When The Sun Does Down

Дарклинга подстрелили. Он отвлекся всего на секунду, а в следующий миг его предплечье уже пронзила острая боль. Нарастающее облако тьмы растворилось, как волна, разбивающаяся о прибрежные скалы. Стиснув зубы, Дарклинг снова призвал тени, но уже было поздно. Воспользовавшись заминкой, противники тут же скрутили ему руки за спину и крепко связали их, вызвав очередную вспышку боли. Дарклинг бегло оглядел палубу корабля, пытаясь понять, почему никто из его опричников и гришей не приходит ему на помощь, и с чувством, название которому не мог подобрать, осознал, что никого не осталось. Палуба была усыпана трупами. Те немногие, кто остался жив, взяты в плен. Иван оказался среди последних — он лежал на спине, без сознания, со связанными за спиной руками. Дарклинг дернулся, судорожно перебирая в голове все возможные варианты. Он был близок к проигрышу, но если ему удастся высвободить руки… Однако, прежде чем он смог сделать хоть что-то, один член команды противника сжал его предплечье, случайно или намеренно зацепив рану от пули. От боли у Дарклинга перед глазами все поплыло, но он не потерял сознания. Он не мог проиграть. Не так просто. — Что с ним делать? — спросил держащий его парень. Ему было лет двадцать пять, а красивое лицо портил длинный изогнутый шрам, тянущийся от правой брови до кончика губы, как вспомогательная линия при построении портрета, которую художник забыл стереть. Дарклинг не видел ответившего ему человека, но сразу же узнал голос. — Дарклинг всегда любил ослеплять своих жертв. Что ж, пусть почувствует, что это такое — блуждать во тьме. Окружающие его гриши и отказники засмеялись. А затем на голову Дарклинга накинули мешок, и все поглотила тьма. Рука невыносимо болела, а вместе с ней — и каждая клеточка тела. Когда его толкнули в каюту на нижней палубе, Дарклинг споткнулся о что-то и позорно упал на колени; боль от удара распространилась по ногам, как круги на поверхности воды. Но хуже боли физической была только душевная. Он проиграл. Его, генерала Второй армии, могущественного гриша, взяли в плен. Дарклинг потерял счёт времени, сколько он уже сидел в каюте, оперевшись на стену. Запястья стёрлись в кровь от попыток порвать верёвку об острые предметы — Дарклинг понял, что с ним внутри не оставили дозорного (ошибка? Провокация?), и воспользовался этим, чтобы обыскать комнату. К сожалению, поиски не увенчались успехом; он только извалялся в пыли и заработал новые ссадины и синяки. В довершении всего он не смог стянуть с головы мешок. Будучи ребенком, Дарклинг боялся темноты. Он не нашел смелости признаться в этом своей строгой матери, которая наверняка бы высмеяла его — заклинатель тьмы, боящийся темноты. Позор! С возрастом Дарклинг не только научился владеть своими способностями в полной мере, но и поборол детский страх. Но сейчас, раненый, запертый, как дикое животное, он почувствовал, как сжимаются лёгкие и сворачивается в узел желудок. Если он не увидит свет, то сойдёт с ума… Прошла целая вечность, прежде чем он услышал, как со скрипом открывается дверь. Дарклинг дернул головой, но, конечно же, ничего не увидел. — Пошли, Даклинг. Дарклинг стиснул зубы. Его распирало от гнева и ярости, но что он мог сделать? Даже если он освободит руки, он один против тридцати человек, в открытом море, и пытаться отомстить за кличку — пустая трата сил. Его грубо вздернули на ноги, и Дарклинг зашипел от боли. Снова смех. Сопровождающий не церемонился с тем, чтобы вести пленника аккуратно, и Дарклинг то и дело врезался плечами в стены. Толчки в спину едва ли способствовали определению, в какую сторону нужно двигаться, и уж точно не сообщали о препятствиях на пути. На лестнице он споткнулся, но удержался на ногах, пусть и далось ему это с трудом. — Ты хочешь, чтобы он превратился в отбивную? — лениво поинтересовался новый голос, когда Дарклинг ударился головой о низко висящую лампу. — Если честно, то да. — Думаю, ей это не понравится. Дальше я его поведу. Дарклинга передали из рук в руки, как мешок картошки. Однако он не жаловался — новый сопровождающий относился к пленнику куда бережнее, предупреждая о ступеньках и дверных проемах. Его завели в какое-то помещение, судя по гвалту голосов, достаточно большое, чтобы вместить в себя больше десяти человек. На этом доброжелательное настроение сопровождающего закончилось. Дарклинга сильно пнули под колени, заставляя упасть. Толпа засмеялась, но смех резко стих, когда кто-то встал, скрипнув стулом. Раздались уверенные шаги. — Не думала, что когда-нибудь доживу до этого момента, — восхищенно произнес тот же самый голос, что и приказал его ослепить. У Дарклинга перехватило дыхание. — Всемогущий Дарклинг, заклинатель тьмы и древний гриш, стоит передо мной на коленях, склонив голову. Десятилетия прошли не зря. Снимите с него мешок. Хочу посмотреть ему в глаза. Чья-то рука сдернула мешок, выдернув и клок волос. Дарклинг зажмурился от яркого света. Проморгавшись, он сумел осмотреться. Он находился в большой каюте, в центре столпившихся гришей и отказников, изучающих его с презрением и превосходством. Помимо него, в центре внимания находилась и другая персона, не уступающая в могуществе Дарклингу, но сегодня, без сомнения, обыгравшая его во всем. За те несколько лет, что они не виделись, Алина Старкова практически не изменилась. Внешне, по крайней мере. Карие глаза, блестящие в приглушенном свете лампы. Длинные белые волосы, как всегда распущенные и густой волной спускающиеся по плечам. Узкие запястья, одно из которых обхватывает браслет из чешуек морского хлыста. Острые, как восклицательные знаки, ключицы, а над ними — ожерелье из рогов оленя Морозова, который теперь язык не повернется назвать ошейником. Она все ещё выглядела как семнадцатилетняя, хотя сейчас ей уже должно быть шестьдесят пять. Но даже если ее можно было принять за подростка взглянув на нее один раз, то при внимательном изучении становилось понятно, что в ней не осталось ни следа от той девушки, которая боялась собственной силы и мечтала о скромной жизни отказницы. Дарклинг не помнил, как давно Алина обрела ту уверенность и тайную власть, которые носила, как корону. Он потерял ее из вида на многие месяцы, а когда снова встретил, она уже перестала быть для него открытой книгой. Куда делась застенчивость и наивность во взгляде? Детское любопытно и настойчивость, желание отыскать в нем остатки человечности? Смущенная улыбка, опущенный взгляд, румянец на щеках, которые заставляли его трепетать, как мальчишку? Теперь она могла похвастаться безразличием, достойным руководителя Второй армии — если бы она ещё существовала. Королева, которую он многие годы хотел увидеть рядом с собой на троне, но переставшая быть его идеалом, когда Дарклинг узнал Алину получше. — Приятно видеть, что ты в добром здравии, — прохрипел Дарклинг. В горле пересохло; его мучила сильная жажда. Алина улыбнулась. Почти незаметное приподнятие уголков губ, что для нынешней Алины сродни улыбке от уха до уха. — Даже сейчас ты держишься за свое достоинство. Скажи, каково тебе было провести несколько часов в темноте, связанным? — Прекрасно. Успел обдумать, что с тобой сделаю, когда освобожу руки. — Как хорошо, что ты не теряешь веры. Вот только мы уже убедились, что, как бы ты не был зол, ты не можешь навредить мне. Помнишь нашу встречу в Бресте? Я вот помню. Дарклинг тоже помнил. Это было еще в то время, когда Алина не бросала ему вызов, а только пряталась и копила знания и умения. Вместе с принцем-отказником и следопытом путешествовала по миру, собирая собственную армию. Шпионы Дарклинга нашли их в Бресте, и заклинатель теней немедленно выдвинулся туда. Он намеревался воспользоваться эффектом неожиданности и пленить следопыта — достаточно было поймать одно из них, и тогда второй сам бы пришел к Дарклингу. Конечно же, все пошло не так. Это была не первая их стычка в том году, и оба противника были изрядно вымотаны от бесконечной игры в кошки-мышки. Поэтому когда Алина смогла добраться до одного из дневников Морозова, который Дарклинг по нелепой случайности взял с собой, и попыталась сжечь его, заклинатель теней пришел в ярость. — Алина, отдай мне дневник, — сказал Дарклинг, смотря, как Алина подносит зажженную свечку к кожаной тетради. Он прочитал эти записи бесчисленное число раз, знал наизусть каждую строчку, мог без труда вспомнить, на каких именно страницах упоминались усилители, а где слова были смазаны из-за чернильного пятна. Дарклинг изучил дневники вдоль и поперек, но все еще считал, что Морозов оставил в них зашифрованное послание. Он не мог допустить, чтобы один из дневников был утерян. Алина поднесла свечку на сантиметр ближе. Дарклинг взвесил ситуацию. Девушка тянула время, пока ее товарищи выбирались из города, но вряд ли она блефует. Для нее дневники не представляют такой же ценности, как для заклинателя теней. Как только Алина поймет, что ее друзья в безопасности, она подожжет тетрадь и убежит, пока Дарклинг будет пытаться спасти записи от огня. Они стояли достаточно далеко друг от друга, чтобы Алина успела совершить запланированное, прежде чем Дарклинг доберется до нее. Оставался только один вариант. Дарклинг поднял пистолет. Он не мог использовать тени из-за истощения после недавнего применения скверны, но если он выстрелит ей в руку или ногу, то она останется жива, а дневник — цел. Глаза Алины расширились, когда он направил на нее оружие. Не считая пореза, чтобы призвать ее силу в палатке гришей, и угрозы отрезать от нее по маленькому кусочку на китобойном судне, он ни разу не пытался навредить ей. Нужно было только спустить курок. Но он не смог. Несмотря на одолевающую его злость за длинную череду неудач, несмотря на риск навсегда потерять дневник, он не смог заставить себя ранить Алину. Дарклинг стиснул зубы. Дарклинг замешкался. А Алина не стала медлить. Она поднесла свечу к дневнику. Старые страницы моментально вспыхнули. — Нет! — воскликнул Дарклинг. Он рванул вперед. Алина бросила горящий дневник в угол и побежала в противоположную сторону. Пламя удалось сбить, но низ тетради сгорел безвозвратно. Когда Дарклинг поднял голову, девушки уже и след простыл. Алина наклонилась к нему. Дарклинг попытался сглотнуть, но во рту так пересохло, что язык лип к небу. Они не были так близко к другу уже… сколько? Три года? Четыре? Десять лет? Он почти забыл ее запах, изогнутый фрагмент шрама на плече, куда вонзились зубы ничегои сорок лет назад. Слабый след веснушек на носу и щеках. Как вьется локон у уха, который был короче других — результат неудачной стычки шесть лет назад, когда ничегоя схватила Алину за волосы. — Кроме того, — прошептала Алина ему на ухо. — Когда я развяжу тебе руки, нам будет, для чего их использовать. Она говорила тихо, но двое стоящих ближе всего расслышали её слова и негромко засмеялись. Волной перешептывания слова Алины пошли до дальних рядов, вызывая все новые усмешки и комментарии. Алина их проигнорировала. Дарклинг вскрикнул, когда Алина толкнула его назад. Ударился затылком о деревянный пол; подстреленная рука вспыхнула огнём, когда он придавил её своим телом. От боли потемнело в глазах, лёгким отчаянно не хватало кислорода. Звон в ушах смазывал крики и возгласы наблюдающей толпы, но ему не нужно было слышать слова, чтобы знать, о чем они говорят. Они хотели расплаты. За погибших друзей. Близких. За разрушенные жизни и страну на пороге войны. Они будут смеяться над ним, избивать, пока он безвольно лежит на полу, а после бросят за борт, на корм акулам. Он не может этого допустить. Не пока он дышит, а сердце бьётся в груди. Вместе с болью по телу Дарклинга потекла ярость. Плохо соображая, он попытался неуклюже сесть, готовый отбивать свое достоинство даже со связанными руками и в полубессознательном состоянии. Он не успел приподняться и на пару сантиметров — Алина слегка нажала ногой на его пах, пригвождая к месту. Дарклинг уставился на нее, не скрывая одолевающих его эмоций, но девушка на него не смотрела. Нахмурившись, она окинула своих людей недовольным взглядом. — Хватит, — резко сказала она. Моментально воцарилась тишина. — Я понимаю вашу боль, но не могу позволить вам растерзать его. Он нам ещё пригодится. Ни у кого не хватило смелости уточнить, для чего именно. Больше не было озорных усмешек, как и желающих припомнить слова Алины о том, что она найдёт применение его рукам. Они боялись ее — нет. Уважали. И знали, чего им будет стоить непослушание. Убедившись, что команда не пытается оспорить её решение, Алина опустила глаза на Дарклинга. Какое, должно быть, жалкое зрелище он представлял. Распростерся на полу, весь в крови и синяках, грудь тяжело поднимается и опускается. Одно неверное движение, и Алина сильнее надавит ногой — и тогда у него не останется ни единого кусочка, который бы не пронзила боль. Но на ее лице не было самодовольства или злорадства. Она хмурилась. — Отведите его ко мне, — приказала Алина. Она шагнула назад, и в ту же минуту Дарклинга вздернули на ноги двое крепких парней. Путь до каюты Алины без мешка на голове прошёл достаточно легко, впрочем, и идти нужно было недолго — всего-то спуститься ниже и один раз повернуть. Дарклинг задумался, почему в этот раз его ведут два человека, а не один — он едва держался на ногах, из-за чего приходилось опираться на сопровождающих — пока не понял, что двое парней охраняли его не от побега, а от возможного нападения. В коридоре они столкнулись с молодой девушкой, которая сжала пальцы на рукоятке ножа, когда мимо неё вели Дарклинга. Под пронзительным взглядом идущего сзади парня нанести удар она не решилась. В каюте Дарклинга усадили на кровать и приковали руки и ноги к ее каркасу. Цепи были достаточно длинные, чтобы сидеть, но слишком короткие, чтобы иметь возможность отойти от кровати. Проверив, что пленник надежно прикован, сопровождающие удалились, заперев за собой дверь. Дарклинг понимал, что ему следует быть начеку, но оказавшись в одиночестве, не смог справиться с усталостью. Алина не могла сказать точно, когда все изменилось. Когда она узнала, что она гриш, ей было семнадцать, и тогда весь мир казался невероятно сложным. Она сражалась с Дарклингом за власть и свободу, а с Малом — за право самой выбирать, как ей жить. Разбиралась со своими чувствами к другу детства, королю-бастарду и к человеку, который пытал ее друзей. Алина считала, что ей достаточно найти третий усилитель и уничтожить Каньон, и тогда все придёт в норму. Она сможет остаться с Малом, Николай взойдёт на престол, а с Дарклингом пусть разбирается кто-то другой. Тогда она не знала, что даже по прошествии сорока лет она не получит того, что желает, только будет терять, терять и терять. У нее все еще нет жар-птицы, страна разделена на две части Тенистым Каньоном, вот только Алина теперь одна. Через два года после того, как Алина едва не умерла под обвалом часовни, Николай взошел на престол, а ещё через несколько лет на троне появилась и королева. Алина с Малом искали жар-птицу и место, которое могли бы назвать домом, но не преуспели ни в одном деле. Мал погиб, когда ему было двадцать шесть, и Алина даже не могла винить в его смерти Дарклинга. Дарклинг не заставлял его искать третий усилитель вблизи границы Фьерды, где их могли обнаружить враги. Не он нашептал ему на ухо, что это будет последний раз, после чего они забудут о Морозове и займутся своим будущим. Его смерть была целиком виной Алины. Вместе с Малом умерла последняя надежда, что однажды Алина сможет начать новую жизнь, в которой не будет места усилителям или скверны. Пять месяцев она избегала общения, практически дав Дарклингу разрешение снова попытаться захватить столицу. Ей было все равно, что будет с гришами или отказниками, вставшими у него на пути. Когда-то Дарклинг обвинил её в том, что она бросила людей, которые нуждались в ней. В тот раз она не согласилась с ним, но теперь все было именно так. Пускай весь мир горит ярким пламенем, лишь бы огонь не пощадил её. Алина ждала новостей том, что Дарклинг выиграл. Но этого не произошло. Ей потребовалось время, чтобы понять, почему. Он позволил ей оплакивать Мала. Алина не знала, было ли это связано с тем, что Дарклинг не хотел захватывать трон, когда его противница в трауре, считая, что такая победа будет нечестной, или вёл какую-то свою игру. Это не имело значения. Он дал ей передышку, и благодаря ней у Алины было время осознать, чего именно теперь хочет. Она потеряла шанс на мирную жизнь отказницы. Что ж, пусть тогда она станет самым могущественным гришем, который затмит Дарклинга. И ей это удалось. Ценой десятилетий, потраченных на сбор команды и практики своих способностей, ценой разрушения Второй армии, превратившейся в ее личный отряд солдат, ценой потерянной дружбы, когда дети, а затем и внуки её друзей присоединились к ней, поставив собственную семью на второе место. Алине претила мысль, что в чем-то она становится похожей на Дарклинга, но в отличие от него, она окружила себя людьми, которые могли ее остановить. У Алины не было такого жизненного опыта, как у Дарклинга, но за ее относительно короткую жизнь ей повезло встретить двух лидеров, на ошибках и успехах которых она могла учиться. Алина вспомнила все то, чему её научили Дарклинг и Николай. Она заставила себя уважать и бояться, когда это было необходимо. Не сидела на месте, а много путешествовала, самостоятельно вербуя людей и налаживая с ними контакты. Собрала гришей и отказников, разделяющих ее взгляды, но рядом с собой держала только тех, кому безоговорочно доверяла. Научилась управлять кораблем, вести политические разговоры и умело врать. Однажды Николай сказал ей, что раз чёрный — цвет её врага, то ей стоит присвоить его, поэтому теперь она носила черно-золотую кефту, которая ознаменовала восход солнца, даже когда все вокруг объято тьмой. Алина создала новую личность, которая не краснела от неудобных вопросов, была в меру жестока и безжалостна. Она похоронила свои чувства и научилась изображать безразличие. Ее все еще звали Алиной Старковой и заклинательницей Солнца, но в ней не осталось ничего от той семнадцатилетней девушки, спасшей в Каньоне лучшего друга ценой своего покоя. У той Алины было великое будущее и никчемное нынешнее. Нынешняя Алина строила свое настоящее, не обращая внимание на то, что ее ждет в будущем. Эра Дарклинга подошла к концу. Теперь ее очередь править. Дарклинг проснулся от ощущения, что к нему прикасается что-то прохладное и мокрое. Дарклинг повернул голову и поморщился — даже такое простое движение причиняло боль. Под веки словно насыпали песка, и когда он открыл глаза, то первое время видел все через пленку. Тихий плеск воды. И снова прикосновение мокрой ткани к груди. Постепенно зрение обрело четкость, и Дарклинг увидел сосредоточенное лицо Алины. Она сидела рядом на кровати и вытирала запекшуюся кровь с его груди и рук. Рана от выстрела была перевязана и болела значительно меньше, чем раньше. Окровавленная рубашка неровными лоскутами валялась на полу: похоже, ее разрезали, чтобы снять. Запястья под кандалами тоже были перевязаны, а значит Дарклинг провалялся без сознания те крошечные минуты, что был свободен. Дарклинг невольно втянул живот, когда Алина провела тряпкой вдоль ремня брюк, вытирая кровавые подтёки. Она подняла на него глаза. — Наконец-то, — произнесла она, бросая тряпку в стоявшее на полу ведро с водой. — Я уже думала, придется снова звать целителя. Алина взяла с прикроватного стола кружку с мутной жидкостью и прижала ко рту Дарклинга. Он сжал губы. Девушка вздохнула. — Думаешь, я привожу тебя в порядок, чтобы ты прилично выглядел в гробу? — поинтересовалась она. Лицо сохраняло безразличие, однако в глазах светились знакомые озорные огоньки. — Это настойка трав, чтобы снять боль. — Дарклинг не пошевелился. — Кроме того, ты ее уже пил, когда был без сознания. Не вынуждай меня вырубать тебя и вливать настойку в рот насильно. Дарклинг медленно приоткрыл потрескавшиеся губы и позволил ей напоить его настойкой. На языке остался вкус малины, приглушенной чем-то горьким. Допив до последней капли, Дарклинг облизал губы. Теперь пить хотелось ещё больше. Будто бы прочитав его мысли, Алина протянула ему вторую кружку, с прозрачной водой. На этот раз Дарклинг выпил все без колебаний. Он откинулся обратно на подушки. По подбородку стекала тонкая струйка воды. Алина провела костяшками пальцев по его лицу, вытирая ее. Затем очертила контур его губ, едва касаясь подушечками его рта. Дарклинг прищурился. Он чувствовал себя лучше, но недостаточно, чтобы играть с ней в игры. Алина медленно убрала руку от его лица и вынула тряпку из ведра. — От обработки ран на ногах я отказываюсь, — сухо сказала она, выжимая тряпку. На Дарклинга она не смотрела. — Чего ты хочешь, Алина? — устало спросил Дарклинг. — Зачем залечивать мои раны? Всего на мгновение ее лицо исказилось. Брови сместились к переносице, руки сжались в кулаки. Но затем Алина выпрямилась, и от вспышки вины на лице не осталось ни следа. Она аккуратно сложила тряпку пополам, потом ещё раз. — Есть одно дело, для которого ты можешь пригодится, — ответила Алина. — И нам совершенно не нужно, чтобы ты умер от пулевого ранения или заражения крови. Алина осторожно сдвинула повязку на предплечье Дарклинга. Под ней обнаружилась дырочка небольшого диаметра с рваными краями. Над ним явно поработал целитель: достаточно хорошо, чтобы Дарклинг не испытывал мучительной боли, но не утруждаясь тем, чтобы не осталось шрама. Удовлетворенно кивнув, Алина поправила повязку. — К счастью, пуля не задела кость. Иначе бы целителю пришлось долго работать, чтобы восстановить костные ткани. — Не нужно было в меня стрелять, и не пришлось бы тратить на меня способности целителя. — Хочешь верь, хочешь нет — но мы подстрелили тебя случайно. Там такая давка была, что удивительно, что нас обоих не изрешетили пулями. С другой стороны, если бы не этот удачный выстрел, мы бы тебя не одолели. — Ты убила моих людей, а выживших пленила, — напомнил Дарклинг, подавляя чувство тревоги. Где сейчас Георгий? Алла? Иван? Где его преданные гриши, лучшие из лучших? Пережили ли они эту стычку? Смог ли кто-то сбежать? Пытают ли сейчас, на потеху отказникам Алины? Алина безразлично пожала плечами. — Нам хватило мгновения, который они затратили на осознания того, что ты тоже можешь истекать кровью. Нам оставалось только оглушить их и связать. Дарклинг медленно покачал головой. Ему все еще с трудом верилось, что все это происходит на самом деле. Люди Алины смогли одолеть не только его, но самых сильных гришей в Равке. Это казалось невозможным. И все же, это случилось. — Недостаточно поймать меня. Ещё нужно удержать, — Дарклинг приподнял руки, закованные в кандалы. Звякнула цепь. — Но ты и это приняла во внимание. Алина прищурилась. — Думаешь, ты был под охраной, потому что я боялась твоего побега? — Дарклинг оставил вопрос без ответа. На самом деле, именно так он и считал. Его слова были частично комплиментом предусмотрительности Алины. Да, она победила его, но когда-то она была его ученицей, и маленькая часть Дарклинга даже гордилась ею. Но реакция Алины была далека от благодарности. Вместо этого она почему-то разозлилась. — Мне пришлось оградить тебя от них, — сказала она. Дарклингу не было нужды уточнять, о ком она говорит. — Ты знаешь, что когда мы тебя пленили, то они стали голосовать, как убить тебя? Некоторые хотели вонзить нож тебе в сердце. Жажда мести ещё не лишила их милосердия, и для успокоения души им достаточно знать, что ты мертв. Но их — меньшинство. Треть голосовала за то, чтобы облить тебя горючим и поджечь. Это люди, чьи родственники и друзья жили в Крибирске, когда ты ценой их жизней расширил Каньон. Человек десять предлагали морить тебя голодом и не давать воды. Это желание тех, кто познал бедность и лишения после того как ты устроил переворот и вынудил их сражаться против своих друзей. Заставить истекать кровью и смотреть, как ты умоляешь Святых прекратить твои страдания. Освежевать, похоронить заживо, бросить в море, привязанного к грузу — список бесконечен, и я перечислила лишь те варианты, что повторялись чаще всего. Они родились с жаждой мести в крови, и наконец-то у них появился шанс. Мне пришлось пойти на уступку, чтобы умерить их пыл, иначе бы ничто не остановило их от убийства. У Дарклинга кружилась голова. Алина перечислила все приготовленные для него казни будничным тоном, но он чётко представил себе каждую из них. Он чувствовал запах гари собственной плоти, давление на грудь земли, как кровь вытекает из тела из многочисленных ран… Дарклинг задышал часто и глубоко, чтобы тошнота отпустила. Не хватало только, чтобы его вырвало на глазах Алины. Внезапно до него дошёл смысл последних слов. Мне пришлось пойти на уступку, чтобы умерить их пыл, иначе бы ничто не остановило их от убийства. — Это был спектакль, — пробормотал Дарклинг. Он уставился на Алину, не веря, что посетившая его мысль — правда. — Ты унизила меня на их глазах, позволила им издеваться надо мной, чтобы сохранить мне жизнь. Алина сжала губы. Дарклинг засчитал это за подтверждение своей правоты. Кровать пронзительно скрипнула, когда Алина вскочила на ноги. — То, что я не дала им убить тебя, ничего не значит, — сказала она, пересекая каюту быстрым шагом. У двери остановилась и оглянулась на него в последний раз. — Не думай, что я не мечтаю увидеть, как ты тонешь в море с кинжалом в сердце. Пока ещё слишком рано. По-видимому, в настойку или воду добавили снотворное. Или же Дарклинг все ещё не восстановился после пулевого ранения и изнеможения. В чем бы ни заключалась причина, но он проспал около трёх часов — если судить по уменьшевшейся в несколько раз свечке на столе — и не проснулся даже когда Алина или кто-то другой снял с него брюки и обработал порезы на коленях и голенях. Дарклинг с интересом рассматривал коричневатую мазь на левой коленке, высунутой из-под одеяла, когда дверь в каюту открылась. Вошедший человек был смутно знаком, но опознал Дарклинг его только когда он заговорил. — Одевайся, Даклинг, — парень бросил на кровать стопку одежды. — Есть для тебя работёнка. Парень со шрамом снял кандалы с ног Дарклинга и связал его руки веревкой. Пока пленник приводил себя в порядок, любитель давать ироничные прозвища стоял, прислонившись к столу и вертя между пальцев нож. Он следил за каждым движением Дарклинга, не скрывая своего веселья, и даже не подумал предложить свою помощь, когда тот пытался одеться со связанными руками. В глазах потемнело, когда Дарклинг встал. Стоять прямо было трудно, и виной на этот раз была не боль, а чертов голод. Ему обработали раны, дали воды, но вот покормить, похоже, забыли. Шатаясь, он позволил вывести себя из каюты и повести в новое место. Все кружилось, и Дарклинг бросил попытку запомнить дорогу. Корабль представлял собой настоящий лабиринт из переходов и узких лестниц, и он не сомневался, что его намеренно ведут не прямой дорогой. Дарклинг не знал, для чего обычно используется каюта, куда его привели, но сейчас в центре комнаты был накрыт стол с едой и напитками, а свободный от тарелок уголок занимала разложенная карта, которую внимательно изучала Алина. Не поднимая глаз от линий морей и стран, она махнула, приглашая пленника сесть за стол. Дарклинг опустился на стул и медленно выдохнул. Он обрадовался, что не пришлось стоять как истукан и бороться с головокружением, но ненавидел себя за то, что пошел на поводу у своего самочувствия и желания Алины. — Меня мучает один вопрос, — начал Дарклинг, не обращая внимания на расположившегося на третьем стуле парня со шрамом. — Если я занял твою кровать, то где спишь ты? Конечно же, Алина не смутилась. Она вообще не выразила никаких эмоций, задумчиво водя пальцем по карте. — Я не сплю. Родион, глянь-ка сюда. Парень со шрамом вытянул шею и посмотрел, куда указывает Алина. — Что думаешь? — Не в это время года. Лучше дождаться сезона штормов, тогда меньше шансов нарваться на пиратов. Со своего места Дарклинг не мог увидеть, о чем именно они говорят — обзор загораживала ваза с фруктами. Гроздья винограда, заманчиво склонившиеся в его сторону, манили взгляд, но запах пожаренного со специями цыпленка на тарелке перед носом определённо перевешивал. Дарклинг попытался обдумать тот факт, что парня со шрамом больше волновали пираты, нежели шторм, но мысли то и дело возвращались к разнообразным блюдам на столе. — Мне приказать развернуть корабль? — Пока не надо. Сначала закончим с ним. Алина подняла голову и поймала Дарклинга за попыткой отвести глаза от цыпленка. — Угощайся, — сказала она ему. Дарклинг выдержал ее взгляд. Он не должен слушаться ее, как ручная обезьянка. Хотя перспектива голодать тоже не казалась заманчивой. — Это все для тебя. Против воли Дарклинг посмотрел на Родиона. Тот ухмылялся, но глаз от карты не поднимал. — Я не голоден, — заявил Дарклинг, игнорируя протест желудка. Ко рту подступила желчь. Алина приподняла одну бровь. Свернув карту, она протянула ее парню со шрамом. — Пусть шквальные готовятся. После захода солнца нужно ускориться, иначе не успеем. И проверь как там остальные. Родион недовольно скривился, но вышел из каюты. Когда за ним закрылась дверь, Алина встала со стула, подошла к Дарклингу и присела на край стола. Оторвала пару виноградин от ветки и протянула одну к его губам. Дарклинг зубами подхватил ягоду и проглотил ее, едва раскусив. Он послушно съел ещё несколько виноградин, стараясь не думать о том, что столетия, потраченные на создание репутации, ушли в никуда всего за сутки. Алина потрепала его по голове. — Хороший мальчик, — промурлыкала Алина. — А теперь поешь. И Дарклинг сдался. Есть со связанными руками было неудобно, и он даже не стал пробовать взять вилку или нож, лежащие рядом с тарелкой. Сок с цыпленка потек по подбородку, и он вытер его тыльной стороны ладони. К черту все. Он пленник, и единственное, что теперь имеет значение — это выживание любой ценой. Если ему придется есть руками, чтобы повеселить Алину, то пусть будет так. — Мне льстит, что ты считаешь, что даже в таком состоянии я могу попытаться сразиться с тобой, — сказал Дарклинг, протягивая связанные руки, чтобы взять яблоко. Алина пожала плечами. — Просто мне нравится, когда ты связанный, — она придвинула вазу с фруктами ближе, чтобы Дарклингу не пришлось так далеко тянуться. — Сколько раз ты связывал меня? Веревкой, цепями, угрозами в адрес тех, кто мне дорог? Держал меня в плену, наслаждался моей беспомощностью? Приятно наконец-то поменяться местами. — А что тот парень, со шрамом? — спросил Дарклинг, меняя тему. — Родион. Завела себе нового любовника-отказника, на замену следопыту? Пальцы Алины стиснули край стола. Похоже, она ещё не совсем очерствела. — Он гриш, — спокойно ответила она, хотя костяшки пальцев побелели от того, как крепко она стискивала стол. — Сердцебит. Это он залечил твою руку. Дарклинг удивительно поднял брови. Залечил — это слишком сильно сказано. Скорее убедился, что Дарклинг не умрет от кровотечения, и бросил работу. — Сердцебит? Ты говорила, что это был целитель. — Сердцебит в бою, целитель в остальное время. Он корпориал, а это значит, что он знает, как свернуть твои внутренности в узел, едва шевельнув пальцем. Это была угроза? Или предупреждение? Дарклинг откинулся на спинку стула. — Я не истекаю кровью, не мучаюсь от жажды и утолил голод. Так что же тебе от меня нужно, Алина? — Я кое-что ищу. — Жар-птицу? Дарклинг потратил несколько сотен лет, отыскивая усилители Морозова, пока следопыт не нашел оленя и морского хлыста всего за пару месяцев. Затем Дарклинг почти захватил трон, а Алина почти убила их обоих, чтобы спасти своих друзей. Годы в бегах, игра в кошки-мышки, в которую выигрывал каждый, но ненадолго, пока один из противников не находил способа изменить положение дел. Дарклинг не мог найти жар-птицу без следопыта, а тому либо не удалось этого сделать, либо Алина почему-то не захотела искать последний усилитель. Алина склонила голову на бок. — Кое-что поинтереснее. — Что тебе от меня нужно, Алина? — повторил Дарклинг. Я уже стал твоей карманной собачкой, так скажи мне, что ты ищешь. — Не торопи события. — А мне сказали, что для меня есть работёнка. — Но необязательно связанная с тем, для чего тебя держат живым, — Алина спрыгнула со стола. — Сейчас мы стоим в порту и отплываем только через час. Памятуя о том, как ты был добр ко мне и позволял мне бродить по палубе, когда я была твоей пленницей на китобойном судне, я решила отплатить тебе той же любезностью. Тебе не помешает размяться и глотнуть свежего воздуха. Губы Дарклинга изогнулись в подобии улыбки. Памятуя о том, как ты был добр ко мне. Он водил Алину по палубе, чтобы ее ненаглядный следопыт помнил, чем рискует, если попытается обмануть его. Сейчас же цель девушки была очевидна: показать всем, что Дарклинг — ее пленник. В этот раз в качестве сопровождающего был выбран (или они сами вызывается, кто будет сторожить пленника?) другой парень, тот, что аккуратно вёл Дарклинга по коридорам в первый день. Он останавливался, чтобы поговорить с каждым членом экипажа, оказавшегося на пути, поэтому когда Дарклинг выбрался из люка на верхнюю палубу, то солнце уже клонилось к горизонту. Дарклинг закрыл глаза и глубоко вздохнул свежий морской воздух. Игнорировать перешептывание и смешки команды Алины было довольно легко, и когда он посмотрел на них, ему удалось сделать это лениво, без ненависти во взгляде. Это просто дети. Глупые подростки, решившие, что могут все, раз благодаря помощи святых смогли одолеть его. Его это не должно волновать. Только услышав гудок швартующегося корабля, Дарклинг догадался посмотреть вокруг. Они стояли в небольшом порту, который мог находиться как в Керчии, так и в каком-нибудь равкианском городке, берущего пример с западных стран. Узкие, но высокие дома прижимались друг к другу, как мерзнущие люди, крадущие тепло у соседа. Матросы поднимали на борт корабля Алины одни ящики и спускали другие. Они были единственные, кому не было дело до связанного Дарклинга, их больше заботило, как бы не уронить свой груз себе же на ноги. А вот люди в порту и на шхуне, зашедшей в порт, внимательно изучали его. Дарклинг был без чёрной кефты, в обычной рубашке и брюках, но они видели его холодные глаза и шрамы, и догадывалась, кто стоит перед ними. Были ли среди них потомки опричников и гришей, сложившихся ему верой и правдой? Помнил ли хоть кто-то из них, ради чего Дарклинг жертвовал городами и людьми? Знали ли они, что ещё тридцать лет назад существовала Вторая армия, начало которой положила его мечта сделать гришей равкианцами? Вряд ли. Для них Дарклинг навсегда останется монстром, променявшим жизни их близких ради желания занять трон. Историю пишут победители. И эту главу рассказывал король Ланцов и Заклинательница Солнца. Дарклинг расправил плечи и поднял подбородок. Что ж, играть, так играть. Сопровождающий позволил Дарклингу самому решать, куда идти, поэтому они неспешно прогуливались по периметру палубы. Люди Алины не скрывали усмешек и вяло отодвигались в сторону, когда перед ними возникал пленник, пока парень, сторожащий его, не напомнил им об их делах. — С каких пор ты нянчишься с ним? — спросила девушка с ножами, прикрепленными к бедрам и предплечьям. — После того, что он сделал с твоей матерью? Парень пожал плечами. — Злости моих старших братьев и сестёр вполне хватит, чтобы я позволил себе не думать о мести. Пошли. Последнее относилось к Дарклингу. Он воспользовался заминкой, чтобы осмотреть перила. Они прошли всю палубу, и Дарклинг пошёл на второй круг, когда сопровождающий посмотрел на него с подозрением. — Свобода подошла к концу? — с издевкой спросил Дарклинг. Парень заколебался. — Вообще она сказала, что ты можешь гулять, сколько хочешь, но мне не нравится настрой команды. — Они имеют право ненавидеть меня, — пожал плечами Дарклинг. — Если бы они просто тебя ненавидели, все было бы куда проще. Ладно. Второй круг. Дарклинг старался сохранять безразличный вид, но сердце бешено колотилось в груди. Они завернули за ящики, которые недавно занесли на борт. Ещё тридцать минут назад здесь на канате сидело двое матросов, но дружелюбный парень согнал их. Дарклинг опустил руки и почувствовал, как в ладонь скользнула рукоятка столового ножа, который он стащил за обедом. Поблизости никого не было: экипаж готовился к отплытию и не обращала на них никакого внимания. Ему нужно всего три секунды, чтобы добраться до перил и спрыгнуть на причал. Руки матросов были заняты ящиками, поэтому даже если они попытаются его поймать, у него будет выигрыш по времени. — Что та… — начал сопровождающий, когда Дарклинг снова остановился. Продолжение вопроса потонуло в тихом вскрике: развернувшись, Дарклинг вонзил нож ему в живот. Парень согнулся и прижал руки к краю раны, из которой все еще торчала рукоятка. Не мешкая, Дарклинг сорвался с места. Он успел добежать до перил, а затем его сердце остановилось. Очнувшись в этот раз, Дарклинг осознал, что хорошее отношение к нему закончилось. Он сидел на стуле, привинченном к полу, руки связаны за спиной, лодыжки ремнями зафиксированы на ножках стула. У него не было видимых ранений, но внутри все ныло. Сердце билось слишком медленно; он чувствовал его в горле, слышал стук в ушах. Ему было жарко, но вместе с этим его бил озноб. Он помнил, как схватился за перила, но нырнуть под них не успел. Не было криков или попыток его остановить, если не считать судороги, пронзившей грудную клетку. Дарклинг попытался поспать, надеясь, что за это время странное ощущение пройдет, но несмотря на жуткую усталость, сон не шел. Громкое сердцебиение, отдающееся во всем теле, нервировало и пугало. Это могло быть как реакцией организма на остановку сердца, так и изменениями, вызванными сердцебитом, чтобы наказать Дарклинга за попытку побега. Прошла целая вечность, прежде чем дверь открылась. Дарклинг сидел спиной к вошедшему, и даже повернув голову, не смог увидеть, кто его навестил. — Как же я тебя ненавижу. Дарклинг облегченно вздохнул. До этого он даже не замечал, что задерживает дыхание, гадая, пришли ли наконец гриши и отказники за отмщением. Но к счастью — или наоборот — это была Алина. Она захлопнула дверь. Щёлкнул задвигающийся засов. Алина обошла Дарклинга и встала напротив него, скрестив руки на груди. — И о чем ты думал? — гневно поинтересовалась она. Носок ботинка отстукивал нервный ритм на полу. — Сигануть с корабля, сломав себе ноги, и со связанными руками бежать в город? — Ты дралась за свободу и в более невыгодных условиях, — голос Дарклинга дрожал. Хотелось умереть, лишь бы это странное состояние прекратилось. — Только я при этом никого не убивала. Дарклинг замер. — Он мертв? — он не знал имя того парня, что сопровождал его во время прогулки по палубе. Дарклинг не собирался его убивать; он не целился в жизненно важные органы, намереваясь только обезвредить его. По этой же причине он оставил нож в ране — таким образом можно было избежать смерти от кровотечения. В глазах Алины промелькнули молнии. — Нет. Иначе я бы уже свернула тебе шею. Между прочим, он младший сын Жени, которую ты когда-то подарил Королеве. Ненавижу тебя. — Ты это уже говорила, — Дарклинг заерзал на стуле. — Однако при этом ты противоречишь самой себе. — О чем ты? — Ты говоришь, что ненавидишь меня, но при этом заботишься обо мне. Знаешь, что я думаю? — Учитывая тот факт, что ты совершил пару часов назад, я сильно сомневаюсь, что ты умеешь думать. Дарклинг проигнорировал ее комментарий. — Последние несколько десятилетий мы ведём войну друг против друга. Но сейчас все изменилось, и я оказался у тебя в плену. Я был ранен и измучен, но ты залечила мои раны. Твоя команда хочет меня убить, но ты выдала мне охрану, чтобы они не смогли мне навредить. Ты заставляла меня есть и позволила спать на твоей кровать. — И что? — вяло спросила Алина. — Ты играешь со мной. Ты дала мне понять, что все вокруг — враги, но ты на моей стороне. Делаешь вид, что идёшь на поводу у команды, что только притворяешься, будто бы готова убить меня, когда я перестану быть нужным. Но все это только игра. Ты хочешь, чтобы я видел в тебе святую, спасительницу. Чтобы я начал доверять тебе и забыл, что за всеми моими мучениями стоит не твоя команда — а ты. — Ты правда так думаешь? — тихо спросила Алина. — Это единственное объяснение. Милосердие Алины не было вызвано ее детской наивностью, верой, что Дарклинг заслуживает спасения. Это время уже давно прошло. Нет, ее доброта — всего лишь способ запутать его, заставить расслабиться и предать самого себя. Очередная попытка унизить его и привязать к себе. Алина долгое время молчала, изучая его. Затем она расцепила руки и убрала волосы с лица. Дарклинг решил, что она собирается уйти, поэтому удивился, когда она неожиданно заговорила. — Ты никогда не задумывался, что дело может быть в чем-то другом? Не только в нашей гонке за власть, не в попытках уничтожить друг друга? — она выдержала паузу, но Дарклинг чувствовал, что она не ждёт от него ответа. Она собирается с силами, чтобы сделать признание. — Мал мертв. В прошлом году я похоронила Николая. Все мои друзья либо в могиле, либо скоро там окажутся. Ты считаешь, что моя забота — это игра, но ты никогда не думал, что я просто не хочу вредить единственному оставшемуся человеку, который когда-то был мне дорог? — И поэтому держишь меня в цепях, — тихо сказал Дарклинг. Алина вдруг ожесточилась. — Ты говорил, что нуждаешься во мне. Что только я равна тебе, — она подняла руку и коснулась своего плеча, на котором остался шрам от зубов ничегои. — А затем ты надел на меня ошейник и оставил свое клеймо. За один шаг она подошла к Дарклингу и опустила руки на спинку стула. Приблизила свое лицо к его, так, что он увидел свое отражение в ее глазах. — Так что будем считать, что у нас обоих испорченное представление о любви. Она поцеловала его. Не думая о причинах и следствиях, Дарклинг ответил на поцелуй, наклоняясь навстречу к ней, насколько это было возможно в его положении. Веревка натянулась и сильнее впилась в запястья. Одна рука Алины зарылась ему в волосы, второй девушка удерживалась за спинку стула. Алина внезапно отстранилась и заглянула ему в глаза. — Скажи мне, — пробормотала она. — Почему ты играл со мной тогда, в Малом Дворце? Зачем заставил проникнуться к тебе чувствами? Дарклинг вспомнил первые несколько недель после того, как нашёл заклинательницу Солнца. Он хотел, чтобы Алина доверяла ему, и собирался достичь этого любыми способами. — Потому что так было бы проще. Алина кивнула, будто бы именно такой ответ и ожидала услышать. — Потому что так будет проще, — повторила Алина, почему-то изменив время. Затем она села Дарклингу на колени и снова поцеловала его. Дарклинг поймал себя на мысли, что он скучал по этому. По ее мягким губам, прядям волос, щекотавшим его щеки. В последний раз они целовались в ту роковую ночь в часовне, когда Дарклинг повёлся на слова Алины о том, что она принимает его условия и останется с ним. Чувства, которые он испытывал к ней и которым он не мог подобрать название, затуманили его разум и не позволил разгадать её замысел. Тот поцелуй был притворным — по крайней мере, со стороны Алины. Но сейчас все было иначе. Дарклинг ненавидел, что его руки были связаны за спиной, из-за чего он не мог коснуться её, обхватить руками и прижать ближе. Но даже находясь в невыгодном положении, он целовал с одолевающим его желанием, и он не знал, чего хотел больше: утонуть в ней или отомстить за свои унижения. Алина потянула его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и прижалась губами к горлу. Она проложила дорожку из поцелуев от подбородка до плеча, насколько это позволял расстегнутый на две пуговицы верх рубашки. А затем она укусила его. Дарклинг вздрогнул от неожиданности. Боль была несильная, хотя когда Алина отстранилась, он увидел глубокий след её зубов на своём плече. — Следом будет ошейник и окова? — поинтересовался Дарклинг, догадавшись, что хотела этим сказать девушка. След от человеческого укуса заживёт через пару дней, но укус ничегои не исцелит даже сила гриша. Алина провела пальцем по линии пуговиц на рубашке Дарклинга. — Ты уже в оковах, — ей потребовалось десять секунд, чтобы расстегнуть рубашку Дарклинга и откинуть ткань с его плеч, к веревкам на запястьях. Следующей её целью была застежка на брюках. — Развяжи меня, — пробормотал Дарклинг, игнорируя заряд молнии, пробивший его, когда Алина зацепила пах. Он проигрывал сражение за сражением, но мог выиграть в другом. — Позволь доказать свою преданность. Алина покачала головой. Она наклонила голову, так что они соприкоснулись лбами, и прошептала прямо напротив его губ: — Теперь ты принадлежишь мне.