Перевоспитание Драко Малфоя

      Министерство Магии Великобритании       Улица Уайтхолл, Лондон, Англия.       Утро выдалось на редкость странным. Гарри будто оказался в далёком прошлом, где он был главной знаменитостью, от которой ждали невесть каких свершений. Стоило ему появиться в Атриуме Министерства, как все вокруг начали кидать на него косые взгляды и перешёптываться. Нет, конечно, после окончания школы и получения новой должности он не был обделён вниманием, но оно разительно отличалось от того, что происходило теперь.       «Я словно опять на первом курсе Хогвартса, ей-Мерлин! Хм… Может, просто снова испачкался летучим порохом…» — гадал Гарри и, вытянув волшебную палочку из кобуры, на всякий случай невербально применил к себе Тергео. Ему не впервой было оказываться в подобном положении — в последний раз он полдня проходил с нелепым подобием усов, потому что имел неосторожность чихнуть после перемещения, прикрывая рот рукой, в которой до этого был порох. И хоть кто-то сказал бы ему об этом, но нет, ведь гораздо веселее смотреть на усатого Аврора Поттера, который с важным видом шествует по коридорам Министерства.       Мужчина нахмурился, поправляя форму и не оглядываясь по сторонам, миновал толпу у фонтана Магического Братства, проходя к лифтам. Волшебники, собравшиеся здесь в ожидании кабинок, что-то бурно обсуждали, но как только Поттер достиг их компании, все они внезапно замолчали. Кто-то наигранно покашливал, кто-то отворачивался, притворяясь ветошью, некоторые же перекидывались многозначительными взглядами и ухмылками, будто знали что-то, чего не знал Гарри.       «Да что тут, соплохвост их раздери, происходит?!» — недоумевал мужчина, стараясь усердно игнорировать сосредоточенное на нём внимание.       Дело явно было не во внешнем виде, но в чём тогда? Раздался короткий звонок, и двери лифта открылись, впуская работников Министерства. Поттер зашёл последним, поворачиваясь спиной к остальным вошедшим волшебникам, и начал с интересом разглядывать кованые решётки, что с лязгом закрылись перед глазами, лишь бы отвлечься от гнетущей тишины, что повисла в воздухе. Кабинка качнулась и рванула вверх, заставляя охнуть нескольких людей, которые не успели схватиться за поручни. Пару долгих минут спустя лифт остановился, и практически ставший родным голос сообщил:       «Уровень второй. Отдел обеспечения магического правопорядка, включающий в себя Сектор борьбы с неправомерным использованием магии, штаб-квартиру авроров и административные службы Визенгамота».       Решётки лифта распахнулись с противным металлическим скрипом и Гарри широкими шагами поспешил скрыться в лабиринтах коридоров. Над головами пролетали десятки сиреневых самолётиков, несколько на его глазах умудрились столкнуться, шелестя помятыми крыльями и пикируя вниз. Он не помнил, когда служебные записки отправлялись в таком безумном количестве и бывало ли подобное раньше. Что-то с сегодняшним днём определённо было не так, и ему ещё предстояло выяснить, что именно.       Достигнув своего кабинета окольными путями, избегая штаба авроров и собственной секретарши Сьюзен, мужчина коротко взмахнул палочкой, и механизм замочной скважины мелодично щёлкнул, впуская хозяина внутрь. Он пересёк порог и разместился за своим столом, на котором уже услужливо лежали стопки отчётов от подчинённых. Из-за всей этой суматохи Поттер даже забыл зайти за кофе в столовую и, недовольно скривив губы, сразу приступил к работе.       «Возможно, оно и к лучшему, кофе здесь всё равно на редкость отвратительный», — успокаивал себя Гарри, пробегаясь глазами по первому документу и беря в руки белое в тёмную крапинку перо, что подарила ему Гермиона в честь назначения на новую должность.       Как только острый металлический кончик коснулся бумаги, дверь кабинета широко распахнулась и в комнату влетел взъерошенный Рон. По его внешнему виду можно было заключить, что утро Уизли оказалось явно в несколько раз хуже его собственного. Поттер удивлённо уставился на друга, который начал нервно расхаживать перед его столом взад-вперёд, громко причитая.       — А я с самого начала говорил, что вся эта затея — дерьмо драконье! Предупреждал, что связываться с Малфоями себе дороже, но разве кто-то стал меня слушать?! Конечно же нет!       — И тебе доброе утро, Рон, — спокойно сказал мужчина, продолжая следить за метаниями друга.       — Доброе?! Да какое он нахрен доброе, Гарри, очнись! Ты что, ничего не видел?! — воскликнул Уизли, на секунду останавливаясь и кидая полубезумный взгляд на товарища.       — Что я должен был видеть? — спросил Поттер, глядя на него поверх очков и начиная потихоньку закипать от подступающего раздражения. Ещё со школьных времён он терпеть не мог недомолвки, но ещё больше он ненавидел быть не в курсе того, что известно уже практически всем, как бывало, когда ещё существовал Орден Феникса и все его участники всеми правдами и неправдами старались скрыть от него часть информации, объясняя это тем, что он ещё не достаточно взрослый, и полагая, что этим смогут защитить его от опасности.       Уизли, словно совершенно не замечая стремительно меняющегося настроения Главы Аврората, вновь начал расхаживать по кабинету, громко топая и действуя на нервы друга. Гарри прикрыл глаза, делая глубокий вдох носом и медленный выдох через чуть приоткрытый рот. Не помогло, совершенно нисколько.       — Хватит мельтешить перед глазами, Рон! У меня уже начинает кружиться голова! Может, скажешь наконец, в чём дело? Мерлин, что за идиотское начало дня? — выпалил Поттер, снимая очки и потирая глаза.       Уизли моментально остановился и, подойдя к столу друга, бросил на него газету, которая, как оказалось, всё это время была зажата у него под мышкой. Услышав шелест тонких страниц, Гарри опустил глаза, глядя перед собой. Изображение было мутным, но по очертаниям он смог различить знакомую девушку на колдофото, украшающем первую полосу газеты. Он поспешил надеть очки и схватил «Ежедневный пророк», жадно бегая глазами по крупным буквам. Заголовок статьи: «Героиня Войны и её тайные предпочтения. Правда ли, что Гермиона Грейнджер покинула Лондон вместе с Драко и Люциусом Малфоями, и что их связывает? Эксклюзивное интервью с Селеной Эллиот».       — Твою мать! — выпалил Поттер, не сдержавшись и запуская пальцы в смоляные волосы, чем помножил на ноль все утренние старания жены, направленные на укрощение его буйной причёски. Он ругался не так уж часто — отцовство накладывало свой отпечаток на стиль речи, — но в данный момент более исчерпывающих комментариев попросту не находилось.       — Это было моей первой мыслью, — иронично сказал Рон, наконец успокаиваясь и садясь на диван, упираясь локтями в колени.       — Мерлиновы панталоны! — уже тише сказал Гарри, вчитываясь в содержание злополучной статьи.       — А это второй, — сгримасничал Уизли, который явно не умел справляться с шокирующими новостями в одиночку и предпочитал компанию лучшего друга, чтобы разделить эмоциональное напряжение, как минимум, на двое.       — Да тут почти ни слова правды! — возмущённо вымолвил мужчина, зло отбрасывая газету обратно на стол.       — Разве можно было ожидать чего-то иного от Риты Скитер?       — Да, ты прав, но…       — Но она самоубийца, раз посмела выпустить эту мерзкую статью. Будто в прошлый раз ей было мало недели, проведённой в стеклянной банке у Гермионы в своей анимагической форме, — перебивая друга на полуслове, выпалил Рон, с содроганием вспоминая, с каким триумфом подруга продемонстрировала им стеклянную тару в купе Хогвартс-экспресса по дороге в Лондон. Конечно, Рита Скитер со своим Прытко Пишущим пером и вольным толкованием любой полученной информации, что, скорее, можно было назвать домыслами и сплетнями, более чем заслужила такое наказание, но то, с каким счастливым видом преподнесла им эту свою тайну девушка, немного пугало его. В дальнейшем он ещё не раз убеждался в том, что страшнее мести разгневанной ведьмы не могло быть ничего, особенно если эта ведьма — Гермиона Грейнджер.       — Да, но…       — Знаю, знаю, — качая головой и слегка закатывая глаза, вновь прервал его Рон. — Но в этот раз Риту не так-то просто будет поймать, да и действовать нужно будет осторожнее, — с умным видом продолжал свою речь Уизли.       — Но…       — Но нам надо попытаться решить этот вопрос до того, как сюда явится взбешенная Гермиона, готовая рвать и метать. Конечно, это ведь ясно как Мерлинов день. Но как поступить с тем, что половина Министерства уже прочитали статью? Мы точно не сможем исправить память такому количеству волшебников, не привлекая к себе внимание… — задумчиво закончил мужчина, потирая подбородок, покрытый небольшой рыжей щетиной.       — Соплохвост тебя раздери, Рон! Дай хоть слово вставить! — выпалил Гарри, пользуясь так вовремя образовавшейся паузой в нескончаемой тираде друга. — Скажи-ка мне, ты внимательно читал статью?       — Достаточно внимательно, — нахмурившись, ответил Уизли, не понимая, к чему клонит Поттер. — А что?       — А то, что это не просто очередная кляуза Риты Скитер, высосанная из пальца. Это интервью. И интервью это дала актриса, которая участвовала в проекте, — Гарри развернул газету и ткнул пальцем, показывая другу, в имя виновницы, благодаря которой весь их план мог в одночасье рухнуть.       — И-и-и что? — протянул Рон, по прежнему не улавливая, к чему ведёт Поттер и чем эта информация могла помочь им теперь. Он был осведомлён о ходе проекта постольку-поскольку, без подробностей и различных деталей, потому что не очень-то жаждал принимать участие в перевоспитании заносчивого хорька, не веря в то, что тот в принципе способен измениться в лучшую сторону. Но не в привычке Уизли оставлять друзей, особенно после того раза, когда из-за чёртового проклятого медальона Слизерина он распсиховался и ушёл, бросив их справляться со всеми проблемами вдвоём в лесу. Именно поэтому Рон не отказался помогать им теперь, просто делал это по-своему, издали, ликвидируя зарождение сплетен в тандеме с Гарри, который сообщал ему только ту информацию, которая была необходима для работы. И так уж вышло, что имя Селены Эллиот ему совершенно ни о чём не говорило, в отличие от Поттера.       — И то. Надо найти эту Селену Эллиот и побеседовать с ней, — ответил мужчина, особенно выделяя последние слова. Тем самым давая другу понять, что эта беседа едва ли будет проходить мирно и в дружеском ключе.       — Мерлин и Моргана, Гарри! Такими темпами эта история с перевоспитанием Малфоя в нормального человека постепенно сделает из нас самих злодеев, которые охотятся за ни в чём неповинными девушками для того, чтобы угрожать им в целях этой звезданутой семейки! Неужели ты не видишь? Добром всё это не кончится! — гневно причитал Рон, в который раз пытаясь донести до друга простую, по его скромному мнению, истину, упуская при этом из вида одну важную деталь.       — Эта, как ты выразился, ни в чëм неповинная девушка этим интервью наверняка нарушила не один пункт своего магического контракта, который, я уверен, помогала составлять Гермиона. А она, как известно, в вопросах, касающихся важных документов, не имеет привычки ошибаться и просчитывает всё наперёд, — терпеливо пояснил Поттер, отмечая про себя, что некоторые вещи с годами не меняются. Например, отношение Уизли к Малфою.       — Ладно-ладно, я помогу найти эту вашу Селестину Эллингтон, — сказал Рон, надувшись и не скрывая своего недовольства.       — Селену Эллиот, — поправил его Гарри, стараясь сдержать улыбку.       — Пофиг.       — Смею напомнить, что эта наша «Селестина» вообще-то большую часть интервью поливала грязью именно Гермиону. А Малфоя задела лишь по касательной, выставляя его бедным и несчастным волшебником, который стал жертвой своего тираничного отца и непомерных амбиций нашей подруги, — сказал Поттер и нахмурился.       Задачка предстояла не из лёгких, ко всему прочему, необходимо было придумать, как и чем перебить ту шумиху, что возникла после сегодняшнего выпуска «Ежедневного Пророка». С полной уверенностью можно было сказать одно: проект необходимо завершать как можно скорее, пока люди не начали пытаться найти поместье Мраксов. Конечно, этот момент тоже был продуман, и на территории Лощины ведьм стояло защитное поле, хоть и не самое мощное, чтобы не вызывать помех в работе магифицированной техники. Но поторопиться всё же стоило.       — Ты прав, просто когда речь заходит о Малфое, я прихожу в бешенство. Особенно после того, что ты мне рассказал про него и Гермиону, — немного остыв, сказал Уизли, прерывая поток мыслей друга и возвращая его в реальность.       — Всё в порядке, Рон. Я понимаю, — ответил Гарри, слабо улыбаясь другу.       — А я вот не могу понять. Наша Гермиона и хорёк. В голове не укладывается! — уже громче проговорил Рон, снова ощущая волнами накатывающую злость.       Дело было даже не в ревности — он уже давно отпустил прошлое, касающееся их отношений, и относился к Грейнджер как к подруге, или даже лучше сказать, как к сестре. Просто он по-прежнему не доверял ни одному члену семьи Малфой, вопреки всем аргументам, свидетельствующим в пользу их исправления. Слишком уж много тёмных дел было за плечами каждого из них, а присущее им высокомерие и другие черты, которыми славилось большинство знатных родов, лишь добавляло очки не в их пользу. Ко всему прочему, между их семьями всегда были крайне напряжённые отношения, несмотря на то, что, как и Малфои, Уизли считались чистокровными. Основную роль, наверное, сыграла разница в социальных статусах и интерес Артура к миру магглов. И благодаря всему этому Рон не верил в то, что такой человек, как Люциус Малфой, мог измениться в лучшую сторону — слишком уж долго он придерживался сомнительных идеологий и, ко всему прочему, активно старался привить их своему сыну. Как такие люди могли стать частью жизни Гермионы? У них же нет совершенно никаких точек соприкосновения, абсолютно ничего общего. А если вспомнить то, что шрам на руке Грейнджер оставила тётка Драко, становилось и вовсе не по себе. Слишком много проблем им всем доставила эта семья и их родственники, и если остальные так просто забыли об этом, то он не мог.       — В любом случае это её выбор и не нам его осуждать, — заключил Гарри, пристально глядя на друга в надежде, что он оставит эту тему.       — Ну а кому, если не нам беспокоиться о ней?       — Я думаю, нам надо прекратить обсуждать личную жизнь нашей подруги, Рон. Тем более когда есть дела поважнее.       Поттер кинул на друга укоризненный взгляд и, достав палочку, вызвал Патронус. Необходимо было как можно скорее поставить команду Лощины ведьм в известность о случившемся, и это, пожалуй, был самый быстрый вариант среди прочих. Приняв сообщение, серебристо-голубой олень повёл ветвистыми рогами, после чего скрылся, скакнув сквозь закрытую дверь кабинета, в которую в тот же миг постучали.       — Войдите, — сказал Гарри, поворачиваясь в сторону раздавшегося звука. На пороге показалась Сьюзен, секретарша Главы Аврората, в чьих руках была целая гора корреспонденции. Судя по её слегка ошарашенному виду, она явно столкнулась у дверей нос к носу с Патронусом Гарри. Миловидная девушка с русыми волосами бросила короткий робкий взгляд на начальника, кивнув ему в знак приветствия, и тут же смущённо опустила глаза, резво подходя к столу и водружая кипу бумаг на рабочее место Поттера.       Девушка окончила Хогвартс в прошлом году и совсем недавно устроилась в Министерство на должность секретаря к самому Гарри Поттеру, известному волшебнику, который одолел Того-Кого-Нельзя-Называть. Ещё в детстве он был для неё чуть ли не настоящим кумиром и казался недосягаемым, а теперь она работала его секретарём. Волшебница до сих пор не могла поверить своему везению и побороть стеснение перед Героем Войны, поэтому большую часть времени лишь молча кивала или давала короткие ответы и комментарии, стараясь усердно работать и не привлекать лишнего внимания.       — Извините, я не видела, когда Вы пришли, и поэтому принесла всё только сейчас, — виновато сказала девушка, заливаясь смущённым румянцем и нервно заламывая пальцы рук.       — Всё в порядке, спасибо, Сьюзен, — тепло проговорил Гарри, слегка улыбаясь сотруднице. — Будь так добра, принеси два кофе.       Волшебница вновь коротко кивнула и скрылась за дверью, оставляя друзей наедине. Поттер же принялся осматривать принесённую корреспонденцию на наличие срочных писем, требующих незамедлительного ответа, и моментально наткнулся на красный конверт небольшого размера, лежащий поверх остальной горы бумаг. Уизли с интересом посмотрел сначала на друга, а затем и на громовещатель в его руках.       — Кажется, я догадываюсь, от кого именно это чудесное письмо, — с косой улыбкой проговорил Рон, многозначительно кивая на красный конверт, ожидая, сколько ещё Гарри будет тянуть и дойдёт ли дело до эффектного взрыва пергамента, как бывало с теми громовещателями, получатели которых не хотели открывать письмо-кричалку. Поттер скривился. У него тоже были предположения относительно отправителя, и, решив больше не медлить, мужчина поспешно распечатал конверт, который в одно мгновение взмыл в воздух, останавливаясь напротив его лица и складываясь в подобие рта с зубами и языком-закладкой. На весь кабинет раздался звонкий голос Джинни:       — Гарри Джеймс Поттер! Какого драккла я узнаю обо всём последней?! Как ты посмел скрыть от собственной жены такое, да ещё и о нашей подруге! Дома тебя ждёт серьёзный разговор!       Всё происходящее ужасно напоминало второй курс Хогвартса, когда Молли Уизли прислала похожий конверт Рону за угон отцовского Фордика, в тот момент они находились в окружении множества студентов в Большом Зале. Гарри явно повезло больше: из зрителей здесь был лишь Рон, который расслабленно откинулся на спинку дивана, с нескрываемым весельем наблюдая за развернувшейся картиной. Мужчина считал, что можно было бесконечно смотреть на три вещи: как горел огонь, как текла вода и как женщины семейства Уизли кричали на кого угодно, кроме него самого. И плевать он хотел, что Джинни уже давно носила фамилию его друга, для него она навсегда останется одной из Уизли. Как только громовещатель закончил гневную тираду голосом его сестры, Рон деланно цокнул языком, обращаясь к Поттеру с таким видом, будто только что выиграл лотерею и совершенно упуская из поля зрения зубастую записку.       — Поверить не могу, что ты ей так ничего и не рассказал, дружище! Она же тебя с потрохами съест!       — Ах да, чуть не забыла! — внезапно продолжил своё вещание красный пергамент, поворачиваясь в сторону единственного в этой комнате рыжего волшебника. — Передай своему другу, который считался моим братом до этого дня, что и ему не поздоровится, если я узнаю, что он был в курсе и ничегошеньки мне не сказал! Уверена, что этот любитель «Пушек Педдл» сейчас рядом с тобой!       Громовещатель дерзко показал обоим мужчинам язычок-закладку и разлетелся на мелкие кусочки, что, медленно крутясь, падали на пол кабинета, словно праздничное конфетти. Гарри многозначительно приподнял брови, глядя на вытянувшееся лицо друга, который теперь был его братом по несчастью и уже совершенно не походил на сияющего человека, которому посчастливилось избежать казни. Джинни всегда умела эффектно сбивать спесь со своих братьев, и сегодняшний инцидент как нельзя лучше продемонстрировал этот её талант.

***

      Лощина ведьм.       Макгилликаддис-Рикс, графство Керри, Ирландия.       Лучи солнца, что проникали сквозь листья кроны, ласкали своим теплом лицо девушки, усыпанное мелкими веснушками. Она лежала под дубом с закрытыми глазами и блаженной улыбкой, которая застыла на её губах. Мерный шелест вперемешку с журчанием реки норовил убаюкать, вновь утягивая Гермиону в царство Морфея. Ведьма практически не сопротивлялась накатывающей тяжести, что свинцом разливалась по телу, наполняя все его клеточки, но что-то всё же заставило её распахнуть глаза. Возможно, внезапно обнаружившееся отсутствие мужского плеча рядом. Плеча, к которому она жалась всю ночь в поисках тепла, рук, которые крепко её обнимали, прижимая к широкой горячей груди, размеренного биения сердца, которое она чувствовала, как своё собственное. А может быть, из сна её вырвал тихий, едва различимый шёпот, что тонул в звуках пробудившейся природы, или ей всё это лишь казалось.       — Гермио-о-она-а-а, — раздалось где-то на краю сознания.       Девушка села. До всё ещё сонного сознания медленно доходила информация об окружающем мире. Запах примятой травы, свежий и такой приятный, перебивал все прочие ароматы, витающие в воздухе. Солнце, что практически достигло зенита, озаряло своим слепящим светом ярко-голубое небо, по которому медленно плыли красивые белые облака, походившие на клубы сладкой ваты, отражавшиеся в зеркальной глади воды, что с плеском облизывала берег. Слабый ветерок играл с каштановыми локонами, которые красивыми завитками ниспадали на стройные плечи.       Осмотревшись и не увидев рядом Драко, девушка разочарованно хмыкнула себе под нос, опуская глаза на примятую траву рядом с собой, туда, где после пробуждения она рассчитывала увидеть его, но не увидела… Ей не хотелось верить в то, что Малфой вот так просто взял и сбежал, тем более после того, что произошло между ними ночью, всё ведь было… более чем хорошо или так было только для неё, но объяснить его отсутствие иначе просто не получалось. Нотки тоски медленно пробирались своими щупальцами к самому сердцу, болезненно сжимая его в немилостивых объятиях. Тонкие пальцы девушки пробежались по вершинкам травинок и опустились на колени. Грейнджер нахмурилась и провела ладонью по белоснежной ткани платья, что должно было сейчас находиться где угодно, но точно не на ней.       «Неужели прежде чем уйти, Драко решил, что одеть девушку, с которой провёл ночь — лучшая идея из всех возможных? Эдакий джентльменский жест напоследок?» — ехидно пронеслось в голове волшебницы.       Она поднялась и медленно подошла к реке. Даже сейчас ведьма ни капли не сожалела о том, что между ними было, — это казалось правильным как и тогда, таким в её глазах осталось и теперь. Да и какой смысл жалеть о том, что совершено, если этого уже никак нельзя исправить. В конце концов они взрослые люди и оба хотели этого, просто, видимо, основополагающая часть этого общего желания у них всё-таки оказалась разной. Возможно, так даже лучше. Он не знал, кто она на самом деле, и его сердце не будет разбито, когда всё это закончится и она исчезнет из его жизни.       Вода с плеском встретила босые ступни девушки, орашая мелкими брызгами ноги. Гермиона наклонилась, чтобы умыться, и с её головы прямиком на гладь водоёма упал венок. Тот самый, что вчера выловил Малфой, её венок. Она протянула руку и подняла его. Цветы должны были уже потерять к этому времени товарный вид, осунуться, безжизненно склоняя головы к земле, но вопреки логике выглядели так, словно были совсем недавно сорваны и сплетены вместе. Грейнджер свела брови к переносице, перебирая лепестки пальцами и размышляя о том, как такое возможно здесь, за пределами технической башни, где магию не использовали.       «Чертовщина какая-то…»       — Гермио-о-она-а-а, — вновь раздалось где-то совсем близко мужским голосом, который казался смутно знакомым, и девушка обернулась, пытаясь найти того, кто произносил её имя, растягивая последние слоги.       Но рядом никого не оказалось, и она по-прежнему была здесь, на берегу, совершенно одна… Только вот дуб, составляющий основную часть местного пейзажа, исчез. Грейнджер закрыла глаза и помотала головой, пытаясь избавиться от того, что посчитала обыкновенным обманом зрения. Вновь подняв веки, она посмотрела туда, где должно было находиться дерево, и снова не обнаружив его, часто заморгала, не оставляя попыток избавиться от навязчивой иллюзии. Но картина перед её взором никак не хотела приходить в норму, более того, вместо ожидаемой чёткости, она начала расплываться, будто распадаясь на части. И вот, вместо небольшой поляны, устланной травой, величавого дуба, что рос у берега реки, и пригорка вдали, на вершине которого располагалось поместье, перед её глазами выросли чёрные кованые ворота, местами покрытые мхом и увитые плющом. Ясное голубое небо стало пепельно-серым, а белые пушистые облака превратились в грузные тёмные тучи, низко нависающие над головой и скрывающие солнце.       Сквозь прутья виднелась аллея, усыпанная мелким гравием, вдоль которой росла неестественно ровная живая изгородь, словно стена, скрывающая всё остальное пространство от чужих глаз. На землю начал опускаться молочный туман, с каждой секундой становившийся всё плотнее и плотнее. Он влажной шалью ложился на плечи Гермионы, заставляя ёжиться от разрастающегося внутри, вместе с этим туманом, чувства тревоги. Девушка попыталась разглядеть, чем кончается аллея, щуря глаза, но тщетно.       — Гермиона… — раздалось откуда-то со стороны изгороди, из недр тумана, и вглядевшись в пространство за воротами, она увидела белое пятно, фигуру, которая моментально скрылась из вида. Или всё это снова ей лишь показалось, Грейнджер не могла сказать точно.       — Кто здесь? — громко сказала девушка в белую пелену перед собой, но, как и ожидалось, ответа не последовало.       Она медленно протянула руку к прутьям и, немного помешкав, толкнула двери ворот, которые распахнулись, разрезая могильную тишину вокруг протяжным металлическим скрежетом. Гермиона сделала несколько шагов, оказываясь на аллее. Мелкий гравий глухо шуршал под ногами и больно впивался в босые ступни. Скривившись, девушка остановилась, оглядываясь. Место, где только что были массивные кованые ворота, моментально поглотил плотный туман. Она шагнула обратно, пытаясь ухватиться за прутья, но пальцы сомкнулись на пустоте. Ещё несколько шагов, и снова ничего.       — Этого не может быть… — неверяще прошептала Грейнджер самой себе, но факт оставался фактом: выход из этого места волшебным образом растворился, будто его никогда и не было.       Гермиона сделала глубокий вдох и медленный выдох, прикрывая глаза и пытаясь успокоить пульс, что начинал учащаться от нарастающей паники. Всё это казалось в высшей степени странным, и её не отпускало ощущение нереальности всего происходящего. Рука по привычке потянулась к месту, где девушка обычно крепила волшебную палочку, которой, как назло именно сейчас, когда она была так необходима, не наблюдалось. Конечно, ведь Грейнджер сама оставила её в мониторной комнате в открытой продолговатой коробке, как и все остальные актёры.       В полутора метрах от неё вновь показалась фигура в белом, которая быстро проплыла от одной изгороди к другой, скрываясь в тумане и не издавая ни единого звука — не было слышно даже шороха гальки от шагов.       — Акцио волшебная палочка! — напряжённым шёпотом процедила девушка, раскрыв ладонь. Нервы сдавали, и ситуация начинала казаться уж слишком подозрительной, а без своего оружия волшебница чувствовала себя сейчас совершенно беспомощной, что для неё было непривычным, если не сказать больше. Грейнджер привыкла держать всё под контролем и теперь, столкнувшись с ситуацией, в которой она не могла сделать ровным счётом ничего, кроме как идти вперёд — испытывала самый настоящий стресс.       Гермиона простояла вот так несколько минут, но знакомое ей с одиннадцати лет древко совершенно не спешило оказаться в её ладони. Неудивительно, сконцентрировать магию в руках в таком состоянии было достаточно сложным делом, а если учесть, что волшебница не могла точно сказать, где именно она сейчас находилась в данный момент и насколько далеко от своей палочки, то вся эта затея была изначально провальной. Поняв, что попытка и впрямь оказалась бестолковой, девушка потёрла лицо рукой, пытаясь избавиться от накопившегося напряжения. Нехотя смирившись со своим положением и за неимением других вариантов, она медленно пошла вдоль изгороди, у которой скрылся таинственный человек в белом. Спустя несколько метров Грейнджер увидела слабые очертания фигуры и ускорилась в надежде поймать того, кто, по её мнению, затеял эту нечестную игру в кошки-мышки. У него наверняка есть ответы, что это за место и как она здесь оказалась. Стоило ей приблизиться, как нечёткое расплывчатое пятно начало приобретать форму и оказалось не чем иным, как бюстом грустной девушки, тем самым, что стоял на территории поместья Александра.       — Но как… — на выдохе, неверяще прошептала Гермиона, касаясь кончиками пальцев холодного, безжизненного мраморного лица, которое печально взирало на неё со своего постамента. — Не могла же я аппарировать на такое расстояние, да ещё и без палочки…       — Грейнджер, — раздалось словно отовсюду, и Гермиона испуганно дёрнулась в сторону бюста, случайно толкая его. Мраморное изваяние полетело вниз со своего постамента, прямиком на гравий, и лицо печальной девушки раскололось на части. Только один человек звал её так, с этой интонацией. Тот, кто занимал теперь все её мысли даже тогда, когда она пыталась о нём не думать. Волшебница резко обернулась и увидела прямо перед собой Драко. Алебастровая кожа без единого признака нахождения под солнцем, платиновые пряди почему-то на порядок короче, чем были вчера, и аккуратно уложены, всё та же чёткая линия челюсти, которая сейчас явно была крепко сжата, ровно так, как это бывало раньше, до этого проекта и их сближения, прямой нос, крылья которого широко раздувались, и глаза, серые льдистые глаза, практически ставшие родными, те самые, что буквально только вчера смотрели на неё с собственнической жадностью и обожанием, сейчас смотрели холодно, как будто перед ним был совершенно чужой человек, а не девушка, что смогла растопить тонны льда в его сердце.       — Драко… — слетело с уст Гермионы чуть слышно, на выдохе, а руки сами собой потянулись к мужчине, но он грубо оттолкнул их, не позволяя прикоснуться к себе.       Пальцы Грейнджер невольно потянулись к чуть приоткрытым губам, слегка прикрывая их. Она никак не могла понять, почему мужчина внезапно стал таким холодным и отстранённым, совершенно чужим, будто их никогда ничего не связывало. Почувствовав под ладонью знакомые черты, свои собственные, девушка начала судорожно касаться лица, с ужасом понимая, что трансфигурационные чары развеялись и она стоит перед ним в своём истинном обличии. Реакция Малфоя тут же перестала казаться странной. Всё было в точности так же, как в её кошмарах.       «Finita la commedia», — ехидно пронеслось в голове чужим бархатным баритоном. — «Ты не могла нагло врать ему вечно, ты же знаешь это».       — Ты обманула меня, Амалия. Или лучше звать тебя Гермионой? — зло выплюнул Малфой сквозь крепко сжатые зубы, сверля взглядом девушку, что стояла напротив, виновато опустив плечи.       — Не надо, прошу… — заламывая пальцы рук, лепетала волшебница, не в силах вновь посмотреть на мужчину. — Я всё объясню, только выслушай!       — Нам не о чем говорить, Грейнджер. Ты такая же, как все остальные! Лживая, продажная, лицемерная сука, возомнившая о себе невесть что! — резко сказал он, отворачиваясь и собираясь уходить.       — Нет, Драко, всё совершенно не так! Постой! Послушай! Я могу всё объяснить! — тараторила Гермиона, не теряя надежды на то, что найдёт нужные слова, но мужчина уже делал шаг прочь от неё, и всё, что ей оставалось, так это молча смотреть ему вслед либо попытаться остановить. Девушка выбрала второе и бросилась за Малфоем, хватая его за руку.       Мужчина замер, медленно поворачивая к ней лицо, на котором застыла та самая маска, которую она видела бесчисленное множество раз в Хогвартсе, полная презрения и ненависти ко всему вокруг и к ней в особенности. Его глаза опустились на руку, что дрожащими пальцами вцепилась в белоснежную ткань безупречно выглаженной накрахмаленной рубашки.       — Убери. Свои. Руки, — отчеканил Драко, поднимая глаза на Гермиону. Верхняя губа мужчины в отвращении скривилась. — Поганая грязнокровка.       Гермиону словно окатили ледяной водой, а весь воздух из лёгких будто выбили одним выверенным хлёстким ударом. Губы девушки приоткрылись, но она не могла выдавить из себя ни единого звука, не получалось даже сделать вдох, который сейчас был жизненно необходим, будто она совершенно забыла, как дышать, как рыба, выброшенная на берег. Эти слова, так просто слетевшие с губ Драко, были для неё хуже звонкой пощёчины, хуже Круциатуса Беллатрисы, как выстрел в голову, как Авада в самое сердце, которое тут же ухнуло вниз, ударяясь об острый мелкий гравий и, как бюст печальной девушки несколькими минутами ранее, разбиваясь на части.       Малфой смерил Гермиону привычным высокомерным взглядом, что с высоты его роста не составляло никакого труда, и на его губах заиграла коронная косая ухмылка. Где-то в груди Грейнджер едва живое сердце пропустило удар и болезненно заныло. Он резко выдернул свою руку из ослабевшей хватки, отчего Грейнджер опасно качнулась, с трудом удерживаясь на ногах. Драко брезгливо отряхнул рукав рубашки и, сделав несколько шагов с присущей ему аристократичной грациозностью, скрылся в молочном тумане, не оборачиваясь и оставляя девушку в полном одиночестве.       Глаза назойливо пощипывало, предательская влага практически выступила, но слёзы так и не скатились по её щекам. Она не станет реветь, как маленькая девочка, точно не сейчас, Гермиона и так позволила себе слишком многое и теперь расплачивалась за эту слабость. Она ведь с самого начала знала, что всё это хреновая идея и конец будет совершенно не таким, как в тех сказках про прекрасных принцев и принцесс, что читали ей в детстве родители. Знала, что нельзя давать волю чувствам, но послушала этого сумасшедшего Александра с его идиотскими советами и плыла по течению, вынесшему её к руинам, которые она собственноручно воздвигла своей ложью. В голове судорожно мелькали десятки, если не сотни мыслей, словно рой пчёл, что гудели наперебой, не давая возможности сосредоточиться и зацепиться за что-то одно.       Туман становился плотнее, укутывая хрупкую фигурку девушки. Гермиона вытянула руки, но не могла разглядеть даже их. Где-то над головой раздался раскатистый гром, казалось, небо треснуло на части и сейчас непременно упадёт на её голову, но этого не происходило, лишь яркая ветвистая, как переплетение вен, молния разрезала серое небо, озаряя холодным светом тёмные грозовые тучи. Внезапно подул сильный ветер, толкая волшебницу в спину прикосновением пронзительного холода, пробирающего до костей, и заставил её двигаться вперёд, вопреки желанию. Терять было нечего, да и сил на борьбу со стихией после случившегося у Грейнджер не оставалось, и она подчинилась, следуя порывам ветра, которые нещадно трепали её тонкое белое платье, что напоминало о вчерашнем дне, полном радости и беспечности, от которых теперь не осталось и следа, лишь кровавое крошиво там, где мог быть прочный фундамент будущего. Хотя кто в своём уме строит своё будущее на лжи… даже если эта ложь во благо.       Очередной порыв ветра подгонял Гермиону, и девушка отметила, что туман совершенно не подчинялся ему, оставаясь неизменно плотным, практически осязаемым. Сделав ещё несколько поспешных шагов, Грейнджер споткнулась обо что-то и полетела на землю, заранее зажмурившись перед тем, как её руки коснутся острых мелких камушков, что непременно оставят ссадины и рассечения на ладонях. Но вопреки ожиданиям, ладони со звонким шлепком приземлились на идеально ровную холодную поверхность и со скрипом проехались вперёд.       Открыв глаза, Гермиона увидела перед собой тёмный, практически чёрный, до боли знакомый паркет. В голове раздался собственный беспомощный крик, переходящий в визг, и будто вспышка — всполох буйных чёрных спутанных кудрей, как отголосок прошлого, связанного с этим местом. Девушка оттолкнулась руками от начищенного до блеска паркета, принимая сидячее положение и оглядываясь вокруг, чтобы подтвердить догадки собственного разума, что так услужливо подкидывал всё новые и новые подробности того злополучного дня, когда она впервые оказалась в этом доме.       — Всё это нереально… — себе под нос прошептала Грейнджер дрожащим голосом, покачиваясь на паркете взад-вперёд.       Ей казалось, что она сходит с ума. Невероятно высокие потолки с лепниной, грузные колонны, небольшой балкон с чёрными перилами, идущими полукругом, узкие окна от пола и практически до потолка, камин и великолепная хрустальная люстра с множеством мелких деталей — та самая, что разлетелась на мелкие кусочки стараниями Добби. Та же мрачная, неприветливая величественность, та же атмосфера, что заставляла стыть в жилах кровь, только чего-то не хватало, словно это место давно пустовало. Не было ни мебели, ни ковров, ни свечей, ни высокомерных портретов рода Малфоев, но даже несмотря на это, всё казалось настолько реалистичным, вкупе с волнами накатывающих воспоминаний, оживали здесь, в гостиной Малфой-мэнора, где когда-то давно пытала её тётка Драко, что было сложно держать себя в руках и не ожидать появления покойной Беллатриссы Лейстрендж.       Волшебница считала, что давным-давно избавилась от этого страха, переросла его, даже кошмары с участием самой преданной приспешницы Тома Реддла больше не мучали её по ночам, как это бывало раньше. Но что же произошло теперь, что изменилось? Почему она оказалась именно здесь? Что всё это значит? Почему эти страхи вновь начали оживать? Вопросов было больше, чем ответов. Шрам на руке начинал ныть, словно чувствуя, что хозяйка оказалась на том самом месте, где получила его.       «Всё это просто дурной сон. Этого просто не может быть на самом деле», — повторяла Грейнджер, пытаясь убедить себя в том, что всё это лишь игра её воображения в перемешку со страхами, что поселились в её душе в разные периоды времени.       — Гермиона! — эхом разнеслось по внушительному пространству пустой гостиной, и девушка начала вертеть головой по сторонам, пытаясь найти источник звука. — Гермиона, проснись!       Девушка поднялась на ноги и сжала холодными пальцами виски. Это не могло продолжаться дальше, необходимо было найти выход, пока она не сошла с ума от всего, что ей здесь уготовано.       — Проснись! — властно повторил мужской голос, громче и чётче, будто находился совсем рядом… прямиком в её голове.       Грейнджер крепко зажмурила глаза и сосредоточилась на слабых отзвуках знакомого голоса, что ещё раздавался в её голове, пытаясь следовать за ним, плыть сквозь толщу собственного сознания на поверхность. В разуме девушки всплывали строки, прочитанные совсем недавно. Тогда они казались чужеродными, но отчего-то намертво отпечатались на подкорке, словно провидение знало нечто большее, видело дальше и глубже.

Я море, человечное вполне,

Мои босые пятки лижет пена,

Я чую дно, стою на этом дне,

И мне поют сирены вдохновенно;

Я море, я не верю в чудеса,

Но лишь в азарт и силу непокоя,

Меня из сна выводят паруса —

Твой дерзкий бриг над пеною морскою.

      Гермиона медленно моргнула раз, второй, сквозь тёмные ресницы она видела раскидистые ветви дуба, листва которого приятно шелестела, слышала спокойный плеск воды, силившийся вернуть девушку в реальность. Тяжёлые веки грозились вновь закрыться, утягивая её обратно в мир кошмарных грёз, сил бороться практически не оставалось, и она вновь обратилась к простенькому, случайно найденному однажды стиху, что внезапно начал приобретать новый смысл лишь теперь, играя новыми красками.

И радость, нищету или богатство,

Когда — в который раз! — я за тобой приду,

Не надо, я прошу, меня бояться.

Я море, есть ли сердце у меня?

И что внутри, как тайна, обитает?

Ты думаешь, что нет во мне огня —

Мне сердца твоего вполне хватает.

      Карие глаза широко распахнулись, зрачки резко уменьшились от света, грудь беспокойно вздымалась, упираясь в горячий бок подле себя. Кончик аккуратного носика упирался в крепкую жилистую шею, от которой пахло травой, мхом и чем-то древесным вперемешку с потом, что совершенно не смущало, а наоборот, казалось невероятно естественным. Гермиона осторожно подняла голову, глядя на умиротворённое лицо Драко, который всё это время спокойно спал рядом с ней. Она нервно провела пальцами по лицу. Трансфигурационные чары всё ещё действовали.       «Это был всего лишь сон», — подумала девушка с облегчением и опустила голову на траву, не отрывая взгляда от мужчины.       Спящим он был ещё прекраснее: морщинки, что обычно пролегали между бровей от постоянно хмурого выражения лица, разгладились, губы, не искажённые усмешкой, были чуть приоткрыты. Грейнджер всегда считала, что если человек позволяет себе уснуть рядом с кем-то, то это один из своеобразных показателей полного доверия, ведь во сне, как и в смерти, все равны, одинаково уязвимы и беззащитны. Значило ли это, что он безоговорочно ей доверял? Возможно. Было ли это ошибкой? Может быть. Гермиона подняла глаза к небу — солнце уже встало, подсвечивая мирно плывущие облака, пронзая лучами некоторые из них насквозь. Всё это время она была здесь, рядом с Малфоем, и не было ни этого зловещего тумана, ни этих ядовитых слов, ни гостиной мэнора, ничего. Только вот этот голос… голос, что звал её, голос, что вывел её из лабиринтов подсознания… Что это было? Просто игра больного воображения? Драко не ненавидел её, пока нет, но кто знает, как всё обернётся потом, за пределами Лощины ведьм, где они снова будут самими собой, где она будет снова Гермионой Грейнджер, Героиней Войны, заядлой трудоголичкой и абсолютно чужой ему женщиной, а он будет Драко Малфоем, бывшим Пожирателем Смерти, наследником древнейшего рода, с которым её не связывает ровным счётом ничего… ну или почти ничего.       — Гермиона! — вновь настойчиво раздалось в её голове.       «О, нет-нет-нет! Только не снова, пожалуйста!»       Девушка резко села, крепко зажмурила глаза и потёрла их рукой, пытаясь отогнать эту непрошенную галлюцинацию, но напрасно.       — Meine Liebe, ты меня слышишь? Сколько можно спать? У нас тут кое-что произошло, а тебя днём с огнём не сыщешь. Ты нам срочно нужна здесь, — продолжил голос, принадлежавший Александру, который раздавался в наушнике, что всё это время был в правом ухе девушки.       — Мерлин… — шёпотом простонала Грейнджер, мысленно складывая все детали пазла. Она обернулась на Малфоя, проверяя, не проснулся ли он, и взяв своё платье, наспех надела его, поднимаясь и уходя в сторону дуба. — Так это ты автор моих кошмаров?       — О чём ты? Ладно, неважно, давай разбирайся со своими… делами и приходи в мониторную. Все ждут только тебя, — торопливо проговорил Штайн, явно что-то недоговаривая.       — Хорошо.       — И… Гермиона, — тихо сказал доктор. — Тебе повезло, что там, где ты сейчас находишься, нет камер. Только вот на тебе был микрофон… который работал всё это время даже после того, как ты, скажем так, переоделась, — со смешком добавил он.       — Кхм… — нервно кашлянула Грейнджер, прекрасно понимая, что имел в виду Штайн под этим «переоделась».       Да, так как у дуба обычно купались люди, которые не могли дождаться открытия купален, камер здесь не было, и она прекрасно помнила об этом, выбирая место для того, чтобы побыть наедине с собой и своими мыслями. Но вот о наличии микрофона она благополучно забыла, стоило появиться Драко в поле её зрения, и осознала Гермиона это лишь теперь, после слов доктора. Лицо девушки стало пунцовым, и она была неимоверно рада, что её сейчас не видела ни одна живая душа.       — Мы ещё поднимем эту тему, — проговорил Александр, не скрывая своего веселья от неловкой ситуации, в которую попала ведьма.       Грейнджер прерывисто выдохнула. В своём сне она проснулась и не обнаружила рядом с собой Драко, а теперь обстоятельства складывались таким образом, что девушка сама должна была уйти ещё до его пробуждения. Гермиона окинула критичным взглядом свой вчерашний наряд. Вид у него был, мягко говоря, плачевный. Наверное, стоило переодеться, прежде чем идти в техническую башню, чтобы не становиться объектом пересудов. Хотя кого она пыталась обмануть — они двадцать четыре на семь находились под прицелом камер, являясь главной темой для обсуждений, ко всему прочему, неизвестно, кто кроме Александра был в курсе подробностей вчерашней ночи. В любом случае через пару часов все будут говорить только об этом и о том, что у Героини Войны сбиты моральные ориентиры.       — Плевать! — сама себе вслух сказала Гермиона, склоняясь над рекой и зачерпывая ладонями воду.       «Собака лает, а караван идёт», — продолжала убеждать себя ведьма, умывая горящее от румянца лицо. Нельзя было сказать, что она сильно подвержена чужому мнению и пересудам. Рита Скитер в своё время помогла ей выработать иммунитет ко всему этому — хоть что-то полезное от знакомства с назойливой журналисткой. Но Александр, миссис и мистер Малфой не входили в число людей, мнением которых она могла бы пренебречь. Ей искренне не хотелось выглядеть в их глазах легкомысленной девушкой, такой, как, например, Селена Эллиот, которая запросто согласилась лечь в постель с мужчиной, с которым совершенно не была знакома.       — С кем ты говорила? — внезапно раздался за спиной бархатный баритон, и Гермиона испуганно дёрнулась.       — Мерлин! Ты напугал меня! — прижимая ладонь к груди, воскликнула она.       — Ты ожидала кого-то другого? — с улыбкой спросил Драко, повторяя свои вчерашние слова, и облокотился спиной о дуб, скрещивая руки на груди, весело наблюдая за тем, как эмоции на лице волшебницы стремительно сменяются одна за другой.       — Нет, просто я думала, что ты ещё спишь.       — Хотела сбежать от меня? — цокнул Малфой, игриво сощурив глаза и нахмурив брови.       — Вовсе нет! — излишне сильно возмутилась девушка, пытаясь скрыть нотки волнения в голосе, ведь именно так она и собиралась поступить, хоть и не признавалась. Это же было не её желанием, скорее необходимостью — не могла же она выдать как на духу: «Мне просто необходимо в техническую башню к остальной команде, которая беспрестанно следит за нами и контролирует ход событий в проекте по твоему перевоспитанию». Поэтому приходилось импровизировать на ходу.       — В нашем времени чаще всего мужчины уходят по-английски, а здесь, как я погляжу, этим страдают дамы. Весьма удивлён, ничего не скажешь. А ещё говорят, что у нашего поколения страдает нравственность, — укоризненно отметил Драко, явно издеваясь.       — Ты невыносим! — фыркнула Гермиона, понимая наконец, что он шутит. — Мы проспали всё утро, скоро вернётся Госпожа Мракс, и если мы предстанем перед ней в таком виде, вряд ли она порадуется за нас и пожелает нам счастья, — нашлась девушка.       — Резонно, — согласился Малфой, отталкиваясь от ствола дерева и подходя вплотную к Грейнджер. — Надеюсь, всё действительно так, как ты говоришь, нимфа, и ты вовсе не собиралась избежать утренней встречи.       — Мне, конечно, немного неловко, но не настолько, чтобы сбегать от тебя, — ответила Гермиона, с вызовом задирая подбородок, глядя прямиком в глаза мужчины, в которых весело плясали чёртики.       — В таком случае не буду тебя задерживать, — с ухмылкой сказал Драко. — Только ты должна как следует попрощаться, нимфа.       Девушка с улыбкой закатила глаза к небу и, привстав на носочки, заключила на его щеке с едва проглядывающей светлой щетиной лёгкий, практически невесомый поцелуй.       — Ну-ну, милая, разве это прощание? — пожурил её мужчина, и Гермиона, подчиняясь правилам этой незатейливой игры, в которую приглашал её Драко, вновь потянулась к нему, целомудренно чмокнув его на этот раз в губы.       — Ну нет, так дело не пойдет. Иди-ка сюда, — властно притягивая к себе девушку за талию, сказал Малфой. — Я покажу, как надо, а ты запоминай, иначе на экзамене не поставлю тебе «Превосходно» и будешь потом кусать локти и бегать на пересдачу.       Грейнджер не успела даже пискнуть перед тем, как оказалась прижата к обнажённой горячей груди, а губы Малфоя накрыли её собственные. Она вновь сдавалась под этим напором, отвечая на его глубокие неторопливые движения языка. Удивительно, как разительно отличался каждый новый поцелуй с этим мужчиной. Каждый раз он показывал ей что-то новое, открывал неизведанные грани чувств, раскрывался всё больше, демонстрируя те свои стороны, о существовании которых она даже не подозревала. Сейчас поцелуй был словно сладким обещанием быть рядом. Уверенный, чувственный. Драко словно говорил: «Ты — моя», — а она таяла в его объятиях, забывая о недавнем кошмаре, где эти самые губы кривились в отвращении к ней. Забывая обо всём.       — Таким должно быть прощание, — ухмыляясь проговорил Драко, разрывая поцелуй.       — Ты со всеми так прощаешься или только с прекрасными представительницами женского пола? — облизывая губы, спросила Гермиона, выравнивая дыхание и смотря на Малфоя слегка помутневшими глазами.       — Только с одной кудрявой нимфой, обладающей вздорным характером, — со смешком ответил он, явно довольный произведённым на неё эффектом от поцелуя.       — Эй! — возмущённо воскликнула девушка, пихая его в бок.       — Будто я не прав! — продолжал поддразнивать Драко, касаясь указательным пальцем кончика её носа.       — Мне правда пора… — извиняющимся тоном сказала Грейнджер, меняя тему. Она ловко выбиралась из кольца крепких рук и сделала несколько шагов в сторону тропы, ведущей к поместью.       — Ты слишком ответственная и исполнительная, — проговорил ей вслед мужчина.       — А ты слишком легкомысленный и необязательный, — ответила ему девушка, не оставаясь в долгу.       — Думаю, мы идеально дополняем друг друга, — выкрикнул Малфой удаляющейся волшебнице, не скрывая улыбки.       — Я приду на пересдачу! — крикнула Гермиона, заливаясь мелодичным смехом, который он успел полюбить.       Впервые за долгое время его утро действительно было добрым. Да, он находился драккл его знает где, его палочка была конфискована, магия отнята, он был самым обыкновенным чернорабочим и был счастлив. Парадокс. Оказалось, счастье действительно невозможно купить за деньги, и теперь он это знал наверняка.

***

      Гермиона сидела за столом для совещаний и держала в руках свежий выпуск «Ежедневного Пророка». Она быстро пробежалась глазами по статье и сокрушённо застонала, откидывая от себя злосчастную газету.       — Зря! Зря я тогда её выпустила! — в сердцах выпалила Грейнджер.       Непонимающие взгляды всей команды моментально приковались к волшебнице, явно в ожидании объяснения этих слов. Но девушка держала слово, данное журналистке ещё студенткой Хогвартса, даже сейчас продолжая хранить её маленькую тайну о незарегистрированных анимагических способностях. Такой информацией нельзя было разбрасываться, если понадобится, она снова поймает эту мерзкую писаку и шантажом заставит её признать эту статью клеветой на всю магическую Великобританию. Волшебники продолжали молча сверлить Грейнджер вопросительными взглядами.       — Не важно. Забудьте, — отчеканила девушка, тяжело вздыхая и потирая лоб. Бурлящая внутри злость разбилась о доводы разума, оставляя неприятное послевкусие невыплеснутых эмоций.       — Меня больше волнует факт того, что наша звёздочка Селена нарушила контракт, — задумчиво постукивая пальцем по подбородку, вымолвил Штайн, глядя в одну точку, куда-то сквозь газету. — Из-за этого инцидента весь проект сейчас под большой угрозой.       — Эта девушка явно не блещет умом, — холодно отозвался Люциус. — Если бы она внимательно читала все пункты контракта, который подписывала, то знала бы, какие штрафы влечёт за собой нарушение конфиденциальности. Она фактически банкрот с того момента, как эту статью выпустили в тираж. Я свяжусь с нашими адвокатами, и максимум через 24 часа все её счета в Гринготтс будут заблокированы.       — Я отправлю сову в Магическую гильдию актёров, — обходя взглядом всех присутствующих, сказала Нарцисса. — После произошедшего вряд ли она сможет найти работу в этой сфере.       — Хорошо, что Гермиона настояла на том, чтобы место нашей дислокации оставалось в секрете. Никто из команды: ни рабочие, ни актёры — понятия не имеют, где именно мы находимся. А значит, и раскрыть прессе или Министерству наше местоположение не могут. Я думаю у нас есть несколько дней, прежде чем мисс Гринграсс сможет найти это место, — всё с той же задумчивостью заключил Александр, который, судя по всему, в данный момент размышлял о том, сколько у них есть времени в запасе прежде, чем этим делом заинтересуются в Министерстве и начнут попытки найти их.       Грейнджер громко выдохнула, не скрывая раздражения от того, сколько шума и проблем наделала молоденькая актриса, которую они выгнали совсем недавно. Наверняка это было своеобразным актом мести всем им, а в особенности Гермионе. Сидящая рядом Нарцисса деликатно накрыла руку девушки своей, выражая поддержку. Гермиона посмотрела на женщину и слабо улыбнулась. Всё снова начинало усложняться. Будто до выхода этой статьи всё было слишком уж просто, и мироздание подкидывало им всё новые и новые испытания.       — Астория вряд ли станет делиться с Министерством какими-либо данными, ведь тогда ей не позволят самой сюда явиться, а это наверняка не входит в её планы. Не переживай, моя дорогая. Мы с Люциусом придумаем достойное опровержение тому, что написали о тебе, всё будет в порядке.       — В порядке… — тихо, со смешком проговорила девушка, опуская глаза и рассматривая столешницу из тёмного дерева. — Смею напомнить, что Ваш сын пока ещё не в курсе, с кем повадился проводить вечера, и наверняка проклянёт меня, когда узнает… Если узнает, — поправила саму себя волшебница, грустно хмыкнув.       — Гермиона… — с улыбкой вымолвила Нарцисса, и уголки её глаз озарила тонкая паутинка морщинок. — Я думаю, Драко был бы рад, если бы только мог знать правду…       Девушка слегка нахмурилась, услышав эти слова. Будто сын миссис Малфой раньше питал к ней какие-то, Мерлин прости, нежные чувства или нечто похожее. Даже в её голове такое предположение звучало смехотворно, что уж говорить об облечении его в словесную форму. Да, конечно, после начала проекта, в особенности после того, как она стала частью актёрского состава по своей неосторожности, девушка узнала много нового о Малфое-младшем и его отношении к себе. Для неё стал большим откровением факт того, что он не ненавидел её, как она считала долгие годы, а, можно сказать, завидовал ей, но симпатия, тем более влюблённость — это уже перебор. В это она просто-напросто не могла поверить, но и проигнорировать слова Нарциссы не получалось. Слабая надежда на правдивость сказанного, словно маленькая птичка, билась в грудной клетке, желая оказаться на воле.       — Что Вы имеете в виду? — осторожно спросила Гермиона, глядя в васильковые глаза женщины, которые сейчас излучали тепло и доброту. Кто бы мог подумать, что Нарцисса Малфой может быть такой к кому-то, кроме своего драгоценного и единственного сына.       Женщина собиралась было ответить, но по классике жанра этому не суждено было произойти. Стоило ей только приоткрыть рот, как в это же мгновение в мониторную комнату влетел олень, озаряя всё вокруг своим голубоватым свечением. Патронус приблизился к Александру и заговорил голосом Гарри Поттера:       — Думаю, вы уже видели свежий выпуск «Ежедневного Пророка». Уверен, что эта Эллиот нарушила контракт. Мы с Роном попытаемся найти её и заставим дать интервью-опровержение. Не уверен, что это поможет, но попробовать стоит. Советую подумать о завершении проекта. Мы постараемся выиграть для вас неделю, возможно, полторы, но пока неизвестно, какой общественный резонанс вызвала эта статья и что последует дальше. Будьте осторожны, не теряйте бдительность.       На некоторое время в мониторной воцарилась гнетущая тишина — каждый присутствующий думал о произошедшем и о том, что делать дальше, не обходя первосортной бранью персону Селены Эллиот, виновную в сложившейся ситуации. Первым нарушил тишину Александр, который сохранял спокойствие на протяжении всего собрания.       — Мистер Поттер, как всегда, прав… — начал доктор, поочередно смотря на присутствующих.       — Разве бывало иначе, — с долей сарказма вставил Люциус и тут же получил два колких взгляда от женской половины волшебников, собравшихся здесь. — Молчу, — сохраняя достоинство, сказал мужчина, чуть приподнимая руки вверх в знак капитуляции.       — Думаю, нам действительно нужно заканчивать наш воспитательный процесс. К тому же у нас остался всего лишь один непокорённый пик, как мы и обсуждали ранее.       — Какой же? — вновь вклинился мистер Малфой.       — Нам всего лишь навсего необходимо заставить Драко заступиться за дорогого ему человека, поступившись своими эгоистическими началами, — легко ответил Александр, будто это и впрямь было плёвым делом.       — Всего-навсего? — сдержанно усмехнулся Люциус. — Мне казалось, что Вы, Александр, достаточно изучили нашего сына, чтобы не строить иллюзий на его счёт. Не думаю, что это действительно окажется так просто, как Вы об этом говорите. Я признаю, что Вам удалось достигнуть великолепных результатов, но не уверен, что того уровня осознания своих ошибок, которого Драко достиг до сегодняшнего дня, будет достаточно для того, чтобы перебороть тот эгоизм, что взращивался в нём годами.       — Мне кажется, ты допустил существенную ошибку, дорогой. Эгоизм не просто сам собой «взращивался», а мы, ты и я, его родители, взращивали его, холили и лелеяли. Это наша ошибка, Люциус, и необходимо хотя бы попробовать исправить её, — сказала Нарцисса, тщетно пытаясь скрыть нотки грусти в своём голосе.       — Всё верно. Я не утверждаю, что всё пройдёт легко и просто, но склонен верить в лучшее. Ведь оптимизм гораздо лучше пессимизма, не правда ли? — улыбнувшись уголками губ и поправляя очки, задал риторический вопрос Штайн. — Осталось продумать, каким должен быть этот самый последний рубеж. У меня есть некоторые соображения на этот счёт, но стоит всё же обсудить прежде, чем мы приступим к осуществлению.       Нарцисса кивнула, продолжая крутить в голове мысли о сыне, словно старую заезженную пластинку, каждая секунда и минута в которой была ей уже известна, но при этом после каждого нового «прослушивания» она находила нечто новое для себя. Нечто, что заставляло задумываться и переосмысливать то, что ранее казалось очевидным и единственно верным. Осознавать огрехи собственного воспитания — сложно, но ещё сложнее найти в себе силы для того, чтобы исправить их. Хотя основная работа, конечно, продолжала лежать на плечах их сына, который не выбирал этот путь исправления и искупления. Выбор в который раз за его жизнь делали родители, не советуясь, не спрашивая, прикрывая тылы излюбленной фразой «так будет лучше для него». Но никто из них так и не удосужился хоть раз спросить самого Драко о том, как же в действительности для него будет это волшебное «лучше».       Они оба: и Нарцисса, и Люциус — после стольких недель проекта в полной мере осознавали, что поступали не самым лучшим образом в отношении своего единственного ребёнка, ребёнка, который давным-давно вырос и имел право сам решать, как ему жить и как распоряжаться своей судьбой. Но отступать было поздно, дело практически сделано, и уж лучше сожалеть о содеянном, чем сокрушаться об упущенном.