Перевоспитание Драко Малфоя

      Забини Холл.       Корнуолл, Англия.       Кромешную темноту пустой гостиной озарил зелёный свет, и в камине появились две фигуры. Они неуверенно стояли на ногах, держась друг за друга и безудержно смеясь. Стоило им появиться, а пламени, сопровождающему перемещение, потухнуть, в большой комнате одна за другой вспыхнули свечи, освещая пространство вокруг волшебников.       — Серьёзно? — сквозь хохот выдавила Астория.       — Более чем! — покачиваясь, ответил Забини, перешагивая каминную решётку и подавая руку девушке. — Он бегал за бедной птицей в попытках поймать её и добыть это злосчастное перо, чтобы соорудить волшебную палочку, наверное, около часа. Пока Нарцисса не пришла в сад и не обнаружила загнанного в угол павлина, который отчаянно пытался вжаться в изгородь, чтобы избежать пыток Драко.       — Но павлин же не волшебное существо, его перья нельзя использовать для сердцевины волшебной палочки, — вытирая выступившие на глазах слёзы, вымолвила девушка, ступая на паркет.       — В пять лет ты не задумываешься о таких вещах. Ты просто видишь цель и следуешь за ней. Тем более это же был не совсем обычный павлин, а павлин альбинос, — важно поднимая указательный палец к потолку, сказал Блейз, борясь с очередным приступом смеха.       — Это жестоко, Забини!       — А говорить маленькому итальянскому мальчику, что вырванный волос садового гнома исполняет желания, значит, не жестоко? — с напускной обидой спросил мужчина.       — С учётом того, что большинство из них лысые, как колено, то да, пожалуй, жестоко, — хохотнула Астория.       — Единственное, чего я тогда смог добиться от этого несчастного гнома, так это пополнения своего словарного запаса парой отборных ругательств. Ну и в довершение нашего с ним диалога, хотя это, скорее, был монолог, меня укусили за палец, — Забини театрально поклонился девушке, завершая свой рассказ, начатый ещё в кафе.       Девушка захлопала в ладоши, весело смеясь над ожившими образами, что нарисовались в её голове благодаря рассказу мужчины. Драко никогда не делился с ней историями из своего детства, он в принципе вообще не имел привычки делиться с ней хоть чем-то. Казалось, что за этот вечер Гринграсс из уст Забини узнала о юношестве Малфоя гораздо больше, чем от него самого за всё то время, что они общались.       К удивлению Астории, Блейз оказался более глубоким и интересным человеком, чем ей казалось до сегодняшнего вечера — видимо, не одна она имела привычку скрывать истинное лицо за удобной маской. Просто маски эти были настолько же индивидуально вырезанными, как и те личности, что за ними скрывались. Девушка прекрасно понимала, для чего она перед каждым выходом в свет надевает свою, а вот для чего прятать себя настоящего Блейзу, для неё пока было загадкой. Правильно говорят: чужая душа — потёмки, особенно если в своей бродишь в потьмах. Немного утонув в собственных мыслях, Гринграсс упустила тот момент, когда Забини успел откупорить бутылку вина и разлить его по бокалам. Возможно, он даже спрашивал её о чём-то, но к своему стыду, она совершенно отключилась от реальности на несколько, судя по всему, долгих минут.       — Извини, я немного задумалась, — честно сказала волшебница, извиняюще улыбаясь и принимая из рук мужчины бокал.       — Я так и понял, поэтому решил взять инициативу в свои руки, в конце концов ты моя гостья, — констатировал Блейз и легонько коснулся своим бокалом её. Стекло мелодично зазвенело от мимолётного столкновения. — Чин-чин!       Астория немного покрутила пузатый бокал на тонкой ножке, давая возможность напитку насытиться кислородом, и сделала небольшой глоток, блаженно прикрывая глаза. Кажется, она не пробовала ничего вкуснее, хотя была достаточно искушённой в вопросе вин. Возможно, дело было ещё в том, что Гринграсс и так выпила сегодняшним вечером больше обычного, но на фоне того вина, что подавали в кафе, это определённо было божественным нектаром. Только человек, напрочь лишённый обоняния и вкусовых рецепторов, не смог бы оценить по достоинству этот букет, который имел феерическое многообразие оттенков не только в аромате, но и во вкусе.       — Это с нашего небольшого виноградника в Италии. Мать иногда присылает несколько бутылок, — сказал Забини, обратив внимание на реакцию девушки и предвосхищая её вопрос.       — Этим и зарабатывает ваша семья? — с интересом спросила Астория, поднимая свой бокал на уровень глаз и глядя на искажённую фигуру мужчины сквозь стекло, поверх насыщенно-бордового напитка, что покачивался на дне.       Она знала или имела представление о сферах деятельности большинства чистокровных семей, и только Забини выбивались из этого систематизированного списка, составленного в её белокурой головке. Удивительно, но выходило так, что ни она, ни кто-либо из её окружения не знал, чем именно занималась эта итальянская семья и что обеспечивало им столь безбедную жизнь. Поговаривали, что у них и вовсе нет своего дела, а всё их огромное состояние — это наследство, доставшееся им от многочисленных мужей миссис Забини, почивших при таинственных обстоятельствах. Благодаря этим слухам Летицию прозвали чёрной вдовой, а самого Блейза вычеркнули из списков возможных женихов большинство чистокровных семей. Посчитав, что если мужчина не имеет постоянного источника дохода, едва ли он может считаться удачной партией для их дочерей.       — Нет, это, так скажем, исключительно для личных нужд. Своеобразное хобби, если пожелаешь, — с лёгкой улыбкой, играющей на губах, ответил Блейз, жестом приглашая Асторию присесть.       — Чем же тогда ты занимаешься? — спросила Гринграсс, размещаясь на краю кресла и скрещивая лодыжки.       — Красивое ожерелье, — игнорируя вопрос девушки, сказал Забини, указывая на её шею рукой, которой он держал бокал вина.       — Э-э, спасибо… — с откровенным недоумением в голосе вымолвила девушка, касаясь драгоценного украшения. — Это подарок Драко — он заказал его для меня в известном ювелирном салоне, который сейчас у всех на слуху. Каждая волшебница мечтает иметь хотя бы одно украшение этого бренда. Может быть, слышал о сети ювелирных, что делают эксклюзивные драгоценности… — продолжила Астория, не заметив, как замешательство по ходу её речи плавно переросло в нескрываемое чувство превосходства и гордости таким дорогим подарком.       — Единственные в своём роде, дизайн которых никогда не повторяется, — перебил её Блейз, ухмыляясь. — Сеть ювелирных салонов «Pietra preziosa», что в переводе с итальянского означает «Драгоценный камень».       — Да, он самый! — оживлённо подтвердила Гринграсс, услышав знакомое название и крутя между пальцами каплевидный рубин своего ожерелья. — Не знала, что ты интересуешься драгоценностями.       — А камень, что ты крутишь в руках — бирманский трёхкаратный рубин с эффектом астеризма. Очень редкий, надо сказать, — сказал Забини, параллельно оценивая реакцию девушки. Не то чтобы тем самым он щеголял своими познаниями или хотел впечатлить Асторию, дело было совершенно в другом.       — Да ты, как я посмотрю, знаток, — с едва уловимым ехидством отметила девушка, выгибая бровь и легко постукивая подушечкой пальца по гладкой стеклянной поверхности. — И откуда такие исчерпывающие знания?       — Просто именно я выбирал этот камень и делал эскиз ожерелья, — с невероятной лёгкостью произнёс Блейз, словно всё это было сущей мелочью и не имело никакого значения.       Для волшебницы же всё было совершенно иначе. Лицо Гринграсс вытянулось, девушка уставилась на мужчину, вальяжно раскинувшегося на диване напротив. Она проследила за тем, как он с невозмутимым спокойствием поднёс к губам бокал и сделал небольшой глоток вина, медленно поднимая на неё карие, практически чёрные в тусклом освещении свечей глаза. Астория пыталась найти хоть какое-то доказательство лжи на его смуглом лице и не находила ничего, за что можно было бы зацепиться. Получалось так, что даже в этот подарок Драко, как обычно, не вложил ничего, кроме денег, тогда как она считала, что он действительно постарался и, возможно, даже думал о ней, когда подбирал украшение, которое сейчас покоилось на её шее. Это давало хоть и слабую, но всё же надежду, что её план окольцевать Малфоя к сентябрю удастся, несмотря на все сказанные им слова. Теперь же шанс на относительно неплохое будущее ускользал, словно песок сквозь пальцы, и Гринграсс просто-напросто не хотела верить в правдивость слов Блейза.       — Быть того не может! — выпалила девушка, глядя в глаза мужчины.       — Хм, хорошо, я могу доказать, если ты так хочешь, — сказал Забини, доставая волшебную палочку. — Акцио эскиз «Звёздная дева», — выполняя несложные движения древком, вымолвил он, и откуда-то со стороны лестницы в его руки уже летел заветный лист, скрученный трубочкой и перевязанный тесьмой. Астория нахмурилась, и Блейз решил объясниться. — Ты наверняка знала, что твоё имя означает «звезда» или «звёздная дева». В соответствии с этим я и дал название этой работе, мне показалось это более логичным.       — Более логичным, чем что? — уточнила волшебница.       — Чем ястреб. Примерно так с итальянского переводится твоё имя, — пожимая плечами ответил мужчина.       «Точнее ястреб-тетеревятник, самый крупный вид этого хищного рода, но тебе я об этом конечно же говорить не буду», — про себя добавил Забини.       Сейчас он понимал, что совершенно не знал настоящую Асторию, и опасался, что волшебница, будучи истинной девушкой со всеми вытекающими, вряд ли оценит полное название этой великолепной птицы, если и вовсе не примет это за оскорбление в свойственной для неё манере. А портить отношения он совершенно не намеревался, потому что это в значительной степени усложнило бы его обещание, данное Нарциссе.       Мужчина подался вперёд, протягивая через стол эскиз ожерелья, выполненный его рукой. Гринграсс поставила свой бокал, принимая свиток, и принялась развязывать тесьму, то и дело кидая на Блейза недоверчивый взгляд. Развернув лист, она впилась глазами в рисунок до боли знакомой вещицы. Абсолютно всё до мельчайшей детали было отображено здесь, на этом листе, а ниже отдельным наброском был написан тот самый Бирманский трёхкаратный рубин, крошечные игольчатые включения рутила в котором образовывали пятиконечную звезду. Сомнений относительно правдивости его слов не оставалось.       — Но почему он не сделал выбор сам и всю работу поручил тебе? — тихо спросила Астория, поджимая мелко подрагивающие от нарастающей обиды губы.       — Ты же знаешь Драко, — безрезультатно попытался подбодрить её Блейз, испытывая чувство вины за то, что вот так открыл ей правду, совершенно не подумав о том, какие последствия его признание может иметь. Мужчина не ожидал, что Гринграсс так расстроится из-за этого, ведь его друг и вправду совершенно не давал ей никаких надежд и обещаний, а те воздушные замки, что она настроила в своих фантазиях, не имели ничего общего с реальностью. Да, он уже понял её мотивы, как и то, что она не так глупа. В таком случае почему она не попыталась найти для себя другую цель? Ведь и низзлу понятно, что Малфой вряд ли прогнётся и изменит своё решение относительно отношений с Асторией даже ради её спасения, тем более ради её спасения. Драко никогда не отличался альтруизмом, и Забини сильно сомневался, что после проекта по перевоспитанию это хоть сколько-то изменится. Не после того, что было в его жизни, не после постоянных принуждений и отсутствия выбора хоть в чём-то.       — Судя по всему, я его совершенно не знаю, Блейз. Сегодня от тебя я узнала о Драко гораздо больше, чем за всё то время, что мы с ним… общались, — с долей грусти озвучила Гринграсс то, что крутилось в её голове добрую половину вечера.       — Астри, ты прекрасная девушка. Ты совершенно не такая, какой я тебя видел раньше, какой ты позволяла видеть тебя всем вокруг… — осторожно начал Забини, тщательно подбирая слова, прежде чем задать вопрос, который мучал его вот уже несколько часов. Но закончить он не успел, потому что ведьма, горько усмехнувшись, опередила его:       — Почему же я не могу быть настоящей? Такой, как сейчас? — Гринграсс сделала паузу в ожидании ответа и, дождавшись кивка со стороны мужчины, продолжила. — Знаешь, когда ты глупенькая красивая блондинка, ожидания и требования у общества занижены. Все относятся к тебе снисходительно и не ждут великих свершений, по большей части не ожидают ничего. Ты просто красивая картинка с поверхностным мышлением и интересами, которые крутятся исключительно вокруг своего внешнего вида и брендовых шмоток. Так проще и безопаснее жить, как мне кажется. Никто не будет пытаться залезть тебе в душу, никто не сможет причинить боль.       — Но никто не будет знать тебя, Астри. Ты не сможешь ни с кем сблизиться. Этой своей фальшивостью ты ведь просто отталкиваешь от себя людей.       — Думаешь, будь я вот такой, — Гринграсс развела руками, словно обнажая свою суть перед Блейзом, — то у меня был бы шанс не быть отвергнутой?       — Не могу сказать ничего относительно Драко — он слишком сложный и тяжёлый человек, ему практически невозможно угодить. Но я уверен, что шансов найти того, кто тебя действительно полюбит, было бы больше.       — Возможно, несколько лет назад я бы приняла твои слова на вооружение, но теперь… Теперь уже слишком поздно что-то менять. Я попросту не успею, — сказала Астория, горько улыбаясь и взяв со столика свой бокал, залпом осушила его, чуть сморщив носик.       — Не успеешь? А куда ты, собственно, так торопишься? Что за гонка? — переспросил Забини, хмуря густые брови, и чуть подался вперёд, чтобы вновь наполнить бокал волшебницы вином. Да, он, конечно, мог воспользоваться заклинанием Подзаправки, но такие простые действия он любил выполнять сам, считая, что в этом есть своё очарование, из-за чего Драко часто подшучивал над ним, говоря: «Просто дело в том, что ты так и не смог освоить простейшее заклинание».       — Ах да, ты же не знаешь, — усмехнулась девушка, принимая бокал из рук мужчины и хитро сверкая глазами. — Правда за правду. Я отвечу на твой вопрос, а ты на мой.       — Согласен, — коротко и серьёзно ответил Забини.       На самом деле он не очень-то оценил предложение Гринграсс, но постарался не подавать вида. Мужчина надеялся на то, что вопрос, который задаст ему Астория, не будет касаться Драко. Он ещё в прошлую встречу сообщил ей, что знал не больше её самой и просто повторял слова Нарциссы, чем явно только сильнее разозлил девушку. Забини, конечно, мог отказаться, но, скорее всего, это выглядело бы крайне подозрительно. Плюс ко всему ему и правда хотелось узнать истоки этой её гонки за Малфоем в попытке затащить его под венец как можно скорее, кроме очевидных причин, которые он и так уже понял и услышал. Вполне вероятно, что эта информация могла быть полезной в будущем. Недолгие размышления были прерваны голосом волшебницы, и он сосредоточился на её истории.       — Почти восемь лет назад я заключила контракт с собственными родителями, который истекает первого сентября в день моего двадцать шестого дня рождения. Если я не найду до этого времени подходящего мне и запросам родителей мужчину и не подпишу с ним брачный договор, то обязана буду выйти замуж за того, кого выберут они и, как я уже, кажется, говорила, вероятно, повторю судьбу своей сестры.       Гринграсс не собиралась говорить об этом постыдном договоре между дочерью и родителями. Такого попросту не должно было существовать в мире, в нормальных любящих семьях, но, к сожалению, её семья едва ли могла таковой считаться, и для девушки это было ужасающей реальностью. И эта реальность была её секретом, тайной, которую она не собиралась раскрывать никому, но либо выпитый за вечер алкоголь, либо искренняя заинтересованность в глазах мужчины развязали ей язык. А может быть, дело было в том, что держать это в себе стало попросту невыносимым или в свете последних открывшихся деталей Астория утратила надежду на то, что ей удастся избежать участи, которая постигла Дафну.       В любом случае всё уже было сказано и теперь оставалось лишь смотреть за тем, как брови Блейза взлетают вверх, рот слегка приоткрывается, а глаза становятся шире. Такого поворота Забини явно не ожидал.       — Вот почему тебя до сих пор не выдали замуж… — сказал Блейз, и где-то за ребрами поселилось неприятное ощущение. Спящая до этого момента совесть, судя по всему, решила таким образом напомнить о своём существовании и теперь скреблась своими острыми тонкими коготками, угрожая разодрать внутренности на лоскутки. Одно дело было прикрывать друга и весь этот проект, который вроде как был организован во благо, от назойливой глуповатой охотницы за деньгами и статусом. И совершенно другое, когда человек, от которого ты всеми способами в течение большого количества времени пытался скрыть правду, оказался совершенно не таким, каким ты его знал, точнее, думал, что знал.       — Да, я выторговала временную свободу, срок которой подходит к концу, — подтвердила Астория, наклоняя голову вбок и задорно улыбаясь — это шло в абсолютнейшем разрезе с тем, что она буквально минуту назад рассказала. Золотые волосы девушки красиво заструились в тёплом освещении множества свечей, ниспадая вперёд и скрывая плечи. — А теперь, как договаривались, ты ответишь на мой вопрос. Чем же таким таинственным занимается несравненный Блейз Забини и почему скрывает своё истинное лицо за неизменной маской беззаботного весельчака?       — Это целых два вопроса, Астри, — сказал мужчина, цокнув языком. Угрызения совести, которые норовили поглотить его минутой ранее, снисходительно отступили, давая возможность более-менее ясно мыслить.       — Ну ты же не откажешь мне, правда? — томно проговорила Гринграсс, выгибая бровь, и подалась чуть вперёд, благодаря чему Забини мог лицезреть соблазнительную ложбинку меж грудей, виднеющуюся между лацканами бежевого пиджака. Из-за резкости движений вино в бокале, который держала ведьма, опасно качнулось, рискуя выплеснуться.       Он хотел было пошутить, что бы сказала на такой беззастенчивый флирт его девушка, конечно, будь она у него, но не стал смущать волшебницу, сидящую напротив, особенно когда в её личной жизни происходила полнейшая неразбериха. В отличие от деловой части его жизни, личная была у всех на виду и не нуждалась в дополнительных комментариях. Забини считался заядлым холостяком — самые длительные его отношения длились всего ничего, а именно полгода. Но он не прекращал попытки выстроить хоть какое-то общение с противоположным полом, находясь практически постоянно в активном поиске, и из-за этого всего за ним закрепилась репутация отъявленного бабника, что не совсем соответствовало действительности. Да, мужчина и впрямь не гнушался обществом прекрасных девушек ввиду своего темперамента и общительности, но всегда был абсолютно честен с ними и не имел привычки давать ложные надежды, как это порой бывало с Драко. Хотя, возможно, знай они о состоянии его счетов, всё складывалось бы в точности как у друга…       — И часто у тебя срабатывают подобные фокусы? — усмехаясь спросил Блейз, смотря в глаза Гринграсс и игнорируя открывшийся вид на прекрасные женские формы.       — Крайне редко, — с обескураживающей честностью ответила Астория, обратно откидываясь в кресло и улыбаясь мулату. — Но я обязана была попробовать.       — Ставлю тебе «превосходно» за попытку и, так уж и быть, удовлетворю твоё любопытство по обоим пунктам, — Забини сделал последний глоток вина и, взяв со стола бутылку, наполнил свой бокал. — Пино!       С глухим хлопком рядом с волшебником в гостиной появился домашний эльф, одетый в симпатичные тёмные штанишки и крошечное голубое поло.       — Sii gentile, servici piatti di formaggio e frutta.       — Felice di servire il maestro Blaze! — эльф поклонился мужчине, практически касаясь пола кончиком длинного носа, и исчез так же внезапно, как и появился.       Астория положила руку на подлокотник и упёрлась подбородком в ладонь, зачарованно глядя на Забини. Итальянский был ей незнаком — единственное, что она смогла распознать в их диалоге, это «фрукты» и «маэстро Блейз» и то благодаря созвучному произношению этих слов на родном языке. Но как же красиво он звучал, особенно тенором Блейза, словно волшебник не говорил, а пел. Французский Драко, который однажды ей довелось услышать, тоже, конечно, вызывал в ней бурю эмоций — с этим Малфоевским бархатным баритоном, лёгкой хрипотцой и слегка картавой «р» он звучал как искусный соблазнитель, но здесь… Здесь было нечто иное, скорее ассоциирующееся с огнём, пылкостью и страстью.       «Воу! Астория, полегче! Держи себя в руках! Нам достаточно неразберихи с одним мужчиной, второй явно будет лишним в этом любовном уравнении», — мысленно осекла себя девушка, осознав, что её повело. Стряхнув с себя наваждение, Гринграсс попыталась изобразить непринуждённый вид, будто вовсе не она раздевала итальянца глазами несколькими секундами ранее. К счастью, Забини всего этого не заметил или же просто тактично сделал вид, что не заметил. В любом случае она была рада, что он никак не прокомментировал произошедшее, заставляя её краснеть.       Не прошло и минуты, как на столе стараниями домового эльфа Пино появилась сырная и фруктовая тарелки. Гринграсс сорвала несколько виноградин с грозди и отправила их в рот, выжидательно смотря на мужчину.       — Ну что ж. В принципе, ответ на один из твоих вопросов лежал на поверхности после того, как я рассказал тебе о том, что дизайн твоего ожерелья — моих рук дело.       — Салазар! — Астория приложила ладонь к переносице, прикрывая глаза. Она настолько погрузилась в мысли об обмане Драко с этим подарком, что упустила из вида один факт: им занимался Забини. А поскольку это украшение бренда «Pietra preziosa», то получается… — Ты что, работаешь на сеть известных ювелирных салонов?       Мужчина весело рассмеялся над таким предположением, и Гринграсс насупилась, не понимая, что такого невероятно смешного она сказала.       — Не совсем, Астри. Я их владелец, — ответил Блейз, внося ясность и раскрывая ей то, чего не знал практически никто, за редким исключением.       Девушка недоверчиво прищурилась. В целом озвученное было вполне логичным, но в то, что мужчина, сидящий напротив неё, является владельцем самого успешного за последнее десятилетие ювелирного салона, даже сети салонов, верилось с трудом. Забини совершенно не был похож на типичных обладателей процветающего бизнеса и многомиллионного состояния. Он не был заносчивым, не кичился своим положением и вообще казался человеком, которому нет дел до какой бы то ни было работы и тем более светской жизни.       — Быть того не может! — вновь выпалила Гринграсс.       — Ты повторяешься, — со смехом отметил Блейз. Удивление на хорошеньком личике ведьмы было достаточно большой редкостью, по крайней мере, раньше он такого выражения лица в её арсенале не наблюдал. Всегда практически одинаковая слегка высокомерная гримаса с подобострастными нотками или же полнейшим безразличием ко всему происходящему вокруг, лишь изредка можно было заметить, как девушка недовольно морщит носик — и на этом, пожалуй, весь известный ему спектр эмоций Астории Гринграсс заканчивался. Ах да, ещё бывали улыбки, но только в кругу более-менее знакомых людей. Например, когда рядом находился Драко, ведьма выглядела менее искусственно, но всё равно продолжала держать эту свою маску. Сегодня же он лицезрел едва ли не весь спектр эмоций девушки, и, к чему лукавить, ему льстило, что она позволила себе расслабиться в его обществе, а уж тот факт, что он смог её удивить, да ещё и не единожды, тешил мужское самолюбие. Что-что, а вот удивлять Забини любил — он в принципе любил вызывать в людях яркие эмоции.       — И почему же ты столько времени скрывал это? Ты мог бы стать знаменитым! Столько девушек только из моего окружения мечтают познакомиться с таинственным владельцем «Pietra preziosa»!       — И именно тут мы плавно подходим ко второму твоему вопросу. Мне не нужна слава и знаменитость. Меня устраивает находиться в тени своего детища и оставаться безликим. Ну, как безликим, стараниями журналистов у меня много лиц, выбирай не хочу. Правда, все они, мягко говоря, даже на йоту не приблизились к реальности. Более того, читать о каждом новом предположении, кто же истинный владелец ювелирного салона, о драгоценных украшениях из которого мечтает чуть ли не каждая вторая женщина Великобритании, — весело.       — Да, кажется, последним предположительным лицом был итальянский мафиози Пабло Моретти.       — А у тебя хорошая память. К слову, он один из моих постоянных клиентов, — сказал Блейз улыбаясь.       — И всё же это не ответ, — с укором проговорила Гринграсс, не удовлетворившись его объяснениями.       — Никому не нужны чужие проблемы, Астри. Не сказал бы, что моё веселье — маска, за которой я прячусь. Это скорее мой осознанный выбор в пользу оптимизма. Кому будет легче, если я буду ходить с постной миной? Даже мне при одной мысли об этом тошно, что говорить об окружающих. И как ты сказала? Так проще жить. А что касается салонов, никто не знает, что я их владелец, и мне бы хотелось, чтобы всё так и оставалось.       — Понимаю. Не хочешь стать жертвой охотниц за деньгами? Не боишься, что я сама открою на тебя охоту? — ухмыльнулась Астория, шутливо подмигивая мужчине и впиваясь зубами в персик.       — Можешь попробовать, я бы на это посмотрел, — ответил Блейз, глядя в немного помутневшие от выпитого алкоголя глаза волшебницы, искрящиеся весельем.       За окном поместья уже давно вступила в свои права ночь, зажигая холодный свет звёзд на своём иссиня-чёрном платье. Тёплый ветер гулял между листвы в садах, раскинувшихся вокруг поместья, разнося ароматы цветов повсюду, до куда только мог дотянуться. Деревья словно перешёптывались между собой, шурша зелёными кронами, а луна как безмолвный свидетель смотрела сверху, освещая своим бледным ликом ночной мир и заглядывая в окно просторной гостиной, где двое волшебников, потерявшие счёт времени, молча сидели друг напротив друга, погрузившись в свои мысли.       Они оба понимали: то, что сказала Астория, всего лишь шутка, но в каждой шутке, как известно, порой есть доля правды. И теперь каждый из них думал о своём. Гринграсс отгоняла от себя прочь мысли, что Блейз чисто теоретически мог бы быть для неё спасением, запасным планом, выходом из сложившейся ситуации, особенно теперь, зная о том, что у него за плечами внушительный бизнес, приносящий стабильный доход — именно то, чего хотели её ушлые родители. Блейз же, в свою очередь, думал о Дафне и о том, сколько всего пришлось и, вероятно, ещё придётся вынести этой девушке и её младшей сестре из-за алчности людей, которые их вырастили. Они думали о разном и в то же время об одном и том же.

***

      Лощина ведьм.       Макгилликаддис-Рикс, графство Керри, Ирландия.       Люциус сидел в кресле напротив приоткрытого окна и задумчиво крутил в руках бокал, на дне которого плескался янтарный напиток. Старинный торшер слабо освещал их с Нарциссой комнату — тёплый свет свечей отражался от хрустальных граней, отбрасывая блики на плотные тёмно-зелёные шторы и окна, за которыми давным-давно стемнело. Мужчина смотрел сквозь своё отражение на едва различимые макушки деревьев в саду, виднеющиеся вдали. Тонкие ветви молодых яблонь у верхушки покачивались даже от слабых порывов ветра, а листва, дрожа, шелестела. Где-то внизу раздавались песни ночных менестрелей-сверчков, придавая летней ночи особенное очарование.       Люциус сделал небольшой глоток огневиски, не отрывая взгляда от открывшегося вида. Сегодняшний вечер был богат на события. Вся команда сидела на рабочих местах до тех пор, пока последние волшебники не покинули берег реки после окончания праздника. Чай ближе к полуночи сменился литрами крепкого кофе, и теперь о сне можно было только мечтать. Именно поэтому чета Малфоев до сих пор была не в постели.       В дверном проёме ванной комнаты показалась женщина в длинном шёлковом халате. Она неторопливо пересекла комнату, подходя к Малфою-старшему.       — О чём думаешь, дорогой? — спросила Нарцисса, положив ладонь на плечо мужа, который тут же накрыл её своей рукой, выныривая из мыслей.       — Не помню, когда в последний раз видел Драко таким. Таким… радостным, — поворачивая голову к жене, ответил Люциус, хмыкнув.       — Ты хотел сказать, счастливым? — с улыбкой поправила его женщина, присела в кресло напротив и, потянувшись, взяла со столика ещё не совсем остывший ромашковый чай.       — Пусть так, — коротко ответил мужчина, обращая свой взор обратно на ночной пейзаж.       — Тебя что-то беспокоит? — участливо поинтересовалась Нарцисса. За совместные годы жизни она успела изучить этого скрытного волшебника вдоль и поперёк и точно знала, когда он что-то не договаривал. Это был именно такой случай.       — Ты как всегда невероятно проницательна, Цисси, — усмехнувшись, отметил мужчина. — Я думаю о том, не будет ли больше вреда, чем пользы от такого тесного общения нашего сына с мисс Грейнджер.       Женщина фыркнула и поставила чашку на блюдце, пристально глядя на своего мужа. Совсем недавно он сам говорил о том, что Гермиона неплохо подходит их сыну, что она способна справится с его сложным характером, вместе с ней в мониторной болел за развитие их отношений, и что теперь? Нельзя было сказать, что она сама не размышляла по этому поводу, но из раза в раз она отбрасывала эти мысли, особенно когда видела через экраны мониторов, как Драко смотрит на Гермиону, как она на него влияет. Ко всему прочему, каким бы странным это не казалось в силу приписываемых их семье предрассудков, эта девушка действительно вызвала у неё симпатию, и Нарцисса считала, что она может составить хорошую партию. Её абсолютно не смущала разница социальных положений и воспитания — последние представители семьи Блэк в лице её сестры Андромеды и покинувшего их Сириуса доказали, что это в действительности не имеет никакого значения, если речь идёт о счастье.       — Почему тебя вообще посетили такие мысли?       — Потому что проект подходит к концу и их пути вскоре разойдутся, Цисси. Он слишком привязался к этой девушке. Да, сначала план с романтической линией казался действительно хорошей идеей, но для Драко это не игра. Сегодняшний вечер показал, что он относится к своему выбору вполне серьёзно и это может выйти боком нам всем и ему в частности.       — Мне казалось, Гермиона пришлась тебе по душе. Более того, ты сам сказал, что этот проект — последнее твоё вмешательство в его личную жизнь, — с лёгким укором в голосе проговорила женщина, намекая на то, что он вновь пытался решить всё за сына, не считаясь с его чувствами.       — Моё решение не изменилось, — твёрдо сказал Люциус, бросая на жену короткий взгляд, — И да, мисс Грейнджер действительно не так уж плоха. Дело совсем в другом.       — В чём же тогда? Прекрати говорить загадками. Ты прекрасно знаешь, что я этого терпеть не могу! — начинала раздражаться женщина.       — Он выбрал её, Цисси. Выбрал Амалию, девушку, которая не существует. Не мисс Грейнджер!       — Ты смотришь слишком поверхностно, Люциус, — ответила Нарцисса, касаясь губами фарфоровой чашки и делая глоток чая, не прерывая зрительного контакта с мужчиной. — Я не вижу в этом никакой проблемы.       — Не можешь терпеть, когда другие говорят загадками и сама же поступаешь точно так же, — возмущённо сказал волшебник, закатывая глаза. — Женщины…       — Они смогут встретиться после того, как закончится проект, дорогой, и возможно, их чувства вспыхнут снова.       — После проекта, — со смешком проговорил Малфой-старший, качая головой. — Хорошо, допустим, Драко устроит такая замена и что дальше? Как ты себе это представляешь? Думаешь, мисс Грейнджер сможет вступить в серьёзные отношения с ним и при этом сохранить в тайне всё это? — спросил мужчина, обводя пространство вокруг себя свободной рукой. — Ложь разрушит их отношения ещё до их начала, Цисси. Более того, мы говорим о Гермионе Грейнджер.       — Что ты имеешь в виду? — выгибая бровь, спросила Нарцисса, не понимая, к чему клонит её супруг.       — Эта волшебница едва ли не олицетворение честности. Она не сможет держать язык за зубами. И когда всё раскроется, пострадают все. Без исключений. В особенности Драко.       Взгляд Нарциссы устремился туда, куда смотрел муж. Чернота за окном теперь не казалась такой таинственно прекрасной: она давила, проникала во все уголки души, гася слабый свет надежды, что теплился там до этого момента. Люциус, вероятно, был прав, и эти мысли тяжестью ложились на грудь женщины. Правда могла оказаться губительной, и она совершенно не подумала о том, что ждёт их дальше, за пределами Лощины ведьм. Они продумали многое, но далеко не всё, как оказалось.       Когда-то давно Абраксас Малфой сказал, что весь их род всегда был верен только семье, прочее второстепенно и сменяемо в этом мире, все остальные — лишь пешки на пути к получению выгоды для великого знатного рода Малфоев. Только семья является постоянной неизменной величиной, достойной преданности. И мужчины этого рода выбирали себе жён раз и навсегда, не смотря больше ни на кого другого до самой смерти.       Нарцисса никогда не верила в такую романтичную особенность этой семьи, но, глядя на сына, невольно начинала верить, что слова отца Люциуса могли быть правдой. Она не могла сказать, что их сын был серьёзен и избирателен в выборе девушек, скорее, наоборот, но вот только он не подпускал ни одну из них близко и никогда не знакомил с семьёй. Сейчас же всё было совершенно иначе, и женщина невольно задумалась о том, что ждёт их дальше. Как выйти из всего того, что они заварили, и не потерять единственного сына? Несмотря на кажущуюся безвыходность сложившейся ситуации, Нарцисса не собиралась так просто сдаваться — она обещала самой себе, что больше не станет опускать руки, и верила, что обязательно найдёт выход.       Поистине, благими намерениями вымощена дорога в ад и в этом аду у них с Люциусом будет отдельный котёл.

***

      Праздник Летнего солнцестояния подошёл к концу. Все подневольные волшебники успели разойтись, разбившись на пары или небольшие компании, продолжая напевать песни и не желая заканчивать этот весёлый вечер. Лишь одна ведьма под шумок отбилась от основной массы людей, оставшись незамеченной. Она направилась к дальней части берега, где раскинулся величавый старый дуб, у которого в будние дни собирались те, кто не мог дождаться субботы — дня, в который открывали купальню. После шума, танцев и бесконечных разговоров хотелось немного побыть в одиночестве и насладиться тишиной там, где не было бы ни людей, ни камер.       Гермиона присела на большой, торчащий из земли корень дерева, наблюдая за тем, как Трэвор и Мэри утягивали за собой Драко в сторону поместья, и с каждой секундой их фигуры становились всё меньше и меньше, пока вовсе не скрылись за верхушкой обрыва. Оставшись наедине с собой, Грейнджер выдохнула, спускаясь на влажную прохладную землю, укутанную травой, притягивая к себе колени и обнимая их руками. До рассвета было ещё далеко, ночь только разгулялась, находясь на своём пике. На берегу догорали факелы, свет которых едва дотягивался сюда и постепенно становился всё тусклее и тусклее, пока и вовсе не исчез, погружая песчаный берег, где проходил праздник, в темноту. Теперь единственным источником света здесь была луна, холодный свет которой отражался в реке вместе с мириадами далёких звёзд. Вид, на который можно было смотреть вечно, рассматривая каждую бусерину-звёздочку по отдельности и складывая их между собой в созвездия.       Гермиона откинулась назад, ложась на землю и глядя в черноту неба, на котором, словно россыпь бриллиантов, сверкали крошечные точки. Свет некоторых из них шёл до Земли целых две тысячи световых лет — именно такое расстояние доступно для невооруженного глаза, если верить магловским учёным. Это всегда казалось ей таким странным и сложным для осознания. Ведь всё, что мы видим на ночном небе — это, можно сказать, далёкое прошлое… Некоторые из звёзд, возможно, уже потухли, прекратив своё существование, а их свет всё ещё здесь и продолжает радовать людей даже после своей гибели.       Взгляд Грейнджер зацепился за полярную звезду, входящую в созвездие Малой Медведицы, скользнул ниже к Большой Медведице и застыл между ними ровно там, где раскинуло свой хвост созвездие Дракона. Девушка протянула руку к небу, водя пальцами по очертаниям волшебного существа, навечно застывшего на просторах чёрного покрывала Вселенной. В детстве родители читали ей сказки, в которых непременно были драконы и принцессы, и маленькая Гермиона восторженно рассматривала красочные иллюстрации с этими великолепными мифическими созданиями, которые вызывали трепет и страх одновременно. Во всей маггловской литературе они описывались как невероятные собственники, падкие на золото и драгоценности, а также на юных дев, отличающихся скромностью и чистотой помыслов.       Позже она узнала, что не всё волшебное в этом мире — выдумка, и драконы оказались вполне себе реальными, только вот ни грамма романтики из детских сказок и женских романов в них не было. Единственным попаданием было то, что они невероятно опасны и извергают пламя. Но даже это не остановило их с друзьями во время проникновения в хранилище Беллатрисы Лестрейндж, находящемся в Гринготтсе, откуда они сбежали верхом на Украинском железнобрюхом драконе. После этого она зареклась связываться с этими созданиями и до сих пор держала своё слово. Ведь человек, названный в честь созвездия Дракона, не является им на самом деле, правда? Хотя, если хорошенько приглядеться, можно найти в характере Драко те черты из романов, присущие этим огромным летающим огнедышащим ящерам.       Гермиона не относила себя к девушкам, которые обожали романтизировать всё на своём пути, она ценила поступки и смотрела на вещи с точки зрения рационализма, но как ни крути, всё же являлась представительницей так называемого слабого пола, хоть и не приемлила этого словосочетания в свою сторону. Она отказывалась мириться с тем, что женщины уступали мужчинам хоть в чём-то, и стремилась доказать обратное, но иногда всё же сдавалась на волю эмоций. Вот и теперь волшебница прокручивала в голове, словно киноплёнку, самые яркие воспоминания этого дня, которые вне всяких сомнений будет бережно хранить в своём сердце. Особенно тот момент, когда Драко вышел из реки с её венком, с этой коронной косой ухмылкой, которая, драккл его раздери, чертовски ему шла, и как только она раньше этого не замечала? Как вообще так вышло, что этот мужчина, с которым они взаимно игнорировали существование друг друга, теперь занимал все её мысли? В какой момент она потеряла бдительность?       Тёплый порыв ветра нежно огладил обнажённые плечи, играя с каштановыми локонами. Он подхватил и перекинул несколько крупных прядей на лицо, которые Гермиона тут же заправила обратно и посмотрела на свою руку, перепачканную золой.       «После такого праздника вряд ли кто-то дождётся субботы», — подумалось ей.       Грейнджер села, рассматривая себя в свете луны и находя всё новые и новые тёмные пятна на коже и белоснежном наряде — искупаться было бы явно не лишним. Она подхватила двумя пальцами несколько прядей и поднесла их к носу, глубоко втягивая воздух.       «Ну конечно», — про себя ворчала ведьма. Волосы пахли дымом костра, что было вполне ожидаемо. Воровато осмотревшись и ещё раз убедившись, что поблизости никого нет, она поднялась, отряхивая юбку некогда белого платья и оставив на траве обувь, подошла к реке. Спокойная зеркальная гладь манила скорее окунуться прямиком к звёздам, что отражались на поверхности воды, и девушка не стала бороться с этим своим желанием.       Ступни почти бесшумно коснулись кромки реки, которая за прошедший день успела нагреться под палящими лучами солнца. По телу моментально разлилась блаженная нега, даря уставшим ногам такое долгожданное расслабление. Гермиона сделала несколько шагов, заходя глубже. Ступни вязли в мягком, скользком иле, подол платья намок и потяжелел, вдоль позвоночника пробежала стайка мурашек. Удовлетворённо прикрыв глаза, она продолжила движение и остановилась, лишь когда зашла по пояс. Грейнджер оттерла чёрное пятно с руки и зачерпнула ладонями воду, в которой отражалась луна, будто ведьма только что совершила невозможное и поймала её в свои руки.       Девушка умыла лицо, и где-то позади раздался негромкий плеск воды, сигнализирующий о том, что кто-то нарушил её уединение. Обернувшись, она удивлённо выгнула брови. На расстоянии вытянутой руки стоял Драко. Как назло, на нём опять не было рубашки и вряд ли это было обыкновенным совпадением. Гермиона отметила, что он снова пользуется этим запрещённым приёмом, ведь наверняка знал, какое впечатление этим производит, просто не мог не знать. Волшебница попыталась сконцентрироваться на чём угодно, лишь бы не пялиться на рельефный торс, к которому так и хотелось прикоснуться, обвести пальцами каждую выступающую мышцу и…       — Не ожидал найти тебя здесь, — сказал Малфой, прерывая судорожные метания в разуме Грейнджер.       — Не ожидала, что ты найдёшь меня здесь, — невпопад ответила она, растерявшись и быстро хлопая ресницами.       — Ты ждала кого-то другого, нимфа? — спросил он, и по его губам пробежала тень улыбки.       — Нет, вовсе нет. Я не это имела в виду, — поспешила оправдаться Грейнджер, пока Драко делал последние пару шагов в её сторону, окончательно сокращая спасительное для Гермионы расстояние между ними.       — Не думала, что я стану искать тебя? — догадался мужчина и протянул руку к её волосам, доставая несколько запутавшихся в них небольших беленьких цветков. — Если предположить, что сегодняшние гадания действительно правдивы, то как же я мог не пойти на поиски той, с которой мне суждено провести долгую счастливую жизнь?       Гермиона тихонько фыркнула. Для неё всё это было скорее развлечением, нежели реальным способом заглянуть в будущее. Несомненно, поступок Малфоя был невероятно романтичным и растопил даже её привередливое сердце, но она продолжала относиться к любого рода прорицаниям скептично. Мужчина раскрыл ладонь, на которой лежали цветы, что он достал из её локонов.       — Что значили цветы в твоём венке?       — Ты так уверен, что я выбирала их по значению? — спросила девушка, взяла с его ладони один из цветков и покрутила между пальцами.       — Более чем. Ты ничего не делаешь просто так, во всех твоих действиях всегда есть какой-то смысл. Если я узнал тебя достаточно и не ошибаюсь на твой счёт, уверен, что и венок ты собирала с таким же основательным подходом.       «Ты чертовски прав… Но при этом ты всё равно ошибаешься на мой счёт, Драко Малфой», — подумала Грейнджер с досадой.       — Незабудки… символ верности и постоянства, — сказала она, глядя на белые крошечные лепестки цветка в своей руке. — Тысячелистник — символ свободы и непокорности, а хмель — острого и гибкого ума.       Мужчина уже открыто улыбался, смотря на девушку, что перечисляла значения цветов из своего венка. Он не ошибся: она действительно вложила определённый смысл, этот венок фактически был её собственным отражением, облечённым в форму цветов.       — Там был ещё любисток. Что значит он?       — Преданность и… любовь, — ответила Гермиона, поднимая глаза на мужчину и сталкиваясь с ним взглядом.       Между ними повисла тишина, а воздух в этот короткий миг словно наэлектризовался. Оба чувствовали это необычное напряжение, и даже тот факт, что они стояли в этот момент по пояс в воде, совершенно не помогал прийти в чувства. В голове Грейнджер развернулась самая настоящая военная тревога, сообщающая о надвигающейся опасности, но она будто совершенно не слышала голос разума или просто не хотела слышать, наверное, впервые в жизни. Слишком много «впервые» произошло за последние месяцы с ней здесь, рядом с этим мужчиной, и это было удивительно, словно ведьма до сегодняшнего дня существовала на автомате, не чувствуя истинного вкуса жизни. Она набрала в лёгкие побольше воздуха, будто собираясь сказать что-то, но вместо этого шумно выдохнула и закусила нижнюю губу, сдерживая свой порыв.       — Помнишь наши обещания? Тебе стоит лишь попросить, нимфа, — напомнил Малфой, словно он точно знал, что творилось в мыслях девушки, и как самый настоящий змей, искушал её сдаться на волю судьбе и отдать своё сердце в его сильные руки.       — Поцелуй меня, Драко, — тихо, словно боясь спугнуть, пролепетала Гермиона, принимая свою капитуляцию.       Ей не нужно было повторять дважды. Эта просьба в сочетании с его именем, слетевшая с её губ, сработала, как спусковой механизм. Малфой лишь ухмыльнулся и моментально накрыл её губы своими. Он не спеша коснулся её языком и почувствовал, как она замерла на долю секунды, а затем пухлые губы приоткрылись, впуская его. Руки Грейнджер обвили шею мужчины, притягивая к себе. Но и этого ей было мало. Хотелось ближе. Сильнее. Больше. Словно чувствуя желание девушки, Драко схватил её за бедро под водой и, закинув его на себя, скользнул рукой чуть выше, но всё ещё не достаточно, разжигая пожар в девичьей груди. Этот поцелуй совершенно не был похож на тот, прошлый. Он уже не был таким осторожным и изучающим, да и они оба были словно совсем другими людьми. Ими управляла концентрированная страсть, текущая по вскипающим венам и застилающая глаза пеленой, сквозь которую они видели лишь друг друга.       Малфой подхватил Гермиону за бедра и она моментально обхватила его обеими ногами, крепче держась руками за шею. От соприкосновения обнажённых тел девушка тихо застонала сквозь поцелуй, сильнее распаляя в нём желание обладать ей полностью и забыть про свой невероятно глупый и наивный план не торопить события. Драко запустил одну руку в спутанные волосы Грейнджер и, разрывая поцелуй, потянул их вниз. Она податливо прогнулась, запрокидывая голову назад и открывая доступ к тонкой длинной шее. Он слегка прикусил нежную кожу, после чего провёл языком по оставшемуся, едва заметному следу от зубов. Где-то внизу живота завязывался тугой узел, пульсирующий и требующий продолжения.       Мокрое платье противно липло к телу, повторяя все его изгибы, сковывало движения и, несмотря на всю свою несомненную красоту, казалось обузой в сложившихся обстоятельствах. Недолго думая, Драко понёс Гермиону в сторону дерева, переступая венок и рубашку, что бросил на траве. В считанные минуты ноги девушки коснулись земли и она оказалась прижата спиной к стволу дуба крепкой мужской грудью, которая часто вздымалась от тяжёлого дыхания и зашкаливающего пульса. Вне всяких сомнений он хотел её, неистово и дико; как путник, шедший несколько дней в пустыне, жаждал воды, так и он желал эту ведьму. Хотел, чтобы она принадлежала только ему и никому больше, навсегда. Малфой не помнил ни одной девушки, которую хотел бы сильнее, и эта своеобразная, внезапно обнаружившаяся одержимость пугала даже его самого.       Грейнджер посмотрела из-под полуприкрытых век в потемневшие глаза Малфоя. В тусклом свете луны можно было заметить, что зрачки закрыли чуть ли не всю поверхность радужки, делая их обманчиво чёрными. Чёрт побери, как же это отражало всю его суть от начала и до конца, невероятная символичность. Таким, как сейчас, она не видела его никогда, и стоит признать: то, что она лицезрела, ей нравилось и чертовски возбуждало, пробуждая демонов, скрытых в самых потаённых уголках её сознания, о существовании которых она и сама раньше не подозревала.       Летний ночной ветер больше не казался таким уж тёплым, и каждое его дуновение вызывало у обоих мелкие мурашки. Грейнджер слегка повела плечами, и верх платья, оставшийся сухим, с одной стороны сполз вниз от тяжести мокрой юбки, практически обнажая грудь. Драко, словно сменив настрой, замедлился — его рука обвела нежную кожу над выступающим сквозь ткань соском, он повёл вверх к плечу, и волшебница прикрыла глаза, затылком прислоняясь к коре. Ладонь начала спускаться вниз по руке, к той части, на которой продолжало держаться платье, и замерла. Гермиона открыла глаза, чтобы понять, почему эта сладкая пытка внезапно прекратилась, и увидела, что Малфой пристально смотрит на неё, словно дикий зверь перед броском.       — Лучше бы тебе остановить меня сейчас, нимфа, пока ещё не слишком поздно, — сиплым голосом тихо сказал мужчина, пожирая её глазами.       «Уже слишком поздно, Драко…» — подумала Грейнджер и оттолкнулась лопатками о ствол дерева, опуская руки вниз. Платье упало к её ногам, и теперь она стояла здесь, под этим дубом, совершенно обнажённая перед Драко Малфоем. Абсолютнейший абсурд, кому скажи — не поверят.       Мужчина шумно выдохнул, на лице заиграли желваки, и он резко прижал девушку к дереву, покрывая поцелуями её шею, плечи и грудь, спускаясь всё ниже и ниже, опаляя огнём каждый участок её тела, сжигая её дотла. Она пыталась запомнить всё до мельчайших подробностей: его руки, прикосновения, горячее дыхание на своей коже — отдалённо осознавая, что скоро всё это кончится и он исчезнет из её жизни. Ей нечего было больше терять, и она жаждала их сближения, наслаждалась им, впитывала в себя досуха.       Рот Гермионы приоткрылся, будто весь воздух выкачали из лёгких, и теперь ей катастрофически не хватало кислорода. Она задыхалась в этом губительном блаженстве. Тонкие пальчики успели лишь судорожно пробежаться по рельефному животу, прежде чем Малфой оказался перед ней на коленях. Коготки вцепились в широкие плечи, оставляя алые отметины на бледной коже, когда он закинул её ногу себе на плечо и его горячий язык оказался на холодной после воды коже. Девушка дрожала в его руках. Движения, сначала осторожные, поверхностные, постепенно становились более настойчивыми и глубокими. С губ девушки сорвался первый стон, разрезающий тишину, что их окружала. Всё тело Грейнджер превратилось в один сплошной оголённый нерв, натянутый до предела и жаждущий переступить эту грань удовольствия, поймать такой желанный момент разрядки. Спустя несколько минут ладонь сама собой потянулась к платиновым прядям, и пальцы, зарывшись в волосы, стиснулись в кулачок и потянули Драко чуть выше, направляя к самой чувствительной точке. Стоило ему коснуться её языком, обхватить губами и сделать несколько посасывающих движений, и она вновь застонала, запрокидывая голову и закрывая глаза. Есть только это мгновение между ними, ни посторонних мыслей, ни сожалений, ни забот, только он и она, здесь и сейчас. В ушах стучали отзвуки собственного учащённого сердцебиения и шум циркулирующей по венам крови; она словно разлетелась на тысячи крохотных осколков, чтобы спустя мгновение вновь обрести целостность. Перед закрытыми веками вспыхивали мерцающие разноцветные пятна — личный фейерверк в честь окончания вынужденного воздержания и самого быстрого достижения оргазма в её жизни от оральных ласк. Этот зверь был занесён в её личную Красную книгу как самый редко встречающийся и неуловимый вид. Ещё одно «впервые» в копилку имени Драко Малфоя.       Распахнув глаза, Гермиона убрала ногу с плеча мужчины и резко потянула его вверх, жадно целуя и чувствуя собственный вкус на его языке. Ладони мужчины скользнули по бёдрам, тонкой талии, провели по напряжённым мышцам живота и накрыли небольшие упругие полушария грудей. Пальцы внезапно сжали затвердевшие соски на грани между болью и блаженством, и она слегка прикусила губу Малфоя в отместку, чувствуя, как он ухмыляется сквозь поцелуй даже сейчас. Чёртов крышесносный мужчина, в какой момент она свернула не туда? Когда он и всё, что с ним связано, стало так волновать, будоражить сознание и вызывать такие эмоции? Это же Малфой, всего лишь Малфой, её Малфой. Как бы она хотела, чтобы он принадлежал ей, весь, до последней капли. Грейнджер подрагивающими руками потянулась к его штанам, задевая костяшками возбуждённую плоть и медленно развязав несколько завязок, потянула их вниз, пока они сами не упали, оголяя наконец и самого мужчину. Опустив взгляд карих глаз, девушка выгнула бровь.       «Неплохо, очень неплохо», — мысленно заключила она, беззастенчиво рассматривая, с чем ей придётся иметь дело, и снова закусила губу, пока Драко самодовольно наблюдал за её реакцией.       — Он не кусается, — со смешком сказал Малфой изучающей его взглядом ведьме.       — Заткнись… — с улыбкой прошептала она, крепко обхватывая своей маленькой ладошкой его член, проводя по нему несколько раз вверх-вниз, распределяя выступившую смазку по всей длине, отчего мужчина шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы, издавая едва различимый полустон.       В животе начала закручиваться дрожащая пружина, которая с каждым новым движением Гермионы затягивалась всё сильнее, вызывая волну душащего озноба вдоль позвоночника. Во рту моментально пересохло. Если дело пойдет так и дальше, то всё закончится, не успев начаться, а это не входило в его планы на ближайшие минут двадцать точно — на большее от своего организма он не рассчитывал в силу отсутствия секса в его жизни в последние месяцы. Но вопреки судорожным размышлениям, он не сдержался и сделал почти незаметное движение бёдрами вперёд, толкаясь в её плотно сжатую ладонь, и издал тихий рык.       Теперь была очередь Грейнджер смотреть на его реакцию и ухмыляться. Ей хотелось слышать, как тяжело он дышит в её хрупких руках, как сбивается его дыхание, чувствовать, как он напрягается от каждого последующего движения, как сдаётся ей в этой негласной битве. Она совершила ещё пару поступательных движений, оставляя невесомые поцелуи на чёткой линии челюсти, и собралась уже опуститься вниз, хитро и одновременно дразняще смотря в серые, потемневшие глаза, подёрнутые туманом, но вместо этого была вновь подхвачена за бёдра и грубо прижата к дереву. Стройные ноги обхватывали его талию, скрещиваясь за спиной, а руки крепко обнимали шею. Она чувствовала каждую шероховатую неровность коры, впивающейся в нежную кожу спины, оставляющую царапины где-то между лопатками, но ей было абсолютно плевать на это — волнение и желание наполняли каждую клетку её тела, затмевая все остальные ощущения. Сама виновата, в конце концов, кто в своём уме стал бы дразнить дракона в попытках его приручить?       — Ты сводишь меня с ума, — сипло выдохнул Драко ей в висок, чувствуя, как пульсирующий член коснулся её разгорячённого тела и застыл, вопреки чаяниям, растягивая мучительное ожидание, смотря на то, как Гермиона начинала тихонько хныкать от раздирающего на части предвкушения, горячей лавой растекающегося внутри.       — Я хочу тебя, — прошептала Грейнджер, касаясь припухшими от поцелуев губами его уха. Тихо. Умоляюще. Надрывно. Разрывая в клочья остатки его выдержки. И глаза, эти проклятые глаза цвета горячего шоколада смотрели на него с немой просьбой. Этот её взгляд выбивал твёрдую почву из-под его ног. Малфой тонул, безнадёжно шёл камнем ко дну.       И он вошёл в неё, глядя прямо в карие глаза. Всего один рывок, одно резкое движение и он внутри. Влажно и горячо. Невыносимо. Драко замер, запуская новый отсчёт, медленно выдыхая в попытках сдержать первобытные порывы, позволяя девушке привыкнуть к ощущениям, тогда как хотелось просто двигаться, быстро и неистово, вдалбливаясь в податливое тело, зажатое между ним и дубом. Но вместо этого он начал двигаться медленно и нежно, чувствуя, как каждая её мышца плотно сжимала его так сильно, что скручивало нутро. Гермиона продолжала смотреть на него, не отводя глаз, пытаясь разгадать его, теша себя надеждой, что сможет разобраться в этом невыносимо сложном человеке, что незаметно поселился в её сердце, разложив свои вещи и заняв все свободные полки. Она позволила чувствам взять верх над разумом, подалась ему навстречу и утонула в наслаждении, что разливалось по телу с каждым новым толчком.       Его движения становились быстрее, ощущения насыщеннее, нарастало тяжёлое напряжение, огненным шаром пульсирующее где-то внизу живота. Взгляд Гермионы опалял пламенем, полыхающим на дне расширенных зрачков, заставлял сходить с ума, впиваться пальцами в бархатную кожу разведённых ног, рвано дышать, шипя и запрокидывая голову.       — Драко… — хриплым стоном, слетевшим с её раскрытых губ, жадно хватающих воздух.       Он начал двигаться глубже, резче. Серые глаза больше не отливали холодной сталью, не для неё. Грейнджер ласково провела кончиками пальцев по шее, запоминая эмоции на лице Драко, запоминая его тёплый взгляд, ритмичное дыхание и горячие прикосновения, вызывающие трепетную дрожь. Она хотела видеть его живого, настоящего, без холодной маски, застывшей на лице, до безумия страстного и нежного одновременно. Казалось, что в ночном воздухе витала магия, окутывающая их с ног до головы, потрескивающая на кончиках пальцев, будто между ними происходило нечто большее, чем просто секс. А может, ей это просто казалось…       — Моя, — коротко, по-малфоевски, сквозь стиснутые зубы, которые грозились раскрошиться от силы сжатия, рыкнул он.       «Грейнджер», — раздалось в самом глубоком и отдалённом уголке сознания едва различимо, так, что он даже не успел осмыслить или хотя бы запомнить это.       Его губы судорожно припали к её устам. Она чувствовала, как сильнее напрягаются его мышцы, отчётливее проступая под пальцами, как постепенно его охватывает мелкая дрожь. Толчок, ещё и ещё, и она за гранью, мир закрутился, распадаясь на части, как калейдоскоп, в который она любила смотреть в детстве, наслаждаясь замысловатыми узорами, в которые складывались разноцветные осколки. Гермиона стонет, сладко, хрипло, передавая ему вибрацию звука, и содрогается всем телом, словно стряхивая так долго концентрирующееся в ней напряжение, судорожно сжимая его внутри. Несколько движений, и Драко догнал её, замирая и разрывая поцелуй. Он втянул воздух через нос и уткнулся лбом во влажное плечо девушки, которая стала нежно поглаживать платиновые пряди волос.       Они молчали, потому что самое важное было сказано их разгорячёнными телами. Им не нужны были слова, точно не сейчас. Малфой медленно поднял голову, встречаясь с Грейнджер взглядом, в котором видел гремучую смесь самых разных эмоций, среди которых, словно сверкнувшей молнией посреди черноты ночи, блеснула грусть.