Auburn Wings and Golden Dreams

После

Натаниэль погиб от рук своего отца, когда ему было десять. Он мало что помнит из того времени, когда был человеком, кроме крови и агонии, но он может сказать, что быть ангелом-хранителем не так увлекательно, как кажется. Это одинокая работа, особенно болезненная для него. Иногда это больнее, чем быть живым и сыном Мясника. В то время как некоторые люди могут предположить, что удачи не существует, Натаниэль может с полной уверенностью сказать, что она существует. Это реально, почти осязаемо, и, к черту его собственное невезение, его нужно было приписать к мальчику, у которого этого было не так много. — Доу, — полицейский бьет дубинкой по камере. — У вас гости. Эндрю и Натаниэль одновременно поднимают глаза. На мгновение они оба боятся одного и того же. Эндрю откладывает книгу и говорит, не отрывая взгляда от человека по другую сторону камеры. — Нет. — Я не спрашивал. Подвинь его, иначе мне придется тебя забрать. Натаниэль готовится вмешаться, если офицер попытается прикоснуться к Эндрю, но его протеже встает и идет ко входу в камеру самостоятельно. Натаниэль перестает расправлять перья, чтобы следовать за ним. В тот момент, когда Натаниэль выходит из камеры, он расправляет крылья по бокам и немного двигает ими, чтобы вернуть им чувствительность. Технически Натаниэль не ограничен рамками маленькой комнаты, но он думает, что для него будет справедливо жить в тех же условиях, что и Эндрю. Это немного глупо, однако, зная Эндрю, всегда лучше быть готовым, близким и иметь возможность остановить мальчика, прежде чем он кого-то убьет. Или близок к тому, чтобы быть убитым. Эндрю следует за офицером, а Натаниэль идет за ними, думая о книге Эндрю. Это четвертый раз, когда Эндрю проходит через «Благие знамения » в этом месяце. Для Натаниэля эта история довольно забавна, учитывая тот факт, что он не знал ни одного другого ангела во время своего пребывания с Эндрю, а его крылья такие же каштановые, как и его волосы, а не черно-белые, как их часто изображают. И все же он находит некоторую привлекательность в имени одного из авторов. Может быть, он мог бы начать называть себя Нилом. Не то чтобы кто-то когда-либо звал его, но это было бы неплохой переменой после стольких лет, когда он помнил имя своего отца. Натаниэль делает это официально, пока Эндрю надевают наручники, прежде чем впустить его в комнату для свиданий. К черту Натаниэля Веснински. Теперь он будет Нилом. Он может придумать свою фамилию позже. У него много свободного времени, так как они в тюрьме. Он может придумать что-то более чем приличное и менять это сколько угодно раз. В любом случае, это что-то только для него. Нил настолько рассеян, думая о вымышленных именах, что останавливается только тогда, когда тело Эндрю сталкивается с его телом. Они нечасто соприкасаются, и он уверен, что Эндрю не может его видеть, но странно, что Нил может его остановить. Большую часть времени он просто… прозрачен. — Верни меня обратно. Полицейский смотрит на Эндрю, не моргнув глазом. — Они проделали весь путь из Южной Каролины не для того, чтобы они вернулись с ни с чем. — Мне плевать. — отвечает Эндрю, поворачиваясь на пол-оборота, несмотря на наручники, удерживающие его ноги и руки. Нил должен последовать за ним, но любопытство побуждает его заглянуть в комнату для свиданий. Его кровь — или что там у Нила вместо крови — закипает при виде Лютера, сидящего за столом. Ни он, ни Эндрю не простили его после того, как мужчина не поверил ни единому слову о Дрейке. Нил был уверен, что Лютер поможет им. Поможет Эндрю. Но нет. Он просто отдал его и назвал Эндрю лжецом, хотя Эндрю никогда не лгал. Это было неделю назад. Когда Лютер позвонил Эндрю, предложив шанс «исправить свои ошибки». В том, что Нил и Эндрю вместе делали, не было ничего неправильного, если бы только Лютер слушал и верил. Тем не менее, Лютер не худшая часть. Рядом с ним другой Эндрю. Или как там брата Эндрю зовут. Нил помнит все, что последовало после звонка, но то, что сказали близнецы, когда копия разговаривала с Эндрю в первый и последний раз, размыто. Неудивительно, почему Эндрю сейчас уходит. — Доу. Повернись сейчас же, или я затащу тебя туда силой. — Попробуй. Нил трет лицо в поражении. Эндрю может и не видит Нила, но он достаточно умен, чтобы понимать, что что-то смягчает его удары всякий раз, когда он попадает в беду или ссорится. —Эндрю? — Вызывает голос позади них, прежде чем мужчина успевает что-либо сделать. Эндрю замирает. Нил переводит взгляд с одного близнеца на другого. Там, где Эндрю — это острые углы, отточенные ударами его жизни в приемной системе, другой брат — это лицо поражения, скрытое за толстыми слоями тонального крема, который может заметить даже Нил. — Нет, — отвечает Эндрю, не оборачиваясь к своему близнецу. — Ты мой брат. Мне все равно, что ты сделал. — Это больше мольба, чем что-либо еще. — Доу, у меня нет на это времени. Либо иди внутрь, либо оставайся в уединенной камере на неделю. Твой выбор. Никто не может видеть, но Нил дрожит от угрозы. Он ненавидит темные, маленькие места. И Эндрю тоже. Он никогда не скажет, однако Нил знает, что кошмары становятся все хуже. Для обоих. Эндрю поворачивается на каблуках и идет в комнату для свиданий. Лицо близнеца на секунду озаряется, прежде чем он возвращается к столу, где его ждет Лютер. Эндрю с громким стуком плюхается на ближайший стул. Нил занимает запасное место. — Доброе утро, Эндрю. Тишина. — Я вижу, что заключение не улучшило твои манеры. — Если вы хотели теплого приветствия, вам не следует приходить сюда. Лицо Лютера становится свекольно-красным. Что-то происходит между ним и другим Эндрю, заставляя пожилого мужчину вздыхать и говорить. — Как ты знаешь, Спиры не заберут тебя обратно после этого… Инцидента. Но я разговаривал со своей сестрой Тильдой, и она тебя возьмет. С небольшой помощью она осознала ужасную ошибку, которую она сделала, оставив с собой только Аарона. Аарон! Конечно. — Значит, у нее может быть еще одна боксерская груша? — спрашивает Эндрю, впервые глядя Лютеру прямо в глаза. Нил видит, как Аарон пытается уменьшить себя. — Это еще одно из твоих недоразумений, Эндрю? Мы также окажем тебе профессиональную помощь. Я вижу, что здешний терапевт проделал плохую работу, вылечив вас. По какой-то причине Нил хочет взять Эндрю за руку и сказать ему, что все будет хорошо, хотя на самом деле он должен быть готов остановить Эндрю, прежде чем он нанесет удар. —Как часто? — Вместо этого Эндрю спрашивает Аарона. Близнец смотрит вниз. —Аарон. Брат. Посмотри на меня. — Аарон поворачивается. Его карие глаза стеклянные. Он бросает взгляд на Лютера, прежде чем сосредоточиться на Эндрю. Нил воздерживается от удара Лютера по лицу. Как он может быть настолько слеп ко всему, что происходит с обоими близнецами? — Как часто? — Всякий раз, когда она злится. В любой другой день. Иногда меньше. — бормочет Аарон. — Аарон? — Лютер предупреждает. — Я могу защитить тебя, — говорит Эндрю. Нилу хочется биться головой о стол. Ему достаточно забот об Эндрю, чтобы теперь присматривать за близнецом. — Если мы заключим сделку. — Аарон, тебе не обязательно следить за его играми. Он болен, и мы поможем ему. Никто не может видеть, как кулак Нила летит над столом, но все вокруг слышат вопль Лютера и видят, как из его носа капает кровь. — Скажи еще раз, что Эндрю сошел с ума, и ты потеряешь несколько зубов. — Нил рычит, хотя его слова не слышит никто, кроме него самого. Офицер, который привел Эндрю, вскакивает на ноги. — Доу? — Это был не он. Я клянусь. — Аарон отвечает за него. — Ты думаешь, я глуп? — спрашивает Эндрю, показывая мужчине свои чистые руки. Без лишних слов Лютера выводят из комнаты для свиданий. Аарон не упускает шанса. — В чем дело? — Ты не будешь защищать ее, а я защищу тебя. — Только это? Нил может поклясться, что Эндрю какое-то время смотрит прямо на него. Он оборачивается, чтобы посмотреть, есть ли за спиной кто-то, кто мог бы привлечь внимание Эндрю, но это только Нил и пустые столики. — Договорились, — говорит Аарон, протягивая руку Эндрю. Эндрю не двигается, но блеска в его глазах достаточно, чтобы Нил понял, что он счастлив иметь брата. Когда Эндрю ложится спать той ночью, Нил может поклясться, что слышит, как он говорит: «Заставь это работать» перед тем, как заснуть. Нил может только надеяться, что это конец их неудач. Даже если время снова и снова учило их обратному.

До

Все было белым. Натаниэль почувствовал легкость и… облегчение. Он не мог сказать почему. В его руках все еще было угасающее ощущение, что он держится за что-то. Его ноги болели от отдаленного ожога бега. Внутри него и снаружи остались следы краски, но ничего точного, на что он мог бы указать. Не было ни воспоминаний, ни чувств. Просто белый. И смутные ощущения ускользали все дальше и дальше, чтобы он знал, что они собой представляли или что значили. — Натаниэль. — Голос гремел вокруг него. Натаниэль инстинктивно вздрогнул, потому что… Он не мог сказать, из-за чего. — Это кто? Где я? Натаниэль почувствовал необходимость бежать или укрыться. Он остался на месте. Он не видел места, куда можно было бы убежать или спрятаться в окружавшей его бесконечной белизне. Каким-то образом он знал, что это должно напугать его, но это было не так. — Твой дух свиреп. Мы даем вам выбор. — Натаниэль обернулся, чтобы посмотреть, откуда доносится голос. Он пришел пустой. Все по-прежнему было белым. — Ты заслуживаешь загробной жизни, если хочешь, Натаниэль. Однако ты можешь вернуться, чтобы позаботиться о ком-то. Белое внизу раскрылось, чтобы показать изображение маленького мальчика. Он свернулся в углу, руки тряслись. В комнате было темно. Единственное, что Натаниэль мог разглядеть у мальчика, — это бледно-светлые пряди волос, которые он отчаянно дергал руками. Воспоминания о ножах, раскаленном железе и кулаках заполнили разум Натаниэля. Он не знал, что происходит с этим мальчиком, но если он мог помочь ему избежать боли, видя, как его собственная плоть разрывается от рук того, кто должен любить его, Натаниэль должен был остановить это. — Отведи меня к нему. — Ты должен знать правила, Натаниэль. — Меня не волнуют правила! Разве ты не видишь, что ему кто-то нужен? — Что-то сердитое царапало Натаниэля изнутри. Он не мог сказать, что это было. Он только хотел помочь мальчику, чтобы его боль прекратилась. — И он будет у тебя. Просто учтите, что… — Возьми меня сейчас же! — Натаниэль не был плаксой, но тогда он был бы им, если бы видел, как мальчик страдает в одиночестве. — Действительно, яростный дух. Надеюсь, это не будет стоить вам того, чего вы не можете дать. Гнусное замечание уже было готово слететь с губ Натаниэля, но следующее, что Натаниэль понял, это то, что он падает. Быстро. Внезапно он снова увидел свои конечности и почувствовал, как тяжелый груз на спине тянет его вниз. Он извивался и кружился в воздухе. Теперь он почувствовал настоящий страх. Крыша дома быстро приближалась. Абсолютная белизна превратилась в темное небо. Он не мог понять, что произошло, но был совершенно уверен, что не хочет, чтобы его раздавили, как муху об стену. Его внимание привлек каштановый оттенок. Натаниэль подумал, что это парашют, одеяло или… лоскут, и его новые крылья остановили падение. Еще один взмах, и он взлетел. Радость разлилась по костям Натаниэля, и искренняя улыбка расцвела на его лице. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Мольба пронзила счастье Натаниэля. Внезапно он снова вспомнил белизну, голос, мальчика. Натаниэль обернулся, напрягая уши, чтобы понять, откуда идет звук, и последовал за ним к маленькому окну, которое вело прямо к маленькому мальчику, свернувшегося калачиком. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Натаниэля охватило ужасное чувство бессилия, когда он так наблюдал за мальчиком. Он думал о том, как проникнуть через окно, когда его руки без труда проникли в него. Инстинктивно он оглянулся, чтобы убедиться, что никто не смотрит, и с легкостью проскользнул в комнату. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. — Эндрю, обед готов! — Позвал голос снизу. Натаниэль старался казаться маленьким, чтобы его никто не заметил. — Ему сегодня нехорошо, оставьте его в покое. — Я пойду проверю его, Сэм. — Оставь его в покое. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Натаниэль повернулся и посмотрел от закрытой двери без замка на мальчика, все еще плачущего в углу. Он подошел к нему и убедился, что его новые крылья прижаты как можно ближе к его телу, чтобы ничего не задеть. — Ты, должно быть, Эндрю. Все в порядке. Я позабочусь о тебе. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. — Эндрю, ты меня слышишь? Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Когда Эндрю не подал вида, что заметил присутствие Натаниэля, он подошел ближе. Он мог видеть ногти Эндрю, запекшиеся кровью, и темно-красные пятна на его светлых волосах. Натаниэль протянул руку, чтобы помешать Эндрю поранить себя, но мальчик сжался крепче, снова заплакав. — Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. — Он продолжал бормотать. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Натаниэль, садясь рядом с Эндрю. Чем ближе он подходил к мальчику, тем его воспоминания становились менее размытыми. Огромный корт Экси. Кевин и Рико. Натаниэлю было весело, хотя он и проигрывал, потому что они были больше, быстрее и лучше. Иллюзия обучения. Схватка была прекращена. Его отец. Ярость. Слезы. Кровь. Крики. Натаниэль ушел. — Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую. — Никто не должен был причинить нам вред. Но теперь все в порядке. Кто-то послал меня позаботиться о тебе. Ты не один, Дрю. Могу я называть тебя так? —Я ничего не чувствую. — Эндрю, казалось, ослабил хватку на голове, когда Натаниэль подошел и продолжил говорить. Натаниэль подобрался так близко, как только осмелился, и расправил крылья вокруг Эндрю, создав щит из теплых перьев. — Извини, что не смог прийти раньше. Это больше не повторится. Эндрю несколько раз икнул. В конце концов, он перестал повторять «Я ничего не чувствую», и его дыхание выровнялось. Натаниэль наблюдал за его испуганным сном с расправленными крыльями, чтобы Эндрю не замерз за ночь. Если он собирался стать ангелом-хранителем, Натаниэль позаботится о том, чтобы он был всем, что он хотел бы иметь для себя перед смертью.