Игра Леви

      Капитан Леви безразлично разглядывает вошедшую в кабинет девушку. Микаса — ценный кадр развед. группы, а по совместительству близкая подруга вверенного ему Эрена Йегера. Хороша во всём, что касается боевых навыков, но отвратительно наивна, когда дело касается её друга.       Микаса стоит ровно, словно натянутая струна. Изящный, но крепкий кулак плотно прижат к груди, колени вместе, носки врозь, подбородок гордо поднят вверх. Все так, как положено достойному солдату, но не юной девушке. С её красивым лицом сражаться — последнее дело. Изящная, ловкая, даже нежная.       Леви вытащил её прямиком из пекла борьбы и уверен, что разговор стоит свеч.       — Вы хотели меня видеть, капитан?       — Разумеется, — кивает Леви и подходит ближе, — если ты здесь.       Она прямо смотрит ему в глаза и уголок губ капитана невольно тянется вверх.       Взгляд холодный, словно сталь в ножнах. Режет будто заточенное остриë. Микасе плевать кто стоит перед ней и перед кем стоит она, если в зоне видимости нет Эрена. Удивительно, как много в ней от оружия. Например, стремление защищать, но не защищаться.       — Я хочу поговорить, — низким вкрадчивым голосом произносит капитан.       Он выхватывает клинок из ножен, одним движением, и молниеносно подставляет лезвие к шее Микасы. Кожу и сталь разделяет минимальное расстояние, почти не заметное, но оно есть. Для многих солдат миллиметр от клинка до сонной артерии — весомая причина для ужаса. Но не для неё.       — О чем? — отзывается Микаса не дрогнув ни единым мускулом на лице.       Леви продолжает ухмыляться, неотрывно смотрит в глаза напротив, буравит её взглядом, ищет за что зацепиться.       — О твоей глупой беспрецедентной выходке сегодня. Расскажи мне, во имя каких великих целей ты решила подставиться?       Солдат, который рвётся вперёд, либо герой либо безумец. Кто ты, Аккерман?       — Я выполняла свой долг, — голос почти не дрожит. Молодец. Он в ней не ошибся.       — Ложь, — ухмыляется Леви, заставляя Микасу впервые нахмуриться, — я не люблю, когда мне лгут.       Тишина в ответ говорит громче слов. Она знает, что Леви не так прост, но не понимает его целей. Наблюдает, молчит, медленно тянется к клинку на бедре — на всякий случай. Леви тоже не спешит говорить. Он делает вид, что периферийное зрение ему не подвластно, а острый глаз не замечает наивной подстраховки. Ее изящная ладонь ложится на рукоять, в зрачках появляется решительный блеск. Леви узнаёт его — сигнал готовности к бою. То, что он ожидал увидеть.       — Давай сыграем в игру? Правда или действие. Правила просты до ужаса: я спрашиваю, ты отвечаешь. Отвечаешь честно — уйдёшь целой и невредимой, врешь — придется драться со мной. Я опытнее и сильнее тебя, девочка, — он намеренно растягивает последнее слово, чтобы Микаса почувствовала себя слабой и разозлилась. Эффект достигнут. Её выдают суженные зрачки, — Советую тебе верно оценить ситуацию. Лжец умрёт в конце игры.       — В эту игру играли в кабаке. Я слышала. Только правила были иными, — она выдерживает привычную для себя паузу, — Проигравший пьёт.       — Я не пью с подчинёнными, — ухмыляется Леви окидывая Микасу придирчивым взглядом. Идут ли ей платья так же сильно, как форма?       — А я не сражаюсь со своим командиром, — гордо, смело, безрассудно, — я убиваю чудовищ.       — Ты плохо слушала правила? Я гораздо сильнее и опытнее, чем ты. Сражаться со мной тебе не по силам.       В напряжённых глазах проскальзывает страх. Всего на мгновение, но даже такую маленькую вспышку не скрыть от цепких рефлексов Леви. Он видит её насквозь, подмечает незначительные детали, хочет расколоть тщательно наращенную скорлупу. Он по себе знает, как плотно внутренности срастаются с воинственной маской. Сначала ты надеваешь её потому что так нужно, потом вовсе не можешь снять. С ним так и произошло, а с ней?       Микаса хмурится и не двигается. Пальцы до побелевших костяшек обхватывают рукоять. Она не хочет сражаться. Не потому что боится капитанского звания, а потому что привыкла биться на открытой местности. Здесь, в кабинете, ей тесно. Нет пространства для привычного маневрирования. Должно быть, её кровь отравляется ионами напряжения, а на голову давит клаустрофобия. Микаса в чужой среде, в отличии от Леви. Это для него подземный город был понятной закрытой территорией, ему не страшно давление стен.       В привычной среде Микасы всегда был воздух и его отсутствие нервирует её, а Леви чувствует себя уверенно везде. Особенно наедине с такой же, как он сам.       — Я слушаю, — осторожно говорит Микаса.       Губы её сухие, слова звучат глухо. И Леви ловит себя на занятных мыслях. Он редко думает о таком.       Капитан отстраняет клинок от горла девушки, ухмыляется и отходит на шаг. Даёт ей вдохнуть, но не расслабиться. Её грудь медленно приподнимается под укороченной курткой, но Леви делает вид, что не замечает тяжести вдоха.       — Что заставило тебя ослушаться моего приказа? — Прямо спрашивает Леви, возвращая контакт их глаз.       В воздухе ощущается вязкое напряжение. Хочется разрубить его пополам, чтобы ослабить, но никто из них не движется с места. Оба стоят и смотрят в глаза напротив — играют в игру, что затеял Леви.       — Я выполняла свой долг, — упрямо повторяет она.       — Ложь.       Всё происходит мгновенно. Леви замахивается и направляет клинок в сторону Микасы. Острое лезвие встречается со стеной, высекая мелкую искру о камень. Мышечная память не требует лишней мысли — Микаса ловко уворачивается. Пригнувшись, почти бесшумно выдыхает, прижимает голову и кувырком откатывается в сторону. С грохотом бьётся о табурет, но быстро встаёт на ноги. Леви подавляет смешок.       — Как звучит главная клятва, которую ты дала?       — Моя очередь задавать вопрос, — сквозь зубы требует девушка, — в игре ходят по очереди, капитан Леви. Или вы из тех, кто не может играть честно?       Его имя слетает с сухих губ, как насмешка. Попытка раздразнить его, перехватить инициативу на себя? Похвально, но не очень умно. Леви играет честно, но не со всеми.       — Капитан Леви, — вновь издевательский тон, — вы отдали мне приказ отступить. Почему?       Безумие этой девушки в бою не знает преград. Она не видит опасности на пути, если Эрен попадает в передрягу. Как верная мамочка, стремится защитить его от всего даже в облике гиганта. Готовая пожертвовать собой она бросилась на пятерых титанов в одиночку. Разведчики завидуют её боевому духу, но Леви видит, что скрыто под маской. Он изучал её личное дело и помнит каждую строчку.       Она влюблена в Эрена Йегера.       — Чтобы ты сохранила свою жизнь, — произносит Леви, ощущая на языке привкус честности. Деликатес для подземной крысы, — Как звучит главная клятва, которую ты дала?       — Я предлагаю своё сердце… — начинает она, но Леви не желает слушать ложь.       — Не ври, — он вновь бьёт по ней.       Клинок рассекает воздух, Микаса уворачивается снова, глядит на капитана исподлобья, всё ещё сжимает рукоять клинка, не вытаскивает оружие. Леви не нравится её нелепое упрямство и он нарушает правила, бьёт второй раз не дожидаясь новой лжи.       Микаса рычит, сталкивается со стеной, отталкивается ногами от пола и наконец-то вынимает сталь из ножен.       Её глаза блестят нужным Леви блеском — светом бойца. Он дрожит в узких радужках, дразнит. Микаса занимает боевую стойку — женское тело напрягается, готовится к защите. Леви улыбается, дорисовывая под форменной одеждой линии мышц. Он бесчисленное количество раз наблюдал, как упорно она тренируется и с какой яростью сражается. Биться бок о бок с ней — отдельный вид удовольствия.       Искусство владения клинками Микаса освоила, как родной язык. Она будто сливается с наточенной сталью, врубаясь в туши гигантов, пугающих тысячи людей загнанных за стены, как в хлев. Леви чуть не заходится хохотом от подходящего сравнения.       «Среди тысяч коров, она — изящная лань, которой природа вручила отменную грацию.»       Но даже поцелованные судьбой гибнут в разинутой пасти проворного чудовища имя которому Рок. На каждого сильного найдется противник еще сильней. Кредит баловня судьбы рано или поздно должен быть оплачен. Микаса не исключение, как и он. Она в любой момент может попасть в западню, как и прочие смельчаки до нее.       Леви не хочет смотреть, как она встретит смерть. Он видел слишком много крови своих людей и знает ей цену.       Когда-нибудь жизнь Леви будет разменена во имя человечества. Когда-нибудь и Микаса умрет на том же жертвенном алтаре. Но Леви не хочет быть свидетелем, провожающим её на тот свет. Уж лучше сдохнуть первому.       А она рвётся навстречу гибели, каждый раз ради Эрена. Ради Эрена, который бежит прочь от неё, стремясь к ответам на вопросы о человечестве. Каждый раз, когда она лезет в пасть полоумных гигантов, сердце капитана пропускает удар.       «Соплячка, — думает он, подмечая дрожащие от напряжения сухие губы. Его бесит, что тонкая нежная кожа пересыхает в его присутствии. Леви нравятся эти губы и он искренне верит, что им суждено блестеть не только при виде Эрена Йегера, — даже не можешь представить сколько стоит твоя жалкая жизнь.»       Он хмурится, нажимает чуть сильнее и Микаса опять рычит, удерживая блок. Всё ещё не нападает на него. Почему? Потому, что он не угрожает ее любимому названному братцу. Ну, конечно, догадаться не трудно.       Микаса все еще не понимает зачем он позвал ее. Смотрит в упор и не видит очевидных вещей. Зато Леви видит. Он видит гораздо больше, чем говорит вслух.       Она перед ним. Еще не поверженная, не пробужденная. Смотрит своими цепкими глазами, ждет очередного удара и судорожно пытается понять цель их встречи. Чему он хочет научить ее, какое задание даст, для чего готовит?       «Для себя, — мысленно усмехается капитан, — но боюсь, на первых порах для тебя это будет весьма удивительно.»       Он облизывает губы и наносит очередной удар. Сталь звенит о скрещенные в блоке клинки. Она рычит и с силой толкает его от себя. Леви усмехается, разглядывая пробившийся наружу воинский дух. Такая Микаса нравится ему особым образом. В груди капитана теплеет, в штанах становится тесно. Решительная мрачная девушка, рожденная для боя, идеально подходящая для него.       — Моя очередь, — выдыхает она, — чего ты добиваешься?       — Тебя, — ухмыляется он, с наслаждением следуя за переменой выражений красивого лица. От непонимания к изумлению, а от него до гримасы гнева, — скажи мне, Микаса, любишь нашего смертника?       Она морщится и с воинским кличем бьет клинками по Леви. Капитан успевает отскочить в сторону, но Микаса ударяет снова. Сталь звенит, встряхивает воздух, почти задевает капитана.       — Что тебя так разозлило, девочка? — поддевает он, отбивая один из клинков с такой силой, что Микаса выпускает его из рук.       Она вновь рычит и пытается дотянуться до оружия. Леви откидывает её ногой. Микаса падает на спину, прикладывается головой об пол и наставляет на капитана последний клинок. Острое лезвие кажется таким тонким, что философские мысли невольно лезут в голову. Микаса похожа на сталь — красивая и опасная.       «Будет ли податлива, если её разогреть?»       Леви ухмыляется и пинком выбивает оружие из женских рук, встает носком на запястье и переносит весь вес на ногу. Из груди Микасы вырывается крик. Больно? Капитан давит еще сильнее, чтобы ей не пришло в голову вновь схватить оружие и атаковать. Леви смотрит на Микасу сверху вниз и ровным голосом произносит:       — Повторяю заданный вопрос: любишь его?       Важен ли ее ответ? Леви видит правду — для него не имеет значения, что она скажет вслух. Сколько бы Микаса не пыталась соврать капитану, она для него понятна. Так же понятна, как техника рукопашного боя, закон гравитации и порядок. У нее есть свои законы и они нерушимы.       — Нет, — шипит Микаса, обдумывая свои шансы на победу в замкнутом пространстве.       Ей порядком надоело метаться в каменной клетке со зверем превосходящим её по силам. Рука отчаянно ноет, требует отказаться от мыслей о борьбе с ним.       Микаса смотрит на Леви — гневно и даже обиженно. Нарочито начищенная обувь, выглаженная форма и гордая осанка создают ему образ щепетильного чистоплюя, но капитан таковым не является. Костюм — это просто костюм, а Леви устроен совсем иначе. Вот уж кто должен был стать носителем титана. Сильный, отчаянно смелый, боец и воин. Он — лучший друг своих товарищей, хоть никогда не признает этого вслух. Разящий клинок развед. корпуса. Икона для любого разведчика. Пример для нее. Микаса видит в приемах Леви пластику движений несвойственную обычным солдатам — в его стиле слишком много небрежности для офицерской выправки. Когда Леви бьёт, он прежде всего думает о цели, не о приказе или оружии.       Какое ему дело до её чувств?!       Микаса оглядывается по сторонам в надежде что-то предпринять. Спрятаться негде, укрытия нет. Все, что вокруг — обычный хлам. Табурет, чертов стол со стопкой пергаментов и чернилами, керосиновая лампа, книжный шкаф у стены. Она чувствует себя диким зверем, загнанным в угол. Ситуация щекочет нервы, инстинкт заставляет действовать.       Неожиданно Микаса совершает над собой усилие и тянется к табурету. Хватается за ножку и швыряет его в капитана. Леви реагирует мгновенно — отпинывает нелепый снаряд и с новой силой вдавливает руку Микасы в пол. Девушка кричит и пытается оттолкнуть его. Но попытки бороться с Леви в рукопашном бою тщетны. Он гораздо опытнее и сильнее неё.       — Докажи, — вдруг произносит Леви.       Его клинок вновь у женского горла. Холодная сталь щекочет кожу, заставляет дыхание стать рваным. Леви склоняется над ней и терпеливо смотрит в глаза. От холода его глаз должно быть не по себе, только вот Микаса не замерзает.       — Как? — собственный голос звучит чуждо. Микаса говорит слишком тихо, с придыханием. Раньше она говорила так с Эреном, когда ждала, что он её заметит.       — Раздевайся, — Леви вновь следит за её лицом. На этот раз щеки Микасы вспыхивают и взгляд впервые уступает ему. Леви понимает в чем дело и удивляется своей реакции: косые мышцы живота сводит, язык лижет край зубов, а губы искривляются в самой жёсткой ухмылке на его памяти. Леви чувствует прилив сил, — или мне сделать это самому?       Для убедительности Леви скользит оружием по телу девушки, играет с ней, как с кошкой. Микаса не мурчит, отрывисто дышит, не смеет смотреть на него. В груди Леви разгорается пожар, он действительно не ошибся. Капитан убирает ногу с ее руки.       — Мне повторить? — его голос проникает под кожу. Леви склоняется над Микасой, опираясь на одно колено, и говорит вновь: — докажи мне, что не влюблена в него.       Начищенные ботинки по обе стороны её бедер теперь давят не прикасаясь. Микаса смотрит на Леви снизу вверх и понимает почему её щеки горят. Он страшнее титана, сильнее всех её товарищей, опасней её самой. Совершенный боец, чьи мысли загадка, а решения непредсказуемы.       В воздухе искрит напряжение. Незримые нити стягиваются к низу живота, скручиваясь в тугую веревку. Микаса через силу ловит взгляд Леви и приподнимается на локтях. У нее нет выбора?       — Зачем?       — Потому что я хочу убедиться.       От его голоса у Микасы кружится голова. Или это от сотрясения? Она не хило так приложилась затылком. Мурашки бегут вдоль позвоночника точно по сигналу Леви — других причин для этого нет. Сердце загадочным образом бьётся быстрей. От близости Леви становится дурно, но отстраниться не хочется. Микаса обдумывает его просьбу — нет, это самый настоящий приказ, и облизывает сухие губы. Надо же, в его присутствии они чуть не трескаются от напряжения. Раньше и язык заплетался, стоило девушке поймать на себе взгляд капитана.       Леви продолжает смотреть на неё. Требовательно, внимательно и как-то иначе, чем обычно. Микасе кажется, что его глаза блестят. В них пляшет холодное пламя, которое прежде Леви не демонстрировал так открыто. Она видела всполохи огня в радужках капитана во время сражений, но то пламя иного вида — разрушительный, гневный, разящий пожар, несущий гибель врагу. А сейчас глаза капитана светятся жизнью вступившей в игру со смертью.       Микаса не любит Эрена. Это она для себя решила давно. Той любовью, какой любят мужчину — не любит.       Она резкими движениями стягивает форменную куртку и бросает её в сторону. Внимательно следит за дрогнувшей ухмылкой Леви, боясь, что он заставит её прекратить. Затем хватается за края майки и тянет вверх, обнажая изможденное тренировками и боями тело.       Взгляд Леви скользит по бледной коже, постепенно темнеет и превращается в ночное бескрайнее небо. Щеки Микасы горят и плавятся. Ей до ужаса стыдно, что мужчина видит её в неглиже, но девушка запрещает себе сомневаться в решении. Она судорожно сглатывает и замирает, потому что Леви убирает сталь в ножны, отстегивает пояс с оружием и осторожно кладёт его на пол.       «Такое нежное обращение с чем-то по истине для него важным, » — проносится в голове девушки.       Леви опускается на колени, всё ещё возвышаясь над ней, и удовлетворенно произносит:       — Верю.       Время на миг останавливается. Леви видит, как маска Микасы трещит и рушится, из-за ломанных трещин пробивается нежный свет. По ту сторону разрушенной брони на него глядит девочка — беззащитная и неуверенная. Невинность выглядит так.       «Ты можешь сколько угодно потрошить титанов, но какой в этом толк, если робеешь перед мужчиной, Микаса?»       Он видел множество грязных пятен: следы на одежде от чужой крови, разводы на постели собственной матери, руки испачканные в преступном дерьме, его собственное прошлое. Грязь переполняет этот проклятый кем-то мир, застревает под ногтями разведчиков и отравляет королевский двор. Внутри стен и за ними — всё купается в дерьме человечества. С чистотой труднее, ее трудно разглядеть под слоем грязной пыли.       Леви тянется к чистоте и порядку, и до дрожи хочет коснуться невинности засевшей за фасадом хладнокровного бойца-разведчика. Все его естество, испачканное по локоть в крови, стремится к Микасе.       Девушка часто дышит. Ее аккуратная грудь, скрытая под форменным лифом, поднимается и опускается подчиняясь ритму волнения. Ребра выступают под бледной кожей, на тонкой шее пульсирует жилка. Боится. Надо же, Микаса Аккерман чего-то боится! Ее зрачки расширены, а губы преступно сухи. Леви ухмыляется своим мыслям, нависает над девушкой, упираясь ладонями о каменный пол, и замирает в миллиметре от ее губ. Закрывает глаза и вдыхает аромат ее кожи. Пахнет чистотой — несвойственной городам свежестью и мылом. Так пахнет порядок. Леви нравится запах.       Он открывает глаза и обжигает губы Микасы своими. Настойчивый влажный поцелуй возвращает к жизни сухие губы. Язык Леви скользит по ним — запрещает пересыхать вновь. Микаса медлит, но стоит капитану прикусить нежную кожу, как девушка отзывается сдавленным стоном. Она отвечает, повторяя движения Леви. Так неумело, что даже забавно. Поцелуй, первый в ее жизни, превращается в мокрый вальс сплетенных языков, отнимает возможность дышать и думать. Леви растягивает этот момент, чтобы Микаса подстроилась под его ритм и приняла для себя решение — стремиться на свет жизни до наступления смерти с ним или каждый раз слепо рваться в густую тьму за Эреном.       Леви скользит ладонью по тонкому горлу, накрывает рукой маленькую грудь под лифом и мнет ее через ткань. Микаса стонет ему в рот. Леви ухмыляется, избавляется от своей куртки и впивается губами в шею Микасы. Он скользит языком к уху, цепляет зубами мочку и хрипло предупреждает:       — Будет больно.       — Ясно, — отзывается она и настойчиво тянет вверх его майку.       Капитан остается почти без формы, но его мускулистое тело не позволяет Леви сойти за гражданского. Каждый мускул проверен в бою, каждый сантиметр мужского тела изможден тренировками, каждый шрам хранит за собой историю. Микаса смотрит на рельеф живота, касается его рукой и облизывает губы. Обычные воины не живут так долго. Перед ней божество?       От ее прикосновения хочется взвыть и сорвать остатки одежды с них двоих, но Леви не спешит. Леви пристально смотрит на Микасу, запоминает ее черты — ещё не оскверненные им самим, не изуродованные кем-то посторонним. Она глядит на него в ответ, забывает как нужно дышать. Воздух вокруг нагревается. Кажется, пространство вот-вот задымится и вспыхнет.       Леви чувствует нестерпимое давление в штанах и рывком поднимается на ноги, а затем вынуждает Микасу встать. Девушка инстинктивно прикрывает живот и грудь, но Леви прижимает её к стене и отводит тонкие руки за голову.       Его пальцы впиваются в запястья Микасы, фиксируя девушку в удобном положении, а губы вновь требуют поцелуя. Ритмично, властно, горячо. Камень врезается в спину. Микаса морщится, но ничего не говорит — царапины для неё пустяк.       Свободной рукой Леви спускается к острым ключицам, очерчивает изогнутый путь по груди до талии, от туда к пупку и чуть ниже. Косые мышцы плоского живота напрягаются, Леви ощущает мелкую дрожь под чувствительной кожей и самоуверенно спрашивает:       — Как тебе нравится, спереди или сзади?       Щеки Микасы пылают. Леви едва сдерживает смех. В её лице так много эмоций, что ему с трудом верится — напротив солдат Аккерман. На её счету 9 титанов убитых в одиночку. Такая смелая и отчаянная в бою и вдруг дрожит перед жизнью.       Смерть — это конец пути, ограниченность ощущений и опыта. Жизнь про другое. Жить значит чувствовать, пробовать, хотеть. Микаса ещё не знает, что потеряет, если умрёт ради Эрена Йегера. Леви старательно объяснит ей, не упустит ни единой детали.       — Где твоя смелость, Микаса? — он расстегивает ремень на её бёдрах и пустые ножны глухо падают вниз. Теперь она совсем безоружна. Растеряна, будто уже полностью обнажена.       — Сзади, — врет. Надеется скрыть смущение, стыд и страх, отвернувшись лицом к стене.       Леви одобрительно хмыкает, резко выпускает её запястья, разворачивает девушку к себе спиной, впечатывает её в стену и прижимает своим телом к камню. Его пальцы медленно проходят вдоль позвоночника, оставляют за собой след из мурашек. Леви опускает обе ладони на женские бёдра, крепко сжимает их и подталкивает к себе так, чтобы Аккерман чувствовала его решимость упругой задницей. Член рвётся наружу, упирается между напряжённых ягодиц, пугает Микасу твёрдостью, как клинок.       Леви стягивает с неё остатки одежды: лиф летит к чертовой матери, форменные брюки и бельё спущены до колен. Микаса вздрагивает, когда Леви касается ее там. Пальцы, привыкшие к напряжённым сражениям, вторгаются в святая святых, вынуждают девушку судорожно вдохнуть и зажмуриться.       — Расставь ноги шире, — требует он, обжигая нежную кожу на женском затылке, — и дыши в одном ритме со мной.       Леви обхватывает Микасу свободной рукой, сжимает грудь, играет с сосками, очерчивает линию прикосновений на животе, впивается в талию пальцами. Микаса дрожит, жмётся к нему и тихо стонет. Едва слышно отзывается на смелые прикосновения, пробуждающие новые ощущения. Пальцы Леви кружат у самой чувствительной точки женского тела, собирают вязкую влагу меж малых половых губ, сбивают дыхание. Микаса старается дышать в одном ритме с Леви, но его манипуляции сбивают с толку.       — Мне нравится, как звучит твой голос, — шепчет Леви у самого уха Микасы и ускоряет движение пальцев внизу. В ответ она стонет громче, радует капитана своей чувствительностью.       Её ноги дрожат, дыхание рваное, густая влага пачкает бёдра. Тугой канат удовольствия скручивается внизу живота, собирает в единую точку нервные окончания. Микаса цепляется за стену в надежде, что это поможет ей удержать контроль над собой. Но Леви не позволяет. Он неожиданно разворачивает её к себе и впивается в губы, словно голодный до ласки зверь. Микаса не узнаёт себя, она с жаждой путника, застрявшего в пустыне, отвечает на ласку и ловит язык Леви своим. Они вновь вальсируют в мокром танце, растворяются, плавятся и горят.       Леви помогает Микасе избавиться от остатков одежды, оставляет перед собой обнажённой, смотрит на нее потемневшими от страсти глазами и ведёт к своему столу. Резким движением он сбрасывает всё, что стоит на столе. Лампа, чернильница и бумага с грохотом летят на пол. Леви ухмыляется, вынуждает Микасу сесть на стол и устраивается меж разведённых бедер. Он притягивает её к себе за талию и спускает форменные штаны, высвобождая налитый кровью член от оков раздражающей ткани. Микаса охает, её щеки вновь вспыхивают и глаза стыдливо глядят вниз.       — Смотри мне в глаза, — рычит он и касается девственного лона, собирает горячую влагу пульсирующей головкой. Микаса напрягается всем телом и вытягивается струной. Леви обхватывает её подбородок, поднимает красивое лицо и ловит женский стыдливый взгляд своим — горящим и жадным, — не смей отводить взгляд, Микаса. Я хочу видеть, что ты чувствуешь на самом деле. Хочу смотреть, как с твоих губ сорвутся первые крики, когда я буду в тебе.       Взгляд Микасы темнеет — самый красноречивый сигнал. Леви притягивает её к себе ещё ближе, подставляет член к узкой щелке, целует снова и входит без предупреждения. Столкнувшись с преградой капитан замирает, но лишь затем, чтобы толкнуться вперёд с ещё большим стремлением. Микаса шипит от боли, инстинктивно впивается ногтями в плечи Леви, но ему ничуть не больно. Больно только ей — женское тело сводит от острого внутреннего жжения, которое чудовищно медленно превращается в тупую и ноющую боль. Микасе кажется, что её пронзили клинком и оставили лезвие внутри, ей хочется отстраниться, но она боится двинуться. Микаса всхлипывает, как маленькая, и тут же затихает, вспомнив, что капитан Леви следит за её лицом. Как бы она не пыталась храбриться, слезы всё равно бегут по щекам, оставляют солёные следы на вдруг побледневшей коже и заставляют блестеть глаза. Эта боль не сравнится с той, что она привыкла испытывать. Неужели так будет каждый раз?       — В первый раз всегда больно, — отвечает на незаданный вопрос Леви и горячим касанием смахивает ее слезы, — Это скоро пройдёт. Расслабь мышцы. Следи за дыханием.       Микаса кивает, но взгляд не отводит. Она цепляется за глаза Леви, старается разглядеть в обжигающей темноте зрачков опору и находит её для себя. Она решает довериться, расслабляет мышцы усилием воли, свыкается с неприятным ощущением пронизывающим насквозь и дышит в такт с Леви. Его словам можно верить.       — Умница, — хрипло шепчет он, притягивая Микасу к себе для очередного глубокого поцелуя.       Она чертовски узкая и горячая, обхватывает налитую кровью плоть, сжимает его тисками внутренних мышц и дразнит судорожным стоном, отзываясь на новое проникновение. Леви двигается внутри неё — сначала медленно, позволяя травмированной святыне принять факт осквернения, постепенно ускоряется, перестраивая Микасу под свой темп.       Микаса обхватывает его бёдра ногами, обнимает тонкими руками за спину, бесцельно шарит по напряженным мышцам и жмётся своей грудью к его. От скольжения острых сосков по коже у Леви сводит ступни, а пальцы впиваются в женскую кожу так сильно, что утром выступят синяки.       Микаса стремительно мокнет. Отзывается на скольжение внутри громкими стонами, стремится к нему кипящим бёдрами, продолжает смотреть в глаза.       Воздух вокруг полыхает, горящим потоком выжигает любовникам лёгкие, жжёт кожу и выпаривает рассудок. Мир останавливается, чтобы дать время горячим телам раствориться друг в друге. Жизнь бьёт ключом.       Дыхание Леви сбивается, становится судорожным, тяжёлым — ему трудно себя контролировать. От вида девушки напротив можно сойти с ума. Её волосы растрепаны и тонкие пряди спадают на лоб. Румянец на щеках появляется снова, теперь не стыдливый — разгоряченный, манящий, а красные губы призывно блестят. От Микасы невозможно отвести взгляд, Леви тонет в раскалённой им стали и убеждается — Микаса податлива, если её разогреть.       Девушка стонет, закрывает глаза и шепчет что-то едва различимое. Леви скользит языком вдоль изогнутой шеи и замирает, разобрав слова:       — Леви, — срывается с её губ, — Леви, Леви.       Инстинкт захлестывает рассудок. Леви смыкает ладонь на тонкой шее и впечатывает Микасу в стол. Нависает над ней, ускоряет темп, вынуждает девушку хватать ртом воздух.       — Не произноси моё имя так, — шипит он и толкается вперед ещё резче, чем прежде, — не смей привязываться так же, как к нему.       Леви злит, что она теряет себя. Талантливая, верная, смелая, красивая и отчаянная — такие не должны растворяться в других. Леви хочет, чтобы Микаса жила своей жизнью. Ещё лучше той, в которой нет титанов, Эрена Йегера и его самого. Без сражений, потрясений и вечной тревоги за тех, кто тебе близок. Пусть носит проклятые платья и забудет, как звенит сталь. Пусть никогда не знает его.       — Живи, — цедит он сквозь зубы, вколачиваясь в дрожащее женское тело, — Просто живи, Аккерман.       Наверное, так и звучат молитвы — отчаянно и безнадёжно. Леви знает, что их ждёт. Она тоже. Платье Микасе надеть не суждено и встреча их уже состоялась.       — Спасибо, — хрипит Микаса и впервые улыбается, обращаясь к нему.       Она обхватывает ладонями лицо Леви, смотрит расфокусированным взглядом и в иступленном приливе благодарности целует его. Нежно, сладко, ласково. Он никогда раньше не целовался так. Голова капитана кружится, мышцы живота напряжены до предела, тело бьёт мелкая дрожь. Он скользит по женскому телу руками, которым привычно держать клинок, наслаждается каждым прикосновением к шёлку чувствительной кожи и стонет в распухшие от былого напора губы.       Леви отпускает контроль и шагает в бездну — растворяется в ощущениях глубокого проникновения в оскверненную им святыню. Стоны Микасы превращаются в крик, она дышит в рваном ритме заданным Леви и напрягается против собственной воли — мышцы сокращаются, подчиняясь горячей волне поднимающейся внизу живота.       Так ощущается жизнь на вкус — влажным слиянием изможденных тел. Тягой на инстинктивном уровне активированной навязчивой мыслью о неминуемой гибели.       Страх смерти движет вперёд к жажде жизни, он вшит на подкорке черепа. Через руки, скользящие по мягким изгибам извивающейся в его власти Микасы, Леви чувствует кипение жизни. Оно ощущается кожей покрытой испариной, искусанными губами — теперь уже навсегда влажными в его присутствии. Жажда жизни звучит громкими стонами, переходящими в крик удовольствия, и читается в пристальном взгляде, прикованным к нему во время оргазма.       Леви прижимает к себе Микасу, чье тело охватывает сладкой неподдающейся её контролю судорогой, и самодовольно шепчет:       — Я знал, что тебе понравится.       Горячая волна достигает пика, разбивается об очередной яростный толчок Леви и обрушивается на сознание Микасы оглушающим взрывом. Она тонет в ярчайшей вспышке удовольствия, боясь захлебнуться и потерять сознание. Девушка кричит и впивается ногтями в мужские плечи — надеется сохранить рассудок, но разум безнадёжно рассыпается на мелкие куски, оставляя вместо себя кристальную ясность в теле.       Кажется, её крик доносится даже до королевских палат. Леви ухмыляется и врывается в узкий пульсирующий вход последний раз. Позволяет нервным окончаниям сжаться и вздрогнуть, рычит Микасе в губы и едва успевает вытащить, чтобы кончить ей на живот.

***

      — Как звучит главная клятва, которую ты дала? — Вновь спрашивает он, продолжая прижимать Микасу к себе.       Дыхание постепенно приходит в норму, мокрая кожа их тел остывает, сознание возвращает привычную ясность, но Микаса и Леви всё ещё рядом.       — Защищать Эрена любой ценой, — признается она, лениво перебирая волосы Леви, — но сейчас мне не кажется это таким уж важным.       Этих слов для него вполне достаточно, чтобы понять. Микаса не влюблена в Эрена. Леви вновь ухмыляется, на душе у подземной крысы становится чуть теплее.