челлендж

27 июля, среда сегодня ники попросил у тренера ча не тренироваться какое-то время, а отпустить его в больницу к сону. как вы можете помнить, успехом это предприятие не увенчалось. ники был слишком расстроен и несобран, чтобы фехтовать. поединок с хисыном он проиграл с разгромным счетом [когда в последний раз он видел на табло 6:15?], так что его поставили фехтовать с сэоном. когда ники проиграл и ему тоже, тренер ча поняла, что пользы от него сегодня не будет, и отправила в сторонку делать выпады. он сделал десять. на большее его не хватило. 28 июля, четверг сегодня ники нервно спал, и наутро проснулся с планом. в его голове план казался идеальным: он решил, что на тренировках не будет тренироваться. сегодня он проспал пробежку и пришел в зал только к десяти часам, когда остальные уже размялись. тогда он искренне извинился перед тренером ча за то, что опоздал, пообещал, что такого больше не повторится, и она поверила, потому что он действительно никогда не прогуливает тренировки без причины. он улыбнулся, когда она сказала, что ничего страшного, со всеми бывает, и пошел разминаться. это было непродуктивно. он делал пять отжиманий, когда надо было пятьдесят, а еще десять приседаний вместо ста. он был безнадежен. если вы с ним не знакомы, то можно было бы подумать, что он — школьник на уроке физкультуры, а не профессиональный спортсмен в олимпийской сборной. [хотя если судить по уровню эмоциональной стабильности, то он реально школьник на уроке физкультуры] он видел, как тренер ча смотрела на него, когда он целенаправленно сливал поединок за поединком, и ощущал себя абсолютно счастливым бунтарем. ему казалось, что еще день забастовки — и его отпустят к сону. 'раз тебе, нишимура рики, будет лучше, то хорошо', — так он думал, что ему скажут. 29 июля, пятница сегодня план ники официально обломался.

***

тренировка заканчивается, и тренер ча собирает их вместе. они встают в шеренгу — как каждый раз в конце дня — и прощаются. ники смотрит на хисына: удивительно, как он никогда не выглядит уставшим — он просто улыбается, довольный своей работой, вытирает пот со лба, поправляет волосы, и… ладно, кажется, ники понимает, почему джей-хён в него влюбился, но суть не в этом! — суть в том, что он хочет быть как хисын. он хочет достигнуть таких высот в фехтовании, чтобы тяжелые тренировки уже переставали казаться тяжелыми, чтобы они просто приносили удовольствие, чтобы он всегда все выигрывал. как хисын-хён. стоит вон, сбоку, довольный, и… — отлично поработали сегодня, — говорит тренер ча, и в ее голосе еще даже не слышно никакого подвоха. — завтра даю вам выходной, вы заслужили его. ура! это, получается, можно будет сходить в гости к сону-хёну! — конечно, отпроситься теперь сложно, нужно договариваться с полицией, с тренером и даже с директором базы, но в больницу должны пускать, так что все будет хорошо, он наконец-то увидится с сону после постоянных звонков врачам с вечным вопросом 'он еще не очнулся?' — потому что эти три дня без сону показались ему вечностью. а выходной — это хорошо, это- — спасибо за работу, все свободны. рики, — тренер ча становится серьезнее — это по ноткам в голосе заметно — и переводит взгляд на него, — задержись на пару минут, пожалуйста. — да, конечно, тренер ча! она придерживает ники за плечо и ждет, пока все разойдутся. хисын, как назло, долго складывает шпагу в сумку: что, хочет послушать их разговоры? думает, что раз ники — его наследник, то ему нужно знать все секреты? вообще-то, это только между ними с тренером ча, они никому не расскажут! — о том, что его наконец-то отпускают к сону-хё- — завтра в восемь на стадионе, — коротко говорит тренер ча, когда хисын уходит. — без опозданий. — … что? у ники глаза на лоб лезут — буквально. нет, правда! у них тренировки каждый день начинаются в девять часов, и суббота — это единственный день в неделю, единственный, когда они встречаются в десять! у них нет пробежки, они в субботу обходятся без нее, их суббота всегда посвящена исключительно фехтованию. они учатся тактике, работают над быстротой реакции, устраивают тренировочные поединки, суббота — это лучший день, идеальное завершение плодотворной недели и отличная подводка к воскресенью — а теперь… нет, это серьезно? в восемь — на стадионе? в субботу? — а почему так рано, тренер ча?.. — завтра узнаешь. — но… вы же сказали всем, что завтра выходной? — еще один вопрос — и на выход из сборной, нишимура рики, — тренер ча говорит своим максимально строгим голосом, и сердце ники удар пропускает. — я не шучу. — я… п-понял, — его голос дрожит, но он пытается делать вид, что нет. ему страшно: потерять место в сборной за месяц до олимпиады — ночной кошмар любого спортсмена, а зная тренера ча… она реально может выгнать. — извините. я… до завтра, тренер ча, — ники низко кланяется [это он напуган, обычно так никогда не делает] и выходит из зала. он не знает, что завтра случится, но заранее обещает себе сделать все, что потребует от него тренер: он не простит себе потерянную олимпиаду.

***

ники приходит на стадион без опозданий, даже раньше на несколько минут. вы бы знали, каких усилий ему это стоило! он еле заставил себя вылезти из уютной постели в шесть утра, чуть не убился в душе — потому что у него глаза слипались, тут было ну очень трудно не поскользнуться, а потом нехотя пополз на завтрак. он не любит ранние тренировки еще и потому, что завтраки перед ними — самые неприятные: ты знаешь, что тебе нужно поесть, иначе ты не сможешь работать из-за голода, но тебе не хочется, и тебе приходится себя заставлять, и становится невкусно, неприятно, а еще и эта каша на базе, которая ему не нравится, но которую говорят есть, потому что она полезна, и- остановимся на этом. в любом случае, нишимура рики проснулся, умылся, оделся, поел и уже готов к тренировке на стадионе. тренер ча появляется точно вовремя: часы показывают 8:00, когда она здоровается с ним, обращая на себя внимание. ники мысленно говорит: 'с богом'. — доброе утро, тренер ча. — доброе утро, рики. рада, что ты не опаздываешь сегодня, — она недоверчиво оглядывает его — так, будто бы хочет сказать, что если бы он реально опоздал, то его бы на этой базе уже не было. — надевай утяжелители. ники надевает их очень оперативно: что-то внутри подсказывает, что сегодня так нужно. по килограмму на каждой ноге и по полкило на запястьях — звучит не слишком угрожающе, но даже такой вес уже несколько лет подряд стабильно заставляет его умирать практически каждое утро. — надел. — замечательно. беги. — сколько кругов? — беги, рики, — настойчиво и очень строго повторяет тренер ча. — я скажу тебе, когда остановиться. — ну… вы даже примерно не скажете? может, по времени или- — вчерашнее правило с вопросами распространяется и на сегодняшнюю тренировку, — она практически никогда не кричит — только жестко говорит, и от этого почему-то всегда становится еще страшнее. — беги. и ники бежит. сначала он пытается считать круги: думает, ну сколько его заставят пробежать, десять, пятнадцать? они же большие на стадионе, а он не бегун, не легкоатлет — он даже не теннисист, ему точно-точно столько много бегать не нужно! — но потом его все не останавливают, и он наконец-то понимает, что на эту часть тренировки реально переквалифицировался в легкоатлета. когда-то его научили правильно дышать, но на настолько длинных дистанциях его вечные проблемы с дыханием продолжают стабильно вылазить. даже раньше, чем в конец забиваются ноги, у него начинает колоть в боку — верный признак того, что скоро он начнет жалобно смотреть на тренера ча и посылать сигналы в космос, чтобы ему разрешили остановиться. но его сигналы в космос не работают во время сегодняшней пробежки — либо он просто такой себе ментальный программист и слишком криво их кодирует, так что космос считывает их с точностью до наоборот. вместо того, чтобы остановить его, ники заставляют делать ускорения. тренер ча кричит, говорит ему бежать быстрее — а ему кажется, что он бежит настолько быстро, насколько может, а она говорит, что видит, что он сбавил темп, и что такое ему с рук не сойдет, — и под конец дистанции ему хочется плакать от безысходности. не боялся бы так сильно вылететь из сборной — реально бы заплакал. а так, ну… сильный. спортсмен-олимпиец. он не понимает, как в принципе дожил до окончания пробежки, — а еще загадочнее для него то, как он нашел в себе силы не упасть на финише от бессилия, когда ему сказали 'хватит'. датчик на часах показывает, что он пробежал чуть больше десяти километров, когда их самая большая тренировочная дистанция в два раза меньше, и сделал это за сорок пять минут. он фехтовальщик. настроение ники сейчас — остаться без ног, выплюнуть легкие и уйти из большого спорта. будет ли выполнен хоть один пункт этого плана? кажется, ответ становится очевиден, когда он, еле дыша и весь обливаясь потом, становится напротив тренера ча практически по стойке смирно и ждет дальнейших указаний. ему хочется похвалы, но он ее не ждет: мозгом понимает, что сейчас тренер ча не в том настроении. — снимай утяжелители, забирай вещи, и пойдем в зал. отдохнешь по дороге, — отрезает тренер ча: тут даже о пяти минутах на отдышаться идти не может речи. — хорошо. секунду. ники старается не обращать внимания на дрожащие от усталости руки, когда снимает утяжелители и складывает их в рюкзак. через несколько минут они уже в спортзале. он пустует, у всей сборной выходной — даже у вечно активных саблистов — и они тут совершенно одни. ники хочет свернуть в раздевалку, но его останавливают и ведут в зал — он непонимающе хмурится. — костюм тебе сегодня не понадобится, — ники кидает печальный взгляд на фехтовальную дорожку и грустно кивает. — в боевую стойку. 'с этих слов всегда начинаются худшие наказания в фехтовании'. — пятьсот приседаний на эту ногу. подряд. потом меняешь ногу — и тоже пятьсот. после этого по двести выпадов на каждую ногу — тоже подряд. если я замечу, что ты сменил ногу раньше из-за усталости, то об олимпиаде можешь забыть. после выпадов — двести пятьдесят прыжков на скакалке. когда все доделаешь — двести отжиманий. низких. техничных. сделаешь все — молодец, можешь идти отдыхать. поймешь, что не можешь и не будешь делать, — тогда ты знаешь, где выход. со всеми вещами. все ясно, нишимура рики? все ясно. он проведет в этом зале целый день, выполняя невыполнимое задание — вы вообще слышали, что тренер сказала ему делать? это же невозможно, он останется здесь до позднего вечера, он убьет себе все: все мышцы, все суставы, и… он не хочет начинать, но он никогда не откажется: не хочется узнавать, где выход. он такие наказания раньше только в спортивных дорамах видел — а теперь он сам, получается, герой такой дорамы. там обычно у главных героев все получается, они все доделывают, и тренер их прощает, так что и у него получится, верно? получится ведь?.. — да, тренер ча, все ясно. — можешь начинать. я буду здесь, на скамейке. это самовнушение. если сказать себе, что пятьсот приседаний — это совсем не много и сделать их будет не напряжно — то все получится. он ведь легко, совершенно без проблем делает пятьдесят приседаний, разве нет? а это, получается, в десять раз больше. десять — это очень маленькое число. например, два — это уже целая одна пятая от десяти, а где одна пятая, там и две, и три! — так и десять наберется. а если так думать, то ему не будет стоить никакого труда сделать пятьсот приседаний. это самовнушение, и оно… не работает. на серьезных тренировках они делают по сто, и даже тогда тяжело становится всем, кроме хисына. где-то на восьмидесятом ники начинает терять равновесие, и его ругают за это — приходится собираться и старательно доделывать. он тогда смотрит на хисына — и тот будто легкую зарядку сделал, честное слово! и… он тоже так хочет. но так не будет, если он сейчас вылетит из сборной. он не станет олимпийским чемпионом, как хисын-хён, не потрогает медаль, не почувствует, какая она на самом деле тяжелая — она ведь выглядит такой тяжелой, когда по телевизору церемонию награждения смотришь, но непонятно до конца, как это ощущается. этот вес. он не будет так хорошо фехтовать — уедет в сеул, лишившись такого партнера, и никогда не сможет вернуться на прежний уровень. никогда больше не догонит хисына. возможно, он отберется в следующем году — это будет сложно, потому что тренер ча его, такого ленивого и непослушного, не захочет возвращать, и ему придется доказывать, и это будет сложно, а гарантий ему никто никаких не даст, и… сто пятьдесят. он не сдастся. когда делаешь какое-то сложное упражнение, в какой-то момент наступает состояние, когда ты чувствуешь, что больше не можешь, что еще секунда — и ты упадешь, потому что мышцы больше не выдерживают. если заставить себя и перетерпеть этот момент — потом отпустит и станет легче. тогда, если эта теория верна, такое наказание — отличный способ тренировать у спортсмена силу воли и стремление к победе. в фехтовании они жизненно необходимы. это снова самовнушение, но оно почему-то оказывается более действенным, чем предыдущее. на дрожащих ногах, с перерывами, под конец становящимися слишком частыми [все еще не сходя с боевой стойки, иначе отругают], ники доделывает пятьсот приседаний. сколько времени он на это потратил? он не хочет знать. перед тем, как сменить ногу, он снимает часы и кладет их на пол. пятьсот приседаний на правую ногу. с удивлением ники замечает, что за все это время тренер ча не проронила ни звука: она тихо сидит на скамейке, пристально наблюдая за своим подопечным, и по залу разносится только его тяжелое дыхание и усталые стоны. хорошо, что она ничего не сказала, думает ники, — значит, он все пока делает правильно. сто выпадов на левую ногу. сто десять. сто семнадцать. он падает. он больше не может. он сейчас скажет, что больше не может, пожалуется на невыполнимое задание, он- — я разрешала делать перерывы, нишимура рики? — … нет, тренер ча. это вышло нечаянно, я уже встаю. сто пятьдесят. сто семьдесят. двести. столько же — на правую: на морально-волевых, получается. после сегодняшней тренировки он не сможет встать с кровати в ближайшую неделю — а еще этим вечером ему явно не помешает сеанс нелюбимого массажа. если тут все такое тяжелое, неприятное и нелюбимое, то что он вообще делает в профессиональном спорте? любит его, зараза. сильно. двести пятьдесят прыжков на скакалке. главное — не упасть. интересно, сколько времени он уже здесь провел? эта тренировка кажется ему самой бесконечной в жизни. но уже финишная прямая, получается — отжимания. он их не любит, но их надо делать, поэтому когда-то он заставил себя научиться. он без проблем делает где-то около семидесяти — звучит красиво и в удобный момент даже может сойти за повод для гордости, но на фоне нереальной усталости [честное слово, он таким мертвым себя никогда в жизни не чувствовал], серьезного стресса и заданного количества это число кажется каким-то комичным. что такое семьдесят, когда надо двести? вставая в упор лежа, ники ловит себя на мысли о том, сможет ли он в одиночку собрать чемодан или ему пригодится помощь друзей. он делает семьдесят, восемьдесят, с трудом добирает до девяноста — и его выключает. он тяжело дышит, стоит и смотрит в пол. он думает, как стыдятся сейчас, должно быть, его родители за то, что он упустил место в олимпийской сборной, как негодует хисын-хён, который потерял своего наследника и которому придется практически в одиночку поддерживать уровень шпаги в корее, как расстраивается сону-хён. да, он спит — но ники уверен, что он даже во сне расстраивается. иначе и быть не может. ники видит перед собой его печальное лицо, и впервые за тренировку действительно плачет от усталости. он падает. сквозь слезы он пытается подняться и сделать еще одно отжимание, а потом еще и еще, он ведь столько не доделал! — но он падает каждый раз, и тогда он плачет еще сильнее. он не поедет на олимпиаду. он не исполнит свою детскую мечту. она была так близко, до нее оставался месяц — а он все испортил. он глупый, он порушил все, что строил всю свою жизнь, за пару дней похерил все свои старания и обесценил все, с чем справлялся и что преодолевал. он теперь… не член национальной сборной кореи, получается? он просто нишимура рики — такой одаренный, но так бездумно разбрасывающийся своими способностями фехтовальщик. он поедет в японию?.. — в планку на локти, — он слышит голос в каком-то полубессознательном состоянии — он приближается. — я сказала, в планку на локти, рики. он собирает последние силы, вытирает слезы и встает. возможно, это его спасение. — а теперь стой и слушай меня внимательно. твое поведение в последние дни было отвратительно. ты вел себя как кто угодно, только не как член олимпийской сборной. ты не только забил на собственные амбиции — ты поставил под угрозу честь всей команды как важное звено для командного турнира и основной спарринг-партнер главного претендента на золото личного турнира. это никуда не годится, нишимура рики. когда через месяц олимпиада — что бы ни произошло, ты должен собрать волю в кулак и идти до конца. я не позволю на своих тренировках самовольничать, я не дам отдыхать и валять дурака, не дам дополнительных выходных, не облегчу план. до олимпиады мы тренируемся шесть дней в неделю по восемь часов. я знаю, что случилось с сону. я знаю, что он твой лучший друг и что ты очень переживаешь. но худшее, что ты можешь сделать для него сейчас — упустить собственную олимпийскую мечту. это бы его невероятно расстроило, и ты это знаешь. меня как твоего тренера это тоже расстроило. я разочарована тобой, рики. я никогда не думала, что мне придется столкнуться с таким твоим поведением. можешь сходить. ники падает, еле дыша, и какое-то время лежит на полу, пытаясь прийти в себя. теперь он знает, что ему дадут это время, что чемоданы ему собирать не нужно — что он остается. ему стыдно, ему невероятно сильно стыдно — и одновременно с этим будто гора с плеч падает, и он снова может называть себя спортсменом-олимпийцем, и эти эмоции смешиваются и накрывают его с головой. он снова плачет, но сейчас это уже не имеет значения. спустя полминуты он тяжело поднимается с пола и встает перед тренером ча, опустив голову и не в силах посмотреть ей в глаза. — простите, тренер. мне очень стыдно за свое поведение. такого больше… никогда… не повторится. — еще один косяк перед олимпиадой — останешься без телефона до конца соревнований. на тренировки не опаздывать и на нагрузки не жаловаться, ты меня понял? ты сам решил быть профессиональным спортсменом — теперь будь добр выполнять эту работу так, как положено. не хочешь или не можешь — тогда тебе лучше бросить фехтование, потому что слабым тут не место. — я… никогда не брошу фехтование. это мое место, я… сильный. если вам кажется, что я ребенок, то я вырасту. я изменюсь. ради фехтования. обещаю. — хорошо, рики. я тебя услышала. можешь идти.

***

— рики-кун, что случилось? ты выглядишь таким… убитым. капец. когда ники наконец выполз из зала [знали бы вы, каких трудов ему это стоило], он еще долго не мог уйти дальше ступенек крыльца. он все сидел, сидел и сидел — не мог отдышаться, во-первых, а во-вторых — ноги у него, ну, не железные. они сказали 'пока' и отказались шагать. он не знал, кому написать, чтобы пожаловаться. родителей не хотелось расстраивать — там мама после таких рассказов ночь спать не будет — хисын-хён скажет что-нибудь типа 'раз тренер ча тебя наказала, значит заслужил' и не станет его жалеть, а сонхун-хён… наверное, в фифу играет. или во что-нибудь еще — в общем, его лучше не отвлекать от дел чрезвычайной важности. и вот тогда ники неосознанно переключился на японскую клавиатуру, зашел в диалог с казухой и написал ей. @gojapanpls 'казуха-чан, ты свободна? можем встретиться в сквере?' после этого ники пересилил себя, решительно встал со ступенек и доковылял-таки до всем знакомых кресел-груш в сквере. он упал на синее, лежащее с самого краю, и поймал себя на мысли, что вот отсюда казухе точно придется тащить его на себе. он сочувствует. а вот она, собственно, пришла — единственный человек, которому сегодня ники сможет пожаловаться. — привет, казуха-чан, — он устало вздыхает и немного печально ей улыбается — столько мыслей в голове, это кошмар какой-то. — ты… спасибо, что пришла. я хотел тебе как раз рассказать все, мне… так нужна поддержка, ты не представляешь. — хе-е-ей, ты чего, ну? — она придвигает соседнее кресло совсем близко и садится рядом с ники. — тренер ча, она… очень сильно меня наказала. за то, что я плохо работал в последние дни. я идиот, я… думал, что если не буду ничерта делать, то меня пожалеют и отпустят в больницу к сону-хёну, а в итоге… я только все испортил, казуха, понимаешь? она очень сильно разозлилась и… чуть не выгнала меня из сборной. мне было так страшно — д-думать, что я могу за месяц до олимпиады все потерять, что… она такое трудное наказание придумала, я так и… не справился до конца. я не отжался столько, сколько н-нужно было, она сказала сделать двести, а я сделал только… девяносто одно. но меня не выгнали, а м-могли… м-могли… он чувствует, как его крепко обнимают, и он может расплакаться. снова — это какой уже раз за сегодняшний день? но несмотря ни на что, этот раз — особенный: потому что это слезы облегчения. казуха кладет голову на плечо ники. 'я здесь, я с тобой'. — главное, что ты остаешься здесь. это главное. пожалуйста, рики, ты… не делай так больше. тренируйся, хорошо? это ведь твоя олимпийская мечта, и ты ее… — я не хочу ее терять. я н-не… позволю себе ее потерять. — … хорошо. я верю тебе. — … казуха-чан, а тебе когда-нибудь хотелось уйти из спорта? или ты когда-нибудь, может… жалела, что стала спортсменкой? — бывало, конечно. например, когда я поехала на сборы в россию в первый раз. там ведь, знаешь, организуют сборы для иностранцев — лагерь практически на целое лето. и когда я столкнулась с теми нагрузками, да еще и вдали от дома, я… думала, что не справлюсь. я хотела все бросить. я не хотела заниматься гимнастикой, она резко стала для меня… слишком тяжелой? мы там тренировались целыми днями, обо всей остальной жизни можно было смело забыть, и… мне, в общем, было очень трудно тогда. но… я справилась, и это мне очень много дало. с тех пор я каждое лето старалась ездить на эти сборы. и спорт, как видишь, не бросила. — … ты сильная. и в россию ездила, и в корею переехала… — все ради гимнастики. ты ведь тоже все здесь, в корее, делаешь ради фехтования? — я? да. ты п-права. — такие мы, спортсмены. все ради спорта делаем. он нам больно делает, плакать заставляет, а мы… все равно все ради него. странные, да? — мы… в хорошую стороны странные. мне нравится быть таким странным. и я никогда из сборной не уйду. я сделаю все, лишь бы остаться здесь. — я тоже. и… — объятия становятся еще крепче, — мне тоже нравится быть такой странной. — … а знаешь, что мне еще нравится, казуха-чан? — что? — мне… ты. нравишься.