Shadow World

      Ноябрьское небо нависало над стадионом свинцовой пеленой, словно готовое в любой момент пролиться холодным дождём. Трибуны гудели от предвкушения, когда команды Гриффиндора и Слизерина вылетели на поле, разрезая влажный воздух четырнадцатью зелёными и алыми росчерками. Дэни, теперь один из ведущих охотников, почти не чувствовала привычного мандража перед игрой. Её взгляд невольно метнулся к Драко, который тут же взмыл выше над полем, высматривая снитч, но девушка быстро отвела глаза, протяжно выдыхая морозный воздух.       — Сосредоточься, — прошептала она себе, крепче сжимая отполированную ручку метлы. — Каждая секунда на счету.       Свисток мадам Трюк разрезал воздух, и квоффл взлетел вверх. Волшебница мгновенно рванулась вперёд, её метла разрезала воздух, как выпущенная стрела. Уворачиваясь от бладжера, она поймала пас от Забини, пронеслась между двумя гриффиндорскими охотниками и отправила квоффл точно в левое кольцо. Трибуны Слизерина взорвались восторженным рёвом, а серебристо-зелёные флаги заколыхались сильнее.       — Так держать, Клейтон! — прокричал Ургхарт, но Дэни уже неслась за следующим мячом, краем глаза замечая, как Поттер кружит высоко над полем. Времени было мало — она знала, что рано или поздно золотой снитч окажется в руках гриффиндорского ловца. Её задачей было набрать как можно больше очков до этого момента, и она собиралась выжать из каждой минуты максимум.       Однако её сокомандники, казалось, решили играть в свою излюбленную грязную игру. Особенно Блейз, который, словно одержимый, толкал и пинал игроков Гриффиндора при каждой возможности. Дэни с отвращением наблюдала, как он намеренно впечатал локоть в спину Робинс, когда та пыталась перехватить кваффл.       — Блейз, прекрати это! — крикнула она, проносясь мимо него. — Мы можем выиграть честно!       — Не учи меня играть, грязнокровка, — огрызнулся он, его тёмные глаза сверкнули нескрываемой злобой. — Занимайся своим делом.       Клейтон раздражённо выдохнула, но продолжила концентрироваться на игре. Она виртуозно забила ещё два гола, её движения были отточенными и молниеносными, словно у хищной птицы. Но Забини, казалось, только входил во вкус своей жестокой игры.       — Ты позоришь честь Слизерина! — выкрикнула она, когда он с явным удовольствием впечатал плечо в бок пролетавшей мимо Джинни.       — Заткнись, грязнокровка, — прошипел он, пролетая так близко, что она почувствовала его горячее дыхание. В его голосе клокотала неприкрытая ярость.       И тут он совершил немыслимое — попытался сбросить её с метлы прямо посреди матча. Дэни ощутила резкий толчок в бок. Вместо того, чтобы поддаться панике, она мгновенно развернулась и парировала его атаку, используя его же силу против него.       — Ты окончательно потерял рассудок? — её голос прозвучал пугающе спокойно, что делало его ещё более зловещим.       Блейз, явно не ожидавший такого хладнокровного отпора, потерял равновесие и соскользнул с метлы, успев в последний момент ухватиться за древко. Пронзительный свисток мадам Трюк разрезал воздух.       — Забини, немедленная дисквалификация за намеренное нападение на игрока собственной команды! — объявила она, и трибуны взорвались возмущёнными криками.       — Неплохо, Клейтон, — бросил Драко, проносясь мимо неё в погоне за снитчем, а его бледное лицо на мгновение озарилось непривычной усмешкой.       — Ну спасибо, — она улыбнулась уголком губ, но её внимание уже было приковано к приближающемуся квоффлу.       Через несколько минут трибуны взорвались оглушительным рёвом — Поттер поймал снитч, и матч был окончен. Дэни медленно опустилась на землю, чувствуя горечь поражения, несмотря на свои восемь забитых голов. Ургхарт что-то кричал, размахивая руками, Малфой недовольно выслушивал его бессмысленный монолог, а где-то вдалеке продолжал ругаться дисквалифицированный Забини.       Она перекинула метлу через плечо и направилась к раздевалкам, оставляя позади ликующих гриффиндорцев и своих разгневанных сокомандников. В конце концов, любое поражение — это урок, и сегодняшний был особенно показательным.

***

      В библиотеке царила привычная тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц и скрипом перьев. Тёплые лучи осеннего солнца проникали сквозь витражные окна, создавая причудливые узоры на древних фолиантах. Амели, Дэни и Гермиона расположились за своим излюбленным столом у окна, где высокие стопки книг создавали уютную преграду от посторонних глаз и любопытных взглядов.       — Энтони пригласил меня на рождественскую вечеринку Слизнорта, — вдруг прошептала Грейнджер, опуская перо в чернильницу. Её щёки окрасились нежным румянцем, а в карих глазах промелькнула искорка волнения.       — Голдштейн? — слизеринка оторвалась от эссе по зельям, её глаза заблестели от живого интереса. — И как он тебе?       — Он очень умный, — кивнула Гермиона, безуспешно пытаясь скрыть робкую улыбку. — И… на удивление милый собеседник.       — И, признаться, довольно симпатичный для когтевранца, — подмигнула Амели, но её улыбка не коснулась глаз, оставив их печально-задумчивыми.       Дэни мгновенно уловила эту перемену в настроении подруги. Она слишком хорошо знала этот отстранённый взгляд — Эссоу снова думала о Фреде, и мысли эти явно не были радостными.       — Получала весточки от него? — мягко спросила она, стараясь не спугнуть момент откровенности.       Амели рассеянно теребила уголок пожелтевшего пергамента, её тонкие пальцы двигались будто сами по себе:       — Вчера пришло письмо. Пишет, что дела в магазине идут превосходно, что изобрёл какую-то новую вредилку… — она замолчала, нервно закусив губу. — Знаете, иногда я сижу на уроках и думаю — зачем всё это? Зачем мне эти бесконечные ЖАБА, когда я могла бы быть там, рядом с ним, помогать развивать магазин…       — Амели! — потрясённо выдохнула Гермиона. — Ты же не всерьёз? Образование…       — А что образование? — девушка подняла на неё взгляд, в котором читался вызов. — Фред и Джордж великолепно справляются без него. У них самый успешный магазин в Косом переулке. А я… — её голос дрогнул, — я просто чувствую, что моё настоящее место там. С ним. Придумывать новые товары, развивать бизнес, быть частью чего-то действительно важного…       — Но твоя мама… — начала Дэни, её голос был полон беспокойства.       — Я знаю, — тяжело вздохнула Эссоу, откидываясь на спинку стула. — Знаю, что она будет безутешна. Что все будут разочарованы. Но каждый день здесь кажется… бессмысленным. Особенно сейчас, когда над всеми нами нависла такая тьма. Я хочу быть рядом с теми, кого люблю, пока у нас ещё есть такая возможность. Пока не стало слишком поздно.       В её словах звучала та пронзительная искренность, от которой у Клейтон защемило сердце. В конце концов, разве не о том же самом думала каждая из них в эти тревожные дни?

***

      Джоди замерла в дверях кабинета заклинаний, стопка конспектов в её руках, казалось, стала тяжелее раз в десять. Гарри стоял у окна, солнечный свет очерчивал его силуэт, и на мгновение ей показалось, что время вернулось на год назад — когда всё было проще.       Он обернулся на звук её шагов. Его взгляд скользнул по её лицу, задержавшись на глазах, потом неосознанно опустился к её левой руке, скрытой рукавом мантии. Макинтайр почувствовала, как метка словно отозвалась — едва заметное жжение под кожей.       — Джо… — его голос был хриплым, будто он не использовал его долгое время.       С их последней встречи в поезде, где Драко сломал ему нос, они старательно избегали один другого в коридорах. Притворялись, что не замечают присутствия друг друга на уроках и ужинах Слизнорта. Это было легче, чем признать правду — что между ними теперь лежала пропасть, созданная выжженной на её коже уродливой змеёй.       Гарри сделал шаг вперёд, его рука дёрнулась, словно хотела коснуться её плеча. Девушка отступила, хотя каждая клеточка её тела кричала о желании податься навстречу. Она слишком хорошо помнила предупреждения отца о том, что Тёмный Лорд способен проникнуть в любой разум, увидеть любое воспоминание.       — Не надо, — её голос был едва слышен. — Пожалуйста.       — Я должен сказать… — начал он, его зелёные глаза потемнели от эмоций.       — Нет, — Джо покачала головой, крепче прижимая к груди конспекты, словно они могли защитить её от того, что она чувствовала. — Мы оба знаем, что всё изменилось. Всё стало… сложнее.       Сложнее — какое смешное слово для того, что произошло между ними. Для того выбора, который ей пришлось сделать. Для той стены, что теперь разделяла их.       Она развернулась и вышла из класса, не оглядываясь, хотя чувствовала его взгляд каждым нервом. Только за поворотом коридора слизеринка позволила себе прислониться к холодной каменной стене и закрыть глаза, пытаясь восстановить дыхание. На запястье, там, где должен был остаться след от его прикосновения, если бы она позволила, горела фантомная боль.        — Развлекаешься, Макинтайр? — раздался знакомый голос за спиной, заставивший Джо резко выпрямиться.       Она обернулась, встречаясь взглядом с Ноттом. Он выглядел бледнее обычного, а под глазами залегли тени.       — Где тебя черти носили? — прошипела волшебница, стискивая палочку в кармане мантии. — Явился спустя месяц после начала занятий? Совсем мозги растерял? Это же…       — Выдаёт меня? — усмехнулся Тео, делая шаг ближе. — Не тебе меня учить, дорогая. Я принял метку задолго до тебя. И поверь, знаю об этом гораздо больше.       Звук пощёчины эхом разнёсся по пустому коридору. Джо даже не осознала, как её рука взметнулась вверх.       — Очнись, идиот, — её голос дрожал от ярости. — Это не ты.       Парень потёр щёку, его глаза опасно сузились:       — Знаешь, — Нотт достал из кармана небольшой флакон с тёмно-красной жидкостью. — Я так удивился, когда твой отец так любезно вернул мне это. Я не сразу понял, — он глубоко вздохнул. — Поддельная кровь, Джо. Наша клятва… она больше не действует.       Макинтайр почувствовала, как земля уходит из-под ног. Та клятва — она была их якорем, их границей. Она защищала их друг от друга и друг для друга.       — Так что прекрати обращаться со мной как с мусором, — процедил Тео, — или, клянусь Мерлином, я найду способ использовать это против тебя.       — Ты мне угрожаешь? — Джоди подняла подбородок, хотя внутри всё похолодело.       — Я думал, что скучаю по старым временам, — слизеринец покачал головой. — Но глядя на то, как ты размякла рядом с Поттером… Ты стала слабой, Джо. Я не хочу больше иметь с этим ничего общего.       Но даже когда он разворачивался, чтобы уйти, она заметила это — едва уловимое подрагивание его пальцев, сжимающих флакон, тень неуверенности в глазах. Где-то там, под маской жестокости и тьмы, всё ещё прятался тот Теодор, который когда-то делился с ней последними планами Пожирателей у тёмного озера. И это пугало её больше всего — знать, что он всё ещё там, но уже почти потерян.

***

      Холодный ветер шевелил обледеневшие ветви ивы, её скрипучие удары по стенам напоминали отсчёт последних часов осени. Внутри хижины воздух был густ от запаха прелой древесины и горечи полыни. Ноябрьский закат, бледный как выцветший акварельный мазок, пробивался сквозь щели, рассекая полумрак янтарными клинками. В одном из них застыл Драко — сгорбленный на диване, чьи пружины давно впились в обивку, словно кости забытого узника. Его галстук цвета увядшего серебра болтался на шее петлёй, а в светлых прядях запутались не только паутина, но и тени — тяжёлые, липкие, как смола.       Дэни замерла на пороге, сжимая в кармане смятый листок пергамента — приглашение на рождественскую вечеринку Слизнорта, которое она переписывала семь раз. «Он мог бы надеть чёрную бархатную мантию… Мы танцевали бы под серебряные колокольчики, а не под вой ветра…» — но мысль рассыпалась, когда он поднял голову. Его глаза — обычно холодные, как озёра декабря — теперь пылали алым от бессонницы, а на щеке краснела царапина в форме зигзага, будто кто-то выжег молнию на фарфоре.       — Убирайся, — его голос звучал как скрип ржавых ворот в фамильном склепе Малфоев. — Пока я не…       Она переступила порог, и старые доски запели похоронный марш. В воздухе завис запах дождя, смешанный с железным привкусом страха. Клейтон вспомнила, как в прошлом году здесь стоял Драко, опустив голову, а она сжимала в дрожащих пальцах его записку. Среди витиеватых строк, полных непривычных для Малфоя откровений, одно слово билось пульсом — «прости». Тогда она впервые увидела его настоящего — уязвимого, потерянного, без привычной маски превосходства.       — Ты должен был заметить, — её шаг вперёд разорвал паутину между ними, — что я не из тех, кого пугают спектакли.       Он вскочил, и палочка в его руке дрогнула — не угроза, а крик о помощи. Дэни видела эти же жесты на дуэлях: изломанные, словно движения марионетки с перерезанными нитями.       — Ты думаешь, это игра? — Его смех прозвучал хрипло, как треск льда под сапогами. — Твоё имя на губах Тёмного Лорда — всего лишь шутка за вечерней трапезой. Грязная кровь в его кубке — развлечение, пока остальные Пожиратели смотрят…       — И ты среди них, Драко? — Она оказалась так близко, что видела, как капля пота скользит по его виску, повторяя путь невыплаканных слёз.       — Ты же знаешь, что да, — шепнул он, и в его шёпоте звучал страх, который он не мог скрыть.       Его дыхание смешалось с её — горячее, прерывистое. Палочка упала, пробив тишину глухим стуком. В этот миг Дэни поняла: они оба тонут. И единственное спасение — держаться друг за друга, даже если это утянет на дно.       Его губы нашли её с яростью обречённого, вцепляющегося в последний луч света. Они падали в бездну вместе — её пальцы в его волосах, его ладони под её блузкой, холодные как ноябрьская земля. Одежда, мантии, титулы — всё это сгорало в огне, оставляя лишь кожу, дрожь, стук сердец. Диван стонал под ними, словно призрак прошлого наблюдал за падением наследника древнего рода и девушки, которая осмелилась любить там, где положено ненавидеть.       В перерывах между поцелуями он шептал проклятия — то ли ей, то ли себе. Его зубы впивались в её плечо, оставляя метки, которые завтра придётся скрывать. Клейтон отвечала тихим смехом, потому что боль была доказательством: это реально. Не сон, не мираж в зеркале Еиналеж. Его слезы на её груди казались ртутью — тяжёлыми, ядовитыми, прекрасными.       Когда сумерки поглотили последний луч, они лежали, сплетённые как корни старых деревьев. Его пальцы чертили узоры на её спине — может, руны, может, признания. Дэни прижалась ухом к его груди, слушая, как бьётся сердце под тёмной меткой. «На вечеринке мы бы танцевали вальс… Он научил бы меня шагам чистых кровей, а я смеялась бы над его серьёзностью…»       — Останься до утра, — прошептала она.       Он рассмеялся — звук разбитого стекла.       — Чтобы твой милый Поттер нашёл нас? Или чтобы ты увидела, как я ползаю в агонии, когда Он зовёт?       Его рука вдруг сжала её запястье, прижимая к метке. Кожа под пальцами пульсировала, будто под ней жил отдельный организм — чужой, страшный, голодный. Отблески луны играли на бледном лице Драко, превращая его черты в острые линии нарисованной тушью маски.       — Чувствуешь? Это не шрам. Это устье реки, в которую впадают все мои мысли, все мои страхи, — его голос сорвался на шёпот. — Я мог бы впустить тебя… Показать всё, что прячу внутри. Сделал бы это, если бы не боялся, что ты увидишь, как глубока эта тьма.       — Если бы не боялся, что моя любовь осветит все твои тёмные углы? — Девушка перевернулась, заслоняя его от лунного света. Её тень на стене казалась крыльями, готовыми укрыть их обоих от всех демонов мира.       Он отвёл взгляд, но пальцы на её запястье дрогнули, выдавая правду, которую он не мог облечь в слова — страх не темноты внутри себя, а света, который она могла туда принести. Драко закрыл глаза, и в этот момент был просто мальчиком — не наследником, не Пожирателем, не оружием в чужих руках. Дэни прижала губы к его веку, ловя солёный вкус поражения. Где-то за стенами завывала ива, но здесь, в их кривом убежище, время текло как мёд — медленно, сладко, обречённо.       Он ушёл на рассвете, не оглянувшись. Она сидела на полу, завернувшись в его мантию — чёрный шёлк пах аконитом и тоской. В кармане нашла смятое приглашение: «Рождественская вечеринка Слизнорта. Танцы до утра. Тайный обмен подарками.»       Дэни сжала бумагу, представляя, как протягивает её ему в Большом зале. Как он усмехается, говоря: «Ты с ума сошла, грязнокровка», но берёт — мизинцем, будто боясь обжечься.       В окно ворвался ветер, унося фантазию к облакам. Реальность же оставила на полу лишь ненужное брошенное приглашение. «Может, в следующем году…» — но голос в голове оборвал надежду ледяным смешком.       Когда она вернулась в замок, их взгляды встретились на лестнице. В его глазах — осколки той ночи, спрятанные за сталью. В её — приглашение, которое так и не покинуло карман.       Ноябрьский дождь запел за окнами, а где-то в глубине коридоров зазвенели первые рождественские колокольчики.

***

      Когда лучи только родившегося рассвета коснулись витражей, Макинтайр оторвал взгляд от пергамента. Древние символы, казавшиеся непостижимыми, вдруг сложились в страшную картину, словно фрагменты разбитого зеркала. Каждая руна была не просто знаком — она была звеном в цепи, протянувшейся сквозь века от далёкого предка к нему самому.       В свитках говорилось о верности, нерушимой как горы. О долге, глубоком как море. О служении, вечном как небо. Но за изящными метафорами древнекитайской поэзии крылся железный остов заклятия, превращающего эти высокие понятия в кандалы.       Вильям откинулся в кресле, чувствуя, как холодеет всё внутри. Теперь он понимал, почему не мог сопротивляться приказам Тёмного Лорда. Почему каждое его повеление казалось единственно верным в момент произнесения. Проклятие, наложенное на его предка при дворе давно уже умершего императора передавалось по крови, превращая преданность в яд, отравляющий волю.       Стук в окно заставил его вздрогнуть. Сова, чёрная как беззвёздная ночь, опустилась на подоконник. В клюве она держала обычный конверт, надписанный почерком Джоди — таким же изящным, как у матери, но более резким, будто каждая буква была нанесена с едва сдерживаемым гневом.       Вильям достал палочку, коснулся пергамента и прошептал заклинание. Невидимые чернила проявились, складываясь в холодные, отточенные строки: «Отец,

Докладываю: операция с ожерельем провалена. Белл оказалась слишком слаба для выполнения задания. Её транспортировали в Мунго. Драко настаивает на более радикальных мерах, но я считаю это преждевременным.

Объект продолжает находиться под наблюдением. Его режим и маршруты передвижения зафиксированы.

Слизерин проиграл последний матч Гриффиндору.

Дж. М.»

      Вильям перечитал письмо несколько раз, отмечая каждую деталь. Официальный тон. Никаких лишних слов. Ни одного «папа» или «люблю». Лишь в последней строчке, такой неуместной для отчёта о покушении, проскользнула боль. Он знал: его дочь не интересовалась квиддичем. Эта строчка была о другом — о том, кто летал за гриффиндорскую команду.       Мысль, внезапно пронзившая его сознание, заставила кровь застыть в жилах. А что, если привязанность Джоди к Поттеру — это не просто юношеская влюбленность? Что, если древнее проклятие, преследующее их род, извратило её душу, но вместо верности Тёмному Лорду направило всю силу одержимости на Мальчика-который-выжил? Это бы объяснило всё: и эту почти болезненную преданность, и то, как яростно она отвергает любые доводы разума… Ведь его дочь, хладнокровная королева Слизерина, всегда такая расчетливая и надменная, рядом с Поттером становилась совершенно другой. Слепо доверяла каждому его слову, бросалась защищать при малейшей угрозе. Даже в Карпаты отправилась без колебаний, лишь бы помочь ему сорвать планы Тёмного Лорда. Вильям горько усмехнулся. Возможно, проклятие исказило саму её сущность, размягчив холодный разум безоговорочной верностью. И теперь ему приходилось использовать эту противоестественную привязанность как щит, чтобы уберечь дочь от гнева Волан-де-морта.       «Может быть, если Поттер умрёт… если Тёмный Лорд исполнит задуманное… это освободит Джоди? Разорвёт эти чудовищные узы, вернёт ей прежнюю ясность ума? В конце концов, разве не благое дело задумал Повелитель, желая избавить мир от…»       Вильям резко оборвал эти размышления, с отвращением осознавая их источник. Это не его рассуждения — это проклятие нашёптывает ему то, что хочет слышать его господин. Он тяжело опустился в кресло, чувствуя, как пульсирует метка на предплечье.       Лили и Джеймс. Какими же они были — живыми, светлыми, настоящими. Лили… она бы улыбалась сейчас, видя, как её сын и его Джоди тянутся друг к другу, защищают один другого. В этом не было ничего от тёмной магии проклятий — только чистая, незамутнённая любовь двух юных сердец.       Но мысли снова начинали путаться, проклятие туманило разум, настойчиво возвращая к приказу Тёмного Лорда. Мальчишка должен умереть. Должен умереть. Должен…       Вильям сжёг письмо одним движением руки, наблюдая, как пепел оседает на древние свитки с расшифровкой проклятия. Дэюй с портрета смотрела на него с нечитаемым выражением, и впервые за долгие годы он не мог угадать, что скрывается за этим взглядом — осуждение или сочувствие.       Мужчина снова взглянул на осколки. Теперь, когда он понял их истинное значение, они казались ещё более зловещими. Кара абсолютной преданности, переданная через кровь... Но что если она всё-таки коснулась Джоди, просто иначе? Или это лишь его страхи? Вильям не мог быть уверен - возможно, гордый и высокомерный дух Изабеллы, доставшийся дочери, защитил её от тьмы? Или её сердце успело найти другой путь, прежде чем магия смогла его поработить? А может... может, она просто приняла иную форму, и теперь её преданность Поттеру - это извращённое проявление всё того же родового наказания?       Первые лучи солнца окрасили витражи в цвет крови, напоминая, что времени остаётся всё меньше. Вильям достал чистый пергамент. Нужно было ответить дочери, найти способ направить её, защитить… Но как это сделать, если каждое его слово может быть продиктовано не отцовской любовью, а древним проклятием, превращающим преданность в цепи?