Последний бросок на север

Все следующие дни для Ягера были одним сплошным диафильмом: приходил Тилике, затем Вальтер, а вот его кабинет, очередное совещание, допросы с заключенными, бокал коньяка, постель. Ягер не старался как-либо избавиться от тяготеющей тоски, несмотря на ее отраву, он хотел остаться в ней подольше и прочувствовать все тяготы, о которых прежде не знал. Он никогда не понимал рассказы своих женатых знакомых об изменах или других невзгодах отношений с их женами, ему все это казалось таким мелочным и неинтересным, что всегда переводил на другую тему, а сейчас он бы сам не отказался от совета. Но Ягер знал точно одно: в его памяти ее не сможет затмить ни одна женщина. Спустя пару дней поисков сбежавших, результаты все же появились: в болоте обнаружили три мужских трупа, но опознать их было сложно из-за многочисленных насильственных травм. И коменданты, и заместители Ягера разделились на два лагеря: кто-то считал, что это беглецы, а кто-то — другие мертвые заключенные. На очередном совещании, превратившееся в фиглярство, никто не смог прийти к единому мнению, поэтому последнее слово оставалось за Ягером. Он видел те трупы, их одежду, между прочим, того же размера, что носил Ивушкин и хотел бы поверить, что это действительно он, но все его существо твердило об обратном. — Что скажите, герр штандартенфюрер? — спросил Вальтер, как и Ягер, сомневающейся в гибели беглецов. Ягер вздохнул и безучастно оглядел присутствующих. Боже, дай мне сил это сказать, мысленно взмолился Ягер. — Я считаю, что беглые заключенные под номерами триста пять, шестьсот одиннадцать и шестьсот тридцать семь… — он нервно сглотнул, — мертвы. Их обнаружили в болотах. Приказываю прекратить поиски. В кабинете разнеслись то облегченные, то возмущенные голоса. Чуть не сгоревший со стыда Ягер, продолжал сидеть в своем кресле задумчиво разглядывая пол, пока к нему украдкой не обратился Тилике. — Думаете, что это правда, герр штандартенфюрер? — Не знаю, — честно ответил Ягер, — но другого объяснения я не вижу. Не испарились же они, в конце концов. Сам того не желая, Ягер вспомнил себя четыре месяца назад. Тогда бы я все отдал за малейшую возможность найти этого русского, а сейчас, рассуждал Ягеру, я совсем о нем думаю.

***

После побега Ивушкина Анна чувствовала свою скорую смерть и готовилась к ней; она представляла, как на нее закидывают петлю или отводят к стенке и палачом всегда был тот, кто, и вынес бы ей приговор. Ягер преследовал ее во снах: там он то душил ее, то целовал, то смеялся и каждый раз, просыпаясь от собственного крика, Анна, не раздумывая, ложилась спать, чтобы вновь увидеть своего мучителя. Она часто вспоминала и об Ивушкине. Этот милый молодой человек оставил неизгладимое впечатление на ее сердце; он был, словно призраком ее прошлой жизни, когда она была дома, училась, помогала бабушке в работе… когда она была не фройляйн, а просто Аней. Я больше ее никогда не увижу, она больше никогда меня не обнимет, думала Анна и засыпала со слезами на глазах. Когда начались поиски Ивушкина и его экипажа, она вздрагивала всякий раз, когда Тилике что-либо докладывал Ягеру. Она молилась на его спасение, верила, что он уже пересек черту города или совсем уехал из него подальше отсюда, где безопасно. Она ни раз прокручивала в голове его слова, которые он говорил с таким искренним воодушевлением: «Ты сбежишь с нами!» и навсегда сохранит их в своем сердце; порой Анне казалось ее жертва слишком мученической; может, стоило пойти с ним, рассуждала она, но, в конце концов, понимала, что не сможет прожить и дня без знакомых голубых глаз. Иметь с связь с самим штандартенфюрером, наверное, было бы очень престижно, будь она в Равенсбрюке, но здесь это ее угнетало; до чего неправильно все было и банально, как в скучной пьесе, думала она. Анна, считающая себя прагматичной и расчетливой, особенно в таких условиях, могла бы заманить его в постель, чтобы получить какие-то привилегии и она даже задумывалась об этом, как только начала работать у Ягера, однако страх перед ним настолько парализовал, что порой думала, что испепелиться под его взглядом. Вместе со страхом переплеталось и другое чувство, прежде Анной никогда не ощущавшееся — желание; хоть и леденящий страх сковывал, она не могла удержаться от странного импульса посмотреть на него, на его руки, услышать бархатный голос или его смех, а когда он пришел к ней, чтобы убить, она хотела этого — умереть от его руки, дабы больше никогда не чувствовать вину за свои желания, не изводить себя упреками за внезапные мысли о нем, но Ягер нашел более простой способ забыться. И Анна была довольна, ведь получила привилегию — его, она чувствовала себя почти счастливой здесь, в стенах этого ужасного места, пока не появился Ивушкин. Опьяняющая пелена спала, и Анна поняла, что стала той, кого презирала, живя в Равенсбрюке — немецкой подстилкой. С этой навязчивой мыслью жить стало невыносимо: вина изо дня в день грызла ее, а ночью Анна вскрикивала от слишком «правдивых» кошмаров. Искупить вину, искупить вину, ценой даже собственной жизни, вторила она себе и такая возможность выдалась в лице Ивушкина. Да только не отказаться мне от немца больше никогда, горько отмечала она. Теперь же она не противилась этой мысли, ведь знала — все, что делала с Ягером было лучшее когда-либо происходившее в ее жизни.

***

Ягер сообщил о найденных трупах оберфюреру и тот остался доволен, даже не приказав собрать новый танковый взвод, чему Ягер обрадовался, но это длилось не более мгновения. Значит, можно спокойно работать, подумал Ягер и отправился к себе в кабинет. Уже стемнело, а он был еще не пьян; в последнее время Ягер ненавидел вечера, которые нагоняли тоски и непрошенных воспоминаний и исправлял это графином коньяка. Он старался либо не обращать внимание на Анну, когда она вечерами прибиралась, либо вовсе отказывался от ее помощи. Она казалась ему еще затравленее, чем в их первую встречу, он хотел было развить эту мысль, да вовремя остановился, понимая, что это закончится очередной бессонной ночью. Сегодня он не отказал в уборке кабинета. Ягер чувствовал уже подступающее опьянение, но продолжал пить и уж не мог удержаться от взгляда на нее. Посмотри на меня, прошу посмотри, пронеслось в его пьяной голове. Однако Анна продолжала заниматься уборкой, игнорируя его присутствие и свое чрезвычайное желание взглянуть на него. — Позвольте идти, герр штандартенфюрер, — сказала она, когда закончила. — Отчет? — спросил Ягер, не глядя на нее. — У Вас на столе, герр штандартенфюрер. Он молчал, думая о чем-то своем, Анна терпеливо ждала, пока не решила тихо уйти без его одобрения; верно он и забыл, что я здесь, слишком пьян, подумала она. — Кажется, я не позволял Вам идти, — сказал Ягер, почти резко. Ей оставался всего один шаг до выхода, но остановилась, поворачиваясь к нему. Ягер продолжал сидеть на кресле, пристально наблюдая за ней. — Подойди. Анна подчинилась. — Ближе. Она неуверенно подошла к креслу, пытаясь не смотреть на него. Его лицо находилось на уровне ее талии, и он мог дотянуться до пуговицы пиджака, что Ягер и сделал. Притянув, он обнял ее тело, которое закрывал теперь лишь тонкий свитер. — Мне так плохо… — горько прошептал он. — Герр штандартенфюрер, — начала опешившая Анна, стараясь сохранить спокойствие голоса, — прошу Вас… — Молчи. Они пробыли так в тишине недолго: Ягер обнимал ее за талию, порой трясь носом об ее живот, а она пыталась справиться с пленяющим желанием обнять в ответ. — Прошу, отпустите… — дрогнувшим голосом попросила Анна, когда он начал зацеловывать ее живот. Ягер молчал, прокладывая дорожку поцелуев сквозь свитер вверх, к груди, потихоньку приподнимаясь со стула. Он не размыкал объятий, крепко держа ее и все целовал, целовал. — Пожалуйста… — прошептала она, чувствуя, как жар приливает к щекам. — Я слышу… — он посмотрел на нее снизу вверх, — твое учащенное сердцебиение. Может, ты не хочешь, чтобы я останавливался? Анна нервно сглотнула, Ягер продолжал: — Может, ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе вот так? — он оставил поцелуй на правой груди. Анна старалась подавить стон, Ягер усмехнулся: — Или, может, вот так? — полностью встав, он поцеловал ее за ухом. — Герр штандартенфюрер… — у нее перехватило дыхание. — Ты можешь остановить меня. Скажи, чтобы я остановился. У Анны подкашивались колени, пересохло во рту и затряслись руки; его пытка была мучительна и будь у нее воля, она бы отстранилась или попросила его остановиться, но воли не было. Ягер целовал ее шею медленно, дразняще, проводя языком, затем краткими поцелуями дошел до лица, расцеловывая ее щеки. То ли от собственного бессилия, то ли от удовольствия, Анна заплакала так тихо, что Ягер заметил лишь, когда губами коснулся скатывающейся слезы. — Не плачь, — прошептал он и вытер слезы с ее щек. — Мы не можем… — Но нам это нужно. Почему ты сопротивляешься? — Ягер приблизился к ее губам, — Поверь мне. — Мне страшно… — грустно призналась она. — Мне тоже, но я знаю лишь одно — если отпущу тебя сейчас, то всю жизнь буду жалеть… Стань же моей. Его мягкий шепот стал последней каплей в ее пьяном океане чувств, затопивший рассудок, и Анна, наклонившись, мягко поцеловала его, словно он был таким хрупким, но он действительно показался ей именно таким: искренним и уязвимым. Ягер обхватил ее талию, медленно прижимая к себе так крепко, будто хотел спрятать ее или слиться во что-то единое; он целовал глубоко, мягко, стараясь не пугать своей бушующей страстью, что полыхала внутри. — Пойдем ко мне… — хрипло предложил Ягер, когда они отстранились друг от друга. — Часовые… — проговорила Анна тяжело дыша, все еще держа в руках его лицо, — они заметят… — Нет. Они заступят на пост через полчаса, у нас есть время…

***

В его комнате было темно и свежо; он раздевал ее и продолжал целовать, чувствуя женские руки на своей шее, затылке, плечах. Ягер желал видеть ее настоящей, без лишней одежды, наконец, постичь все ее естество и сделать своей. Анна была обнажена и казалась все такой же невинной, что и была в их первый раз. Первый раз, подумал Ягер, разве это был он, нет, тогда была только моя ночь, затем еще много моих и лишь одна ее, а сегодня наша. Ягер аккуратно положил ее на кровать, не отрывая от нее взгляд; он видел ее клокочущее желание, но не хотел торопиться. Сегодня все будет правильно, рассудил он и потянулся за пуговицей кителя, но Анна, приподнявшись, нежно перехватила его руки. — Позволь мне… — ласково прошептала она. Ягер сдался, внимательно наблюдая за каждым ее движением, как она стягивала с него одежду, нежно касаясь пальцами обнажившейся кожи, как целовала его грудь, как осторожно прикоснулась к ширинке его брюк, а затем дальше. — Не дразни меня, — почти простонал Ягер. — Ты такой горячий… — прошептала она у самого его уха и поцеловала чуть ниже его. — Анна, пожалуйста… Она сжала его плоть сильнее, расцеловывая шею. — Я хочу, чтобы ты забыл всех женщин, с которыми был… Если я стану твоей, то и ты станешь моим? Ягер опьяненно посмотрел на нее и именно сейчас понял, что уже никогда не выберется из чувственного плена ее карих глаз. — Я стану. Теперь он целовал ее страстно, глубоко, не оставляя без внимания ни единую часть ее тела и лица. Они легли на его просторную кровать, не размыкая объятий, словно боялись, что прямо сейчас настанет утро, и им снова придется столкнуться с угнетающей действительностью. Так мало времени, сквозь пленительный флер проносилось в голове у Ягера. Они ласкали друг друга с искренним упоением, не скрывая, и не таясь, наконец сознаваясь в неожиданном, но таком необходимом им чувстве. Ягер кусал ее шею, ласкал грудь, слыша ее сдавленные стоны, зацеловывал живот; развел бедра, чтобы поцеловать внутреннюю сторону, прокладывая влажную дорожку ближе к промежности. — Что ты делаешь? — выдохнула Анна, почувствовав его губы на лобке. — Все хорошо… Расслабься. И Ягер страстно впился в ее плоть, лаская языком, и, поигрывая им с клитором; он провел рукой вверх по ее телу, пока не остановился на груди, прокручивая пальцем сосок. Он хотел быть первым во всем, коснуться ее везде, стать еще ближе, забрать с собой каждый, принадлежащий ему, стон. Анна стонала в исступлении; ее голова разметалась по подушке в небытии, она думала, что сходит с ума, но хотела продолжать это безумство. Его язык ласкал ее то нежно, то слишком бурно, и она выгибалась под его ртом, зажимая в кулаке простынь, а затем беспомощно разжимала и стонала все сладострастнее. Ее руки опустились ему на голову и мягко поглаживали волосы, когда он ослабил хватку, но это длилось ненадолго; вновь прильнув к ней, Ягер ускорился, и ее бедра мучительно задрожали; с последним сильным ударом языка по ее клитору, Анна мягко зажала коленями его голову, громко простонав. Он нежно поцеловал ее бедра, когда она пыталась отдышаться и потянулся к ней. Они целовались долго, то накидываясь друг на друга, словно давно не видевшиеся любовники, то спокойно, почти лениво, как уже супруги. Ягер дразнил ее, мягко терся своей выступающей эрекцией об ее разгоряченную плоть, пока Анна хныкала в его поцелуй; он сам еле сдерживался, да желание раззадорить ее еще сильнее брало вверх. — Пожалуйста, Клаус, — умоляюще просила она, — я так хочу тебя… Анна зацеловала его шрамы на щеке, прижимаясь к нему все теснее, и Ягер счастливо улыбнувшись, не смог ей отказать. Он вошел одним глубоким, но размеренным толчком, отчего она шумно выдохнула, не отрывая взгляд от его. Ягер двигался медленно, понемногу ускоряясь, постоянно смотря на нее; хоть и в темноте, но он видел ее раскрасневшиеся щеки, глаза с поволокой, и для него не было зрелища более прекрасного, чем возбужденная Анна. Его Анна… Она крепко прижалась к нему, целуя плечи, гладя макушку, желая замереть так с ним навсегда. Подступающее удовольствие было так близко, но она хотела продлить его, задерживая дыхание и в муке, царапая спину Ягера. Волна оргазма, обрушившаяся на нее, оказалась слишком интенсивной, что у нее потекли слезы и содрогались руки. Он отстранился, тяжело дыша. — Я сделал тебе больно? — обеспокоенно спросил он, завидя ее мокрые щеки. — Нет, — она довольно улыбнулась, — мне было слишком хорошо.

***

Анна проснулась на груди у Ягера и, обнаружив это, тихо дернулась. Она аккуратно выскользнула из его объятий и спустилась с кровати. Подобрав разбросанную на полу одежду, она быстро оделась. — Ты же не собираешься снова сбежать? — услышала она сонный мужской голос, когда подошла к двери. — Мне нужно собираться… Ягер приподнялся и посмотрел на часы. — Только половина пятого. У нас есть еще больше часа. Иди ко мне. Анна замешкалась, теребя уголок свитера. — Ну же. Ты ведь не оставишь меня здесь одного. Она села на край кровати и просидела там немного, покуда Ягер не повалил ее на себя. Анна тихонько засмеялась, когда он начал целовать ее шею, щеки и, дойдя до губ, внимательно посмотрел на нее. Она нежно «мазнула» своим носом по его и впилась в его губы.