Последний бросок на север

— Прекрасно выглядите, герр штандартенфюрер. — сказал улыбающейся Тилике, когда Ягер перебирал, принесенные адъютантом, отчеты комендантов. — Отдохнули? Ягер глянул на него. — Да, выспался. — Наконец мы можем это сделать, а то беготня по болотам очень изматывала, герр штандартенфюрер… — Но тебе, кажется, не лучше. Что случилось? — Ничего, герр штандартенфюрер, — бодро ответил Тилике, хоть и Ягер ему не поверил, — лишь холод всю ночь покоя не давал. А мне было очень жарко, подумал про себя Ягер.

***

После объявления Ягера о найденных мертвых беглецах, жизнь в лагере вновь вернулась в прежнее русло. Он с большим облегчением вернулся к привычным обязанностям и выполнял их почти с удовольствием. Прибыли еще несколько рот — хотя Ягер их так бы не назвал — новобранцев и работы снова прибавилось. Вскоре после очередных учений, Ягер наконец понял всю полезность приказа оберфюрера, собрать взвод военнопленных танкистов — они в разы облегчали работу, да и было их намного больше, чем один Ягер, пытающейся донести до каждого будущего танкиста правила обращения с поистине диким «Тигром»; да, и мне не сразу поддалась эта машина, думал он, наблюдая за неумелыми попытками новобранцев настроить переключатели массы. Ягер хотел было послать за Вальтером, дабы дать приказ доставить в лагерь военнопленных танкистов, да вспомнил про картотеки с других лагерей, которые оставались в архиве, и он с Тилике вечером перебирал их еще раз, отмечая про себя, сколько же способных бойцов упустил в погоне за Ивушкиным. Про него Ягер не вспоминал, хоть порой ущемленная гордость царапала сердце. На запрос о переселении военнопленных ответили быстро и спустя несколько дней новоприбывшие уже были в S III Ордруф. Проходящие изо дня в день допросы, а потом их прочтение в кратком изложении в отчетах, хоть и изнуряли, но давали результаты, и относительный план действий у Ягера был уже готов. Заключенные приступили к обучению новобранцев и спустя пару дней наблюдений он остался доволен. Но разобравшись с одной проблемой, Ягера поджидала другая — прибытие оберфюрера. На эту новость он отреагировал усталым вздохом, но все же морально подготовился. Оберфюрер приехал подозрительно быстро и, ограничившись небольшой светской беседой за ужином, поспешил посетить город. — Но как же не поехать? — удивлялся оберфюрер, когда Ягер спросил его, — Я слышал, что у Вас неплохая здешняя парфюмерия и хотел прикупить супруге пару флаконов духов. Ну да, парфюмерию прикупить супруге, думал Ягер, но препятствовать не стал, да и ему было не положено. На предложение сопроводить оберфюрера, он резко отказался, убеждая, что справится сам, а утром его как обычно заберет водитель. — Разве Вы собираетесь провести в парфюмерном магазине до утра? — спросил Ягер, но поздно понял, что не стоило подлавливать его; тот весь насупился и покраснел. — Может, у вас в городе еще найдутся развлечения для меня? — как можно невинней спросил оберфюрер, скрывая раздражение. Ягер улыбнулся. — Разумеется. Как только за ним закрылись двери автомобиля, Ягер сразу же подозвал к себе Тилике. — Поезжай за герром оберфюрером. Тот, непременно, направится в бордель мадам Дюваль, что во французском квартале. Проследи, чтобы он там не совсем распустился. — Герр штандартенфюрер, почему Вы сами не… — Герр оберфюрер не жалует моей компании и если я там появлюсь вряд ли сохраню с ним приятельские отношения, а если ты… — Но как я там появлюсь? — Тилике выглядел растерянным. — Ты что, — Ягер развернулся к нему, — никогда не был в таких местах? Тилике мотнул головой. — Я не призываю тебя пользоваться услугами местных «Жозефин», только лишь наблюдай за герром оберфюрером. — А если он заподозрит… — Если заподозрит, — голос Ягера стал жестче; неуверенность адъютанта начала раздражать, — скажи, что отдыхаешь после трудной недели поисков заключенных или закажи женщину, в конце концов, а завтра утром похвастаешься мне своей победой. Он развеселился и улыбнулся еще шире, заметив смущение, и вспыхнувшие щеки Тилике. — Выполнять. — Есть, герр штандартенфюрер.

***

— Он так засмущался, — сказал Ягер, лежа на кровати, — думается мне он еще мальчишка. Анна положила голову ему на грудь, — она любила часто так лежать, а потом засыпала — он поглаживал ее мягкие волосы, всегда что-то рассказывая. — Главное, чтобы герр оберфюрер не оказал пагубного влияния на Тилике, — ответила Анна, медленно водя пальцами по его обнаженной груди. Ягер улыбнулся. — Сомневаюсь, что кто-нибудь смог бы развратить его. Он со мной-то не пил, когда я ему предлагал. — Не все такие пьяницы, как ты. Он засмеялся. — Сейчас ты стал пить меньше, — продолжала она и повернулась, — ты совсем не пьешь. — Мне незачем, — просто ответил он, поцеловав ее в нос, — и заливать мне нечего. Она любовно посмотрела на него и поцеловала. У нее были уставшие и уже сонные глаза, что Ягер поскорее уложил ее обратно, поцеловав в макушку, обнял крепче. В последнее время Анна не могла заснуть без него и поэтому теперь ночевала в его спальне каждую ночь. И хоть после их вечера Ягер сам предлагал ей оставаться у него, ей было неловко в такой дорогой обстановке; ее привычная скрипучая кровать была ближе, его мягкой, а серые стены предпочтительнее изящного интерьера. Здесь Анна чувствовала себя дворняжкой, всю жизнь живущей на улице, а ныне пришедшая в дом. Ягер видел ее стеснение, однако решил не настаивать. «Однажды ты сама придешь и останешься», — говорил он, с сожалением отпуская ее в свою коморку. Его слова оказались почти предсказанием: в одну из ночей, когда он уже лег, в дверь постучали и на пороге была Анна. — Что-то случилось? — беспокойно спросил он, быстро заведя ее в комнату. — Я не могу заснуть… Кошмары. Можно я останусь с тобой? Ягер хотел улыбнуться от радости ее появления, но удержавшись, лишь прижал к себе. Он уложил ее рядом, поцеловав в лоб, нашептывал что-то успокаивающее, она быстро и уснула, но Ягер не мог успокоить свое возбужденное и торжествующее сознание, до того ликовал. Он еще долго не спал, все разглядывая ее, поглаживая волосы, или невесомо касаясь губами ее лба. Ягер не заметил, как задремал, но тут же проснулся от мучительного крика Анны: она вжималась в подушку, сжимая в кулаке ее уголок, и вся содрогалась. — Анна, проснись! — Ягер потряс ее за плечо, и она открыла глаза. Она выглядела перепуганной больше, чем он сам. — Прости, — хрипло выдавила Анна, — я напугала тебя? Я сейчас уйду, чтобы не мешать… Она хотела встать с постели, но Ягер удержал. — Не уходи… Все хорошо. — он притянул ее к себе, прижав к своей груди, — Это просто дурной сон. Ты со мной. Ягер услышал тихие девичьи всхлипы и поцеловал в макушку. — Все хорошо… С тобой ничего не случиться, я не позволю. Анна обхватила его спину. Его голос успокаивал, и она с облегчением понимала, что ее страх тает от его теплых объятий. И с того раза Анна могла засыпать только с ним, даже когда Ягер задерживался на совещании, она дожидалась его. — Это скоро пройдет, и ты сможешь спать без меня, — говорил он. — Да, может, и смогу, но не хочу. И стоило ей это только сказать, как он впился в ее губы жадным поцелуем; ему невероятно нравилось подмечать ее ненарочные знаки привязанности: то она во сне произнесет его имя, то возьмет за руку днем, когда они одни в кабинете или ночью, думая, что он спит нежно проведет по чертам его лица и поцелует в подбородок. А как ведь поначалу робела, когда Ягер обнажал перед ней свои чувства; как и раньше старалась поскорее скрыться, убежать, на что он, конечно, обижался, пока не решил быть еще осторожней. Ягер выражал изрядное уважение и спрашивал обо всем: может ли он поцеловать ее сейчас или лучше потом, когда они останутся одни в его спальне, а если обнимет или проведет по ее щекам; и хоть выглядело все неловко, словно это он робел перед ней, но такое обращение понемногу побеждало Анну, и она становилась непринужденнее. Со временем Ягер стал активнее, хотя продолжал ласкать ее словами, теперь, не боясь, спрашивал ее о прошлом. — Нечего рассказывать: отца я никогда не видела, а мама умерла при родах, меня воспитала бабушка. — сказала Анна, когда они вечером сидели в кабинете. — Это она обучила тебя немецкому? Анна кивнула. — Ты прекрасная ученица, — улыбнулся он. — Не особенно. Мне было сложно с вашей грамматикой. — Считаешь, что русская легче? Анна заинтересованно посмотрела на него. — Откуда тебе знать? — Я… — он невинно опустил глаза, — хотел посмотреть, как произносятся некоторые слова. Она дружелюбно улыбнулась, ничего не говоря. — Что? Здесь столько русских, что так или иначе придется идти за словарем. — Ягер сверкнул глазами и отошел к окну, — Не смотри на меня так, это было ради дела. — Неужели? Тогда почему сейчас, раз у тебя есть постоянный переводчик? Анна подловила его и понимала это; как же он ненавидел таких самоназванных телепатов, которые разгадывали его намерения и причем правильно. Ягер, разумеется, мог сказать что-то колкое или вновь закрыться, однако не хотел разрушать ту хлипкую гармонию, наконец образовавшуюся между ними за такое долгое время. — Мне хотелось узнать, как произносится краткая форма твоего имени и пока я не могу его произнести правильно. Он не заметил, как Анна подошла и обняла со спины, сомкнув руки на его груди; что-то легкое разлилось по венам и Ягер почувствовал необъяснимый прилив сил. Он погладил ее руки. — Спасибо. — прошептала она. С появлением Анны в его жизни, Ягер все чаще вспоминал о матери; была ли она счастлива с отцом, любил ли ее отец, спрашивал себя он. В детстве многие их знакомые и родственники говорили о полной схожести Ягера с его отцом, и он искренне этим гордился, но сейчас боялся. И хоть многие черты отца в нем уже проявлялись, Ягер старался подавлять их. — Он был жестоким человеком, — рассказывал он вечерами, — я помню, как мама часто плакала, но ему всегда было все равно. Я боюсь, что однажды… даже не заметив этого, я… поступлю так с тобой. — Но ты другой человек, — ответила Анна, взяв его за руку, — ты — не твой отец и не должен им становиться. Ее нежный голос действовал на него одурманивающе, что Ягер сразу поверил ей и успокоился. Как он любил с ней разговаривать, иногда о чем-то неважном или наблюдать как она спит, охраняя ее сон, слышать аромат ее волос и, не удержавшись, целовать в нос, отчего она морщилась во сне, но улыбалась. Анна всегда просыпалась за четверть часа раньше, чем ей надо было вставать и могла вдоволь налюбоваться Ягером, ведь за целый рабочий день, как она знала, вряд ли это удастся. Сейчас он казался ей таким близким и понятным, что она всегда мягко целовала его в щеку, чтобы он не проснулся. Анна даже не подозревала, что после тяжелого натиска всех обстоятельств, которые, как ей казалось, навсегда убили в ней веру во что-то светлое, она будет способна на такую нежность и к кому? К человеку, который внушал леденящий страх; ведь он же и приходил ко мне в кошмарах, рассуждала Анна, и он же меня от них спас. После заключений в нескольких лагерях и всех лишений, она не думала, что выберется живой и, уж, тем более, что ее измученное сердце когда-нибудь вновь вспомнит, каким оно было. Но он словно освободил меня, думала Анна, когда наблюдала за ним одним утром. Она любила вспоминать о нем и, улучив свободную минуту, Анна смотрела на него из окна штаба: Ягер всегда был чем-то занят на полигоне, выглядел серьезным и иногда грозным, однако, завидев ее в окне, его взгляд смягчался и становился почти теплым. Он был штандартенфюрером днем и Клаусом ночью; штандартенфюрер отдавал ей приказы, Клаус исполнял ее желания; штандартенфюрер подшучивал над ней, а она над Клаусом. Но Анна знала точно: ни один из них не сделает ей больно. В последнее время Ягер часто заглядывал в свой сейф; помимо важных документов, там была и его личная вещь, с которой не мог расстаться — обручальное кольцо матери. Это все, что ему осталось от нее, и он берег его как талисман. Ягер порой, совсем не замечая времени, рассматривал его и вспоминал — что еще мог помнить — мать: какой она была, ее голос, аромат, исходившей от нее, мягкие руки; она бы ей понравилась, подумал Ягер про Анну и, не выдержав, тоскливых воспоминаний, решил все разом. — Если бы я предложил, — начал он, когда вернулся вечером в комнату и застал Анну, зашивающую пуговицу на его рубашке, — ты бы вышла за меня? Она оторвалась от шитья и взглянула на него. — Почему ты спрашиваешь? Ягер подошел к ней, забирая свою рубашку из ее рук, и вложил в ладонь кольцо. — Это кольцо моей матери и я хочу, чтобы оно было у тебя. Анна посмотрела на него, потом на Ягера. — Нет, я не могу взять… — Пожалуйста, — он зажал ее ладонь, — пусть оно будет у тебя… как напоминание обо мне, в случае чего. — Клаус… — Если что-то случится я хочу знать, что с тобой все в порядке. Это кольцо стоит достаточно, здесь настоящий бриллиант. А если все будет хорошо… я хочу, чтобы ты надела его. Анна не решалась взглянуть на него; она одновременно была и польщена, и напугана. Заметив это, Ягер продолжил: — Но ты можешь просто оставить его у себя… Она молча разомкнула ладонь и долго вглядывалась в кольцо. — Ты не пожалеешь? — Я жалею лишь о том, что не сделал этого раньше. Анна медленно надела кольцо на безымянный палец, которое оказалось ей впору, и, Ягер облегченно вздохнув, страстно поцеловал ее.