омеги. - В другой ситуации я бы поинтересовался у тебя, почему ты смотрел на мой член в душе, но я, пожалуй, сейчас просто скажу - спасибо, Паша, - сквозь зубы пробормотал Филипп, стараясь не шевелиться. - Ничто не мешает тебе поинтересоваться сейчас, Филипп, - Акользин смотрел на Филиппа снизу вверх, положив руки на колени. - Тебя Голдобин и Коростелев еще не ищут? - Майе наклонил к нему голову и вытер вспотевшие ладони о свои штаны. Павел усмехнулся и протянул руку к Филиппу, положив ладонь ему на живот, и Майе, закусив губу, сделал шаг назад; однако Акользин схватил Фила за резинку спортивных штанов и не дал ему отступить, но и не притягивал его к себе, и Фил, едва не оступившись, схватил Павла за руку, чтобы попытаться разжать его пальцы. Альфа, стоящий перед ним на коленях, испытывающе разглядывал его, и от этого взгляда у Фила по спине от шее и до самой пояснице волнами бегали мурашки. Обычно такие сцены возникали только в голове Фила и только тогда, когда он наконец сдавался и разрешал им там появиться, а сейчас пальцы Акользина, которые лежали на его животе, были совершенно реальными, теплыми, сухими. - Мне кажется, у меня есть дела поважнее, чем игра в приставку с ребятами, - прошептал Акользин, на коленях подбираясь к Филиппу и прижимаясь лицом к бедру Майе, шумно вздыхая и легко кусая тонкую кожу под мягкой тканью штанов. - Как ты считаешь, Фил? Филипп сглотнул и закрыл глаза, окунаясь в ощущения буквально на мгновение, но затем положил руку на голову Акользина и попытался оттолкнуть его, однако острые нежные покусывания Павла казались совершенно нормальными, и Фил, зарывшись пальцами в его волосы, просто закинул голову и осторожно вдохнул заполнивший всю комнату до краев запах Павла. Увидев сомнения Филиппа, Паша ловкими пальцами задрал футболку Фила, обнажая плоский живот Майе, и прикасаясь сухими губами к коже над косыми мыщцами живота. Фил вздрогнул и наклонил голову вниз. - Паша, уходи, - прошептал Филипп, делая шаг назад. - Ты же не хочешь, чтобы я уходил, - Акользин тоже не повышал голос. - Я не буду с тобой об этом разговаривать, Паша, - Фил снова сделал несколько шагов назад, привычно прячась в потемках своей комнаты. - А мы не будем разговаривать, Филипп, - опираясь на кровать, Акользин поднялся на ноги и поправил задравшуюся футболку. - Я вижу, что ты очень тянешься к нежности - я могу тебе дать эту нежность, - Павел сел на кровать, - иди сюда, - он протянул к Филиппу руки, лучезарно улыбаясь. - И что потом будет? - Майе прислонился к креслу бедром и скрестил руки на груди, стараясь закрыться от Акользина - хотя в это мгновение ему так хотелось поддаться и оказаться в его руках, которые за несколько секунд нахождения на теле Филиппа показали ему целую новую вселенную. - Сольешь меня парням? - Фил, не усложняй, - Паша наклонил голову и прищурился, - у тебя стояк, у меня - стояк, ты омега, я - альфа... - Ты мужчина, и я тоже, - заключил Филипп, не давая Павлу закончить. - Я агрессивный, мерзкий, хитрый, прямолинейный, вспыльчивый, нетерпимый мудак, но только не сейчас, - он нетерпеливо приманил Фила к себе снова, - сейчас я хочу сделать красивой омеге приятно и только так, как захочешь этого ты. Как ты хочешь, Фил, расскажи мне, - он перешел на сбивчивый шепот. Его голос действовал на Фила, как свет яркой лампы на мотылька, и Майе сначала сделал один шаг вперед, наблюдая за реакцией Акользина - его добрая улыбка стала шире, он похлопал по своим коленям, приглашая Филиппа к себе. Майе отчетливо понимал - поддаться - это признать свое полное поражение, снять остатки своей защиты перед внешним миром, которую он строил столько лет, разбить эту тонкую перегородку между его видением себя и природой, которая изначально делала его совершенно другим человеком, но сейчас Фил за несколько минут получил столько нежности, прикосновений и поцелуев, сколько не получал за всю свою жизнь. Фил сделал еще один шаг и остановился прямо перед Акользиным - тот сидел на кровати и с восхищением рассматривал канадца. - Я не знаю, как я хочу, - Филипп уперся коленом в борт кровати между широко расставлеными ногами Паши и нерешительно положил руки на его плечи. - Хочешь, я поцелую тебя? - Пашу словно никак не удивили произнесенные Филом слова, как будто это было в порядке нормы. Филипп кивнул, краснея, но Павел не засмеялся над этим и никак не выделил это - он положил руки на бедра Фила, осторожно погладил их, сухими юркими пальцами соскальзывая с мягкой ткани штанов и поглаживая взмокшую кожу Филиппа под футболкой; потом взял футболку Фила и поднял ее вверх, задирая до самой шеи, и Майе взял ее за воротник сзади и стащил с себя. Акользин положил руки на лопатки Фила и, падая на кровать, потянул его за собой. Филипп навис над Пашей, упираясь руками с обеих сторон от него в кровать, и Акользин, проведя руками по груди Фила, пробежался пальцами по его шее, заводя одну из рук за голову, а второй стягивая с руки резинку для волос и собирая рассыпавшиеся влажные пряди Майе в пучок, завязывая их на затылке. Фил поудобнее устроился на бедрах Акользина, которые так идеально вклинивались между его ног. - Все нормально? - спросил Паша, подтягивая себе под голову одну из подушек с кровати Филиппа. - Хочу, чтобы тебе было комфортно. Майе снова кивнул, и Акользин, чуть подтянувшись к канадцу, осторожно поцеловал его в верхнюю губу, и Фил даже вздрогнул - влажный язык так нежно касался его, заставляя его поддаваться каждому движению, Паша не давил, чутко чувствовал все изменения в поведении Фила, реагировал на них, осторожно продвигался дальше - углубил поцелуй, языком касаясь языка Фила, который едва ли мог как-то ответить альфе - в своей жизни он особо никогда не целовался, может быть поверхностно касался губами чьих-то губ. Паша положил руки на шею Фила и, оторвавшись от его губ, провел языком от подбородка омеги до глубокой яремной впадины, продолжил целовать ключицы Филиппа, и Майе несдержанно застонал, ерзая на бедрах Паши. - У меня даже нет презервативов, - прошептал Филипп, прикрывая глаза и чувствуя, как его кожа плавится под губами одноклубника, пока тот покрывает ее мелкими точками поцелуев. - Я смогу удовлетворить тебя и без них, - Акользин наконец положил руку на член Фила, сжимая его через ткань штанов. - А как же ты? - спросил Майе, когда Паша вылез из-под него, подкладывая вместо себя под бедра Филиппа большую подушку и стягивая с него штаны с нижним бельем. - Филипп, я уже говорил, что хочу сделать приятное тебе, - шепнул Паша, покрывая поцелуями шею Фила и постепенно спускаясь по спине к пояснице, где он на мгновение замер, - а настоящий альфа может сделать это, не вытаскивая член из штанов. Тебе нравится римминг? - Мне никогда его не делали, - простонал Филипп, ощущая, как поцелуи Акользина становятся все более влажными и близкими к анусу. - Как тогда тебя готовили к сексу? - Акользин провел языком по бедру Фила. - Когда у тебя вообще последний раз был секс? - Месяц назад, - пробормотал Фил - он был готов кончить только от теплого спокойного дыхания Паши и его губ и языка, который рисовал на его коже сложные узоры. - Я трахаюсь только во время течки, а там подготовка не нужна. - И твой партнер тебя не вылизывает? - голос Акользина прозвучал как-то удивленно. - Даже самые дорогие проститутки не оказывают таких услуг, - Фил по привычке закусил ладонь и закатил глаза - язык Павла остановился буквально в миллиметре от влажной дырочки ануса. - А постоянного партнера у меня нет. - То есть, я буду первым, кто прикоснется к этой сладкой влажной узкой дырочке языком? - Павел раздвинул ноги Фила, вставая на колени на освободившемся пространстве кровати и положил руки на ягодицы Майе, слегка сжимая их руками. Фил задрожал, ощущая, как ловкий длинный язык Акользина скользнул в его анус, мягко обводя сфинктер кончиком. Ощущения были максимально далекими от проникновения пальцами, но от каждого самого незначительного движения языка Фил содрогался и постанывал, не понимая, как Акользин это делает. Павел лишь шире развел ягодицы, сжимая их пальцами, и толкнулся языком глубже, заставляя Филиппа вскрикнуть и выгнуться - канадец едва не задохнулся от удовольствия; и никакой передышки Акользин ему не дал - начал активно и необычайно ловко двигать напряженным языком в заднице Фила, время от времени отрываясь от него для того, чтобы вобрать в легкие больше воздуха и снова начать ласкать дрожащего Майе. - Нет, Паша, остановись, я сейчас кончу, - простонал Фил, однако не мог отказать себе в удовольствии лишний раз выгнуться под сильными руками альфы. - Я, конечно, совершенно не наигрался, но не могу тебя больше мучать, - Акользин жарко поцеловал дырочку Фила и снова вошел языком, чуть приподнимая Майе за бедра. - Но пока ты не кончил, хочу еще кое-что сделать, - он поставил его на колени и просунул голову между его ног, положив ее на подушку. - Давай, Филипп, - он обвел языком головку члена канадца, - трахни меня в рот. В обычное время все эти грязные разговоры Фил находил очень стыдными, но сейчас каждое сказанное Павлом слово возбуждало его только сильнее. Он на ощупь осторожно подался вперед, раздвигая мягкие губы Акользина головкой члена, затем двинулся назад, но Павел, неудовлетворенный нерешительностью Филиппа, приподнял свою голову на подушке и толкнул Филиппа на себя, крепко хватая его бедра двумя руками, от чего член Майе вошел в горло альфы. Майе застонал и сжал пальцами простынь под своими руками, медленно выходя изо рта Павла, который уже собрал стекавшую с задницы Фила смазку и нежно вошел на фалангу двумя пальцами в его мягкий растянутый анус. Фил двигался вперед - его член входил в глубокую податливую глотку Акользина, который вбирал его полностью и ласкал основание члена языком, двигался назад - насаживался на длинные пальцы Павла, которые были гораздо толще пальцев Филиппа и доставляли омеге в разы больше наслаждения. Канадец едва сдерживался - двигался вперед-назад, вперед-назад, несдержанно постанывая и комкая пальцами простынь, и в какой-то момент он просто уже не мог сдерживаться - резко двинулся назад, насаживаясь на пальцы Павла до самых костяшек, вскинул голову и кончил, хныкая и закусывая губы, на высунутый язык Павла, который отпустил его бедра и легко взялся на основание члена Фила. Майе пробила мелкая дрожь - это был самый сильный оргазм в его жизни, и он достиг его с человеком, с которым он никак не ожидал его достигнуть. Он едва нашел силы чтобы сползти с Паши и рухнул на кровать, подминая под себя подушку, его до сих пор трясло. - Понравилось? - Павел лег рядом с ним и притянул к себе, укладывая голову Фила на свою грудь и обнимая за плечи. Филипп кивнул и закрыл глаза, доверчиво прижимаясь к Акользину, который легко покачивал его, словно убаюкивал. Все силы выветрились из его организма, хотелось только одного - заснуть, и Фил нещадно боролся с этим состоянием. - Я не хочу оставлять тебя здесь одного, - прошептал Павел, снимая резинку с волос Филиппа и надевая ее обратно на свою руку, - но Коля с Никитой скорее всего думают, что я тебя здесь убил, так что мне нужно идти, - он поцеловал Филиппа в переносицу. - Спокойной ночи, Филипп. - Доброй ночи, Паша, - по-русски прошептал Майе. Проваливаясь в сон, он почувствовал, как кто-то натягивает на его плечи одеяло.