Auburn Wings and Golden Dreams

После

Эндрю выпускают из тюрьмы теплым весенним утром. На нем рубашка с длинными рукавами, которая шла в комплекте с тюремной униформой, под одеждой, ранее принесенной Лютером. — Слишком жарко для рукавов. У тебя будет тепловой удар. Нил хочет снова ударить Лютера по лицу. Если бы он слушал, когда Эндрю доверял ему, возможно, ему не нужно было бы скрывать свои шрамы. К счастью для всех, безразличие Эндрю позволяет ему пожать плечами и пойти к такси, где их ждет Аарон. Нил наблюдает, как Эндрю забирается на переднее сиденье машины, оставляя Лютера сидеть рядом с Аароном. Аарон задумчиво улыбается, несмотря на то, что он не будет ехать рядом со своим братом. Его лицо покрыто едва заметными синяками, которые, как знает Нил, не останутся незамеченными для Эндрю, но это может подождать. Он ничего не будет делать, пока рядом Лютер, поэтому Нил быстро взлетает над машиной. Он скучал по возможности правильно расправить крылья и свободно летать, и он намерен в полной мере воспользоваться этим чувством, пока может. Если ему нравилось бегать при жизни, то только потому, что он не знал, насколько лучше летать. После нескольких кругов он сидит на крыше машины до конца пути. К счастью, самолет полностью не заполнен, поэтому Нил может занять один ряд сидений через проход от Эндрю. Аарон пытается говорить. Лютер не может перестать посылать пустые угрозы. Нил просто смотрит на руки Эндрю, изо всех сил сжимающие подлокотники, и решает сесть за братьями. — Все в порядке, Дрю. Если самолет упадет, я только спасу тебя от падения. Может быть, твоего брата тоже, если хочешь. Эндрю никак не может услышать, но, тем не менее, как и в большинстве случаев, когда Нил разговаривает с ним в моменты стресса, он, кажется, слушает и ненадолго ослабляет хватку. — Но я бы позволил Лютеру умереть. Он мне совсем не нравится. Костяшки пальцев Эндрю перестают белеть. — Ты боишься высоты? — спрашивает Аарон, когда замечает руку Эндрю на подлокотнике. Эндрю фыркает в ответ. Брат кажется достаточно довольным ответом и молчит до конца полета. Ни Нил, ни Эндрю не замечают, что Аарон время от времени вздрагивает, когда двигается. Это нехорошо. Эндрю хранит молчание, пока они садятся в машину и направляются к дому своей матери. С тех пор как Нил вошел в жизнь Эндрю, они жили в домах, которые снаружи были мечтой, а внутри — кошмаром. Дом Тильды внутри и снаружи выглядит как кошмар. Лужайка заросла, краска на стенах облезла, машине, кажется, уже много лет с истекшим сроком годности. Нил совершает короткий полет вокруг и обнаруживает, что большинство окон разбиты, трава на заднем дворе слишком длинная, а части крыши сломаны или отсутствуют. Как Аарон жил так долго, он не понимает. Он возвращается как раз тогда, когда трое мужчин входят в дом, чтобы встретить невысокую женщину с тусклыми светлыми волосами и безумными глазами, от которых у Нила мурашки по коже. Что-то в Тильде напоминает Нилу его собственную мать. Он не думал о ней уже много лет, и хотя эта женщина не выглядит лучшей мамой, чем Мэри Хэтфорд, он не может подавить укол зависти. При виде сыновей Тильда гасит сигарету о грязную пепельницу рядом с собой. — Это Эндрю, — без надобности говорит Аарон. Тишина растягивается. И тянется. И тянется еще немного, пока Нилу не кажется, что они все замерли. — Если тебе ничего не нужно, я пойду. — наконец говорит Лютер. Он исчезает прежде, чем кто-либо отвечает. Новая семья остается замороженной еще долго после того, как он ушел. Тильда неотрывно смотрит на Аарона еще две бесконечные минуты, прежде чем заговорить. — Если вы думаете, что я приючу преступника бесплатно, вы ошибаетесь. У меня нет ни денег, ни места, ни терпения. — Пока Тильда говорит, Нил ходит по ближайшим комнатам. Большинство поверхностей покрыты слоем пыли, а мебели мало. — Это все делает мой брат, и я не собираюсь делать для вас двоих больше, чем позволить вам жить под моей крышей. Не мешайте мне, и, может быть, мы сможем существовать в мире. Если у тебя есть вопросы , спроси у этого маленького дерьма, которому пришла в голову идея пригласить тебя сюда. — Мама. — У меня двойная ночная смена, и я опаздываю. Даже не думай взять мою кровать или мои вещи. С этими словами она уходит, хлопнув дверью. — У нее просто плохая неделя. Все наладится. — говорит Аарон спустя несколько минут молчания. — Так ли это? — спрашивает Эндрю, проводя пальцами по одному из пыльных кухонных прилавков. Аарон сглатывает. Нил видит боль в его теле, надежду в карих глазах, и хотя он не его протеже, он хочет взять обоих близнецов с собой, далеко туда, где они смогут стать братьями. — Я подрабатываю в кафе. Может, они и тебе дадут работу. — Разве ты не должен учиться? Аарон смотрит на свои потрепанные кроссовки, почесывая затылок. — Да, я хожу в школу. Просто... Нам нужны деньги. — Хочешь быть похожим на нее, когда вырастешь? Нил перестает ходить по комнатам, чтобы посмотреть на Эндрю. Эндрю не задает так много вопросов. Аарон смотрит на него, прежде чем фыркнуть. — Я хотел бы стать врачом, но я никогда не поступлю даже в колледж. Но все в порядке. Я просто рад, что ты здесь. — Увольняйся. — Что? — одновременно спрашивают Аарон и Нил. Близнецы слышат только один голос. — Ты не получишь стипендию, если будешь недостаточно учиться. Ты ходишь в школу, а я буду работать. — Ты не можешь этого сделать! Тебе тоже стоит пойти в школу. Мы буквально одного возраста. Нил знает, насколько великолепен Эндрю. Ему не нужна школа, чтобы чему-то научиться. Но также, разве Нил не должен делать что-то, чтобы избежать этого? Словно отвечая на вопрос Нила, Эндрю пожимает плечами. — В школе скучно. Аарон идет на кухню, чтобы открыть пустые шкафчики и такой же пустой холодильник. — Что ты хочешь на ужин? Это твоя первая ночь. Мы могли бы заказать что-нибудь. Я думаю, у нас есть… — Посмотри на меня. Аарон замирает. Ему требуется несколько вдохов, чтобы обернуться. Если бы Нил только мог знать, что творится в мозгу Эндрю... Нил делает шаг назад, когда Эндрю начинает идти к своему брату и держит его за подол рубашки, чтобы притянуть к себе. Аарон вздрагивает от этого движения и сжимает руки в кулаки по бокам. Ясно как божий день, что он пытается проглотить боль. — У нас есть сделка. Я защищаю тебя, а ты не защищаешь ее. Если я скажу, что ты увольняешься с работы, чтобы учиться, ты это сделаешь. Оставь ее мне. — Я не могу. Она узнает, и она… — И она изобьет тебя до полусмерти. Опять. А потом ты примешь слишком много ее таблеток, и она снова разозлится. Скажи мне, что я ошибаюсь. — Откуда ты вообще это знаешь? Эндрю отпускает Аарона, чтобы закатать рукав. — Ты не единственный, кто прячет здесь секреты. Выражение лица Аарона слишком быстро меняется от недоумения к шоку и печали при виде единственной линии, пересекающей его запястье. Инстинктивно Нил смотрит на набор линий, покрывающих внутреннюю часть его собственных рук. Неважно, как давно это было, этот единственный шрам, которого он не мог избежать, причиняет ему боль больше всего. — Нет. Давай ужинать. Без лишних слов Аарон и Нил следуют за Эндрю. Он теперь главный.

До

Та первая ночь с Эндрю заставила Натаниэля подумать, что он плачет из-за чего-то вполне нормального. Он не знал, что это влечет за собой, поскольку ему никогда не разрешалось иметь друзей, а его отец всегда стремился пустить кровь из Натаниэля, но он надеялся. На вторую ночь он понял, что для мальчика ненормально бодрствовать всю ночь, переводя дыхание, свернувшись калачиком в углу, завернувшись в одеяла, когда семья, с которой они жили, казалась такой милой. На третью ночь Натаниэль понял, почему Эндрю не хотел ничего чувствовать. День прошел, как и предыдущий. Натаниэль изо всех сил старался успокоить Эндрю каждый раз, когда тот вздрагивал при контакте и думал, что, возможно, с Эндрю что-то не так. Ночь доказала, что он ошибался. В конце концов Эндрю уснул почти в два часа ночи, когда дверь открылась. — Эй Джей, пора играть. Натаниэль точно знал, что сейчас не время для игр, но ждал, хотя Эндрю начал задыхаться. Натаниэлю не потребовалось много времени, чтобы понять, что с Эндрю все в порядке, кроме его приемного отца. Он смотрел, как Эндрю боролся за то, чтобы его оставили в покое, чтобы его не трогали, чтобы его не бросили на живот, чтобы его не вырвали из штанов и нижнего белья и не прижали к земле, пока старший мужчина взбирался на него сверху. — Не кричи, Эй Джей, мы не хотим будить маму. Когда Натаниэль наконец (вроде как) понял, что произойдет, он не стал думать, прежде чем прыгнуть между Эндрю и Сэмом. Он не знал, как он это сделал, но в один момент Натаниэль думал о том, чтобы защитить Эндрю любой ценой, а в следующий его тело было прижато к холодной кровати, ногти вонзались в уже побитый череп, а его тело чувствовало, что он раскололся надвое от боли. Это было хуже, чем ножи, кулаки, сломанные кости и слова отца. Это была самая ужасная боль, которую он когда-либо испытывал. Это было также унижением, позором и необходимостью освободиться. Натаниэль заплакал. — Я. Сказал. Тебе. Чтобы. Ты. Заткнулся. — сказал Сэм, сильно ударяясь с каждым словом, сильнее прижимая руку к губам Натаниэля, поглаживая его спину другой рукой, пока Натаниэль не почувствовал, что его позвоночник вот-вот вырвут из него. Слезы продолжали течь, пока длилась пытка. Закончив, Сэм позволил телу Натаниэля обмякнуть. Он накрыл его резкими движениями. — Мы же не хотим, чтобы мама нашла тебя таким, правда? — прошептал он перед уходом. Натаниэль не мог пошевелиться. Он позволил своему телу сотрясаться от силы своих безмолвных рыданий, пока не вспомнил об Эндрю, так что Натаниэль заставил его перевернуться на кровати и посмотреть, где он находится. Он не мог понять, что случилось с его мальчиком. Когда Натаниэль плюхнулся на спину, не в силах больше контролировать свои движения, он увидел, что Эндрю спит на животе, как раз там, где несколько секунд назад был Натаниэль. Его лицо было залито слезами, но он не выглядел и вполовину так плохо, как чувствовал себя Натаниэль. Он медленно сел. Агония сокрушила каждую часть его тела. Он двигался осторожно и обнаружил, что может снова натянуть штаны Эндрю. Только когда он закончил, Натаниэль поймал взгляд каштанового за его спиной, касаясь лица Эндрю, и понял, что пока Сэм был на нем, он не видел и не чувствовал его крыльев. Затем он почувствовал, как что-то мокрое стекает по его черепу. Его пальцы покраснели. Так он открыл первый способ защитить Эндрю.