Обрывки воспоминаний

      Он впервые встретил её на одном из благотворительных вечеров. Михаэль в тот январь болел на удивление мало, поэтому смог попасть на прием вместе с братом и родителями. Видя яркие огни золотых канделябров, пестрые пышные платья дам, чувствуя всем телом льющуюся живую музыку и гомон светских разговоров, Михаэль в миг растерял весь былой энтузиазм. Родители редко выводили его в свет из-за слабого здоровья, поэтому в отличие от старшего брата и Элизабет, которые в одно мгновение влились в праздничную атмосферу приема, младшему из близнецов было непривычно находиться на богатых и пышных приемах. Он судорожно вцепился в приятную дорогую ткань выходного фрака отца, прячась за его спиной от большинства присутствующих.       В тот момент хотелось поскорее вернуться в поместье, почитать что-нибудь или же позвать Сиэля в игровую комнату сыграть в криббедж или шахматы. Если, конечно, он не предпочтет ему игры на улице в зимнем саду с тетей Анной и Лиззи.       — Сиэль, смотри какие пирожные! Пойдем возьмем! — до уха доносится радостный голос Лиззи, которая в миг устремилась в толпу. Светлые локоны исчезли в ворохе пышных юбок взрослых дам. Старший брат без раздумий последовал вслед за ней.       Рейчел, которая до этого беседовала с одной из множества незнакомых женщин, тут же воскликнула:       — Элизабет, Сиэль! Вернитесь немедленно! — Михаэль видит, как она ставит бокал с каким-то напитком, вероятно, вином, на стол, — прошу прощения, графиня.       — Не волнуйтесь, дети есть дети, — успокаивает её собеседница. Михаэль отметил её слишком напудренное лицо и сильный запах духов, от которого хотелось зажать нос.       Но не успела мама последовать за братом и кузиной, как они вернулись также стремительно, как и ушли. В их руках было по несколько тарелочек с различными видами десертов: от тортов до желе.       — Брат, держи! Я нашел шоколадный торт, специально для тебя, — Сиэль протягивает ему блюдце с кусочком на вид аппетитного десерта. Михаэль не может сдержать улыбки. Он выходит из-за спины отца и замечает подле старшего брата незнакомую девочку, которая придерживала его под локоть.       На вид ей было около десяти, и она отличалась от всех девочек, каких до этого момента видел Михаэль. Конечно, в основном он общался с Лиззи, но в будущем она должна была стать женой Сиэля, а других девочек, дочерей каких-нибудь аристократов, он видел лишь изредка. Но в тот момент, увидев её в первый раз, Михаэль понял — она не такая, как другие.       У девочки была светлая, буквально сияющая при свете множества свечей, кожа. Аккуратная линия четко-очерченных губ. Красивое элегантное платье цвета первого выпавшего снега, без вычурных рюш и бантиков, какие любит Лиззи. Каштановые и явно кудрявые волосы были аккуратно собраны в виде двух косичек, обвитых вокруг ушей, в которых сверкали небольшие сережки. Но самым запоминающимися были глаза: они были цвета светлого каштана.       Тогда семилетнему Михаэлю она казалась почти что феей.       — Ничего себе, как вы похожи! — его пристальный взгляд, полный детского любопытства явно не остался незамеченным. Голос девочки был такой звонкий и мелодичный, что Михаэль сразу же представил, как она поет на творческих вечерах.       — Спасибо, юная леди, что не дали набедокурить этим двум сорванцам, — мягкий баритон отца заставил младшего из близнецов перевести взгляд на него. — А Вы…?       — Боже, Роза, куда ты ушла? — рядом с девочкой появляется высокая дама, очень похожая на неё. Те же темные кудри и изящные черты лица, но глаза были цвета ясного неба. Аккуратные руки уже лежат на плечах девочки, которая поспешила обернуться в сторону женщины, прикусывая нижнюю губу. — Ох, граф и графиня, добрый вечер! Прошу прощения за поведение моей дочери, надеюсь, она Вам не докучала.       — Баронесса, все в порядке, — отец слабо улыбнулся, поднимая правую руку, облаченную в черную перчатку, в примирительном жесте. — Наоборот, хочу выразить благодарность юной леди, что не позволила моему сыну и племяннице потеряться на приеме.       — Ну что Вы, граф, можно просто миссис Эллингтон. Позвольте представлю, это Розамунд, моя старшая дочь, — женщина указывает на девочку «в белом», как её про себя назвал Михаэль. — А это Камилла, младшая.       Камиллой оказалась рядом стоявшая с женщиной девочка, на вид которой было лет шесть. Михаэль отметил внешнее сходство двух сестер, но в отличие от Розамунд, от которой буквально веяло неким теплом, Камилла не вызывала приятных чувств. От её взгляда чуть раскосых голубых, как льдинки, глаз, хотелось спрятаться.       После того вечера Рози, а именно так называл девочку только Михаэль, приезжала в их родовое поместье несколько раз за последний месяц зимы. Правда, вместе с Камиллой, с которой барон и баронесса Эллингтонов, и родители близнецов призывали почаще общаться. Это вызывало у Михаэля недоумение. Ему больше нравилось проводить время с Рози. С ней было интересней, она любила читать вслух, играть на скрипке, а главное, всегда оставалась с Михаэлем, когда он не мог присоединиться к играм старшего брата, Лиззи и Камиллы.       — Рози, ты не обязана сидеть со мной, — он болел в очередной раз. Сухой кашель разнесся по большой детской игровой.       Глаза цвета светлого каштана в миг устремились на него, а на пухлых губах растянулась улыбка. Между аккуратными пальчиками скользили желтые страницы очередной книги.       — Не волнуйся, Михаэль. Мне нравится проводить с тобой время. Та троица довольно… шумная, — она слегка хихикнула в кулачок. Он тоже не смог сдержаться от смеха. — Хочешь, я тебе что-нибудь почитаю?       В первый день марта их всей семьей пригласили в скромное лондонское поместье Эллингтонов: Розамунд исполнялось одиннадцать лет. Поместье было небольшим, в отличие от их собственной летней резиденции. Два этажа, скромный, но не лишенный изящества и богатства интерьер, немногочисленный штат прислуги. Во время праздника все они едва уместились в главной столовой, которая по размерам уступала даже общей комнате близнецов в загородном поместье. Михаэль подарил Рози свою первую поделку: заметив её любовь к чтению, он весь прошлый день провел за созданием закладки для книг. Бумажная, хлипкая, с немного растекшимся акварельным рисунком, она все равно понравилась имениннице, чему Михаэль был несказанно рад.       А затем, тем же вечером он узнал, что в невесты ему выбрана Камилла, как оказалось, еще до их встречи на том самом приеме. Тогда Михаэль впервые устроил родителям настоящую истерику, постоянно твердя, что хочет, чтобы его будущей женой была Рози, а не глупая и вечно все повторяющая за Лиззи Камилла. Рози ведь такая умная, понимающая и, конечно же, красивая.       — Я хочу, чтобы моей женой была Рози! Камилла глупая и с ней не интересно! Она постоянно играет только с Сиэлем и Лиззи!       — Но, милый, — пытается успокоить его мать, осторожным прикосновением кладя руку на его маленькое плечо, — Рози тебя старше и, думаю, она уже помолвлена с другим мальчиком. Камилла хорошая, а то что она больше проводит времени с твоим братом и Лиззи объяснимо. Ты же видишь, что она очень энергичная девочка.       — Лиззи старше нас с Сиэлем на год и ничего! Тогда почему Рози всегда остается со мной? Почему она всегда приезжает к нам вместе с Милой? Если бы у неё уже был жених, она бы не приезжала к нам так часто! — парирует он, в обиде и досаде надувая губы. Глаза начинает щипать от подступающих слез.       Рейчел, тяжело вздохнув и кинув тревожный взгляд на отца, улыбнулась младшему сыну.       — Хорошо, дорогой. Мы поговорим с миссис Эллингтон и посмотрим, что можно сделать.       Небольшой лучик надежды в одно мгновение дал Михаэлю просиять. Обняв родителей, он тут же выбежал из гостевой спальни, чтобы поскорее найти Рози. Она была в общей гостиной, в которой до сих пор витала атмосфера прошедшего праздника, хоть прислуга уже и убирала украшения, гирлянды и конфетти из-под хлопушек. Девочка сидела в большом уютном кресле близ пылающего камина, читала какую-то книгу, на вид очень толстую и очень старую, как обычно.       — Рози! — восклицает он и со всех ног мчится к ней, едва не споткнувшись об красный ковер.       Девочка отвлекается от чтения и возносит на мальчика теплый взгляд карих глаз.       — Михаэль, — она прикрывает книгу, кладя между страниц ту самую самодельную закладку, его подарок. — Что-то случилось? У тебя глаза покрасневшие. Ты плакал?       И тут он понимает, что даже не умылся после истерики, которую закатил родителям буквально несколько минут назад. Мальчик судорожно принялся вытирать нос и глаза рукавом белой выходной рубашки. Ткань в миг намокла, неприятно прилипая к запястьям.       — Нет, я не плакал, просто что-то в глаз попало, вот и.… — он видит, что Рози ему явно не верит, но на её лице все равно сияет слабая улыбка. — Рози, скажи, у тебя уже есть жених?       Он впервые видит на лице девочки искреннее удивление.       — С чего вдруг такой вопрос, Михаэль?       — Сегодня мама с папой сказали мне, что моей женой станет Камилла, когда мы вырастем, — решил, не тая, сказать он. — Но я хочу, чтобы моей женой была ты!       Карие глаза расширяются в изумлении и неожиданности.       — Но почему? Мила же симпатичная, веселая, она умеет и рисовать, и на фортепьяно играть, и…       — Камилла глупая, непоседливая и ей все равно на меня. Ей больше нравится играть с Сиэлем и Лиззи. А ты всегда остаешься со мной, поддерживаешь, — он смотрит прямо в омут её светло-карих бездонных глаз, которые в отсвете горящего пламени кажутся почти красными.       Девочка откладывает книгу на небольшой кофейный столик, наклоняется к сидящему на ковре Михаэлю, беря его маленькие ручки в свои. Её ладони на удивление холодны. Распущенные кудри мягко покачиваются в такт движениям. От них исходит аромат карамели и роз, которые сегодня стояли на праздничном столе.       — Я не смогу стать твоей женой, Михаэль, — на её лице появляется одна из самых печальных улыбок, каких только видел мальчик за всю свою жизнь. — И чьей-либо ещё. По крайней мере в этом мире. А Мила: Мила ещё ребенок, даже еще больший чем Элизабет. Она еще вырастет и станет прекрасной образцовой леди, которой будет достоин только мужчина из рода Фантомхайвов.       — Н-но почему ты так говоришь? И что означает «не в этом мире»?       Она треплет его по волосам, как делала всегда, когда он делал что-то глупое.       — Это просто метафора. Забудь об этом.       Недолгое молчание, сопровождающееся треском горящих поленьев.       — Михаэль, — начинает Рози, — с сентября я уезжаю в пансион. В Шотландию. Как минимум до Рождества. Просто хочу, чтобы ты знал.       А он лишь ловит воздух открытым ртом, словно рыба. Рози уезжает? Как? Почему? А главное, зачем?       — И мы будем видеться всего лишь несколько раз в году? — но вместо всего вороха вопросов, он задает лишь один, самый главный, смотря на языки пламени. Он знает, что если сейчас посмотрит на Рози — то наверняка снова разревется.       — Да. Я смогу приезжать только на Рождество, Пасху и летние каникулы, — она касается ладошкой его плеча. — Я буду обязательно писать тебе письма. И привозить гостинцы. Хорошо?       Глаза глубочайше-синего цвета, вспыхивающего искрами звезд, встречается с глазами цвета светлого каштана, отливающиеся оттенками осенней листвы и ранних сумерек. На губах Рози снова появляется широкая улыбка, и Михаэль улыбается в ответ.       Почти все лето они провели вместе: гостили сначала в фамильном поместье Фантомхайвов, затем в лондонском поместье Эллингтонов, а после побывали в летней резиденции Фантомхайвов. Чем быстрее приближался сентябрь, тем больше мальчик пытался проводить время с Рози. Даже приближающаяся простуда не могла помешать ему наконец-то провести время с семьей и Розамунд на природе. А осенью к ним в поместье уже приехали только миссис Эллингтон и Камилла. Розамунд, по словам женщины, уже уехала в пансион.       Камилле уже тогда исполнилось семь, и она уже четко понимала, что она и Михаэль будут мужем и женой. Мальчик сразу это заметил: изменения четко были видны в её поведении и действиях. Теперь она постоянно таскалась за Михаэлем, а когда он не мог присоединиться к играм старшего брата и Лиззи, она изнывала от нетерпения отдохнуть на улице. Младший из братьев все понял моментально: она пытается вести себя за Рози. Но выходило у неё это скверно.       Камилла вызывала больше раздражение, чем желание проводить с ней время.       Письма от Розамунд приходили каждые две-три недели: порой реже, порой чаще. Первое письмо пришло в октябре. Михаэль тогда проснулся не от голоса Танаки, а от звонкого стука в окно. Пытаясь не разбудить Сиэля, мальчик выскользнул из кровати, распахнул шторы и увидел белую сипуху с небольшим конвертом в клюве. Открыть окно тихо не получилось — старые рамы настолько громко скрипели, что в миг разбудили старшего брата.       — Михаэль, ты что там делаешь? — сонным голосом спросил тогда Сиэль, а мальчик уже успел впустить птицу в комнату. Сипуха, словно не единожды была в комнате, сразу села на спинку стула, который стоял близ письменного стола.       Только Михаэль протянул руки к письму, как птица расправила клюв, и конверт сам упал к нему в ладошки. Желтый пергамент, запечатанный воском, с подписью аккуратными изящными буквами: «Михаэлю Фантомхайву от Р. Эллингтон».       В первом письме Рози делилась впечатлениями о школе, в которой она училась. С восторгом, который мальчик буквально чувствовал сквозь размашистый почерк, она рассказывала о четырех факультетах, и что после некоторых тестов её определили на факультет эрудитов и творческих личностей хотя таковой Рози себя, судя, по собственным словам, не считала. Поведала о новых друзьях, не только со своего факультета, но и с других. И слова о том, как же она скучает по нему и как ждет наступления Рождества.       В последних строчках говорилось, что сову зовут Веста, и что пока Михаэль не напишет ответное письмо, она ни за что не улетит.       Поэтому, когда Танака пришел в комнату близнецов, чтобы их разбудить, то сильно удивился, увидев одного из мальчиков за письменным столом, который лихорадочно скользил пером по белой бумаге.       Сипуха действительно дождалась, когда незапечатанное письмо было вложено в её клюв и улетела через открытое окно. После получаса, проведенного под открытым окном, Михаэль снова заболел.       Их первая встреча за долгие месяцы произошла после Рождества. Михаэль сначала даже не узнал Розамунд. Она резко подросла, каштановые кудри теперь едва достигали плеч, а из одежды на ней были не изящные красивые платья, а простые практичные вещи: длинная юбка, белая блуза с прямым воротником и множеством ажурной вышивки.       — Прости за такой вид, — улыбаясь, ответила она, обнимая его впервые после долгой разлуки. — На уроке, кхм, домоводства, одна девочка мне случайно подпалила волосы, пришлось отрезать. А после строгой школьной формы непривычно возвращаться к богатым и красивым одеждам.       Из гостинцев и, соответственно, подарков на Рождество, она привезла кучу удивительных и необычных вещей. Каждому из близнецов она подарила странные жевательные конфеты, которые, по словам Рози, имеют различные вкусы. От вкусностей до всякой мерзости. Михаэлю повезло, и первая дегустация прошла успешно: ему попалась конфета со вкусом корицы. Сиэлю же, к хохоту младшего брата и Рози, попалась со вкусом дождевого червя.       В следующий раз они увиделись только в Пасху. Рози даже не смогла приехать в свой День Рождения к родителям, поэтому двенадцать лет отметила в пансионе, о чем охотно рассказывала Михаэлю в тот вечер. Зато все летние каникулы дети Эллингтонов практически провели в поместье Фантомхайвов. Розамунд к тому моменту уже окончательно, по мнению Сиэля и Лиззи, стала странной. Одевалась в непонятные «немилые балахоны», стала постоянно стричься по плечи, а также читала настолько древние на вид книги, что казалось, что они обратятся в прах, стоит лишь к ним прикоснуться.       Но Михаэль этого в упор не замечал, ведь Рози была все такой же милой, умной и внимательной. Словно и не бывает нескольких месяцев разлуки.       На свое девятилетие Михаэль получил с прилетевшей в то утро Вестой скромный, но близкий сердцу подарок. В праздничной небольшой коробочке обнаружилось красивое перо для письма со стальным наконечником и баночка с черными чернилами. В письме, которое лежало на самом дне коробочки, Рози от всей души поздравляла друга с наступившим праздничным днем и поведала, что подарок ему не только понравится, но и пригодится. «Чернила не простые, Михаэль, а с секретом. Написанный этим пером и чернилами текст через несколько секунд исчезнет с бумаги и будет виден только если ты поднесешь лист к огню. Не спрашивай, как это работает и откуда я взяла это чудо – это большой-большой секрет!». На первом же уроке по политике управления он опробовал перо. Буквы словно писались сами по себе, рука порхала над пергаментом, а небольшие заметки, которые он делал на полях новыми чернилами, действительно исчезали спустя несколько секунд.       В тот день он даже обошел Сиэля по скорости записи учебных заметок и конспектов.       Михаэль с таким нетерпением ждал Рождества, которое он смог бы провести с подругой, но какого было его разочарование, когда к ним приехали лишь миссис Эллингтон с Милой. Без Розамунд. По словам женщины, она не смогла приехать из-за проблем с поездом. Михаэль расстроен и первое время обижен, но, получив письмо от подруги с извинениями и примирительным подарком, в котором в очередной раз были необычные сладости, простил и забыл обиду.       В Пасху, которая была в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году они наконец-то встретились, как и несколько лет назад, на одном из приемов. По наблюдениям Михаэля, Розамунд была еще выше, теперь он едва достигал макушкой её подбородка, но даже несмотря на это, она по-прежнему была красивой. Каштановые кудри отросли и теперь достигали ключиц, а с лица начала пропадать детская пухлость. Почти весь вечер они провели за одной из больших колонн бального зала, сидя на софе и разговаривая обо всем подряд. Мальчик в основном спрашивал Рози о пансионе, но по какой-то причине теперь она говорила о нем с неохотой и даже неким отчуждением.       Уже летом между ними начало происходить что-то не-то. За два месяца каникул, Розамунд приезжала к ним всего лишь дважды. По словам Камиллы, «Розе нехорошо, она подцепила какую-то заразу в своей этой школе», но в глубине души Михаэля разрасталось сомнение, что подруга специально не приезжала. Обида вновь медленными темпами окутывала мысли.       На девятилетие Камиллы, которое приходилось на тридцатое сентября, Михаэль искренне не хотел появляться. Пусть девочка и стала уделять ему больше времени, но он видел, что компания Сиэля ей ближе. Одно время он даже хотел сказать матери, что-то в роде «Мам, а можно Камилла выйдет замуж за Сиэля, я же вижу, что я ей не особо интересен», но мысль так и осталась мыслью.       Разумеется, Розы тогда уже не было в Лондоне. Она снова была в своем пансионе, к которому Михаэль начал испытывать некую злобу. Розамунд так начала увлекаться учебой, что теперь не находила времени, чтобы написать ему хоть несколько строк. Их переписка стала настолько редкой, что теперь письма от Рози были больше неожиданными, чем долгожданными.       Чем быстрее приближалось его с Сиэлем десятилетие, тем больше он думал, напишет ли подруга письмо? Не забудет ли о нем? Ведь в пансионе она учится уже третий год, у неё много новых друзей, по её словам, не только с одного факультета, но и с других. Она посещает музыкальный кружок, где учится играть на новых для себя инструментах, и где наверняка общается с ребятами.       Что если она уже его забыла? Что если она уже нашла ему замену там, в этом далеком пансионе?       Четырнадцатое декабря тысяча восемьсот восемьдесят пятого года становится самым ужасным днем не только в его жизни, но и всей четы Фантомхайвов. Настал тот день, который перечеркнул всю жизнь на до и после. День, после которого родители были безжалостно убиты, они с братом – осквернены, а все надежды и вера в Бога – разрушены и стерты в пыль. Следующий месяц был сущим Адом, после которого он заключил сделку с дьяволом, а Михаэль «умер». Остался лишь граф Сиэль Фантомхайв.       Вспомнил он об Эллингтонах лишь в конце марта, после получения титула графа. Если бы не письмо, написанное мистером Робертом, Фантомхайв бы и не вспомнил бы о том, факте, что Сиэль был помолвлен с Элизабет. Барон Эллингтон в письмо приносил глубочайшие соболезнования семье Фантомхайв с большой потерей, поздравлял с получением графского титула и сообщал о том, что аннулирует помолвку младшей дочери Камиллы с уже погибшим младшим из наследников Фантомхайвов.       Присвоив личность брата, мальчик понимал, что он никогда не сможет прожить жизнь так, как захочет. Теперь его жизнь – это игра в графа, жениха леди Элизабет Этель Корделии Мидфорд и Цепного пса Её Величества, в которой он сможет прожить лишь до момента совершения мести.       Следующие три года проходят быстро, словно водоворот, утягивая в пучину лжи, жажды мести и совершаемых грехов для достижения своей цели. Расследования дел по поручениям Её Величества не давали предаваться воспоминаниям и сантиментам. Хотя, каждое четырнадцатое декабря он, с частичкой детской наивности, которую он всеми силами старался подавить, ожидал хотя бы письма, написанного высокими, изящными буквами и грациозным почерком.       Но не было писем, которые всегда приносила белая сипуха. Ведь Розамунд всегда писала Михаэлю, который для всего общества был мертв. А значит и для неё. И он смирился с этим. Он бы и дальше жил одной лишь местью, пока на одном из приемов, посвященных Пасхе и помолвке младшей дочери Эллингтонов с виконтом Хэмптоном не встретил Розамунд.       Увидев в толпе знакомый профиль и волосы, уложенные в прическе а-ля Клотильда, он сначала решил, что обознался. Стоявшая в окружении нескольких дам, одетых в выходные роскошные платья, фигура девушки была облачена в слишком простой и несуразный наряд, который был достоин только разве что для представителей среднего класса. Белая, украшенная кружевами блуза с объемными рукавами, едва скрывающими запястья. Высокая расклешенная черная юбка, подол которой обнажал щиколотки, обутые в завышенные ботинки со шнуровкой и на невысоком каблуке. И… все. Никаких аксессуаров в волосах, на руках или шее. Одеяние никак не для светского приема, и словно не для этого времени.       Словно девушка, облаченная в столь дикий и несуразный для светской дамы, но довольно практичный наряд, не должна была здесь появляться, но по воле судьбы или случая все-таки оказалась здесь.       Но когда она повернулась в его сторону, обращаясь к какой-то даме, он смог с расстояния увидеть лицо девушки и понять, что это действительно Розамунд. Повзрослевшая, с лицом уже юной женщины, а не девочки, какой он её запомнил три года назад. Черты лишились детской пухлости, оставляя после себя острые скулы, четкую линию челюсти и острый подбородок. Ладная фигура буквально возвышалась над рядом стоявшими дамами – значит, за это время она еще могла немного вырасти, в отличие от него самого. Но самое главное, мальчик узнал Розу по глазам. Они были цвета светлого каштана, отливающиеся оттенками осенней листвы и ранних сумерек. Те самые глаза из детства, которые всегда смотрели на него с искренней добротой.       Черт возьми, это действительно была она.       А в голове в миг стали проноситься все те радостные моменты, которые он проводил с Розамунд, еще будучи ребенком. Хотелось вновь стать восьмилетним ребенком, не думать о будущем, каждое лето и праздничные каникулы проводить с Рози, его милой подругой Рози, которая всегда поддержит, обнимет, почитает то, что он захочет и поиграет с ним во что он только пожелает. В одно мгновение мальчика посещает абсурдная мысль: а что было бы, если бы не произошло того, что случилось в день его десятилетия? Что было, если бы его семья все еще была жива? Стал бы Сиэль графом, а он открыл бы лавку игрушек в Лондоне? Любил бы он Розу также, как в детстве и смог бы добиться того, чтобы именно она стала его женой?       Так хотелось много всего ей рассказать и просто поговорить, но теперь он даже к ней подойти не в силах. Ведь теперь он граф Сиэль Фантомхайв, старший из близнецов, который от силы общался с Розамунд всего несколько раз за все детство. Для неё Сиэль Фантомхайв – всего лишь веселый энергичный мальчик, старший брат её трагически погибшего друга. Иными словами – никто.       Он не знал, сколько минут не отрывал взгляда от фигуры давней подруги, но потом заметил, что к ней подошла её мать, Кэтрин, что-то шепнув на ухо. Та, кивнув головой, снова обратилась к дамам и уже развернулась в противоположную сторону, явно намереваясь уйти.       Но хоть поприветствовать то её он может, верно?       — Господин? — Себастьян окликает графа, когда он неуверенной походкой направляется к чете Эллингтонов.       — Жди здесь, — бросает мальчик через плечо, нервно сглатывая с каждым шагом, приближающим его к Розамунд.       Шаг. Ладонь в перчатке вмиг потеет. Снова шаг. Он ещё сильнее сжимает набалдашник парадной трости.       Еще шаг. Мальчик засматривается на её профиль, отмечая, что привлекает она сколько не очевидной красотой, а мимикой и выражением лица. Почти все то время, что он разглядывал её, на пухлых губах Розамунд сияла улыбка.       Еще шаг. Он осторожно обходит нескольких гостей, которые приветствуют его и явно желают побеседовать, но он в упор их не замечает.       Еще один шаг. До него доходит, что даже не знает, что именно ей сказать. Как к ней обращаться. Вышла ли она замуж? Ей ведь должно быть уже семнадцать. К небольшой злости мальчик отмечает, что к такой красивой девушке явно должна быть очередь из желающих породниться с Эллингтонами, даже несмотря на то, что они не особо богаты.       Последний. Настало время поприветствовать.       — Баронесса Эллингтон, мисс Розамунд, — уверенно приветствует мальчик, отчего все оборачиваются в его сторону. И у каждой из дам разный взгляд.       Миссис Эллингтон смотрит на него с неким сожалением и печалью, как и любая женщина, с которой он беседует на приемах. Так смотрит любая мать, которая видит перед собой сироту. Взгляд полный жалости, который он никогда не любил. А вот взгляд Розамунд он не мог интерпретировать сразу. Она смотрела на него сначала с легким непониманием, кто же перед ней. Но затем в глазах цвета светлого каштана, которые он не видел до этого три года, промелькнула печаль, сменившаяся неким смятением. Ведь перед ней человек, с лицом и голосом её погибшего близкого друга.       — Граф Фантомхайв, — баронесса приветствует его в книксене, как и Розамунд. — Рады видеть Вас. Мы слышали, что Вы не особо любите посещать такие приемы, поэтому для нас большое удивление, что Вы все-таки приняли наше приглашение.       — Больше предпочитаю уделять время работе, но на столь важное для Вашей семьи событие не мог не приехать, — парирует он, стараясь не останавливать свой взгляд лишь на Розамунд. — В конце концов наши семьи общались много лет. Как Ваши дела?       — Все хорошо, граф, — начинает баронесса, обмахиваясь небольшим веером. В банкетном зале действительно было душно. — Пусть наш бизнес не такой большой и процветающий, как у Вас, но производство скрипок приносит неплохой доход. Одну из последних моделей Розамунд уже протестировала и одобрила. А что касательно Камиллы, то думаю, тут и говорить излишне, помолвка будет объявлена уже через некоторое время. Думаю, она была бы рада Вас видеть, но сейчас она занята получением поздравлений.       — А Вы, мисс Розамунд? — обращается он к рядом стоявшей девушке, которая поправляла пуговицу на манжете белой блузы. Наконец-то он может без каких-либо подозрений взглянуть прямо в её лицо. — Насколько я помню, Вы с одиннадцати лет обучаетесь в некоем пансионе в Шотландии.       — Осталось еще полтора года, — лицо девушки озаряет слабая улыбка.       — И что же Вы будете делать после него? — пару дней назад после получения приглашения он, ради утоления собственного любопытства, пытался с помощью Себастьяна найти информацию обо всех возможных пансионах Шотландии. Нашел несколько, но они все были для мальчиков и юношей. И тогда возник вопрос: где же действительно учится старшая из Эллингтонов? Неужели, она врала ему все это время?       Этот вопрос заставил девушку нервно поправить выбившуюся прядь за ухо, в котором поблескивала маленькая сережка, которую мальчик изначально не заметил.       — Пока не знаю, граф. Возможно, вернусь в Лондон на некоторое время, а затем немного попутешествую по стране.       — И неужели для Вас все еще не нашли достойную партию? — зачем он пытается узнать есть ли у неё жених? Присвоив личность старшего брата, он обязался взять в жены Элизабет. Расторгнуть помолвку с ней после этой встречи и под натиском детских сантиментов в любом случае будет казаться странным и у многих в свете вызовет кучу вопросов.       — Нет, — она грустно улыбается, смотря прямо ему в глаза. — Просто моё сердце навсегда отдано Вашему брату.       Он замечает, как баронесса дергает дочь за локоть, в призыве замолчать. Он видит, как Розамунд все еще пристально смотрит на него, буквально впиваясь взглядом в его лицо. Особенно в правый глаз, помеченный печатью договора и скрытый черной повязкой. У него самого перехватывает дыхание. Пальцы стремятся оттянуть ворот выходной рубашки, словно в миг стало трудно дышать. Это было фактически признанием. Признанием, на которое он никогда не сможет ответить.       — Прошу простить эту бестактность, граф, — извиняется Кэтрин, — Розамунд тоже тяжело переживала эту трагедию. Первые полгода она даже носила траур.       — Мам, прекрати. Сейчас это уже не важно. В любом случае, — мальчик замечает, как Розамунд поглядывает за его спину, где стояли большие напольные часы, — мне уже пора, учитывая, что меня здесь вообще не должно было быть. Мам, передавай Камилле от меня привет и поздравления с помолвкой.       Прощания не было, лишь кивок в сторону матери. Стремительная уверенная походка, стук каблуков, прямая спина. Несколько секунд и фигура девушки скрывается за парадными дверями, где лакей уже подавал девушке черную накидку и длинный шарф в широкую сине-бронзовую полоску.       Она снова исчезает. Уходит. Ничего не объяснив. Ему так хочется пойти за ней, остановить, поговорить наедине, рассказать обо всем, но он не может. Поэтому остается лишь проводить взглядом фигуру удаляющейся девушки и вернуться к ненавистным персонам светского общества.       Тем же вечером, после того как Себастьян погасил свет и поспешил покинуть покои графа, раздался звонкий, но осторожный стук. Граф приоткрывает веки и в обоих его глазах, одном глубочайше-синего цвета и другом – светло лилового, помеченного печатью Фаустовского контракта, отразилось изумление.       На карнизе сидела белая сипуха с небольшим конвертом, зажатым в клюве.       Открыть окно тихо снова не вышло, но теперь это было не важно. Едва створки открылись, птица вновь, как и много лет назад, села на спинку кресла, стоявшего около письменного стола. Только он протянул руки, как птица расправила клюв, и письмо само упало к нему в ладони. Вновь желтый пергамент, запечатанный воском, с подписью аккуратными изящными буквами: «Р. Э.». Лишь инициалы, без подписи адресату.       Повредив печать, лихорадочно раскрывая бумагу, хотелось, как можно скорее прочитать, что же она написала. А когда он увидел строки, написанные явно в порыве чувств, настолько почерк был неровным и скошенным, у него перехватило дыхание.       «Я знаю, что это был ты, М. Рада, что ты жив».       Пока пергамент обращается прахом в тлеющих поленьях камина, Михаэлю впервые снятся хорошие сны.